Дочь зла

свобода — сказочное бремя

неразрешимо-долгой ночи

но выбор остановит время

и до рассвета он отсрочен

♫ Йовин — Сон в летнюю ночь

      На Литу солнце — самое сильное. Рассвет обладает наибольшей силой, когда новорожденное светило поднимается из-за горизонта во всем своем великолепии и величии, и лучи его способны очищать, благословлять и защищать.       Змеиный амулет скрыл Лили от посторонних глаз — она могла воспользоваться мантией-невидимкой Игнотуса, но привыкла к артефакту, который создала сама, и, кроме того, что-то не позволяло ей прибегать к силам артефакта предка того человека, который был врагом ее отца. Не из-за неприязни — из вины; когда все открылось, Лили стало ясно, почему жизнь Гарри Поттера в итоге закончилась именно так. Пророчество гласило, что ни один не может жить спокойно, пока жив другой. Волдеморт выжил. Он подавлял Гарри — и потому, что его самого защищало чужое тело, и потому, что у него родилась дочь, частично разделив с ним это проклятие. Лили стало намного легче на похоронах Поттера, после того Йоля ее магическая сила увеличилась, расцвела диковинным дьявольским цветком, ничего уже не мешало и не сдерживало… а Гарри тяготился тем, что его враг жив, пусть и не знал, что тот не погиб.       Носить Мантию Лили не позволяла совесть, но владеть ею ей ничего не мешало, поэтому Мантия Игнотуса отправилась на самое дно чемодана, завернутая в черную льняную ткань. Змеиный амулет был даже удобнее — не приходилось бояться, что что-то (например, ветка) или кто-то заденет мантию и сорвет ее.       Выйдя из замка, Лили направилась к опушке Запретного леса. Дойдя до нее, остановилась, медленно разделась, сняв и амулет — все равно здесь в такой час крайне низок был шанс оказаться замеченной. Подставилась под лучи солнца Литы — те словно ощупали тело, огладили, как нежные ладони, влили под кожу жизненные силы.       Взяв захваченный с собой флакончик, Лили открыла его, с удовольствием ощутив приятный аромат вербены. На прошлой неделе, во время восхода Сириуса, в сумерках, когда на небе не было ни луны, ни солнца, она собрала это растение, вырывая из земли левой рукой и показывая звездам. Заплатила земле кусочком медовых сот, а потом засушила вербену в полной темноте, а сок из нее выцедила, и теперь этот сок следовало нанести на тело, чем Лили и занялась. На руки, на плечи, на бедра, самое главное — на солнечное сплетение, и чтобы солнце светило прямо туда; тогда и желания сбудутся, и успех будет содействовать во всем, и интуиция усилится, и сексуальная привлекательность.       — Солнце Литы, — прошептала Лили, раскинув руки, — Великое солнце, даруй мне удачу, озари мне путь, прогони мрак с моей дороги! — и покрутилась вокруг себя. Последнее произносить она немного боялась: ритуал очищения на Имболк сработал и против нее, но Имболк — совсем не то, что Лита. Имболк — еще юный праздник, когда природа еще не проснулась, когда еще спит, проснется-родится на Остару. Имболк — светлый праздник. Лита… не темный, нет злых дней в году и Колесе Года, но в день Середины Лета творится гораздо больше магии, направленной не на защиту.       Солнечные лучи не обожгли ее, вопреки опасениям — обласкали снова, согрели, разгорячили кровь. Лили снова покрутилась вокруг себя, но так и застыла.       За ее спиной стоял Тед. Сбитый с толку, покрасневший, рыжий и такой растерянный, что ей стало смешно и перехотелось злиться.       — Лили, — быстро сказал он, — я вовсе не… черт, — Тед закрыл глаза ладонью и отвернулся. — Прости. Я не видел. Точнее, я видел, но…       — Да успокойся ты, — хохотнула она. — Мы же теперь встречаемся, разве нет? Хотя если ты за мной следишь, это обидно.       — Нет, не слежу. Я пришел собирать травы, — в доказательство Тед продемонстрировал корзинку, — На Литу они обладают самыми сильными свойствами, сама знаешь.       — Знаю, — кивнула Лили.       — Хочешь, сделаем это вместе? — предложил Тед. Волосы его уже не просто рыжели — пылали огнем. От Лили исходил невероятно приятный запах, будоражащий, кружащий голову и путающий мысли, ее тело притягивало взгляд, идеальное юное девичье тело: тонкая талия, хрупкие плечи, длинные стройные ноги, небольшая, но красивой формы грудь с розовыми сосками… Не понимая, что делает, Тед шагнул к ней, выронив корзинку на траву. Сбросил свою мантию так, что она упала рядом с мантией Лили, создав нечто вроде импровизированного покрывала. Положил ладони на плечи ведьмы, склонился к ее губам, увлекая в страстный поцелуй.       Лили ответила, но холодно — потому что нельзя было — так. Она пахла вербеной, сок еще не просох и был напитан солнцем, она просила Литу, кроме прочего, о любви, и Тед, конечно, не мог устоять. Лили так не хотела. Одно дело — посылать эротические сны, другое — заниматься сексом наяву. Это почти насилие. Это и есть насилие.       — Тед, — отстранившись, она положила ладони ему на грудь. — Не надо.       — Нет? — он непонимающе моргнул. — Я… я… я так тебя хочу…              — Черт, — с чувством выругалась Лили. — Агуаменти!       Специально — именно вербальная форма: в тот же миг их с Тедом окатило холодной водой откуда-то сверху, вода смыла вербену и наваждение. Тед встряхнул головой, отряхиваясь, как молодой пес.       — Что происходит?       — Ничего особенного, — проворчала Лили, принимаясь одеваться. — Я тебя немножко приворожила. Но не специально. Это вербена, понимаешь? Я же не знала, что здесь будет кто-то, кроме меня.       — А, — протянул Тед. — Черт, прости, я не должен был…       — Прости? — она горько усмехнулась. — Это мне следовало бы извиняться. Но на самом деле это просто совпадение. Хотя, — она провела языком по нижней губе, — если честно, мне бы хотелось заняться с тобой любовью.       Он чертовски соблазнительно выглядел без мантии, в одной белой рубашке, промокшей насквозь и облепившей мускулистое тело, и Лили была крайне разочарована, когда его невербальная магия сделала сухой одежду их обоих.       — Если честно, — сказал Тед, — мне бы тоже этого очень хотелось.       Хватит смущаться, приказал он себе. Хватит путать порядочность и трусость. Он хочет Лили, Лили хочет его. Она несовершеннолетняя? И что? Что мешает несовершеннолетним уже взрослым ученикам Хогвартса и не только Хогвартса любить друг друга? Он мужчина, и это он должен играть первую скрипку, он должен быть ведущим, не подавлять Лили, но и не перебрасывать все решения и всю ответственность на нее.       Но если бы он предложил сделать это сегодня — перешел бы ту самую тонкую грань с давлением, потому что обычно в таких ситуациях девушки соглашаются, даже если не хотят, поэтому она должна намекнуть или предложить сама.       — Говорят, ночь Литы крайне способствует любви, — произнесла Лили, стрельнув в Теда лукавым взглядом, и он воодушевился: вот и намек.       — Давай сделаем эту ночь нашей? — прошептал он, коснувшись ладонью ее щеки. В огромных зеленых глазах ведьмы отражалось его лицо. — Не из-за вербены. Я давно хочу тебя.       — И я тебя, — Лили потерлась носом о его нос. — Но Питер…       — Луна взойдет в 00:59, — прошептал Тед. — Когда мы поймем, что с Питером все в порядке, у нас будет вся оставшаяся ночь.       Они спешили, Тед это понимал. Могло случиться что-то с Питером. Лиза должна была посетить дом Люпинов и ввести сыворотку Ремусу. Теду следовало думать о работе, о пациентах, об отце — но все его мысли занимала рыжеволосая юная красавица, будто вправду приворожила. Но не приворожила. Это было его желание, он сам решил быть с ней, и к черту все.       Важнее всего была улыбка его принцессы.       — Тогда пойдем собирать травы? И заодно поищем какую-то уединенную красивую поляну, — Лили поправила прядь волос, но больше нервно, чем кокетливо. Ее воодушевляла перспектива переспать с любимым парнем, более того, в ночь летнего солнцестояния, которая благословляла всех влюбленных на счастье, но и волнительно тоже было. Первый раз мог оказаться болезненным, она могла сделать что-то не так. У Теда был опыт, но от этого Лили легче не становилось — ее невыносимо было представлять, как он целует Виктуар, раздевает, как она стонет под ним… проклятая вейла.       — Пойдем? — Тед сжал ее руку, возвращая в реальность. Его ладонь была теплой. Лили кивнула.       Какая разница, с кем он был? Она тоже целовала Луи. Сейчас они с Тедом вместе.       — Пойдем!

***

      — Прекрати дергаться, — сказала Тонкс, усевшись на диван рядом с мужем. Ремус читал — делал вид, что читает, но вряд ли разбирал хоть одну букву, и держал книгу вверх ногами. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным, но притворяться у него всегда получалось ужасно.       — Я не дергаюсь.       Закатив глаза, Нимфадора забрала книгу из его рук, перевернула и вручила обратно.       — Это во-первых. Во-вторых, с каких пор тебе интересна гепатология, причем в мире магглов?       — А? — Ремус растерянно осмотрел обложку книги. — А… это твоего отца… хм, я подумал, может, здесь будет что-то занятное… — под пристальным взглядом жены он сдался. — Да, я нервничаю. Я с пяти лет оборотень, я почти не помню себя без превращений, я почти не верю, что могу быть нормальным, и, конечно, я… встревожен.       — Боишься, — сказала Тонкс.       — Боюсь, — не стал спорить Люпин. — И ты тоже, — он дотронулся до пряди ее полностью зеленых волос. — Не нужно переживать, Дора.       — Себе это скажи, — проворчала она.       В дверь постучали, и они одновременно вскочили. Тонкс покачнулась, Люпин придержал ее за талию, привычно не дав упасть, и, неестественно расправив плечи, пошел открывать.       На пороге стояла та самая Лиза Дарлинг, подруга и коллега Тедди — симпатичная девушка с каштановыми волосами, заплетенными в простую косу. Когда она улыбнулась, на щеках проступили очаровательные ямочки.       — Здравствуйте, — сказала она. — Я целитель Дарлинг, — Лиза продемонстрировала чемоданчик в своих руках.       — Заходите, — сказал Ремус, отступая от двери.       — Может, выпьем кофе? — Нимфадора изо всех сил старалась казаться веселой. — Или вы спешите?       — Конечно, я с удовольствием, — кивнула Лиза, и обрадованная Дора умчалась заваривать напиток. Ремус проводил Лизу на кухню и помог ей сесть. Достал из холодильника шоколадное печенье и имбирные пряники.       — Я понимаю, что если скажу вам не нервничать, вы будете нервничать еще больше, — усмехнулась Лиза, приняв чашку капучино. — Но на самом деле нет причин для беспокойства. Ваш сын знает, что делает. Я лично наблюдала первого пациента, которому ввели сыворотку, и он не обратился. Конечно, немного усложняет необходимость постоянных инъекций, но это все же лучше, чем…       — Да, несомненно, лучше, — согласился Люпин. Лизе стало его жаль — взрослый мужчина, он почти дрожал и казался ребенком. Тем самым пятилетним мальчиком, которого когда-то укусил Фенрир Сивый. В нем до сих пор жил этот мальчик. В каждом живет ребенок, и внутренний ребенок Ремуса должен был быть пугливым, тревожным и нуждающимся в любви.       — Какие могут быть побочки? — деловито спросила Нимфадора, яростно перемешивая свой капучино, но так и не делая ни глотка. — Что предпринимать, чтобы их купировать? Кроме самого препарата, нужно принимать что-то вроде общеукрепляющего или седативного? Что насчет рациона питания? Какие нужно включить витамины? Делать уколы лучше перед приемом пищи или после? В какое время суток? И какая это инъекция? Внутрикожная, подкожная, внутримышечная, внутривенная, внутриартериальная, внутрикостная или парабульбарная?       — А вы хорошо разбираетесь в медицине, — не без удивления сказала Лиза.       — Мой отец — тот самый целитель Тонкс, — гордо сказала Дора. — Уверена, вы его знаете. В детстве я хотела стать похожей на него и планировала заняться колдомедициной, но уже на первом курсе Хогвартса рванула котел на Зельеварении и все пошло по одному месту.       — А что такое парабульбарная инъекция? — шепотом спросил Люпин.       — Вот сюда, — Тонкс указала на область под глазным яблоком. Ремуса передернуло.       — Жуть какая.       — Это просто внутримышечная инъекция в плечо, — успокоила его Лиза. — Когда будете готовы, скажите.       Глаза Люпина блеснули отчаянием приговоренного к смерти.              — Думаю, я уже готов. Если вы выпили свой капучино, — добавил он.       Лиза допила капучино одним глотком.       — Было очень вкусно, спасибо. Приступим? Для начала закатайте рукав… ну или так, — когда она опустила глаза, чтобы открыть чемоданчик, Ремус уже снял свитер совсем. Тонкс засмеялась.       — Только не стесняйтесь меня, — сказала Лиза. — Я врач. И я практически замужем, — набирая лекарство в шприц, она решила болтать, тем самым отвлекая супругов. — Тед приглашен на свадьбу, и если вы хотите, мы с Ричи будем очень рады видеть и вас.       — О, мы с удовольствием придем! — Тонкс хлопнула в ладоши. — Поздравляю вас, мисс Дарлинг!       — Просто Лиза, — улыбнулась она. — Хотя мне нравится моя фамилия. Когда ко мне обращаются по фамилии, не добавляя «мисс» это звучит забавно или мило, в зависимости от того, кто это говорит.       Не прекращая щебетать, она принялась обрабатывать предплечье Люпина, который побледнел чуть ли не до серости. Волосы Нимфадоры цветом напоминали молодую траву. Лиза с горечью подумала, что психолог из нее не получается — зато инъекции она делала виртуозно, не причиняя ни малейшей боли и всегда попадая в нужную точку.       — Смотрите, там синица! — вдруг воскликнула Лиза, кивком головы указав на окно, и, когда чета Люпинов синхронно посмотрела в другую сторону — сделала укол.       — Вот и все, — весело заключила она. — Почти все. Нужно сделать вам анализ крови, все для этого у меня с собой.       Анализ крови Лиза тоже умудрялась брать безболезненно. Рассмотрев образец под микроскопом, она удовлетворенно заключила:       — Вируса ликантропии не обнаружено.       — Да ладно! — вырвалось у Тонкс. — Можно посмотреть?       Лиза уступила ей место у микроскопа, позволив миссис Люпин увлеченно рассматривать капельку крови ее мужа со всех ракурсов. Ремус сел на стул — будто ноги подкосились, и повторил благоговейно, как молитву:       — Вируса ликантропии не обнаружено…       — Так что насчет побочек? — Тонкс отстранилась от микроскопа.       — Если ощутите что-то странное и тем более если почувствуете себя плохо в ближайшую неделю, обязательно скажите своему сыну, думаю, ему сообщить удобнее всего. Никакого особенного рациона не требуется. Делать инъекцию можно в любое время суток, вне зависимости от приема пищи, но в дни растущей Луны.       — Невероятно, — прошептал Ремус. — Спасибо вам, мисс Дарлинг, спасибо, вы спасли мне жизнь, вы спасли нам жизнь, вы не представляете, что вы сделали…       — И так всегда, — довольно сказала Лиза. — Изобретает лекарство Тедди, а лавры достаются мне, потому что я это самое лекарство колю. Скажете спасибо своему сыну. Ну, хорошего дня?       Тонкс побежала ее провожать, а Ремус, оставшись один на кухне, спрятал лицо в ладонях.

***

      День Литы прошел, как обычные дни, с той лишь разницей, что к выпускникам приехали родители, и для них отвели отдельные комнаты. За трапезами в Большом Зале семикурсники, готовые к выпуску, тоже сидели в окружении семьи, и Лили за завтраком оказалась между отцом и матерью. Тедди устроился за столом Хаффлпаффа рядом с Питером, но при этом словно намеренно сел так, чтобы семейство Реддлов могло его видеть. Или чтобы он мог видеть Лили.       — Вербена? — с улыбкой спросил отец, коснувшись поцелуем виска дочери. — Ты очень хорошо разбираешься в травах. Признаться, я недооценивал эту магию, а ведь природа — самый могущественный и древний источник волшебства.       — Природа и есть волшебство, — сказала Джинни. От нее тоже пахло вербеной, и Лили не сомневалась, что ночь Литы ее родители собрались провести так же, как и она.       — Пап, — шепотом спросила рыжая ведьма, — а каким был Хогвартс, когда ты здесь учился?       — Оглохни, — шепнула Джинни, создав у соседей по столу в ушах белый шум при попытке их подслушать. Том благодарно кивнул жене. Лили устыдилась своего несвоевременного вопроса, но лишь на миг, не более.       — Когда я здесь учился, — начал Волдеморт, — Боюсь, тогда Хогвартс был не самым уютным местом. Тогда весь земной шар был не самым уютным местом. На следующий же год после того, как я поступил на первый курс, разразилась Вторая Мировая война. В тот же день, как все ученики приехали в школу. Чьи-то родители пошли защищать страну. Еще спустя год Лондон бомбили, хуже всего пришлось на рождественские каникулы. Но еще хуже — в тысяча девятьсот сорок четвертом. Как раз начались летние каникулы, и мне пришлось вернуться в приют, — на лицо отца набежала тень. — Они били по Лондону ФАУ-1 и ФАУ-2. Разрушения… погибшие… прямо на улицах… кровь, взрывы… от Авада Кедавра человек умирает быстро, даже не успев ничего понять. Снаряды же… раненые магглы умирали не сразу. Я видел… много, — он провел ладонью по лицу, будто снимая паутину. — Нет, я видел все.       В сорок четвертом, отметила Лили. В сорок третьем, годом раньше, Волдеморт сам стал убийцей, тогда он открыл Тайную Комнату и погибла Миртл, а через месяц Том собственными руками убил маггла-отца и его родителей. Но в сороковом Лондон тоже накрывали бомбардировки.       Возможно, поэтому ее отец стал ненавидеть магглов? Не маги развязали войну, которая охватила весь земной шар. Либо Лили очень-очень хотела найти папе оправдание.       — Черчилль говорил, что мы будем сражаться на морях и океанах, на пляжах, в полях и на улицах, но никогда не сдадимся и отстоим наш остров. К слову, он был магом и закончил Рейвенкло. А еще тогда был дефицит, даже в магическом мире, поскольку еду нельзя создать с помощью Трансфигурации, и мы не то чтобы голодали, но и роскошеств на наших столах не было. Продукты выдавали по карточкам — в Хогвартсе, конечно же, нет, но даже домовики не приготовят пищу из ничего. Я ненавидел те времена, — признался Том. — Может, поговорим о чем-то более веселом?       Ничего против Лили не имела — и так по спине бежали мурашки, стоило представить себе все, описываемое отцом.       — Какие предметы тебе нравились? — продолжила она нарочито весело. — Какую ты любил музыку? Ты ходил смотреть матчи по квиддичу? Ты отбывал наказания? У тебя была девушка?       На последнем вопросе Джинни громко фыркнула.       — У меня никого не было, — отрезал Том. — Никакой девушки. Я не умел любить. Что до предметов — думаю, ты не удивишься, если я скажу, что мне нравилась Защита от Темных Искусств, как ни парадоксально. А еще — Чары и Зельеварение. И я, — он понизил голос до шепота, — ненадолго брал курс Маггловедения.       — Что? — ахнула Лили.       — Я хотел попытаться понять, что у них в голове. Я думал, нам расскажут, насколько они отсталые и примитивные по сравнению с волшебниками, я ожидал увидеть образ, недалеко ушедший от австралопитека, но был горько разочарован. И все же решил дать предмету еще один шанс, так как профессор вел его интересно. На втором уроке мы изучали маггловскую историю. Один из периодов истории Европы. Времена инквизиции.       Глаза отца потемнели. Лили поежилась от выражения его лица.       — Магглы, невинные овечки, которые так жестоко страдали от действий Гриндевальда и потом… от Сама-знаешь-кого… Те самые магглы, которые убивали друг друга пулями и бомбами… Они жгли магов на кострах, женщин и мужчин, обвиняли их в связи с дьяволом, но дьяволом были сами, когда решали, кто достоин жить, а кто нет. Сейчас говорят, они эволюционировали, некоторые сами стали считать себя магами, начали восхищаться магией и чуть ли не обожествлять ее, но я уверен, если бы Статут о Секретности кто-то нарушил, по всей Европе, по всему миру снова бы горели костры. Мы были вынуждены прятаться, как крысы в норах — просто чтобы выжить. Мы, хотя мы намного сильнее, были вынуждены подчиниться и играть по правилам слабого тупого стада!       «Они изнасиловали ее», — вспомнила Лили горький тон Салазара, рассказывающего о своей любимой сестре. Но это было давно… и все же они вправду прятались…       Лучше пока было не ломать себе голову. Том решил так же, переведя тему:       — Зато, снова не поверишь, но мне нравился квиддич. Сам я не играл, но любил смотреть, и меня искренне радовали победы Слизерина, а они были частыми. Редко когда Кубок школы доставался не нашему факультету.       — Я изменила эту традицию, — фыркнула Джинни. — Хотя вклад Гарри тоже был ценным. От ловца зависит многое, а у него был талант… Но ты, Лили, его превзошла.       — И снова переломила ситуацию в пользу Слизерина, — гордо улыбнулся Том.       Знал бы он, что Лили опекает сам Салазар… но она не хотела говорить, и чувствовала, что Салазар тоже этого не хочет. Более того, что Салазару не очень-то нравится ее отец.

***

      Обед прошел в той же семейной атмосфере. Ужин — уже под открытым небом, где все четыре стола установили на поляне, магией подвесив над ними разноцветные знамена. Преимущественно на ужин подали также блюда Литы — блины, пироги, сырные головы, все, что было похоже на солнце. Везде уже ощущалась атмосфера волшебной ночи, хотя луна и взошла позже обычного — как и говорил Тедди, уже после полуночи.       К восходу луны Лили ускользнула от родственников, включая кузин и кузенов, и вместе с Тедом и Питером спряталась подальше от чужих глаз за густыми тугими ивовыми лозами, пеленой скрывающих их, как занавесь. Питер нервничал, Тед тоже, их нервозность передалась и Лили — что, если Пит обратится? Взойдет луна и он закричит от боли, скорчится, зарыдает, захрустят кости, у него вырастет шерсть… Тед вынул часы, на которых были секунды, и Пит считал их, шевеля губами. Раз, два, три… пятнадцать… тридцать восемь…       Наконец время на часах подошло к 00:59, и Луна взошла — Питер зажмурился, как будто в ожидании удара. Тед скрестил пальцы. Лили взяла его за руку и легонько пожала.       Секунда… две… три… наконец прошло пять минут и Пит не превратился. Издав громкое восклицание, он упал на колени.       — Пит? — встревожился Тед, но маленький уже-не-оборотень поднял на него с Лили заплаканное счастливое лицо.       — Я в порядке… черт, я правда в порядке? Я в порядке! Я человек! Я не оборотень, я человек, Луна меня не зовет!       Тед крепко обнял Питера, поднимая на ноги. Отпустил — и его заключила в объятия Лили, краем мыслей удивляясь, откуда в ней взялась нежность к незнакомому мальчишке, который даже человеком до сих пор не был, но почему-то ей был симпатичен этот ребенок и она искренне радовалась за него. Когда Лили его отпустила, он весь раскраснелся от смущения.       — Не часто тебя обнимают красавицы? — улыбнулся Тед. — Еще все впереди. Ну что, беги искать папоротник? Но помни, малейшее недомогание — и звони!       Пит кивнул, все еще улыбаясь. Не убежал — ушел, чуть пошатываясь, как пьяный, но ему не было плохо — он просто пережил сильное потрясение. Тед подумал, что где-то прямо сейчас его отец переживает потрясение и облегчение гораздо большее, да и мама тоже, и, может, следовало им позвонить, но что-то ему подсказывало, что лучше их не беспокоить. Когда оба выплачутся наедине с собой, скорее всего, они выплеснут эмоции именно тем способом, который испокон веков совершался влюбленными в ночь Литы.       — Ты не передумала? — Тед заглянул в лицо Лили, ища малейшие признаки нежелания и боясь их найти, но, наоборот, ее зеленые глаза полыхали страстью, и она качнула головой.       — Тогда идем, — широко улыбнулся Тед.