Дочь зла

так любят на прощанье.

ночь нежна.

не злите мертвых,

не будите спящих.

© Наталья Николенкова

      За спиной Волдеморта захлопнулась дверь спальни — как мышеловка, и он ощутил себя провинившимся мальчишкой. Всегда яро ненавидя это чувство, он убил бы любого, кто смотрит на него свысока, и только один человек на свете имел право его отчитывать, кричать на него и оставаться после этого в живых. Оказалось, странное ранее неведомое чувство под названием «любовь» подразумевает и такое.       — Скажи мне честно, — Джинни заговорила тихо, но в тихом голосе звучали нотки назревающего крика. На дверь она наложила заклинание от подслушивания. Невольно Волдеморт перебрал в мыслях все свои вероятные прегрешения — предугадать жену он иногда не мог.       — Скажи мне честно, это ты убил Гарри?       Предугадал. Он знал, что Джинни об этом спросит, и знал, что она подумает на него — кто еще желал смерти всеобщему герою Поттеру? Но не сдержался и снова издал смешок, покачав головой.       — Нет, Джинни. Нет. Можешь спросить меня под сывороткой правды или под Империо — я этого не делал. Представляешь всю иронию? Пророчество гласило, что ни один из нас не сможет жить спокойно, пока жив другой, и один должен убить или быть убитым, и дважды — дважды! — проклятый мальчишка побеждал меня, но в итоге убил его не я, а… — Том развел руками, — он сам.       — Ужасно, — Джинни закрыла лицо руками, садясь на кровать. — Ужасно, но я ничего не чувствую. Никакого горя. Нет, мне жаль Гарри в общечеловеческом смысле, но я не хочу плакать о нем, не ощущаю никакой горечи, никакой опустошенности… Как будто умер какой-то известный киноактер или певец, и мне нравилось его творчество, но он сам — ну умер и умер, что такого, все умирают… А он был моим другом! Я даже была в него влюблена! Я ужасный человек.       Сев рядом с ней, Том обнял жену за плечи, целуя в висок. Мысленно снова улыбнулся — кто бы мог подумать, что когда-то он будет утешать свою любимую женщину из-за смерти Гарри Поттера, причем даже не от его, Тома, рук…       — Дорогая, ты не ужасный человек. Ты просто давно с ним не общалась и успела забыть о нем. И разве он стремился поддерживать с тобой общение? Да и неужели ты забыла, как жаловалась мне на первом курсе, что тебя не замечают ни Гарри, ни Рон, ни близнецы? Что тебе одиноко? Разве потом что-то изменилось? Ты дружила с Луной, и до сих пор дружишь. И с Лонгботтомом. И с Грейнджер, возможно. Тебе дороги твои братья. А Гарри отстранился от всех вас и это был его выбор.       Джинни засмеялась.       — Я выбрала идеального собеседника на тему Гарри, да?       — Я не могу быть беспристрастным, когда он дважды меня убивал, — усмехнулся Волдеморт. — И не скрою, что я рад его смерти, но ты не рада, и… И это очень странно, но я готов сочувствовать тебе. Не ему, но тебе. Это тоже любовь? Какое же многогранное чувство…       — Ты до сих пор учишься? — Джинни потерлась кончиком носа о его нос. — Я думала, что научила тебя любить. И, знаешь… Я искренне сожалею насчет смерти Гарри, но я рада, что тебе полегчало.       — Более того, — Волдеморт поцеловал ее руку. — Полегчало не только мне, но и Лили. Связь между мной с Гарри отражалась и на ней тоже, не то чтобы сильно, она не замечала тяжести на душе, но когда Гарри не стало, она заметит отсутствие этой ноши.       — Бедная девочка, — сказала Джинни. — Что с ней будет? Я боюсь за нее, Том. У нее не кровь, а коктейль Молотова.       — С ней все будет хорошо, — пообещал Волдеморт. — С ней обязательно все будет хорошо. Я сделаю все, чтобы ее уберечь. И «все», Джинни, это значит — действительно все.       — Но о своих планах ты снова откажешься рассказывать? — вздохнула она.       — Почему же? Я рассказывал тебе не раз. Я стану Министром Магии и буду править магической Британией.       — И это все?       — Введу новые законопроекты, — немного подумав, сказал Волдеморт. — Такие законопроекты, которые… ладно, будем честны: я собираюсь перекрыть кислород магглорожденным и частично полукровкам. Магглам — нет; их много, у них есть оружие массового поражения и мы обязаны пока что с ними считаться, но так даже лучше — править ими из тени. Наложить Империус на премьер-министра и королевскую семью, например. На ведущих ученых. На миллиардеров. Так удобнее, чем порабощать их силой. Что до магов с нечистой кровью — они будут служить нам. Я введу четкий иерархический строй, и они наконец будут на положенном им месте.       — А если они взбунтуются? — задумчиво спросила Джинни. — Если они поднимут восстание?       — Значит, надо сделать так, чтобы не подняли. Чтобы у них не было на это сил или чтобы они даже не заметили, как оказываются в рабстве. Я уже начинаю работать над этим.       — Даже не знаю, — Джинни уткнулась лицом в его плечо. Она никогда не ненавидела магглов и не считала, что магглорожденные должны быть слугами чистокровных, но и против ничего не имела — ее это не касалось. Вся ее семья и друзья были чистокровными или полукровками, любимый мужчина и дочь — тоже, она не сомневалась, что Лили полностью поддержит идеи отца, и единственное, что останавливало Джинни — боязнь возмездия.       — Доверься мне, любовь моя, — попросил Том, целуя ее глаза. — Давай будем спать. Завтра будет трудный день.

***

      Похороны Гарри Поттера — настоящего Гарри Поттера — проходили морозным январским утром в Годриковой впадине. На кладбище предварительно наложили защитные чары, чтобы никто чужой не проник на церемонию прощания — для чужих планировали устроить все завтра, похоронив закрытый гроб; иногда подобные аферы проворачивались с известными маггловскими звездами.       Снег скрипел под ботинками Лили, пока она шагала к невысокой облупившейся старой церквушке. Внутри собрались все Уизли: Молли и Флер плакали в платочек, Одри почему-то тоже — наверняка подражала свекрови и старшей невестке, потому что она не знала Гарри и у нее не было причин так его оплакивать. Анджелина мрачно поджимала губы. Близнецы были непривычно серьезными и печальными. Даже разноцветная Тонкс перекрасила волосы в черный и надела траурное платье — как ни странно, при этом она стала выглядеть истинной леди.       Гарри лежал в гробу — к нему подходили, прощались, клали рядом какие-то мелкие вещи в последний подарок. Лили тоже подошла, всматриваясь в практически незнакомое лицо — с него сняли очки и Гарри был почти неузнаваем без них. Двадцать шесть лет злоупотребления не прошли для него даром — под глазами появились мешки, щеки обвисли, уголки глаз и рта тронули морщинки.       Он был мертв, и, вдруг осознав это, Лили ощутила такое облегчение, что ей захотелось расплакаться от непонятного счастья. С чего бы — она не понимала; наверное, решила Лили, это эмоции Салазара, которые иногда он передавал ей, как через радиостанцию. Гарри убил Волдеморта, наследника Слизерина, неудивительно, что старый дух возненавидел его; да и василиска, питомца Салазара, тоже убил Гарри.       Он столько всего сделал, одержал столько побед, будучи еще школьником, он дважды пережил Авада Кедавра, и в итоге…       Лили отступила от гроба. Слушать заунывные речи священника не хотелось; она спряталась за колонной, убедилась, что никто на нее не смотрит и сжала в кулаке амулет невидимости, направившись к выходу.

***

      Пасмурный декабрь принял ее в молочные объятия тумана. Лили поежилась от сырости, обхватив себя за плечи, и медленно зашагала по дорожке, разглядывая фотографии на могилах, читая имена и даты — некая Гертруда Чедвик жила всего тридцать пять лет, Абрахам Маккормик дожил до глубокой старости в целых сто десять лет, Антония Шелби скончалась в пятьдесят один. На некоторых могилах лежали цветы, на некоторых — ничего.       Остановившись у могилы старших Поттеров, Лили всмотрелась в лица на фотографии — рыжая девушка кружилась в объятиях черноволосого мужчины в очках, они выглядели счастливыми и влюбленными, и понятия не имели, что скоро это прервется мановением руки с волшебной палочкой и Убивающим заклятием. Молодость и любовь не стали для них спасением от смерти — ни для кого это не спасение.       Мрачные мысли лезли в голову стаей мух. Лили зажмурилась и открыла глаза, прогоняя их — с чего ей переживать? Она не знала родителей Гарри Поттера. Она даже не вызывала духа Лили Эванс, но теперь задумалась — а что, если бы вызвала? Что бы та могла сказать своей тезке?       Тедди тоже вышел из церкви и остановился неподалеку от невидимой Лили. Смотрел на могилы, читал имена, или просто вглядывался в пустоту. Его обычно голубые волосы почернели, как и у Тонкс — в знак скорби, и Теду очень шел такой цвет, и очень шел строгий костюм с галстуком, и, если бы не всеобщая атмосфера горя…       Отвернувшись от Теда, Лили зашагала дальше и дальше, туда, где ее вскоре окружали только могилы. Остановилась в центре перекрестка и подняла голову вверх — с неба медленно падали снежинки, тая на ее губах.

***

      Лили со всех сторон окружала энергия мертвых. Она еще ни разу не работала с этим; спиритизм отличается от взаимодействия с мертвецами, спиритизм — общение, не больше. Некромантия — другое: страшная магия, запрещенная магия; закрыв глаза, Лили представила, как вскидывает руки, шевелит пальцами, будто играя на несуществующем пианино, и из могил поднимаются послушные ей марионетки-инферналы.       Она не знала, как это делать, но вдруг отчетливо поняла: она это может.       И ей не стало страшно. Наоборот — стало очень интересно попробовать, и остановило лишь понимание, что вокруг много лишних свидетелей.

***

      Ночью на кладбище никаких свидетелей не было — только яркие зимние звезды да совы, чьи голоса доносились из леса неподалеку. Кладбище было маггловским, находилось ближе всего к дому, да и на магическое Лили бы сунуться не решилась — рано, не хватает опыта, маги не умирают навсегда, даже если уходят, не став призраками, все равно энергетика их слишком сильна. Магглы же после смерти становятся обыкновенными куклами из мяса и костей, поэтому некромант мало чем отличается от кукловода-марионеточника.       Лили подняла воротник куртки — ночь была холодной. Холодной, но не ветреной, поэтому на улице было достаточно комфортно. Родители давно спали, никто не заметил, как невидимая ведьма пробежала во двор и аппарировала, и ни отец, ни мать, ни тем более Тедди ее действия бы не одобрили, но… но что-то внутри не унималось, требуя от Лили просто попробовать. Всего лишь попытаться, узнать, получится или нет. Возможно, это была идея Салазара, или любопытство самой Лили, или одновременно — не суть важно.       Все меры предосторожности были предприняты. Лили не взяла с собой ничего, что могла бы выронить — на кладбище ничего нельзя поднимать, чтобы не связать себя с энергией смерти, даже своя собственная упавшая вещь становится мертвой.       Она прикрепила талисман невидимости на своеобразную резинку, как варежки у ребенка, оставила рюкзак со сквозным зеркалом, мобильным телефоном и кошельком на входе, наложив на него отталкивающее взгляды заклятие, распустила волосы, избавившись от резинки, и переступила порог. Остановилась, прислушалась — крик совы не раздался. Ее впускали.       Медленно Лили пошла дальше. Сначала могилы были аккуратными, ухоженными, их посещали, и такие захоронения ведьма бы не трогала — слишком заметно и слишком грубо по отношению к живым.       В самом дальнем краю кладбища, где могилы заросли травой, Лили остановилась и принялась осматриваться — это место ей подходило.       Старика Альберта Мэддока ведьма трогать не решилась, как и старушку Пенелопу Адамс, и совсем молодую девушку, почти ее ровесницу, Реджину Майер — но взгляд Лили привлекла могила молодого парня по имени Эдгар МакДугалл. Он умер в возрасте двадцати шести лет, и потревожить его покой Лили было не так неловко, как стариков и женщин, к тому же, прямо позади надгробия росла одинокая ель — дерево мертвых, дерево, которое помогло бы ведьме притянуть нужную силу.       Встав перед могилой, Лили подняла руки, словно над незримым пианино, и пошевелила пальцами — и кончики ее пальцев поймали невидимые нити, неощутимые ни одним из пяти чувств. Получилось?       Лили вскинула руки и заиграла — это была именно игра. Она знала, какую музыку воспроизводит; как ни странно — не Бетховена, Шопена или Вагнера, не какую-то угрожающую мелодию, а «Весну» Вивальди, легкую, веселую и нежную.       Мерзлая земля пошла трещиной — вот-вот вырвется наружу покрытая струпьями кисть, как у дементора, или пожелтевшие кости с ошметками гнилого мяса, а следом выберется мертвец, и лицо его будет не лучше руки — глаза наверняка вытекли, нос отпал, щеки провалились, к тому же, черви… но почему-то мысль о виде трупа не пугала ведьму.       Ее переполняло нетерпение, как если бы она разворачивала рождественский подарок, сила бурлила внутри крутым кипятком, казалось, что она может все — поднять всех до единого покойников здесь, повести их послушную армию за собой на штурм Министерства Магии, поставить на колени всех, кто вздумает ей противостоять…       Словно ударная волна прилетела в лицо — Лили не удержалась на ногах и упала, разорвав нити энергии. Охнула больше от неожиданности, чем от боли — о боли думать было некогда: перед ней материализовался уже знакомый высокий худощавый мужчина. Тот самый призрак из сна, что предсказал ей величие.       — Не делай этого, — сказал он. Без угрозы, не пытаясь напугать — скорее устало, как учитель, которому надоело объяснять азы непонятливому ученику.       — Я сделала что-то не так? — спросила Лили. Кадм Певерелл покачал головой.       — Ты все сделала так. Ты сделала главное — ты поняла принцип. Если понадобится, ты повторишь все снова. Но у некромантии есть свои правила и своя цена: подняв мертвого, ты не сможешь так же уложить его обратно. Тебе придется убить его или сжечь, а это энергозатратно. Думаешь, за чей счет мертвец двигается? За счет того, кто его поднял! Ты питаешь инфернала своей энергией, и, уничтожив его, ты уничтожаешь собственную силу. Поэтому некромантия — крайность. Последний козырь в рукаве. К некромантии прибегают те, кто проигрывает и находится в отчаянии.       — Да, — растерянно согласилась Лили, все еще сидя на земле и глядя на Кадма снизу вверх. — Я знаю… черт, — она накрыла лицо рукой. — Я же правда все это знаю! Я читала… но все равно зачем-то сюда приперлась и все это делала…       Кадм смотрел на нее с отеческим участием.       — Конечно, ты пришла сюда и делала это. Тебя привела твоя магия. Она руководит тобой, обучает тебя, защищает — я появился здесь не потому, что сам так захотел, хотя не скрою, что присматриваю за тобой. Сам я мало что могу, но меня призвала ты. Подсознательно. Магия не хотела, чтобы ты довела ритуал до конца, магия хотела дать тебе понять, как это делать.       — Бред какой-то, — Лили провела ладонью по лицу. — Моя магия что — разумная?              — Не более, чем разумен василиск или крестраж, — улыбнулся Кадм. — Или Шляпа Годрика. В тебе слишком много магической силы, потому так и выходит, но не бойся — она не хочет обрести над тобой контроль. По сути, она и есть ты. Она перестанет руководить тобой, когда ты полностью ею овладеешь… может, встанешь? Сидеть на земле холодно, а я не могу помочь тебе подняться.       Лили встала — голова немного кружилась. Кончики пальцев покалывало. Сил аппарировать не было, сил идти — тоже; захотелось снова сесть на землю. Кадм сочувственно вздохнул.       — Это тоже цена за полученное умение. К сожалению, я и здесь не помощник.       — Ничего, я сама, — Лили сделала шаг вперед. Каждое движение давалось с трудом, но понемногу она добралась к выходу и тогда уселась на скамейку у ворот. Кадм витал рядом, взволнованно кусая губы.       — Я могу позвать кого-то, — предложил он. — Твоего отца, например.       — Не надо отца! — энергично мотнула головой Лили, о чем тут же пожалела — мир снова закружился. Кадм развел руками.       — Тогда я исчезну? Но помни, я всегда рядом, и если ты позовешь меня, я приду.       — Спасибо, — искренне поблагодарила духа ведьма. Тот галантно поклонился и растаял в морозном воздухе.

***

      Лили достала телефон и набрала Тедди — пользоваться сквозным зеркалом она пока не решалась, а благодаря смешению магии и технологий в Мунго ловила мобильная связь, а Тед как раз был на дежурстве.       — Привет, — сказала Лили.       — Надеюсь, ты не под проклятием? — он ворчал, но под ворчливым тоном пряталось беспокойство.       — Нет, я… — Лили задумалась, что можно было бы соврать. Сказать, что явилась на кладбище оживлять мертвых было не лучшей идеей. — Мне не спалось, я решила прогуляться, и мне стало плохо. Может, это анемия. Или паническая атака. Или перепад давления… Ты можешь меня забрать?       — Ты где? — спросил Тед.       — Будешь смеяться, но возле кладбища, — притворно весело ответила она. — Того, что через одну улицу.       — Ничего себе места для прогулок на ночь… Сейчас буду.       Через минуту рядом с Лили раздался хлопок аппарации и она вскрикнула от радости, увидев Тедди — даже не думала, что настолько успела соскучиться. Тед же, увидев ее, ахнул, опускаясь на колени перед ней и беря ее руки в свои.       — На тебе лица нет! Это точно не проклятие?       — Говорю же, анемия… — Лили беспомощно улыбнулась и призналась, — У меня были обильные месячные.       Ее щеки тут же залил румянец, но Теда признание ничуть не смутило — он легко пожал ее замерзшие ладони.       — Ну что ты? Забыла, что я врач? Не стесняйся. Сейчас месячных нет?       — Закончились вчера, — это не было ложью. Лили постоянно говорила Тедди полуправду — это оказалось удобнее всего, и совесть не мучила, и истину открывать не приходилось.       — Тогда все понятно. После кровопотери у тебя анемия, такое бывает, — Тед начал растирать ее пальцы. — Аппарировать с тобой или отвести домой пешком?       — Пешком, — попросила Лили. Сил на магию у нее пока что не хватало, простейшее акцио могло довести до изнеможения. Встав с помощью Тедди, она почти повисла на нем.       — Так мы будем долго добираться, — заметил Тед и легко подхватил ее на руки. Словно Лили ничего не весила. Она обхватила его за шею, вдруг почувствовав себя сказочной принцессой, которую рыцарь выносит на руках из горящего замка.       — Извини, — сказал он.       Засмеявшись, Лили уткнулась носом в его шею.       Тело Тедди было теплым, он весь был теплым, он всегда источал тепло и свет, как маленькое солнце, спустившееся на землю и принявшее мужской облик. Было так уютно качаться в колыбели его рук, пока он нес ее к дому — Лили бы согласилась вечно находиться в его объятиях среди зимней ночи, но очень скоро они оказались у особняка Бёрков.

***

      — До двери дойдешь?       — Да, — нехотя признала Лили.       Поставив ее на ноги, Тед не спешил размыкать объятия, но спустя полминуты так же нехотя отпустил.       — Ну… спокойной ночи, — тихо сказала она.       — Подожди, — попросил Тед. — Я не вручил тебе подарок на Рождество. Из головы вылетело, — виновато признал он. — Но, может, так и лучше… я хотел увидеть твои глаза, когда ты его откроешь.       С этими словами Тедди вынул из нагрудного кармана лимонного халата коробочку, в которой могло быть только кольцо. Не помолвочное, не обручальное, но даже простые кольца не дарят девушкам, к которым не испытывают сильных чувств.       — Мерлин великий, Тед! — обрадованно воскликнула Лили.       — Открой, — сказал он.       Чуть подрагивающими пальцами Лили открыла коробочку — и восторженно вздохнула. Ее глаза засияли изумрудами не хуже, чем те, что были в кольце — именно это Тедди и хотел увидеть.       — Оно великолепное! Как ты угадал, что я хотела такое украшение? Что угодно со змеей! Идеально! Спасибо!       Шагнув к Теду, Лили поцеловала его в щеку, но ее губы встретились с его губами.       Нельзя было целовать ее здесь, сейчас, вообще нельзя было пока что целовать ее, но Тедди не мог сопротивляться желанию — и не хотел. Он целовал ее горячо и ласково, поглаживая спину, держа ладонь на талии и чувствуя, как Лили прижимается близко, настолько, что он ощущает ее грудь своей даже через зимнюю одежду.

***

      — Этот щенок! — прорычал Волдеморт, наблюдая в окно за происходящим во дворе и трясясь от бессильной ярости. Он мог выйти к ним, мог отшвырнуть люпиновское отродье в сторону даже не трогая его руками, мог прикончить паршивца на месте, мог увести Лили в дом и запереть в ее комнате, но… но он не хотел ранить ее, и еще больше не хотел с ней ссориться. Совсем скоро она будет совершеннолетней, взрослой сильной ведьмой, и кроме того, что Том обожал свою дочь, он видел в ней уже не только драгоценное дитя, но и ценного союзника. Тот мир, который он хотел создать, был отчасти — или по большей части — ради нее и для нее, и она бы непременно помогла ему, но только если не засомневалась бы в нем.       Лили была подростком, подростки умеют сильно любить и так же сильно ненавидеть, и быть объектом ее ненависти Волдеморт хотел меньше всего, поэтому, как бы ни было тошно это признавать, ему придется терпеть ее увлечение и надеяться, что оно проходящее.       Что-то теплое прижалось к его спине. Джинни дохнула теплом в шею Тома, обхватив его руками за талию.       — Что там такое? — сонно спросила она.       — Лили, — коротко ответил он.       Джинни выглянула из-за плеча мужа.       — Если честно, я ожидала чего-то подобного, — сказала она. — Наша девочка много общалась с Тедди, а он старше, и, соответственно, когда она начала понимать, что ей нравятся мальчики, он был уже взрослым и привлек ее внимание. Потом взрослой стала она, и Тед не мог не влюбиться. Но первая любовь — это такое глупое чувство…       — Иногда — нет, — возразил Том.       — Иногда, но редко. К тому же, мы же переедем, когда ты станешь Министром? Лили перестанет видеться с Тедом так часто и забудет его. Может, встретит кого-то лучше. Кого-то, кто ее достоин.       — Ее никто не достоин, — сказал Волдеморт. — Но я ее знаю… она — как я. Она упрямая. Нельзя ей запрещать. И самое ужасное — ему тоже! Если он ее отвергнет, она расстроится, и за что мне его тогда убивать — за то, что любит ее или за то, что не любит?       — Не надо никого убивать, — Джинни поцеловала Тома в шею. — Пусть Лили развлекается. В ее возрасте самое время влюбляться, ходить на свидания, целоваться… Ты же хочешь дать ей все самое лучшее? У нее идеальная жизнь юной девушки. Вплоть до элемента запретной тайной любви. Ты даже не представляешь, как ее это воодушевляет и радует.       — Наверное, — сдался Волдеморт. — Пусть. Если вдруг с этим парнем что-то случится, то заранее говорю — это был не я и не кто-то, кто действовал по моему приказу.       Джинни рассмеялась.       — Ладно-ладно, алиби тебе обеспечено.       Увлекая жену к постели, Том старался не думать, что встал посмотреть в окно, ощутив, как Лили охватила энергия смерти, и что увидел вокруг нее целый клубок этой энергии. Самой Лили ничего не угрожало, но наличие клубка значило — она поднимала инферналов.       Как же быстро она растет.