Дочь зла

выйду полем в ночную метель

скажи, родная, кто я теперь?

да услышу, как завывая, мне поет ее свирель

«не по сердцу ты слабому, да не по зубам бывалому

да не по карману ты богачу, что сорит по дворам целковыми

только гордости твоей — досыта отчаяньем

да только криком в сварожью ночь

горевать приказано!»

♫ Калевала — Сварожья ночь

      — Лекарство от ликантропии, — повторил Ремус.       — Да, — Тед заранее приготовился приводить аргументы в пользу своей работы, отстаивая перед отцом ее необходимость, но Люпин не стал спорить. Кивнул в сторону кухни:       — Пойдем выпьем чаю?

***

      С чайником на плите сразу стало веселее. Ремус достал печенье, испеченное Тедди вчера, принялся перекладывать его в блюдо, стараясь, чтобы выглядело, как подача на официальное мероприятие. Теду занять руки было нечем, но как только чайник закипел, он начал заваривать чай с тщательностью ведущего чайной церемонии — лишь бы оттянуть момент серьезного разговора.       — И как идут дела? — спросил Ремус, взяв чашку.       — Сам унюхал, что так себе, — усмехнулся Тедди.       — Я унюхал волка и твою кровь, но не неудачу. К счастью, волк правда был самый обыкновенный, и раны нет, поэтому я не откусываю тебе голову и не тащу за шкирку к твоей матери, чтобы следом за мной голову тебе откусила она. А потом Андромеда. В откусывании чужих голов женщинам рода Блэк нет равных. Надеюсь, ты не будешь соваться к оборотням даже вне полнолуния.       — Ты что, выгоняешь меня из дома? -нервно хохотнул Тедди.       — Не паясничай, ты понял, о чем я. А теперь я бы хотел узнать все, и желательно в подробностях, — твердо произнес Люпин без тени улыбки. — Ты мой единственный сын, а то, над чем ты работаешь, прямо относится ко мне. Как видишь, я со всех сторон заинтересованное лицо.       — Ты прав, — виновато признал Тедди. — Я боялся, что ты будешь против, начнешь меня отговаривать, будешь волноваться и винить себя, поэтому хотел сначала изобрести вакцину, а потом прийти домой этаким героем. Вот он я, новая звезда «Ежедневного Пророка» и легенда колдомедицины, гордитесь и ужасайтесь. Но вакцина упрямо не хочет изобретаться, я уже все мозги сломал, метла мясника помогает, состав у меня готов, а как его проверить…       — Так, — сказал Ремус. — Не тарахти. Давай по порядку. Ты придумал полную чушь — в смысле, что я буду тебя отговаривать. Волноваться — да, буду, если ты дашь повод. Винить себя — тоже, опять же, если появится на то причина: большинство родителей так устроено, что всегда чувствуют свою вину за проблемы детей. А отговаривать — нет, конечно. Пока ты жив, здоров и не нарушаешь закон — делай, что тебе нравится. Кто я такой, чтобы не разрешать сыну становиться легендой?       — Ух ты, — выдохнул Тед. — Я подозревал, что у меня классные родители, но чтобы настолько?       — А ведь сколько лет уже нас знаешь, — упрекнул его Ремус. — Мог бы догадаться. Так что у тебя за проблемы с вакциной? И почему именно вакцина, а не зелье?       — Понимаешь, — повторил Тедди то, что говорил Доре, — вирус ликантропии очень похож на ВИЧ. От ВИЧ нет лекарства, но магглы изобрели лекарство, которое прекращает размножение вируса и позволяет инфицированным клеткам восстановиться. Так называемая антиретровирусная терапия. Благодаря этому зараженный человек живет гораздо дольше, а если начать лечиться сразу после заражения, то срок жизни с высокой вероятностью будет таким же, как у здорового. Но, так как ликантропия — все же не ВИЧ, и не опасна для жизни, то разработанное мной лекарство должно останавливать вирус и постепенно уничтожать его. После курса инъекций оборотничество полностью и бесследно исчезает. Магглы используют таблетки, но они как раз не надеются на выздоровление, они только затормаживают процесс… сначала я тоже думал, что придется принимать лекарство ежедневно, без перерывов… конечно, ликантропия не ВИЧ, похоже только на клеточном уровне…       Он немного опасался, что сравнение с ВИЧ покажется Ремусу обидным (что обидного, Тед понимал смутно, знал только, что магглы сторонятся ВИЧ-инфицированных) но отец слушал с живым интересом и ухом не повел на параллели с другим заболеванием. Медицинские термины выдержал с честью, даже если не понял. В нужных местах кивал и даже не пытался перебить. Тедди всегда знал, что папа — идеальный слушатель, и в который раз в этом убедился.       — И когда я собрал почти все составляющие, не хватало чего-то, что оказывало бы дополнительный целебный эффект. Лили подсказала — иглица, метла мясника, это стало последним штрихом, благодаря иглице появилась возможность победить вирус сразу, а не пить таблетки на протяжении всей жизни… но проблема в другом. Я не могу проверить опытным путем, как именно действует лекарство. Подопытные животные просто умирают, и большинство от вируса ликантропии. Поэтому я и попробовал с волком, но тоже не получилось, да я и не рассчитывал, что получится, просто отчаялся. Экспериментировать можно только на людях, а если что-то пойдет не так… Из врача я превращусь в убийцу, — помрачнел Тед.       Люпин опустил глаза. Смотрел то ли на лимон в чашке, то ли в пустоту — в бездну. Тедди всегда пугало такое выражение его лица.       — А если ввести вакцину мне? — спросил он.       — Что? — опешил Тед. — Ты с ума сошел? Даже не шути так! Ты обязательно будешь среди моей экспериментальной группы, но когда я буду точно уверен, что это никого не убьет!       — А ты будешь уверен без эксперимента на человеке? — спросил Ремус.       Нет, подумал Тедди. Невозможно проверить точное действие лекарства без участия живых людей. Живых…       — Пап, ты гений! — подпрыгнул он. — Я не пробовал работать с трупами! Их состав крови тот же, что при жизни, и…       — И где ты найдешь труп, зараженный ликантропией? — хмыкнул отец.       — Где-то найду, — упрямо нахмурился Тед. — Оборотни есть не только в Британии. Подниму международные связи. Подключу Луну! — осенило его. — Она точно что-то придумает. Надо было к ней давно обратиться, но кто ее знает, вдруг она и вакцину бы за меня изобрела… А тебе не вколю раньше срока, и не мечтай!       — Прости, — вздохнул Люпин. — Глупость ляпнул. Просто иногда эти превращения так доканывают, что хоть Убивающее в лоб пускай — это метафора, а не суицидальные настроения, — предупредил он. — Жду полнолуния, и каждый раз страшно, как в первый.       Сочувственно покивав и тем ограничившись, ибо отец не выносил жалости, Тед уставился в свою чашку.       В голове назойливой осой вертелась другая идея, не о трупах — опасная, безумная, но если не выйдет с мертвыми, то иного выхода может не остаться. Многие великие врачи прошлого поступали так же, когда работали над несуществующими до этого лекарствами — вводили их самим себе. Что может быть проще, сначала ввести вирус, потом антидот… но тогда в лучшем случае Тедди рисковал стать оборотнем. В худшем — умереть.       Умирать он готов не был, особенно понимая, что оставшиеся в живых будут плакать и горевать — родители, бабушка и дедушка, Лили… Лили. Сильнее всего жить хотелось, когда Тед думал о ней. Глупо было отрицать, что рыжая ведьма поселилась у него под кожей, запуталась в волосах ароматом любистка, горчила полынью на языке, вспоминалась на каждом шагу, даже не будучи рядом.       — Кстати, что у тебя с Лили Луной? — вдруг спросил Ремус.       — Да ничего, — осторожно ответил Тед. — А что?       — Ничего, — Люпин спрятал усмешку за глотком чая и кивнул на зеркало в углу — Тонкс держала зеркала в каждой комнате, чтобы в любой момент иметь возможность проверить изменившуюся внешность. Тедди повернул голову…       Его волосы были ярко-рыжими.

***

      Платформа 9¾ полнилась гулом голосов, звонким детским смехом и совиным уханьем. Первокурсники восторженно озирались по сторонам. Старшекурсники держались со спокойным достоинством, словно для них новый учебный год был самой обыденной вещью. Семикурсники взирали на младших с огромной высоты опыта — включая Лили, которая знала, что она заносчива, но не считала это недостатком.       У нее были все причины быть заносчивой.       Уизли провожали своих детей всей шумной рыжей толпой — удивительно, фыркнула про себя Лили, как не выдернули Чарли из Румынии? В прошлом году бабушка каким-то образом заставила прийти на вокзал и его.       Со стороны родственники выглядели абсолютно не привлекательно. Молли нацепила дурацкую шаль, вышедшую из моды лет сто назад, не позаботилась о прическе и настойчиво хлопотала вокруг детей и внуков. Артур не обращал внимания ни на кого, уткнувшись в маггловский тетрис, который недавно стал для него открытием. Одри и Перси шли за руки, как молодожены на свидании. Джордж и Анджелина, наоборот, за что-то друг на друга дулись. Фред-старший угостил пятикурсника с Гриффиндора конфетой, а когда тот покрылся грибами — глупо захохотал, прежде чем снять заклинание.       Иногда Лили стыдилась своей семьи. Иногда ей казалось, что и отец их стыдится, но тщательно это скрывает, чтобы не обижать жену. Иногда — что Джинни тоже стесняется родни.       Провожая Лили, родители старательно делали вид, что не являются частью Уизли, но не особо преуспели, ибо остановить Молли на пути к внукам было не легче, чем остановить поезд на полном ходу.       Лили стоически выдержала объятия, поцелуи, просьбы хорошо кушать, отдыхать и не получать травмы, напутствия вести себя хорошо и пожелания удачи — голос бабушки напоминал кудахтанье. Самое сложное было мило улыбаться в ответ и сдерживаться от грубостей, которые так и просились на язык, но с этим Лили тоже справилась. Кое-как попрощавшись со всем многочисленным семейством, она вспрыгнула на ступеньки «Хогвартс-Экспресса», мысленно вздыхая с облегчением — наконец-то отвязалась.       От старших родичей, но не от ровесников. Рокси выскочила, как чертик из табакерки, схватив Лили под руку.       — Идем в купе! Я нашла свободное! — затараторила она. — Уже накупила сладостей, взяла твоих любимых перечных чертиков, чур, если в шоколадной лягушке попадется Моргана — она моя!

***

      В купе, кроме Рокси и Лили, оказались Роуз и Луи — Луи поприветствовал девушек учтивым кивком. На Лили его взгляд задержался немного дольше, и смотрел он на нее более заинтересованно, словно изучая.       Ее брат Ламмаса. В отличие от большинства Уизли, Луи не только был чистокровным волшебником, но и вел себя подобающим образом — как истинный джентльмен. Красивый до неприличия, серьезный, умный — неудивительно, что у него было множество поклонниц.

***

      — Какие планы на учебный год? — спросила Рокси, вытянув ноги и потягивая тыквенный сок из трубочки.       — Какие могут быть планы, кроме Т.Р.И.Т.О.Н.? — вскинула бровь Роуз.       — Любые, — Рокси скорчила гримаску. — Но я имею в виду парней, конечно. И девушек. Признавайтесь, вам кто-то нравится? Это просто неприлично — быть красивыми и не ходить на свидания! По вам двоим, — она указала на Лили с Луи, — между прочим, половина школы сохнет!       — Так уж и половина, — Лили закатила глаза. Она знала, что популярна, но обычно в открытую за ней никто не ухаживал. Всегда что-то мешало. Парень почти начинал говорить, и либо его кто-то звал, либо он ронял то, что держал в руках, либо на него ронял половую тряпку Пивз… что угодно, что не давало пригласить Лили в Хогсмид или сделать ей комплимент. Она начинала подозревать, что это работает защита — может, мамина или папина, и была благодарна, кто бы защиту ни наложил. Никаких парней Лили не хотела — у нее был Тедди.       — Может, и не половина, я не создавала соцопрос, — легко согласилась Рокси. — Но ты многим нравишься. Не говоря уж о Луи, нашем самце вейлы.       Луи скривился.       — Я вас однажды сывороткой правды напою! — пообещала Рокси. — Неужели так жалко поделиться с сестрой?             — Кузиной, — сказала дотошная Роуз. Лили подумала, что она обиделась, потому что Рокси, упоминая о чужой красоте, ничего не сказала про нее. Роуз на самом деле была простушкой, но какая девушка признает недостатки своей внешности без досады и горечи?       — Неужели так жалко поделиться с кузиной? — драматически вздохнула Рокси.       — Мне никто не нравится, — отрезала Лили. — Я буду учиться и играть в квиддич. Сдам Т.Р.И.Т.О.Н. и разделаюсь наконец со школой.       — Именно, — поддержала ее Роуз. — Могу то же самое повторить.       — У нас не будет времени на свидания, — подал голос Луи. — Отец рассказывал, что на последнем курсе засыпал, когда ложился в постель. Еще не опускал голову на подушку, а уже спал. Учеба, квиддич, тренировки, матчи, экзамены…       — Поэтому мой отец радуется, что вовремя слинял, — усмехнулась Рокси. — И не просто вовремя, а красиво и эффектно.       — А мой радуется, что задержался в Хогвартсе на год сверх положенного, — сказала Роуз. — Но признает, что седьмой курс — это ад. Кровавый ад, как он говорит.       Лили открыла рот, чтобы сказать «а мой отец…» — и закрыла, пораженная внезапным осознанием: она ничего не знала о школьных годах папы. Только то, что он учился в Хогвартсе на Слизерине — и все. Как учился, с кем дружил, был ли влюблен, какие ему нравились предметы, а какие он терпеть не мог, играл ли в квиддич, хорошо ли ладил с профессорами, что с ним происходило во время учебы — Лили понятия не имела. Он не рассказывал, а она не спрашивала.       Странно; все как один дяди Лили обожали травить байки о своей учебе. Некоторые она слышала несколько раз, и когда Уизли собирались за одним столом, непременно вспоминали несколько случаев со школьных времен — но только не папа.       Интересно, каким он был тогда?

***

      Большой Зал встретил их шумом голосов и прекрасным закатом, созданным магией на потолке. Лили плюхнулась на скамейку за столом Слизерина. Больше всего она хотела что-то съесть и пойти спать, не слушать ни назидательные речи директрисы, ни приевшееся пение Шляпы, ни болтовню однокурсников.       Роуз и Рокси за столом Гриффиндора наблюдали, как Луи исподтишка любуется кузиной.       — Она ему нравится! — зашептала Рокси на ухо Роуз.       — Угу, — кивнула та. — Нравится. Представляешь, а если они начнут встречаться?       — Они должны начать встречаться! — заявила Рокси. — Они же будут такой чудесной парой! Роуз, давай попробуем их свести?       — Свести? — голос Роуз прозвучал совсем как у Гермионы. Но не без любопытства.       — Подтолкнуть друг к другу! — загорелась Рокси. — Помочь понять, что они прекрасно друг другу подходят! Они брат и сестра Ламмаса, так что это упрощает задачу!       — Не знаю, — Роуз колебалась. Отчасти идея казалась ей заманчивой, отчасти — глупой. — Я не умею.       — Что там уметь, — расхохоталась Рокси. — Я тебя научу. Сама бы попробовала, но вдвоем проще. Так что, согласна?       — Если не в ущерб учебе, — твердо поставила условие Роуз.       — Конечно, учеба не пострадает, — клятвенно пообещала Рокси.       — Тогда… — Роуз посмотрела на Луи. Тот, в свою очередь, наблюдал за Лили. Лили скучающе рассматривала знамя Слизерина над столом. — Согласна.

***

      Первый месяц школы пролетел почти незаметно. Все с головой нырнули в уроки, вспоминая, как выживать, когда нагружен тонной домашних заданий, тренировками по квиддичу и занятиями в клубах, заодно уделяя время сну, еде и общению с друзьями, и все успешно справились, начиная не только умирать от усталости, но и наслаждаться жизнью. К наступлению Мабона все вошли в привычную колею, а девушки начали расцветать не хуже, чем весной — Мабон — женское время. Женский праздник. Время гаданий, время подвести итоги года, поблагодарить природу за урожай, собранный в Лугнасад, и попросить заступничества перед наступлением зимы.

***

      У Лили был свой алтарь в Хогвартсе — не такой, как дома, намного меньше. Переносной. Благодаря пологам на кровати она могла проводить ритуалы незаметно для соседок, но все равно старалась выбрать момент, когда в спальне никого не было, чтобы не отвлекли ее в самый важный момент. Магия требует концентрации и не переносит отвлечения, магия ревнива и мстительна — утратишь контроль на миг, и ничего не получится. Или получится не так, как задумано.       Франческа Пьюси ушла на свидание со своим очередным кавалером; счет ее парням Лили потеряла, сбившись на пятом (или все же шестом?). Сара Хью была в библиотеке и намеревалась пробыть там как минимум до отбоя. У Хейзел Забини была встреча кружка магических шахмат.       Ни с одной из своих соседок Лили не дружила, и ни одна ей не нравилась, что было полностью взаимно. Они считали Лили выскочкой. Она считала Франческу вертихвосткой, Сару — синим чулком, а Хейзел — ограниченной скучной занудой.       Можно было уйти из спальни и проделать тот же ритуал подальше от чужих глаз где-то в лесу или на Астрономической башне, или в любом месте Хогвартса, где ее бы не потревожили, но магию усиливала женская энергия, а больше всего этой энергии было здесь. Ярко ощутимой и четкой.       Для гадания — то, что нужно.       Скрестив ноги, Лили положила на колени тонкий сборник стихов По в пересказе для детей. Формат книги намного превышал альбомный лист, обложка была твердой, и получалась прекрасная подставка — вдобавок она любила По, а книгу подарил ей отец, когда Лили впервые поехала в Хогвартс, подчеркнув, что По был магом. Так как книга больше предназначалась для того, чтобы любоваться ею, чем зачитывать до дыр, а Лили, заучив наизусть все стихотворения, приобрела «взрослый» вариант, выглядел сборник По совсем новеньким.       Вместо свечи Лили зажгла волшебную палочку. Прошлый ритуал сработал — она вправду начала творить магию сильнее, чем раньше, и заодно сделала палочку намного ближе к себе. Словно добавила пятую конечность.       Она неторопливо разложила на алтаре дары осени: кусочек хлеба, гроздь винограда, яблоко и свою ленту Ламмаса. Хоть связывала ее лента и не с Тедди, все же обладала известной магической силой. Отломив одну виноградину от грозди, съела ее, неторопливо прожевав и наслаждаясь вкусом наполнившего рот сладкого сока — виноград придал бы ее магии еще больше силы.       Следом Лили достала руны, которым доверяла больше, чем картам — их магия была древнее и потому сильнее. Лили сама вырезала эти руны из ясеня, без помощи магии, руками. Несколько раз порезалась и занозила пальцы, но так было даже лучше — кровь ведьмы усилила их. Руны говорили ей правду, но взамен Лили прибегала к их помощи лишь несколько раз в год, кроме чрезвычайных ситуаций, которых пока не происходило, и Мабон был именно тем временем, когда руны не просто соглашались заговорить, но и сами хотели открыть хозяйке правду о ней и об окружающем ее мире.       Проведя ладонями над деревянными квадратиками, Лили ощутила тепло. Провела еще раз, прислушалась к себе, ища среди рун единственно верную, и пока не задавая вопросов — первое гадание — не ответ, а совет. Подсказка, как стоит вести себя, а в какой ситуации — догадаться нужно самой.       В руку кольнуло подобием удара электричества. Лили взяла руну, перевернула и ахнула — Уруз! Уруз, руна тура! Руна власти! Прямая, не перевернутая! Символ неудержимого пламени, энергия в чистом виде! Только что судьба буквально пообещала юной ведьме огромные перемены, и перемены к лучшему и сказала ей, что у нее есть все, чтобы добиться успеха… невольно вспомнилось «в ночь Самайна ты узнаешь все». В ночь Самайна… Может, Уруз намекает на это?       Лили сжала руну в ладошке. После гадания — спрячет, будет носить с собой во внутреннем кармане мантии поближе к сердцу, а пока, хотя она и узнала самое важное, завершать сеанс было неправильно, да и у нее еще остались вопросы.       Вновь проведя ладонью над рунами, Лили зажмурилась. Представила, как ее душа обретает размеры больше физического тела, поднимается выше, к небу, к космосу, неважно, кто там обитает — божества или планеты. Спросила у мироздания то, что спрашивали миллионы ведьм до нее и спросят после нее, то, на что мироздание наверняка снисходительно улыбнулось — чего еще ждать от шестнадцатилетней девушки.       «Он меня любит?»       У Лили не было твердой уверенности. Виктуар говорила, что волосы Теда рыжеют, но сам Тед не выглядел влюбленным; сравнивать Лили было не с чем, как ведут себя влюбленные, она представляла смутно, а то, что он думал о ней — если думал о ней — вполне логично после посланного ему сновидения, которое Тедди считал своим, что бы в нем ни произошло.       Ощутив укол, она взяла следующую руну — и поразилась собственному везению. На Лили весело взирала Соулу, руна солнца, одна из самых благоприятных — и вновь прямая. Руна обещала теплые и светлые чувства, которые раскрыли бы Лили не только как женщину, но и как личность, чего она и хотела, на иные отношения бы ни за что не согласилась. Единственный подвох: Соулу могла означать как вечную нерушимую любовь, так и кратковременный яркий роман, но зависело это уже от самой Лили — и от Тедди.       Вопросов в гадании должно было быть три — помимо первого совета. Задумавшись, ведьма закрыла глаза. Хотела спросить, сдаст ли Т.Р.И.Т.О.Н. на двенадцать Превосходно, как намеревалась, но вырвался другой вопрос, более тайный, более волнующий:       «Я стану великой?»       В третий раз мироздание, по всем законам, должно было наконец опустить Лили с небес на землю и выдать ответ в духе «только если постараешься», или «твой путь будет тяжелым». Но… ладонь укололо электричество, и Лили едва сдержала торжествующий вскрик.       Ансуз, руна бога! Символ знаний и мудрости, символ самого Одина! Прямая! Невероятное везение. Невозможное. Она бы ни за что не поверила, если бы ей кто-то такое рассказал, но видела своими глазами. В отличие от Соулу, Ансуз сообщала ответ без колебаний: у Лили есть все, чтобы стать великой, и лишь вопрос времени, когда она таковой станет, особенно если будет часто взаимодействовать с людьми, делиться опытом и принимать опыт других. Единственное предупреждение Ансуз было тщательно формулировать свои желания, но Лили и так знала, какую силу имеют слова, даже если это не магические заклинания.       Остался последний вопрос, и руки у нее слегка подрагивали. Что спросить, Лили не знала — в таких случаях стоило отдаться на волю провидения. Первое пришедшее в голову и будет самым важным.       Закрыв глаза, она повторно и привычно потянулась душой к Вселенной… и застыла. Ощущение было новым, ранее неизведанным — не Лили тянулась к Миру, и не Мир к ней… она сама стала Миром. Неподвижным и движущимся в бешеном ритме, безразличным к себе и безумно влюбленным в каждую свою клеточку, бесчувственным и наслаждающимся любой мелочью… На секунду, две или вечность.       Тревожащий душу вопрос зажегся в сознании огненными буквами.       «Кто я?»       Не открывая глаз, Лили протянула руку. Ощутила укол. Взяла руну…       На нее взирала Хагалаз, руна града, символ разрушения, колдовства и темного женского начала. Руна богини подземного царства Хель. Вселенная не просто опустила ведьму с небес — Вселенная намекнула ей, что есть материи ниже. Если бы Лили спрашивала о будущем, то Хагалаз предупреждала бы о смерти или катастрофе, но она спрашивала не о будущем. Значит…       «Ты будешь делать несчастными других».       Лили опустила руну на алтарь. Та глухо стукнула об обложку книги — примерно с таким звуком упала бы человеческая кость. Пазл сложился. Не целиком, но почти: слова духа, слова рун… Ее ожидало великое будущее, но в этом будущем Лили превращалась в некое чудовище, ломающее чужие судьбы. Хагалаз была не предупреждением, Хагалаз была ответом.       Разрушением и катастрофой была сама Лили Луна.