Дочь зла

а она по ночам из дворца выходит украдкой

и бежит на кладбище по дворцовым аллеям

а на кладбище рвет крапиву

наша королева — ведьма! ведьма!

♫ Тикки Шельен — Наша королева — ведьма

      Сумерки неумолимо наступали, погружая мир во тьму. Сумерки, еще не ночь, уже не день — преддверие, промежуточная пора, обещание наступления темноты, обещание, что вскоре солнце опустится за горизонт, и его место на небе займет луна, которая позовет к себе волков, а те послушаются, верные рабы бледного лика светила. Те, кто называют луну всего лишь спутником Земли, одним из небесных тел — заблуждаются. Луна обладает множеством магических свойств, кроме того, что будит звериное начало в ликантропах. Полнолуние — особенное время, время ведьм, чар, ритуалов… Лили любила полнолуния.       Тедди ненавидел полнолуния с пяти лет, когда начал осознавать, что происходит с папой, и что не со всеми отцами творится то же самое. Он жалел Ремуса, жалел Нимфадору, старался в такие ночи быть с мамой, болтать с ней, веселить, как мог — они всегда были близки, ближе, чем с отцом. Они понимали друг друга — два метаморфа. В детстве Тед играл с матерью в «метаморфозы», когда они сидели друг напротив друга и меняли цвет волос, глаз, кожи, форму носа, губ, ушей — сначала это делала Дора, потом Тедди, копируя ее. Это напоминало безумное зеркало, и для глаз непривычных людей показалось бы жутким, но только не для них. Иногда Тед и Нимфадора понимали друг друга без слов, даже без красноречивых взглядов — достаточно было заметить, как краснеют кончики волос или темнеют глаза.       Свитые в косу волосы Тонкс (она не заплетала их руками, и это тоже выглядело жутко для непосвященных — словно пряди стали змеями) после наступления сумерек приняли ярко-зеленый оттенок, что придавало ей сходства с настоящей нимфой, особенно вместе с белой длинной туникой-оверсайз. Она ходила по кухне, не в силах усидеть на месте. Ремус виновато улыбался и прятал глаза — обнимать и успокаивать жену было бесполезно, он пробовал. Тонкс это злило, и она заявляла, чтобы ей не мешали нервничать. Спустя пару лет совместной жизни Люпин уяснил, что это не нечто двусмысленное вроде «отпусти меня», когда, наоборот, женщина хочет, чтобы прижали к себе крепче, а самое обычное желание личного пространства.       Метаясь по дому, Тонкс ничего не разбивала, будучи собранной, как в сражении. Волшебная палочка была в заднем кармане ее джинсов, и в любой момент она бы ее выхватила; ей не нужно было оружие, но как бы Дора ни любила мужа, она понимала, что скоро рядом с ней и ее ребенком окажется волк. Безопасный, принявший аконит, но… Муди не зря твердил про «постоянную бдительность».       Тед готовил миндальное печенье, чтобы занять руки и чтобы ночью у них с мамой был десерт, а у отца — сладкое на завтрак. Готовку усложняла Тонкс, то и дело подворачивающаяся под руки; наконец матери надоело бегать по кухне и она умчалась в гостиную — выбирать компакт-диски для «вечеринки», как Дора это называла. Думать о печенье тоже было сложно; Тедди делал все машинально, по привычке. Мысли ускользали то к отцу, то к Питеру, оставшемуся в Мунго — Тед дежурил рядом с маленьким оборотнем не каждое полнолуние, чередуя, чтобы Тонкс не была одна.       Дать Питу лекарство с арникой, уничтожившей вирус ликантропии, Тедди пока не решался — кроме арники, в составе присутствовали довольно опасные ингредиенты. Ему нужно было свести их опасность к минимуму, не лишив при этом полезных веществ, и все свободное время Тед уделял работе над этим. Если бы он до сих пор встречался с Виктуар — она была бы в бешенстве, потому что Тедди несколько раз пропускал чужие звонки и отключал телефон вместе со сквозным зеркалом: в случае чего-то действительно срочного ему прислали бы сову. А в случае чего-то ужасно срочного — позвала бы Лиза или кто-то из коллег; да и без Теда в Мунго было много целителей.       Звонок Лили он тоже пропустил, но она не обиделась — сказала, что ничего страшного, и ничего важного не хотела, просто поболтать. Тед избегал ее после Дня отца, стараясь свести встречи к минимуму — он почти поцеловал ее тогда. Он хотел ее поцеловать. Он хотел этого больше всего на свете, и это пугало. Если бы Тед не остановился… кто знает, что могло произойти, кроме поцелуя? В реальности, не во сне?       Лишь бы она не пришла. Лишь бы не заявилась с видом, будто так и надо, и ему не пришлось бы ее прогонять — потому что Тед мог и не прогнать. Мог впустить, всю ночь сидеть с ней и матерью, слушать музыку, есть печенье, разговаривать… в этом не было ничего страшного, но эти полнолунные ночи принадлежали только семье Тонксов-Люпинов. Если бы Тед впустил кого-то еще, это бы значило, что он впустил не просто в дом — в семью. Окончательно и бесповоротно. Так же серьезно, как подарок в виде кольца.       Да и кому понравится, что девушка слышит, как сквозь звуки музыки воет отец, временно ставший волком?       Громко заиграла музыка — значит, Тонкс уже заперла дверь, обменявшись с Ремусом поцелуем, и луна вот-вот должна взойти. Тедди поежился, вспоминая, как превращался Питер. Наверное, это можно было сравнить с самым сильным приступом миалгии и одновременно эпилепсии… и заодно с множественными переломами, вывихами и растяжениями.       Поставив печенье в духовку, Тед нехотя глянул в окно — желтый диск уже сиял посреди неба, не прикрываясь облаками. Луна напоминала чей-то жуткий глаз, смотрящий прямо в душу.       — Боль! — громко пропела Тонкс, входя на кухню. Ее волосы потемнели на кончиках. Усевшись на стол, совсем как Лили, мать поболтала ногами и продолжила подпевать Imagine Dragons, — В-третьих, я молюсь, чтобы вся пережитая ненависть возвысила мой дух, подобно голубю…       Голос у Нимфадоры был прекрасным. При желании она могла сымитировать любой — всего лишь подделать голосовые связки.       — Боль! Ты заставила меня поверить!.. — замолчав посреди взятой ноты, Тонкс печально посмотрела на сына и сказала, — Фигня все это. Не заставляет боль ни во что поверить. Разве что когда проходит, а когда начинается… даже соображать с трудом выходит, не то что верить. Как у тебя дела с лекарством?       — Сложно, — Тед оперся поясом на кухонную тумбочку так, чтобы быть напротив матери. — Я пытаюсь, но… говорил уже, в чем проблема.       — Нет подопытных кроликов, — кивнула Дора. — Жаль, что Сивого с его стаей уже перебили.       — Мам, это негуманно, — укоризненно сказал Тедди. Нимфадора закатила глаза.       — Негуманно. Ты их просто не видел.       — А ты видела? — заинтересовался Тед. — Видела диких оборотней?       Тонкс посмотрела на него, как на идиота. Тед сам ощутил себя идиотом. Он постоянно забывал, что его мама — элитный боевой маг. Она была просто мамой, просто Дорой, забавной, смешной, домашней, и представить ее другой у Тедди не получалось — а она могла быть другой. И была. Но он не хотел видеть ее такой, как не хотел видеть превращение отца в волка.       — Я убила одного или двух, — сказала Тонкс.       — О, — выдавил Тед. О прошлом матери они не говорили — запоздало дошло. Не о том прошлом. О ее учебе в школе, о том. как они с папой встретились, о Битве за Хогвартс — и все. Но кроме Битвы за Хогвартс… было многое другое.       — Это страшно? — спросил Тедди.       — Что? Оборотни?       — Убивать. Убивать страшно?       Тонкс посмотрела на свою руку, сжала и разжала пальцы.       — Как тебе сказать… В первый раз мне было страшно. Я до жути испугалась. До истерики. Меня твой папа чаем отпаивал, наверное, тонну шоколада мне скормил. А потом… совсем не страшно. Наоборот.       — Наоборот?       Глаза Тонкс потемнели.       — Весело.       — Весело?       — Сейчас ты во мне разочаруешься, — засмеялась она. — Но мне правда было весело. Я входила в азарт… Это походило на игру. Ты или тебя. Только проигрыш означал потерю жизни. А то, что убитые были живыми, — Дора пожала плечами, — Я же тоже живая, и это не мешало им пытаться убить меня. Но я оказывалась сильнее. Все честно.       — Я тобой восхищаюсь, — честно сказал Тед. — Ты удивительная.       Imagine Dragons сменили Rammstein. Судя по времени, Ремус уже превратился и теперь лежал мирным домашним волком на коврике.       — Спасибо, — Тонкс довольно порозовела. — Так чем займемся? Сыграем в приставку? В карты? В скрэббл?       — Может, в скрэббл? Так у меня хотя бы есть шансы, — усмехнулся Тедди. — Твоя реакция лучше моей, а в картах ты мухлюешь.       Тонкс снова рассмеялась.       — Только окно зашторю, — сказал Тед. — Раздражает.       Подойдя к окну, прежде чем задвинуть занавески, он выглянул во двор — и чертыхнулся, увидев знакомую фигуру в белом платье (или ночнушке) с рыжими волосами. Какого черта у них во дворе делает Лили?       — Что там? — напряглась Дора.       — Ничего. Я выйду ненадолго, ладно?

***

      Крадучись к дому Люпинов, Лили чувствовала себя настоящей ведьмой — или Элизой из сказки Андерсена, когда та пробиралась на кладбище за крапивой. В полнолуние, во мраке ночи, с распущенными волосами, босиком, в белой ночной рубащке — она знала, что похожа на ведьму или жрицу некого древнего божества.       Богиня перекрестков и покровительница колдуний Геката была бы довольна, увидев Лили в эту ночь, но Лили никого видеть не хотела — магии это бы не помешало, но… не хотелось отвечать на множество неизбежных вопросов.       Как назло, аконит рос только на грядках соседей. Они жили далеко от леса. Можно было аппарировать в лес, но зачем усложнять себе жизнь, когда вот она, волчья трава — только дорогу перейти? Вряд ли Люпины пожелают смотреть в окна и встречаться глазами с луной.       Через забор Лили перелетела, использовав магию, которой ее научил отец — вспорхнуть в воздух без метлы, без других летательных средств, с помощью единственного заклинания. Опустившись на землю и чувствуя себя невесомой, Лили медленно зашагала на задний двор, где на специально для этого отведенном участке земли цвели лиловые соцветия, в свете луны кажущиеся еще волшебнее, чем являлись.       Лили вслушалась в шепот ветра, отрешившись от мира — так полагалось при сборе трав. Если бы она находилась в лесу, полагалось бы еще поднести дар духам леса, но вряд ли здесь были духи, требующие подношений. Расслабившись, рыжая ведьма скользнула рассредоточенным блуждающим взглядом по аконитовым кустарникам, решая, с какой стороны начать собирать — интуиция должна была подсказать ей.       — Лили!       Вздрогнув всем телом, она обернулась, фокусируя взгляд на голубых чуть растрепанных волосах, домашней мятой зеленой футболке и темных джинсах. Ну почему именно сейчас? Ну почему он заметил? И никаких предупреждающих криков совы не слышалось, когда Лили вышла из дома…       — Привет, Тедди, — натянула улыбку рыжая, на ходу придумывая объяснения своему присутствию здесь. Уходить было нельзя — поэтому нельзя, чтобы Тед ее прогнал.       Если бы у Лили был тот амулет, что она собиралась сделать с помощью аконита — то ее не увидела бы здесь ни одна живая душа.       — Кажется, я говорил, чтобы ты не приходила, — Тед скрестил руки на груди. — И ты обещала не приходить.       — А я и не пришла. Не в дом, — возразила Лили. — Я не собиралась залезать в окно.       — Тогда зачем ты здесь?       Все версии вранья звучали глупо и странно. Сделав глубокий вдох, Лили сказала правду:       — Собрать аконит.       — Аконит? — удивился Тед. — Зачем тебе аконит? Домашнее задание по Травологии?       — Ага, что-то вроде того, — уклончиво ответила Лили.       — Врешь, — припечатал Тедди. — Я вижу, что врешь. Я не так часто меняю лица, как мама, но, учти, все метаморфы — физиономисты.       — Ладно, вру, не домашнее задание, — согласилась Лили. — Но правда звучит странно.       — И все же?       — Я хочу сделать амулет для невидимости, — выпалила она, и Тед растерянно замер.       — Какой амулет?       — Для невидимости. Взять магически обработанный аконит и завернуть его в кожу ящерицы, — объяснила Лили.       Тедди нахмурился.       — Это темная магия, разве нет?       — Нет! — горячо возразила ведьма. — Это нейтральная магия! Ее считают темной, но она не причиняет вреда! Разве мантии-невидимки вредят меньше, если их используют в дурных целях?       — Нет, но…       Но не зря же есть ритуалы, заклинания и артефакты, которые считаются темными. Не зря некоторые вещи Министерство Магии изымает у владельцев. Не зря существуют запреты, которые Лили стала нарушать слишком часто. Даже ее вид выдавал скорее темную колдунью, чем волшебницу.       — Если нет, то не мешай, — взмолилась Лили. — Не прогоняй меня. Я немного сорву и сразу уйду. А взамен тебе шоколадку куплю… или, не знаю, упаковку сахарных перьев… коробку шоколадных лягушек… что угодно.       Пару секунд Тед сверлил ее строгим взглядом, размышляя, не выставить ли рыжую за ворота, сорвав ее планы, но передумал — он хорошо ее знал. Лили все равно сделает то, что хочет, дождется нового полнолуния, но в следующий раз вместо соседского двора заберется куда-то подальше, где кроме аконита сможет найти кучу неприятностей.       — Хорошо. Рви. Но я могу смотреть? — последнее Тед просить не собирался — само вырвалось. Чьи-то ритуалы были интимной вещью вроде превращения в волка, Лили имела право отказаться, но она, оценивающе осмотрев Тедди, уточнила:       — Это будет взамен разрешения? Вместо сладостей?       — Да.       — Хорошо. Смотри. Но отойди подальше, — попросила Лили, на немой вопрос добавив, — Мне неловко.       Смутившись, Тед сделал несколько шагов назад, скрываясь за стволом плакучей ивы.       Лили повернулась к нему спиной, лицом — к травам. Расслабилась, повела плечами, приподняла голову… С ее губ сорвалось несколько гортанных слов на непонятном Тедди языке — заклинания, которые они не учили в Хогвартсе, и по его спине пробежали холодные мурашки. Теду открывалась еще одна сторона Лили, ранее неизвестная, скрытая, как темная сторона луны. Он знал ее своей соседкой, подругой, названной младшей сестрой, игроком в квиддич, слизеринкой, красивой девушкой, сексуальной молодой женщиной — во рту пересохло от воспоминания — он видел ее плачущей (когда Лили проиграла матч, дружеский, но даже это вывело ее из равновесия в двенадцать лет), взбешенной, уставшей, больной, счастливой, даже пьяной (на прошлое Рождество в Норе Лили умудрилась тайком от всех выпить стакан огневиски, сразу захмелела и Тед убирал опьянение, так же тайком от всех уведя рыжую на задний двор), даже раздетой, пусть это был всего лишь сон… а теперь Тед видел Лили ведьмой. Черной ведьмой.       И она была… прекрасна.       Кончики рыжих волос колыхнул ветер. Лили замолкла, медленно и плавно, как в танце, опускаясь на колени. Протянула руки к травам, вынимая ножик, и начала срезать, вновь приговаривая непонятные слова. Тедди попробовал прислушаться, но голос Лили уносило ветром — магия не хотела быть услышанной кем-то еще, магия сама себя защищала, подобно живому существу.       Известная Тедди магия повиновалась использующему беспрекословно, если маг знал правила. Эта магия жила сама по себе — не Лили творила ее. Она позволяла Лили себя творить. Так птица садится на плечо тому, кого считает хозяином, но в любой момент может упорхнуть.

***

      Лили чувствовала взгляд Тедди, жгущий спину между лопаток, но усилием воли заставила себя забыть о нем, сосредоточившись только на том, что делает. Теда здесь не было. Была она, озаряющая ее полная луна, аконит, легкий ветерок и ночь — это ночь наблюдала за ней миллионами глаз, за каждым углом, за каждым листом в кроне деревьев. Ночь, лунный лик, может, сама Геката… но не Тедди.       Получилось. Срезая аконит специальным ножиком, заранее заговоренным, предназначенным именно для этой травы (для каждой должен быть отдельный нож), Лили думала только о волчьих цветах. Закончив и собрав цветы в заранее захваченный мешочек, она встала. Сделала шаг спиной вперед, еще один, еще… пропела что-то короткое, и наконец отвернулась.

***

      Увидев ее, Тед вздрогнул — не от страха, от удивления. Зеленые глаза потемнели почти до черноты, но казались светящимися, рыжие волосы не могли шевелиться, подобно змеям, но ветер создавал похожий эффект, и, главное — выражение лица. Эта девушка была гордой, жестокой, величественной и опасной. Совсем не та милая смешливая Лили, какой он ее знал — эти тонкие губы не умели складываться в улыбку, а глаза могли сиять только яростью и ненавистью, но не весельем.       Она шла к калитке, не оборачиваясь, словно ступала по красной дорожке или тронному залу. Оказавшись рядом с оградой, не стала открывать дверцу — и перелезать через забор тоже не стала.       У Тедди перехвтило дыхание.       Лили взлетела.       Ее босые ноги медленно оторвались от земли, руки не раскинулись в стороны — она все так же бережно держала мешочек с аконитом. Стояла — но летела, поднявшись выше ограды и плавно опускаясь вниз.       Теду не хватило духу ее окликнуть — он смотрел вслед, ошарашенный и сбитый с толку. Лили… она и так умеет? Это действительно была она или призрак полнолунной летней ночи?

***

      «Волчью комнату», как они называли место, где Люпин превращался, заливал яркий солнечный свет. Словно извиняясь за прошлую ночь, рассвет был не тусклым и туманным, а радостным, ясным, свежим — солнце потоком хлынуло на землю, прогоняя все тени в дальние углы.       Ремус пошевелился и сдержал стон — все тело ныло, и, хотя это было привычно, привыкнуть к такому было невозможно. В детстве и юношестве он ощущал еще и боль от собственных укусов и царапин — волк, стремясь выместить ярость хоть на ком-то, в итоге вымещал ее сам на себе. И страх — что, проснувшись, увидит мертвое тело кого-то из близких… или просто мертвое тело случайной жертвы. После появления аконитового зелья переживать полнолуния стало значительно легче.       Сев, он потянулся к заранее приготовленной одежде — перед превращением приходилось раздеваться, иначе пришлось бы слишком часто обновлять гардероб. Натянув пижаму, Люпин услышал шаги Тонкс, и так же, как пижаму, натянул улыбку; он знал, что она знает — он притворяется, но не мог и не хотел иначе. Для Доры у него было все хорошо. Неважно, что она понимает, что нет.       Ее волосы сияли розовым, и Ремусу стало лучше — цвет волос Тонкс никогда не врал насчет ее настроения. Значит, Дора хорошо себя чувствует. Может, отчасти благодаря благоухающему на летящем перед ней подносе миндальному печенью.       Тонкс заставила поднос опуститься в руки Люпина.       — Доброе утро, — сказала она, потеревшись носом о его нос. Он тут же поймал ее губы в легком поцелуе, на что Дора и рассчитывала.       — Доброе утро.       Взяв печеньице, Ремус отправил его в рот. Сладкий вкус разлился по телу живительным зельем. Так же живительно действовало тепло тела любимой женщины, севшей рядом на кровати и прижавшейся к его боку.       — Тедди уже ушел?       — Ага, — сонно пробормотала Тонкс ему в плечо. — У него куча работы. Выпил бодрящее зелье… я не разрешила смешивать с кофе, но, уверена, в Мунго он и кофе напьется.       — Что за работа такая? — нахмурился Люпин. — Я спрашивал, Тедди говорит «научная». И все. Странные секреты.       — Может, он изобретает тайное оружие, — предположила Дора. — Какую-то сыворотку суперсолдата. Один укол — и ты мускулистый красавец со сверхспособностями.       Ремус коротко рассмеялся.       — Значит, и тебе не говорил?       — Неа, — Нимфадора легко распознавала чужую ложь, но сама врала мастерски. — Ни слова. Тоже только «научная работа». И все. Может, папа знает, Тедди с ним делится своими делами в целительстве. Если бы это было что-то опасное, папа не разрешил бы ему этим заниматься… или проконтролировал бы.       — Почему-то я скорее ставлю на второе, — проворчал Люпин.

***

      Как всегда после полнолуний, на Питере лица не было. Когда Тед вошел, маленький оборотень сидел на кровати, притянув колени к груди. На тумбочке стоял нетронутый завтрак.       Сердце Тедди сжалось от жалости.       — Привет, — он постарался говорить весело. Жалость ранит; в случае Питера ранит даже сочувствие, потому что дети не видят полутонов. — Не съел ночью Лизу?       — Нет, — краем рта усмехнулся Питер. — Не съел.       — И завтрак не съел, — заметил Тед. — Что же ты так? Уже скоро обед, а ты еще не завтракал.       — Не хочу, — скривился Пит.       — Надо, — сказал Тедди. — Тебе необходимо восстанавливать силы. Ешь, — он подогрел омлет и овсянку невербальным заклинанием, и так же невербально заставил тарелку взлететь, опускаясь на колени Питера.       — Вау! — восторженно выдохнул тот. — Это магия? Это тоже магия?       — Да, — улыбнулся Тед, садясь рядом с ним. — Магия бывает самая разная, — в памяти всплыло ночное видение, гортанные заклятия, лицо, что могло принадлежать самой Гекате… Тедди встряхнул головой.       — У вас волосы изменились! — вдруг шокированно выпалил Питер. — У вас всегда голубые, и вдруг порыжели!       — Порыжели?       Зеркала при себе Тед не носил, поэтому уставился в сквозное — врать Пит не мог, но он хотел убедиться. Из отражения на него смотрел уставший и немного небритый рыжий парень.       Такого же оттенка были волосы Лили.       Неужели его метаморфозы стали зависеть от мыслей о ней?..       — Это тоже магия? — не дал Теду размышлять Питер. — Я тоже так смогу, когда поступлю в Хогвартс?       «Когда», а не «если», подметил Тедди. Значит, больше маленький оборотень не сомневался, что пойдет в школу. Значит, Лизе удалось настроить его на положительный исход… и как же будет ужасно, если Тед провалится и подведет его.       В Хогвартс примут и оборотня, но…       — Нет, ты так не сможешь, — не стал врать Тедди, вернув волосам обычный голубой цвет, к которому он привык. — Это особая магия. Я метаморф. Таким, как я, можно только родиться.       — А-а-а, — разочарованно протянул Питер, ковыряясь в овсянке.       — Но ты сможешь все остальное, — подбодрил его Тед. — Призывать воду. Нагревать пищу. Левитировать предметы… — как она вспорхнула в воздух… легко, будто невесомая, будто перышко, невесомая принцесса, призрак, фейри…       — Снова порыжели! — вскрикнул Пит. — Круто!       Снова. Значит — из-за мыслей о Лили. Обычно Тед редко применял метаморфозы, в отличие от матери, которая менялась по сотне раз на дню, иногда напоминая светофор. Он был сдержанней Нимфадоры, по его внешности нельзя было прочесть эмоции, и именно поэтому то, что его магия срабатывала неосознанно от одного воспоминания, даже не конкретной эмоции, было… странно.       Или не странно, а наоборот — яснее ясного.