Дочь зла

береги себя от мрака

как от огня

береги себя, как бы сладко

ни звали леса

♫ элли на маковом поле — тепло наших тел

      Жемчуга росы сверкали в траве, листья кленов баюкали остатки ушедшей ночи, довольный лик умытого солнца сиял в небесах, птицы воспевали рассвет на все голоса — для черной магии в просыпающемся мире нет места, ее время наступит позже, но так как ворожить на сны с помощью любистка не относилось к разряду Темных искусств — благодарность за проведенный ритуал следовало возвести с наступлением рассвета. Лили специально завела будильник, чтобы не проспать необходимый момент; магия не терпит небрежности, самый простой ритуал нельзя проводить спустя рукава, это чревато наказанием: либо совсем ничего не выйдет, либо результат окажется не тем, каким должен был.       Она шла босиком по росе в направлении севера, медленно ступала, стараясь как можно меньше приминать траву, и думала — что же Тедди видел во сне? Содержание сна Лили знала, другие любисток не приносит, но как именно это происходило?       Он должен был быть очень нежным любовником, заботливым и страстным, думающим в первую очередь об удовольствии девушки. Его руки, несомненно, могли творить чудеса — широкие ладони, чуткие длинные пальцы, умение нажимать на нужные точки… От одной мысли об этом у Лили теплело в груди.       Остановившись у небольшой поляны, где рвала любисток, она задорно вскрикнула и закружилась, сделав три быстрых оборота, шепнула заклинание, после чего можно было уйти, но Лили показалось недостаточно обыкновенного завершения. Стоило закрепить результат получше, дать природе больше — вся магия, черная и белая, происходит из природы. Не от Бога или дьявола, как считали магглы, сжигая волшебников на кострах.       В секретном кармане ее ночной рубашки (белой, шелковой и длинной; пижама с динозавриками для ворожбы не подходила) хранился маленький ножик, с виду — для бумаг, но его железное лезвие было острым, а рукоять искусный мастер вырезал из осины, одного из самых подходящих для магии деревьев. Вынув ножик, Лили собиралась прикоснуться к острию кончиком пальца — можно было не резать кожу, достаточно касания, чтобы пораниться, чтобы алой бусиной рубина выступила чистая кровь, самый ценный из даров для природы.       Но Лили не успела — ее остановил знакомый до последней нотки бархатистый баритон.       — Не стоит, милая.       Отец был в халате и домашних тапочках, но идеально причесан — Лили никогда не видела его растрепанным даже ранним утром, когда родители собирались на работу, и мама отчаянно зевала, превращая воронье гнездо на голове в эффектную укладку. Прическа и одежда папы всегда находились в порядке.       — Нет? — ножик застыл в миллиметре от подушечки пальца.       — Нет. Не лей свою кровь зря, — отец взял Лили за руку, забрал ножик и бережно вернул в ее карман. Заправил огненно-рыжую прядь волос ей за ухо и погладил по щеке, с гордостью глядя на дочь. Он всегда смотрел на нее так — с нежностью и гордостью, и всегда давал понять, насколько она его радует.       — Я не могу знать, что именно за волшебство ты творила? — спросил отец.       Лили уже почти открыла рот, чтобы сказать, ей хотелось поделиться своей любовью со всем миром, и тем более — с папой, которого она считала самым близким человеком, но в сознании эхом прозвучал предостерегающий голос матери: не вздумай говорить отцу! Почему нет — Лили не спросила, но мама не стала бы запрещать что-то просто так. Может, папа будет волноваться? Рассердиться на свою любимицу он точно не способен. Причины же неприятия родителей Тедди Люпина в качестве ее возлюбленного Лили уже сама себе объяснила — они оба чистокровные, Тед же — полукровка, его дед — магглорожденный, бабушка по отцовской линии и вовсе была магглой, а отец — оборотень. Сейчас предрассудки насчет чистоты крови уменьшились, практически исчезли, оскорбление «грязнокровка» медленно становилось архаизмом, разделение на факультеты в Хогвартсе перестало быть столь четким, за столом в Большом Зале спокойно сидели рядом слизеринцы и гриффиндорцы, но папа был человеком устаревших взглядов. Он никогда не оскорбил бы кого-то за происхождение, он сам связал свою жизнь с осквернительницей крови, и все же это одно, а выбор единственной дочери — другое. Все отцы с особым подозрением относятся к кавалерам своих дочерей.       — Ничего интересного, — улыбнулась Лили. — Заговор для хорошего роста волос. У меня секутся кончики. Хотела закрепить, потому что не уверена, насколько хорошо справилась.       Ложь магия тоже не терпела, но она не врала — кроме прочего, сварила зелье из любистка для мытья головы.       — Секутся? — отец с интересом взял локон и осмотрел его. — У тебя прекрасные волосы, милая. Ты унаследовала красоту своей матери. Кстати, о твоей матери… думаю, она уже приготовила завтрак. Давай поспешим, а то она рассердится, — он спрятал улыбку. — И не замерзни.

***

      Сон не давал Тедди покоя — то и дело перед глазами вставали картинки, увиденные ночью. Лили была такой настоящей, реальной, живой… теплой… он чувствовал ее запах, ее тело, ее всю… но это был сон, и поэтому ситуация становилась не менее странной, чем если бы все произошло наяву. До того дня Тед не задумывался о Лили, как о женщине, тем более, как о своей женщине; всю жизнь встречаясь только с Вик и даже ей уделяя недостаточно внимания, он в целом не задумывался о девушках, посвящая себя работе больше, чем любви. Что можно совмещать то и другое, Тедди не отрицал, но не каждая девушка согласится, чтобы ей уделяли меньше времени, чем профессии. Разве что та, которая так же увлечена тем, что делает. Мама, например, никогда не обижалась на отца, если тот забывал о какой-то их годовщине — она сама не помнила, и на извинения мужа за то, что поздравляет на день позже, искренне удивлялась: с чем? Бабушка тоже была скорее карьеристкой, чем хранительницей домашнего очага. Как и тетя Джинни, и тетя Гермиона, и все прочие тети (только они ужасно злились, когда их звали «тетями»). Только одна Флер была счастлива ждать мужа после работы с горячим ужином.       Когда Тедди спустился на кухню, оба родителя были там, причем в крайне двусмысленной позе — Нимфадора уселась к Ремусу на колени, и он скармливал ей с рук кусочки вчерашних испеченных Тедом имбирных пряников. Увидев сына, Дора моментально вскочила. Ремус смущенно откашлялся и спрятал покрасневшее лицо за «Ежедневным Пророком».       Как подростки.       — А завтрак уже готов! — жизнерадостно сказала Дора.       — Доброе утро, — улыбнулся им Тедди. — Я в Мунго позавтракаю.       — Опять, — проворчал Ремус. — Ты же врач. Неужели не понимаешь, что домашняя еда полезнее?       — Пап, Мунго — это больница, — напомнил Тед. — Там нет вредной еды.       Дора хихикнула:       — Один-один.       Глядя на отца и мать, Тедди испытывал щемящую нежность, и с недавних пор — неоправданную толику зависти. Его родители были идеальной парой; они понимали друг друга без слов, поддерживали во всем, их любовь не стала привычкой даже спустя годы, ссорились они редко, и единственной проблемой являлись полнолуния, когда Ремус переживал болезненную трансформацию, а Дора переживала за него. Когда Тед был маленьким, во время полнолуний его забирали бабушка и дедушка, после он настоял, что хочет оставаться — мама же оставалась. Папа запирался в комнате, она включала музыку на всю громкость и изо всех сил делала вид, что все хорошо. Утром отец выглядел больным, а Тедди варил ему куриный суп — варить суп вначале пробовала Дора, но у нее получалось ужасно, так что после это взял на себя Тед.       Он стал целителем не потому, что хотел вылечить папу или подражать дедушке — он просто хотел стать целителем. Ему нравилась медицина, он всем сердцем любил свою работу, но, кроме того, думал, что раз однажды колдомедицина открыла аконит, и если превращения можно частично убрать… если можно сделать так, чтобы не обращалось сознание… почему нельзя отменить обращение тела?       Кто сказал, что это неизлечимо?       С тех пор, как технологии слились с магией, волшебники получили не только интернет, телевидение и бытовые приборы, но и такие вещи, как рентген-аппараты, МРТ, УЗИ и прочее медицинское оборудование. Загоревшись идеей, Тедди принялся исследовать ликантропию, и через год работы у него на руках были бесценные данные. Он пока что ни с кем об этом не говорил, стараясь подвести все наработки к идеалу.       Возможно, у Эдварда Ремуса Люпина появился шанс изобрести лекарство от оборотничества.       — Черт, я опаздываю! — вдруг подпрыгнула Нимфадора, роняя чашку кофе. Ремус привычно буркнул «эванеско-репаро», и темное пятно исчезло с пола, а чашка стала целой.       — А ты разве не опаздываешь? — спросил Тед у отца. Они работали вместе — не то чтобы Люпин-старший горел желанием пойти в Аврорат, но Дора не могла жить без боевой магии, а он не хотел оставлять ее без присмотра.       — Я не на работу, — время миссис Люпин экономила благодаря дару метаморфа, вместо траты часов на прически, макияж и маникюр создавая все это за считанные секунды силой мысли. Ее спутанные волосы сами собой приобрели аккуратный вид, след от подушки на щеке исчез, ресницы удлинились, как будто она подвела их тушью, губы покраснели, как от помады, ногти заблестели элегантным розовым оттенком — осталось одеться, и она будет полностью готова. — Я на спецзадание. Все, пока!       Послав мужу с сыном один воздушный поцелуй на двоих, она умчалась переодеваться. Спустя две минуты сверху раздался хлопок аппарации.       — Спецзадание? — спросил Тедди. — И ты отпускаешь маму одну?       — Она так это называет, — усмехнулся Ремус. — На самом деле они с Андромедой идут на семейный ужин. Просто я не приглашен. Беллатрикс пока не готова принять мое существование.       Битва за Хогвартс для Нимфадоры и Беллатрикс в свое время превратилась в битву двух ведьм из рода Блэк — увидев друг друга, они больше не обращали внимания ни на кого. Ранены остались обе, Дора месяц пролежала в больнице, лечение же Беллы длилось гораздо дольше; вместо Азкабана ее приговорили к психиатрической клинике. Повзрослев, Тедди не сомневался, что не обошлось без известной суммы для судьи, и не совсем понимал, зачем Андромеда защищала от повторного заключения сестру, которая могла и хотела убить ее дочь, но отношения между семьей Блэков были слишком сложными для простых смертных. Сейчас, спустя годы реабилитации, Беллатрикс реагировала на родственников вполне адекватно, но к обоим Тедам, старшему и младшему, а также к Ремусу, ее не допускали во избежание рецидива.       — Как мама ее переносит? — вздохнул Тед. Он видел тетку только на фото и знал о ней с чужих слов, но портрет ему представлялся крайне неприятный.       — Как бы ужасно это ни звучало, — сказал Ремус, — она ее любит. И Белла тоже ее любит, что еще более странно. Поэтому сейчас они вчетвером будут пить чай, есть зефир и сплетничать о мужьях, как будто не сражались насмерть и не избегали друг друга десятилетиями. Для них это нормально.       Так как супруги Меды и Доры не могли присутствовать на встречах, из солидарности Нарцисса не брала с собой Люциуса и Драко, и обычно у них получался девичник — если не появлялся Сириус. Его Беллатрикс воспринимала спокойно, не хватаясь за палочку при виде брата, и это тоже удивляло, но сам Сириус, пожимая плечами, коротко ронял «Мы Блэки», что якобы должно было все объяснять.       — Кошмар, — сказал Тедди.       — Врачи говорят, что еще года два, и Белла смирится с мыслью о нас, — Ремус улыбнулся. — Подготовь Вик заранее к знакомству со своей жуткой… кажется, она тебе какая-то бабушка?       — Вик избежала этой участи, — хмыкнул Тед. — Мы расстались.       Он уже заранее морально готовился, что придется произносить это примерно тысячу раз, после столько же раз отвечая на вопрос «почему?» и выслушивая соболезнования вместе со вздохами «но вы же такая чудесная пара!»       Ремус не стал ни спрашивать, ни охать, ни сочувствовать, за что Тедди был ему искренне благодарен.       — Вот как, — просто сказал отец. — Значит, ты теперь свободен?       — Или одинок и женат на работе.       Лили жалась к нему всем телом, мелко дрожа… Ее кожа была шелковистой и нежной… Ее губы, мягкие и податливые, плавились в его поцелуях… Он на миг перестал существовать, когда вошел в нее, став единым целым…       Тед встряхнул головой, прогоняя наваждение.       — Пап, а тебе часто снятся… сны?       В конце концов, с кем еще о таком говорить, как не с родным отцом, который в свое время должен был прочитать Тедди лекцию, откуда берутся дети? Только не успел, потому что Тед узнал все заранее — из медицинских учебников дедушки и любовных романов бабушки.       — Сны? Ну… да? Они всем снятся, — удивился Ремус.       — Нет, я имею в виду, не просто сны, а сны… — Тедди снова выделил голосом это слово и шепотом добавил, — …эротические.       — О, — отец вскинул бровь. — Поэтому Виктуар тебя бросила?       — Не поэтому… стоп, с чего ты взял, что она меня бросила? — возмутился Тед. — Ладно, хорошо, это она меня бросила, но речь сейчас не о ней. О снах. У тебя они бывают?       — Иногда, — честно признался Ремус. — Только не говори маме.       — А что, тебе снится не она?       — Она, но… все равно не говори, — смущенно проворчал Люпин-старший. — А с чего ты вдруг говоришь об эротических снах?       — Да так… Исследую эту тему, — уклончиво сказал Тед. — Черт, я тоже опаздываю!       Он вскочил, уронив чашку и на ходу заставляя голубые волосы принять уложенный вид. Ремус второй раз за день, покачав головой, буркнул «эванеско-репаро».

***

      Тренировки с «Холихэдскими Гарпиями» проходили так, словно Лили уже была частью команды. Все знали, что еще год — и она присоединится к ним, нынешняя ловец не расстраивалась, потому что переходила в не менее престижную команду, и в итоге все были довольны и никто не оставался обиженным.       В «Гарпиях» играли практически одни женщины, за исключением загонщиков, что отличало их от «Салемских ведьм», где на всех позициях были девушки. Джинни называла салемок чокнутыми феминистками, и утверждала, что их распределение сил намного лучше и правильнее; что бы ни говорили о равенстве полов, а женщины априори физически слабее мужчин, поэтому отбивать тяжелые бладжеры лучше им. Охотницы и вратарь поддерживали себя в форме, достаточной, чтобы быстро летать и легко ловить квоффлы, а Лили должна была быть самой легкой и быстрой из всех — для снитча не обязательно иметь сильные руки, важнее скорость и реакция.       — Уизли, ты невнимательна! — повысила голос капитан Дебора Митчелл, высокая смуглая женщина с африканскими косичками. — Снитч только что появился слева! О чем ты думаешь?       — Я… Извините! — Лили вздрогнула. Сегодня ее мысли были далеки от квиддича. Тедди… где-то он тоже наверняка не мог сосредоточиться на работе. Или мог? Или ему снилась не Лили? Нет, невозможно; кто наводит чары, тот и является во сне…       — Еще раз! — скомандовала Митчелл. — Все по местам! Отрабатываем приемы! Теренс уводит квоффл у Андерсон, дает пас Бёрк, Бёрк пытается забить гол, Уильямс отбивает бладжеры в сторону Бёрк и Теренс, Сноу отбивает бладжер в сторону Уизли, Уизли уворачивается и пытается поймать снитч! Вперед! — она засвистела в свисток.       Магнолия Теренс, юркая черноволосая уроженка Канзаса, молнией бросилась к Бетани Андерсон, пышногрудой блондинке из Венеции, стараясь забрать у нее квоффл. Джинни ждала, чем закончится их поединок, не вмешиваясь и уворачиваясь от бладжеров, посылаемых рыжим ирландцем Падди Уильямсом. Лили окинула поле быстрым взглядом в поисках, не блеснет ли где-то золотом маленький крылатый мячик; подумалось, что когда она завоюет свою первую победу во взрослом квиддиче, спрыгнет с метлы, побежит к Тедди, он легко подхватит ее на руки, закружит…       — Лили!       Сначала она услышала крик матери, и сразу за этим в ее бок что-то больно ударило, мир перед глазами перевернулся, земля стремительно прыгнула навстречу — и все погасло.

***

      Пища в кафетерии Мунго была довольно-таки приемлемой, и Тед не врал, утверждая, что она полезная — никакого фастфуда, никакого излишка жиров и сахара, овощи, фрукты, свежевыжатые соки… Но он купил кофе и бутерброд, не став брать ничего более серьезного. Наедаться досыта перед работой не лучшая идея.       — Привет, — его коллега, Ричард Кроу, говорил с шотландским акцентом и курил при первой удобной возможности. Тед не знал, друзья они или нет, потому что общался с ним только в больнице и в основном по делу, но Кроу ему в целом нравился. — Ты какой-то уставший. Что, на вечеринке был?       — Нет, — Тед дожевал бутерброд. — С девушкой расстался.       — А, — Кроу, как и Ремус, не стал сочувствовать. — Бывает. Паршиво. Хочешь, после работы сходим выпьем?       — Не хочу, — отказался Тедди.       — Вот поэтому она тебя и бросила, — усмехнулся Ричард. — Сколько раз зову выпить — всегда отказываешься. Зануда.       — Я не зануда… Да с чего все думают, что это она меня бросила? — снова возмутился Тед.       — Да просто ты не похож на того, кто девушек меняет, — сказал Кроу. — Но я же прав, видишь.       — Эй! Люпин! — в кафетерий вбежала Лиза Дарлинг, ища Тедди взглядом. Симпатичная и улыбчивая, она всегда напоминала ему свою однофамилицу Венди из «Питера Пэна». — Сюда! Срочно!       Что-то в ее голосе заставило его поспешить.

***

      — Да какого…       — Перелом двух ребер, — сообщила Лиза. — Ушибы, ссадины, но по мелочи. Внутренние органы не повреждены, сотрясения мозга нет.       Лили Уизли лежала в постели, бледная, как мел, с перевязанной бинтами грудью. Видеть ее такой было жутко, особенно после вчерашней ночи, где она была такой живой и горячей.       — Костерост, — выдавил Тедди. — Ей нужен костерост.       — Без тебя знаю, — проворчала Лиза. — Она через пару минут очнется. К вечеру выпишем. Ты извини, что дергаю, но принято же сообщать родственникам, а ты практически родственник… — виновато добавила она.       — Ага, — как она стонала, как изгибалась, как выдыхала его имя… — …родственник. Я с ней посижу, ладно?       — Ладно, а я пока схожу успокою ее мать, — Лиза поправила халат. — Проснется — воды ей дай.       — Без тебя знаю, — повторил в тон коллеге Люпин, садясь у постели Лили.       Ее лицо начинало медленно приобретать краски. Красивое утонченное лицо с аккуратным носом, пухлыми губами и острыми скулами. На ключице Тед заметил родинку, и к его щекам прилил румянец — он прижимался губами к этой родинке, целовал ее, слыша в ответ томные вздохи… Черт. Как он теперь сможет смотреть ей в глаза?       Такие ярко-зеленые глаза… как молодая трава, как изумруды, как вспышка Убивающего заклятия…       Лили пошевелилась и тихонько застонала. Ее ресницы дрогнули. Тед тронул ее руку и позвал:       — Уизли!       — А-а… — невнятно промычала она и наконец очнулась. — Тед?       — Младший целитель Люпин, — строго сказал он. — Уизли, какого лысого Мерлина ты здесь? Не научилась летать в школе?       — Квиддич — опасный спорт, — безмятежно протянула она. — Я могу еще не раз сюда попасть.       — Постарайся не попадать, — попросил Тед. — Или хотя бы не ломай шею. Ты как себя чувствуешь?       — Шея в норме, — Лили осторожно попробовала сесть, но охнула от боли и легла обратно. — Только не говори, что я здесь надолго! У меня на все лето тренировки расписаны!       — Тогда попрощайся с ними, потому что все лето ты проведешь здесь, — сухо проговорил Тедди. — Под наблюдением врачей. Уколы каждый день по три раза, особая диета и непременный постельный режим.       — Врешь, — недоверчиво сказала Лили.       — Вру. Вечером домой пойдешь. Но неужели ты не можешь быть осторожнее? Я чуть в обморок не хлопнулся, когда тебя увидел! На, держи, пей, — Тед вручил ей стакан воды. Лили взяла и снова заойкала от боли.       — Не могу держать… Второй рукой тоже… Помоги мне?       Помочь? У Теда пересохло во рту. На Лили были только бинты. Как он прикоснется к ней? Он не сможет, он свихнется. Звать Лизу? А что тогда Лили подумает? Что он не хочет к ней приближаться? Она не поймет, ее это обидит…       Тед ощутил себя в ловушке и рассердился — да какая разница, что ему снилось? Он врач. Врачи — существа бесполые. Какие бы у пациентов ни были сексуальные тела, а они в первую очередь пациенты.       Поддерживая ее за плечи, он поднес стакан с водой к ее губам. Это были почти объятия. Волосы Лили все еще источали запах любистка, тот, ночной, знакомый. Допив воду, она внезапно поцеловала его в щеку, и Тед чуть не подпрыгнул на месте — ее губы будто ударили током.       — Спасибо, — заулыбалась Лили. — Ты очень милый.       — Когда я дам тебе костерост, ты передумаешь, — пообещал Тед. — Хотя кому я рассказываю. Ты же в школе литры костероста выпила.       — Мадам Помфри все время жаловалась, что у нее кончаются запасы, — улыбнулась Лили. — Тедди, а можно я сама вылечусь? Без этой дряни?       — Сама? Было бы прекрасно, — он думал, что она шутит, но вдруг Лили попросила:       — Тогда принеси мне метлу мясника. Ну, знаешь, иглицу колючую. Цветок иглицы. Лучше сухой. Есть у тебя сухой цветок иглицы?       — Ты что, умеешь лечить переломы? — опешил Тед. — Стоп, метла мясника используется для исцеления в черной магии!       — Зато быстрее и качественнее… Принеси. Мне. Иглицу! — процедила Лили.       Он ни за что не принес бы ей требуемое просто из вредности, чтобы не говорила приказным тоном, но ему стало ужасно интересно, как Лили вылечится, поэтому Тед смолчал и сходил за иссушенным цветком.       Лили поднесла его к губам, что-то прошептала и бросила в рот, пережевывая. Ссадина у нее на щеке затянулась. Царапина не плече — тоже. Сев без болезненных ощущений, рыжая потянулась к бинтам на груди, но отдернула руки, увидев лицо Теда.       — Хорошо, я не буду устраивать стриптиз, — пошутила она.       — Нет, я… — он мотнул головой. Дело было в другом. — Ты сейчас что сделала? У тебя кости срослись?       — Ну… да, — Лили медленно подняла и опустила руку, проверяя. — Не переживай, это не черная магия. Точнее, немного темная, но не запрещенная.       Тед только руками развел. Он знал, как подруга увлечена исследованиями Темных Искусств, надеялся, что до проблем с законом у нее не дойдет, но возмущаться не мог — на его глазах Лили сотворила практически чудо.       — А как ты это сделала?       — Ты же видел. Нужна метла мясника, корень, листок, цветок, что угодно, но лучше цветок. Произнести заклинание и съесть. Еще лучше — произносить, пока жуешь. И все.       — Какое заклинание, можешь повторить?       — Нет, нельзя, — серьезно покачала головой Лили. — Иначе травма вернется. Такие заклятия не произносят впустую. Но могу записать… Акцио, блокнот и ручка!       Без волшебной палочки, одним словом приманив со стола в палате нужные предметы, Лили быстро записала текст заклинания и протянула Теду. Когда он взял блокнот, их пальцы соприкоснулись.       — М-м, значит… — Тед перечитал заклятие. — Понял. Спасибо. Это может здорово мне помочь.       — В чем?       Он не говорил об этом никому, ни родителям, ни начальству, ни даже дедушке, который был его кумиром и главным наставником в колдомедицине, поэтому ему полагалось узнать первым — но, увидев заинтересованный взгляд Лили, Тедди выпалил:       — Ты же умеешь хранить секреты?       — Между прочим, я до сих пор никому не сказала, что это ты потерял брелок Доры, когда тебе было двенадцать, а мне шесть, — хмыкнула Лили. — Как ты думаешь?       — Да, прости… Так вот, — Тед понизил голос. — Я близок к открытию. Я могу изобрести лекарство от ликантропии.       — Вау! — Лили подпрыгнула на месте, из чего Тедди сделал окончательный вывод, что ее ребра в порядке. — Это потрясающе! Но как?       — Пока не скажу. Но твой метод мне очень пригодится.       Лили гордо приосанилась.       — Я знаю много таких вещей. Не только как лечиться. Например, знаю, как понять, кто желает тебе зла без всякого вредноскопа — растереть порошок аира, произнести нужные слова, рассыпать на поверхность перед зеркалом, и порошок примет форму имени. И как сглазить человека на неудачи — капнуть ему в еду или напиток каплю заговоренного сока белладонны, совсем чуть-чуть… И как послать кому-то сон — растереть порошок любистка…       Она замолчала, зажав рот ладонями.       Тедди ошарашенно смотрел на нее, и его волосы стремительно краснели, но больше он ничем не выдал, что рассердился.       — То есть, ты практиковала эту магию? — холодно спросил он.       — Неудачи — нет… — пролепетала Лили. — Тед, я… Да что здесь такого? — она мгновенно перешла от защиты к нападению. — Подумаешь, я прислала тебе какой-то сон! Это всего лишь сон! Я даже не знаю, что тебе снилось! А что, это был жуткий кошмар? — ей удалось разыграть искреннее непонимание и раскаяние. Тед растерянно потер затылок, возвращая волосам обычный голубой цвет.       — Да нет, не кошмар… Просто странный непонятный сон явно магического происхождения. Только неприятно быть чьей-то подопытной свинкой, знаешь ли.       Назревающую ссору прервала вошедшая в палату Джинни.       — Наконец вырвалась от Деборы, ужасная женщина, знает же, что моя дочь пострадала, и целительница мне звонила, а она все равно заставила отрабатывать пасы… Лили, милая, тебе лучше? Привет, Тед, — Люпину миссис Бёрк кивнула с холодностью, ранее ей не присущей.       — Здравствуйте, — пробормотал он.       — Лучше, лучше, уже все прошло! — Лили вскочила навстречу матери. — Идем домой?       — Да, идем, — Джинни приобняла дочь, закрывая собой от Тедди. — Скоро папа вернется с работы, я приготовлю твой любимый пудинг, — заворковала она, уводя Лили прочь.       Оставшись один, Тедди еще раз перечитал заклинание и не нашел в нем ничего, что сделало бы его по-настоящему темным. Метла мясника также не входила в перечень запрещенных растений — Лили была права. Определенно, он использует это.       И это будет последний штрих в разработке препарата.