Это ещё не конец / Not Over Yet

Они молчат. Микаса ведёт его в спальню, и он не отрывает взгляда от её ног, пока она не останавливается, не поворачивается к нему лицом и не смотрит на него снизу вверх. Её глаза — одновременно застенчивые и пронзительные — удерживают его на месте в тусклом свете комнаты. Они заставляют Эрена подчиниться, когда её пальцы цепляют край его футболки, тянут ткань вверх по торсу, снимают через голову и небрежно отбрасывают в сторону. Её взгляд скользит по его телу, улавливая ритм, с которым его грудь вздымается и опускается. Она делает шаг. Ближе. Ещё ближе. Её дыхание касается его шеи. Всё замирает. Её дыхание. Его. Они двигаются плавно, словно по контуру, склоняя головы в разные стороны и вырисовывая слова, которые нельзя произнести вслух, в молчаливом прикосновении губ: её — к его уху, его — к шёлковым прядям её волос. Она пахнет домом. Он дышит её воздухом, чувствует её руками, кожей, поцелуями. Сначала Микаса касается его лица, целуя каждую ямочку, каждый изгиб, каждую грань. Затем — подбородок, горло, ключицу, куда её пальцы тянутся через всё тело. Она проникает в него, словно огонь. Её дыхание обжигает, прокладывая горячий путь по его груди, скользя по шрамам. — Их так много, — шепчет она. Больше, чем она помнит. Эрен вздыхает: — Ты многое пропустила. Она молчит. Не в силах прочесть её мысли, нервничая, он поднимает руку к её лицу. Она слегка вздрагивает от прикосновения, от тёплой ладони на щеке. Её глаза, скрытые густыми ресницами, поднимаются к нему, и он теряет голову, утопая в их бездонной глубине. Потому что она здесь. Реальная. В его руках. — Эрен, — её голос подтверждает её присутствие, заполняя всё пространство между ними. Микаса расстёгивает пуговицу на своей рубашке. Потом ещё одну. И ещё. Пока полоска обнажённой кожи не оголится на фоне ткани, словно чистый холст, который ждёт его прикосновений. Она берёт его руку и прижимает ладонь, покрытую шрамами, к центру своей груди: — Чувствуешь? Да, он чувствует. — Оно так быстро бьётся, — хихикает она, её маленький носик смешно морщится. Эрен улыбается её смеху, его взгляд мягко скользит по её лицу. Она поднимает свободную руку и кладёт её в центр его груди. Микаса будто раскрывает его сердце своим прикосновением, слой за слоем, пока оно не распахивается настежь. — У тебя тоже, — тихо говорит она. — Твоё сердце бьётся как сумасшедшее. Если бы она только знала, что это её присутствие заставляет его оживать. — Поцелуй меня. Это не просьба и не приказ. Это едва заметное биение пульса на её губах, лёгкие изменения в чертах лица, глубина, которая появляется в её голосе. И он целует. Сначала её руку. Он отрывает её от своей груди и целует каждую костяшку, каждый кончик пальца, запястье и большой палец, который скользит по краю его губ, едва касаясь крошечного, ещё заживающего пореза. Микаса тихо смеётся, когда он дотрагивается до её ресниц, улыбается, когда его губы мягко касаются её носа. А затем медленно, очень медленно, переходя от одной идеальной, словно фарфоровой черты, к другой, он спускается к её губам. Эрен берёт её лицо в свои ладони, большими пальцами проводит по её уже порозовевшим щекам и ухмыляется, глядя на выражение её лица. Они ждут. Ждут в тишине, пока гравитация не сдвинет их вселенные и он окажется физически, ментально, безоговорочно притянут к ней. Её глаза — звёзды, а она — луна, влекущая его волны, поднимающая океан внутри него, заставляющая кипеть, стремиться, касаться её. Они целуются, и этот поцелуй другой. Новый. В нём есть неуверенность, но это не страх, а только желание растянуть этот миг до бесконечности. Здесь нет ни тени сомнения, ни следа отступления. Лишь постепенное, сладкое облегчение от того, что, наконец, сдаёшься после столь длительного сопротивления. Прикоснуться к когда-то запретному, обнять с упоительной решимостью то, что считалось неправильным, — это поцелуй незнакомцев, которые учатся влюбляться заново. Это их поцелуй. Микаса отдаётся ему, её губы шепчут его имя, касаясь ресниц, носа, уха: «Эрен, Эрен, Эрен». Её рука медленно спускается по его груди, животу, вдоль V-образных линий, что тянутся вниз, пока не проскальзывает за пояс его спортивных штанов и не находит его. Она слышит, как у него перехватывает дыхание, а её собственное щекочет его щёку. Пальцы Эрена зарываются в её волосы, пока её томные поглаживания возбуждают его. Его веки дрожат. Он ощущает её нежные прикосновения как нечто неземное, пробуждающее искры во всех уголках его сознания. Пока что тишина — та мелодия, которую они разделяют, приглушённая молитва, зарождающаяся в глубине его горла. Она чувствует его, наблюдает за ним, зачарованная зрелищем перед собой — как он пытается сохранить контроль, но всё равно распадается на части. Его лоб наклоняется, чтобы прижаться к её лбу, и она обхватывает его щёку, ловя его дыхание, поглощая его, ощущая, как оно становится всё глубже, всё тяжелее. Взгляд Микасы скользит по его лицу, улавливая малейшие изменения в чертах, пока его пальцы не сжимают её запястье, останавливая её. Их губы сталкиваются, и безумный голод становится мотивом их страстного вальса. Они движутся, сливаясь в единое целое, в такт безмолвной симфонии, наполненной великолепием, которое танцоры демонстрируют на сцене. Каждый мускул, сухожилие, сустав обласканы светом и прикосновениями пальцев, блуждающими в беспорядочном, безграничном желании. Когда он целует её шею, с губ Микасы срывается тихий вздох. Её руки скользят по его горячему торсу, а затем тянутся, чтобы избавиться от фланелевой рубашки, которая всё ещё на ней. Его рубашка соскальзывает с её плеч, стекает по рукам и бесшумно падает на пол — этот шорох такой же беззвучный, как мольба её рук, обвивающих его. Они валятся на кровать. Эрен просовывает руку под спину Микасы и подтягивает её выше. Её волосы рассыпаются по его подушкам, а её запах окутывает постель. Она такая лёгкая, такая воздушная, словно перышко — невесомый шёпот, который может унести самый слабый ветерок. Поэтому он держит её. Держит так, чтобы, если она всё же улетит, то забрала бы его с собой. Они замирают. Мгновение — затруднённый вдох, дрожащий выдох, момент, когда спрашиваешь себя: это действительно происходит? У него перехватывает дыхание от нерешительности, но рука Микасы касается его щеки. Она — ангел, её глаза мерцают в тусклом свете. Он слегка поворачивает голову, чтобы поцеловать её ладонь, и шепчет в глубине души, что любит её. И она чувствует это. Она тянется к его губам, её тело движется, словно волны прилива, устремляясь к его берегу и отступая от жара его языка. Эрен начинает со шрама на её скуле, а потом спускается всё ниже, и ниже, изучая губами каждый изгиб, каждую впадинку, пока его путь не заканчивается у колыбели её бёдер. Его тёплое дыхание касается низа её живота, и он поднимает взгляд, чтобы увидеть, как она кивает. Его пальцы цепляются за резинку брифов, которые она позаимствовала у него для сна, и стягивают их вниз по её ногам, когда она приподнимает бёдра, помогая ему. — Так нечестно, — говорит Микаса, когда он покрывает поцелуями её бёдра. Эрен усмехается: — Всё честно. — Для тебя. — А это плохо? — Да! — Почему? — Я вообще-то голая. — И? Она вздыхает, чувствуя, как он прокладывает дорожку поцелуев вверх к её груди: — Я без трусов, а ты всё ещё на мне. Его глаза смотрят прямо на неё, а уголки губ приподнимаются в улыбке. — Ага. Именно. Микаса тоже улыбается, убирая волосы с его лица. Она заправляет пряди за его уши, берёт его лицо в ладони и шепчет: — И что ты будешь делать? — Ничего. — Ничего? — Абсолютно ничего. Она надувает губы. — Какой облом. А я-то надеялась, что ты захочешь свой язык внутрь меня засунуть. Эрен стонет: — Прекрати. — Я серьёзно! — Это звучит не сексуально когда ты так говоришь. — Заставь меня кончить тебе в рот. — Замолчи. Она смеётся. Его голова опускается на её плечо, и он чувствует, как её смех пробегает лёгкой тряской по её телу. — Знаешь, это навело меня на мысль… — Какую? — она всё ещё хихикает, её глаза сияют от удовольствия, и вид её улыбки заставляет сердце Эрена на мгновение замереть. Она прекрасна. Самое прекрасное создание на свете. Всё, о чём он когда-либо мечтал, всё, на что он надеялся, воплощено в ней. Он целует её в лоб и слышит, как она шепчет: — Так и о чём же ты думаешь? — Можно я тебя поцелую? — И это говорит мужчина, который только что снял с меня трусы. — Боже, ты просто королева разрушенных моментов. Её смех снова наполняет комнату. — Ладно, хорошо. Поцелуй меня, поцелуй. Микаса всё ещё улыбается, когда он это делает. Его рука ложится на её грудь, и он покрывает поцелуями её подбородок, шею, ложбинку, а затем возвращается к её приоткрытым губам. Его язык проскальзывает внутрь, и она ощущает вкус его самого и себя в этом поцелуе. Пальцы Эрена мнут её плоть, и она тает от его прикосновений, сжимая руками его плечи, когда он опускает голову, чтобы взять в рот её упругую вершинку. Он слегка касается языком твёрдого маленького бугорка, обхватывает руками её грудь снизу и чувствует, как из неё вырывается хриплый, сдавленный шёпот. Она вздыхает, пока быстрые, громкие поцелуи не заставляют её рассмеяться, когда он осыпает ими кожу её груди, поднимаясь всё выше и выше. И тогда она выдыхает ему в губы: — Прикоснись ко мне. Она направляет его руку вниз, мимо пупка, намечая маршрут, по которому его губы вскоре последуют. Эрен прикрывает глаза, когда чувствует её, и затем начинает свой путь, благоговейно исследуя её тело, медленно спускаясь ниже, скользя губами по её коже, словно дождь, что неторопливо проникает в трещины старых древесных стволов. Он задерживается, очерчивая кончиком пальца плавный изгиб её талии, прижимая губы к ребру, которое она сломала в той аварии. Теперь оно полностью зажило, и Эрен восхищается упорством человеческого тела, его способностью всё время восстанавливаться. Он приподнимает её ногу, оставляя поцелуй на задней стороне бедра. Микаса тихо вздыхает, позволяя всем своим мыслям исчезнуть, превратившись в далёкий шёпот где-то на краю её сознания. Ощущение невероятности этого момента заставляет его провести кончиком языка по крошечным каплям пота на её животе, чтобы ощутить соль её кожи и убедиться, что она действительно реальна. Она здесь, перед ним. Его зависимость от неё подталкивает дразнить её ещё больше, только чтобы услышать, как она произносит его имя, запечатывая свою потребность в нём в его сознании. Но именно любовь и острая нужда в ней ставят его на колени между её ног, пока его дыхание не начинает дрожать при виде неё. Её тепло на его губах заставляет Эрена тихо выдохнуть в неё, и она ахает, прежде чем его язык проникает внутрь, а из её горла вырывается прерывистый, сдавленный стон. Микаса прикусывает дрожащие губы зубами, её руки раскинуты по бокам, пальцы сжимают простыни. Она чувствует, как он пробует её всю, как его стон приглушается её телом. Жар расползается по его лицу, и горячая влага скользит вниз по его животу, собираясь там, где напряжение болезненно пульсирует. Он слышит, как она ёрзает, слышит шуршание простыней, когда она извивается на спине. Она такая возбуждающая, и он любит, нет — обожает — вкус, который она оставляет на его языке. То, какой знакомой и в то же время новой она кажется ему. Эрену нравится, как её ногти царапают кожу его головы, как её бёдра движутся навстречу, вымаливая больше. Он с удовольствием поглощает её целиком. Он ласкает её языком до тех пор, пока она не начинает шипеть, и скользит руками вверх по её животу, ощущая каждый изгиб, каждую впадинку и выпуклость, прежде чем обхватить ладонями обе её груди. Она ловит его руки, прижимая к себе, не давая им двигаться, и бесстыдно, громко, восхитительно красиво выгибаясь дугой, кричит. Наконец её голова безвольно поворачивается в сторону, и Микаса тяжело выдыхает в подушки. Эрен замечает это и отстраняется, чтобы посмотреть на неё. Он наслаждается контрастом её светлой кожи и тёмно-алым цветом его простыней, тем, как эти цвета переливаются, как красный оттенок медленно растекается по её сияющему, извивающемуся телу. Он будто просачивается сквозь неё, окрашивая её губы, щёки, шею. Его руки скользят вниз по её телу, и он облизывает внутреннюю поверхность бёдер, пока её тихие стоны постепенно не становятся мягче. Но она манит его так же сильно, как и жгучее желание в его теле, поэтому он вновь проводит языком по её центру и сосёт — именно так, как, он помнит, ей нравится, — вводя в неё сначала один палец, а затем второй. Её стоны разрывают тишину, достигая высот, которых он не слышал от неё уже целую вечность. Микаса раскрывается перед ним, распускается, словно роза. Её руки зарываются в его волосы, и она умоляет: — Не останавливайся. Как будто это вообще возможно. Эрен сгибает оба пальца внутри неё, и с её губ срывается сдавленный вдох. Одна её рука сжимает его пряди в кулаке, а другая вцепляется в простыни, следуя за наслаждением, которое накатывает на неё волнами. Он позволяет ей ублажать себя его пальцами, наслаждаться этим столько, сколько ей нужно, пока она не кончит, превратившись в задыхающееся, великолепное месиво и не станет принадлежать ему. Она пытается восстановить дыхание, когда он начинает прокладывать себе путь обратно вверх по её телу, ощущая её приглушённые стоны на своих губах. Она выглядит ошеломляюще красиво, когда смотрит на него сверху вниз из-под полуприкрытых век. Её руки изящно раскинуты по обе стороны от головы в жесте, похожем на полную, безоговорочную капитуляцию перед ним. Эрен не торопится, запоминая вкус каждой клеточки её тела. Он чувствует, как её позвоночник изгибается, а мышцы спины напрягаются в его руках, ощущает, как его собственные мышцы перекатываются между лопатками, когда он медленно движется вверх, чтобы снова встретиться с ней. И она принимает его с такой готовностью, с такой страстью, что сама вытягивает шею, чтобы поймать его губы своими. Их поцелуй становится тяжелее, гораздо более глубоким и насыщенным, чем все предыдущие. Он чувствует, как её язык проникает ему в рот, как она стонет, когда он отвечает ей. Её рука скользит вверх по его шее, зарывается в волосы, чтобы притянуть его ближе и поцеловать ещё сильнее. Они целуются до тех пор, пока у них обоих не сбивается дыхание. Тогда он отстраняется, чтобы прошептать: — Это на самом деле…? Она отвечает едва слышным выдохом: — Да. Внезапно им кажется, что они не могут дышать друг без друга, отчаянно цепляясь за близость и тепло их тел. И они меняются: Солнце заходит, уступая место Луне, и она властвует над ним, покрывая поцелуями каждый его шрам, словно извиняясь за их существование. Её волосы скользят по его груди, когда она спускается всё ниже, ниже, и ниже. Микаса останавливается на уровне его талии, прислушиваясь к ритму его дыхания, подобного волнам, поднимающимся из самых глубин океана, гонимых жаждой дотянуться до света на поверхности. Она стягивает с него спортивные штаны, любуясь каждым сантиметром его тела, каждой линией мышц, каждой впадиной и выступом костей, словно он — скульптура, высеченная специально для её взглядов, восхищения, прикосновений. Её пальцы обхватывают его, и она берёт его в рот. Её прикосновение зажигает искру, пробуждающую в них нечто новое, разжигая пламя неизведанной ими страсти. Грудь Эрена сжимается с каждым выдохом. Он держится до тех пор, пока не начинает терять контроль, пока его зрение не затуманивается. Тогда он тянет её за волосы, и она забирается на него, двигая бёдрами, чтобы потереться о его член. Её руки упираются по обе стороны от него, а живот напрягается в такт её движениям. — Я готова, — выдыхает она. Её волосы спадают на одну сторону, закрывая половину лица. Он пропускает пальцы сквозь пряди, собирает их в хвост за её головой и слегка сжимает в кулаке. — Ты уверена? Закусив губу, она кивает. — Я хочу тебя, я… — её голос срывается на последнем слове, дрожит от желания. — Пожалуйста. Она продолжает двигаться, скользя вперёд-назад, шепча ему в шею: — Пожалуйста, — его кончик касается её чувствительной точки, и она стонет, умоляя его: — Пожалуйста, Эрен. Ему больше незачем сдерживать себя. Он быстро целует её в щёку, чтобы она повернула голову, и снова находит её губы. В этот момент незажившая рана в его сердце отзывается болью — старой и давно забытой. Микаса. Его Микаса. Всё его существование, каждый вдох — ради неё. Её голос, её шёпот наполняют всё вокруг, словно гимн, сопровождающий каждый миг его жизни. Она тянет его за плечи, и он следует за ней, оказываясь сверху, пока она не ложится спиной на простыни, а подушки сбиваются к их ногам. Он аккуратно убирает прядь волос с её губ, его взгляд скользит по каждой линии её лица. Её грудь вздымается под ним, и на мгновение он просто считает её вдохи и выдохи. Он вспоминает, как они с Армином в детстве любовались звёздами. Как его друг всегда находил свой смысл в планетах, а Эрен видел свою вселенную в этой девушке. — Всё хорошо, — улыбается она, её глаза сияют, словно звёзды. — Ты никогда не сможешь причинить мне боль, помнишь? — Помню. — Я люблю тебя. — Боже, я тоже тебя люблю. — Я люблю тебя так, как звёзды любят луну. — А я люблю тебя больше, чем ты любишь шоколад. — Это невозможно. — О, ещё как возможно. — Нет. — Да. — Эрен! — Что? Она хихикает, закрывая лицо руками. — Ты что, краснеешь? — Нет! — Ты краснеешь. — Нет. — Я это вижу. — Прекрати! — Посмотри на себя, ты вся красная. — Неееет! — визжит она, извиваясь, пока он пытается отнять её руки от щёк. — Хватит, Эрен. Он прикусывает губу, улыбаясь, и она смеётся, фыркает, а затем целует сначала царапину на его губе, потом шрам на его брови, потом синяки, будто её любви достаточно, чтобы стереть все следы его прежней боли. На этой стороне кровати свет падает так, что его тень ложится на её тело, придавая её коже чуть более тёмный оттенок. Микаса кажется нереальной, будто сон, созданный из его воспоминаний, рождённый отчаянием долгих лет, проведённых в тоске по формам и цветам, которые не способен воссоздать ни один художник, ведь они существуют только в ней. Он прижимается лбом к её лбу и выдыхает: — Я обожаю тебя, Микаса. И всегда буду защищать тебя ценой своей жизни, сколько бы мне ни было отведено. Я могу только надеяться, что ты это знаешь. — О, Эрен… — вздыхает она, затем вновь находит его и направляет в себя. Он заменяет её руку своей, удерживая себя у основания, прежде чем приготовиться войти в неё. — Можно? — Пожалуйста. Он замирает на секунду, осознавая: вот оно. Ничто больше и никогда не сможет стереть этот момент из памяти: как её глаза медленно закрываются, как её грудь тяжело вздымается, как он плавно подаётся бёдрами вперёд, а она ахает, запрокидывая голову назад. Инстинктивно она обнимает его за плечи, её пальцы впиваются в его кожу, когда он погружается в неё одним медленным, мучительным движением. Он ловит каждый оттенок эмоций на её лице, не сводит с неё глаз. И как только Эрен оказывается внутри, как только он полностью наполняет её, его измождённый дух вспыхивает яркой искрой жизни. С тихим стоном он растворяется в ней, сдаётся, отпуская всё. Ощущение её тепла вокруг него до боли знакомо, незаменимо удовлетворяющее — даже жизненно необходимо. За всю свою жизнь он никогда не испытывал такого облегчения. Обладать ею сейчас, вот так, — всё равно что вернуться домой после долгих лет скитаний, словно жадный глоток воды после долгой жажды, как услышать своё имя после вечного забвения. Всё это обрушивается на него разом. Ощущения накрывают их обоих, переплетают их тела и души. Они совпадают идеально — там, где заканчивается он, начинается она. Они — две половины единого целого, предназначенные друг для друга и больше ни для кого. — Эрен… — жалобно выдыхает она, приподнимая трепещущие веки, чтобы посмотреть на него. Её глаза затуманены страстью, словно пульсируют с каждым морганием. Она подносит свободную руку к его лицу, нежно проводит большим пальцем по синяку на его щеке и шепчет: — Сделай меня своей. Он закрывает глаза, концентрируясь на своём дыхании. Её сердцебиение, так похожее на его, отдаётся учащённым пульсом в его собственном теле. Целуя её, он раскрывает своё новое «я», запечатлевая его на мягкости её губ, прежде чем заняться с ней любовью. Она всё ещё держит в объятиях его лицо, его плечи, его сердце. Их губы почти соприкасаются, когда он — очень медленно — выходит из неё лишь для того, чтобы вновь толкнуться. Он ощущает её дыхание у себя во рту, вдыхает его, позволяя этому воздуху стать сутью, наполняющей его жизнь. Микаса изящно выгибает шею, закрывая глаза с дрожащим выдохом, а её ногти оставляют тонкие линии наслаждения на его коже. Брови слегка хмурятся, губы приоткрываются, и в ночной тишине их тела сливаются в совершенном ритме. Её тихие выдохи, смешиваясь с его хриплым дыханием, обрываются на полустонах любви, звучащих у его уха и приглушённых о его плечо. Каждая клеточка его тела кричит о любви к ней. Она отвечает ему всей душой, пылающей ярким светом. Она любит его так же сильно, подтверждая это каждым звуком, жестом, каждым прикосновением. Её бёдра поднимаются и опускаются в плавном ритме, следуя его движениям, усиливая трение и лишая их обоих контроля. Её пальцы ласкают каждый нерв, каждый вздыбившийся волосок, скользя по мышцам его спины, спускаясь вдоль позвоночника, чтобы сжать его ягодицы, поощряя двигаться глубже, сильнее. Микаса стонет для него глубоко и прерывисто. Их носы почти соприкасаются, а концы его волос щекочут её лоб. Они слиты воедино, кожа к коже, но всё равно кажется, что этого мало. Он чувствует, как её ладони ложатся на его грудь, её голос, слегка затуманенный, врывается в его сознание: — Ложись на спину. Он увлекает её за собой. Они перекатываются по кровати, совершая быстрый полупируэт — и она оказывается сверху. Оседлав его бёдра, она медленно опускается, чтобы принять его в себя, и его разум вспыхивает белым светом. Она двигается на нём, покачивая бёдрами назад и вперёд, а он попадает во все чувствительные точки внутри неё, которые слишком хорошо знает. Эрен видел это уже бесчисленное количество раз, но каждый раз, наблюдая за её реакциями, он будто переживает это заново. В этот момент именно она получает большую часть удовольствия, но удовлетворение целиком принадлежит ему. Сквозь полуприкрытые веки он наблюдает, как она теряется в ощущениях: её глаза дрожат, прежде чем закрыться, а её тело движется, покачиваясь в ритме, её дыхание превращается в короткие, прерывистые стоны. Дыхание Эрена застревает в горле, удерживаемое так, словно он не может позволить ему вырваться наружу. Но когда его руки обхватывают её бёдра, сжимают её талию, она позволяет им смять её грудь, пока шепчет ободряющие слова, — и остатки самообладания начинают ускользать от него. Лёгкие сжимаются, и весь трепет, сковавший дыхание, вырывается с её именем, сорвавшимся с его губ в беспомощном стоне. В ответ её глаза распахиваются, взгляд становится стеклянным. Она раскачивает бёдрами, запрокидывая голову от того, как невероятно он заставляет её себя чувствовать. И это всё он. Только он. Только Эрен способен произносить её имя так, чтобы оно звучало совершенно, словно создано для его губ. Её руки скользят от его груди вниз к животу, ногти оставляют за собой едва заметные следы на его шрамах — временное соприкасается с постоянным, новое гармонично переплетается со старым. Микаса наклоняется вперёд, нависая над ним. Одну руку она кладёт на его грудь, а другой упирается в изголовье кровати рядом с его головой и начинает медленно двигаться вверх-вниз, создавая плавный ритм. Она такая могущественная в его руках, вытягивает из него всю веру, крадя её своими губами и возвращая обратно благоговейными вздохами поклонения. Она подносит руку к его щеке, и их лбы соприкасаются, как земля и небо, день и ночь, настоящее и прошлое. Густой румянец окрашивает её щеки в тёмно-розовый цвет, который проступает даже на коже её живота. Она откидывается назад, хватая воздух ртом, когда чувствует, как он проникает глубже. Её тело напрягается, а с губ срывается крик. Она великолепна и полностью открыта для него, но всё равно кажется слишком далёкой, будто за пределами его досягаемости. Эрен садится, подтягивая её ближе к себе, крепко прижимая к своей груди. И когда её бёдра движутся под новым углом, даже самые лёгкие толчки вызывают реакцию у них обоих. Медленно. Они двигаются неспешно, словно пытаются растянуть этот миг. Он завладевает её губами, заглушая её стоны, пока пальцы Микасы зарываются в его волосы — слишком короткие, чтобы их можно было собрать в пучок, но достаточно длинные для того, чтобы вцепиться в них. Она обвивает его ногами, руками, собой, пока не становится его миром, необъятной стихией, которую он не в силах постичь. Он может только держать её, любить, целовать, дорожить каждым мгновением, вкладывая в это всю свою силу, свою слабость, всего себя. С каждым плавным движением её бёдер Эрен изо всех сил сдерживает себя, чтобы не толкнуться ей навстречу. «Позволь ей», — говорит он себе. — «Пусть делает всё, что захочет». И она делает. Непревзойдённая, властная, она сильнее обвивает его тело, прижимается к нему, двигается в ритме, который сама задаёт. Такая нежная, такая терпеливая, такая мягкая. Тихие стоны срываются с её губ, едва слышные шёпоты его имени пронизывают его до самого сердца, кружат его разум. Микаса хватает его за волосы и заставляет поднять взгляд, чтобы он посмотрел на неё. Каждым своим движением она насаживается на него всё глубже. Это читается на его лице, на её лице, и он знает, что она наблюдает за ним. Его глаза закрываются, губы приоткрываются, а черты лица выдают всё, что он чувствует. Она подталкивает его терять себя ещё больше, когда заправляет ему волосы за уши, её губы касаются уголка его глаза, а затем она берёт его руки в свои и обхватывает ими свою грудь. Она едва не срывается, кусая нижнюю губу, чтобы сдержать беспомощный стон, наполненный его именем, когда Эрен накрывает одну грудь своим ртом. Сначала он целует её, шепча старые обещания на её коже. Но когда его язык скользит по её мягким округлостям, зубы слегка прикусывают ключицу, а затем мягкую плоть, играя с упругим бутоном, и жадно втягивает его в рот, её голова запрокидывается, а руки соскальзывают с его плеч и падают на кровать позади. Её глаза зажмуриваются, и она полностью сдаётся его власти, сбрасывая последние оковы сдержанности. Бесстыдно, не смущаясь, её дрожащие конечности начинают умолять его: — Пожалуйста. Ей не нужно просить дважды. Схватив её за бёдра, Эрен начинает толкаться в неё. Её голос отзывается в его теле, а её бёдра подгоняют его двигаться быстрее. Он отвечает ей искусно, с мудростью опытного любовника, но с голодом, который невозможно унять. Его стоны приглушаются её кожей, зубы нежно вонзаются в её плечо, пока концы её длинных волос щекочут его предплечье, струясь по спине и заканчиваясь там, где его рука крепко обнимает её за талию. Стоны Микасы становятся громче, хриплее, её ногти впиваются в его кожу, пока она, захлёбываясь, срывается на ещё одно отчаянное: — Пожалуйста. Он опрокидывает её на спину и снова оказывается сверху, её руки вновь обвивают его. Это так сладко, так прекрасно — как она обхватывает его лицо, как притягивает к себе, как целует, как жалобно стонет, умоляя о большем. Их поцелуй небрежен и полон страсти, но прерывается, когда он резко входит в неё. Она ахает, и его движения возобновляются. Но на этот раз он гораздо грубее, жёстче, намного требовательнее. Эрен закидывает одну её ногу к себе на талию, а вторую сгибает и подтягивает вверх, раскрывая её ещё больше для себя. Задыхающаяся, ослепительно красивая, Микаса отвечает ему каждым движением. Её голос настолько лёгкий, что кажется, будто он растворяется в его разуме, унося последние остатки мыслей и оставляя лишь ощущения. Её пальцы отчаянно скользят по его коже, царапая мышцы его рук и спины, пока не хватают его лицо, поглаживая большим пальцем его нижнюю губу, словно пытаясь ощутить его дыхание. Она притягивает его ближе, навстречу себе, целуя так сильно, как только может. И вскоре они оба сходят с ума, и инстинкты овладевают ими полностью. Каждое движение, линии спин и изгибы — это каллиграфия страсти, превращая их грех в искусство. Когда её пальцы касаются его шеи, Эрен осознаёт: на её руке больше нет кольца. Когда она выдыхает слова любви в его губы, он понимает, что раны на его теле зажили. Когда она снова и снова целует его так, будто он её наркотик, он чувствует каждой клеткой своего существа: она принадлежит ему, а он — ей. И так было, и так будет всегда. Микаса полностью растворяется в нём, отдаваясь ему без остатка. Её тело извивается, жадно принимая его ещё глубже, а с губ срывается тихий стон, прежде чем её голова откидывается набок, и она прикусывает нижнюю губу зубами. Её звуки становятся выше, громче, отчётливее. Её руки ослабевают, сползают с его плеч, позволяя ему видеть всё, что он делает с ней: видеть, как её черты напрягаются, как пряди волос падают на её лицо, как её тело принимает каждое его движение. И, возможно, она так же потеряна, как он, так же захвачена этим моментом. Ведь он начинает чувствовать, как её тело сжимается вокруг него, как она отвечает ему, когда он даёт ей больше. Эрен откидывается назад, садясь на колени, и тянет её бёдра на себя. Её тело скользит по кровати, заставляя простыни морщиться под ней. Его дыхание прерывисто, волосы спутанными прядями липнут к лицу, он едва может держать глаза открытыми, а кожа горит от жара, пульсирующего внутри. Он весь — огонь и краски, покрытый потом и звёздным светом, с дрожащими каплями на груди, мерцающими при каждом вдохе и выдохе, скользящими по его синякам и шрамам. Микаса такая яркая под ним, извивающаяся, она прикусывает палец зубами. Она не может говорить, да и не нужно вовсе. Он предугадывает все её желания по кристальному блеску её кожи, по румянцу её щёк, губ и груди и даёт ей именно то, чего она хочет. Он берёт её жёстче, настойчивее, забрасывая её лодыжку себе на плечо и вонзаясь в неё так глубоко, как только возможно. Задыхаясь, Эрен занимается любовью с единственной женщиной, которую когда-либо любил. Он удивляется, почему сердце разрывается в груди, почему слёзы блестят на её ресницах и жгут его собственные глаза, почему его мышцы горят, но он продолжает двигаться. Она такая невероятная, такая ошеломляющая, что ему приходится сбросить её лодыжку с плеча, чтобы снова прижаться к ней — просто чтобы ощутить вкус её голоса на своих губах, почувствовать, как её руки обвиваются вокруг его шеи. Она произносит его имя снова и снова, и никакая мантра никогда не звучала слаще, ни одна молитва не пробуждала в нём веру сильнее. Микаса всегда была чуточку ярче, чуточку лучезарнее остальных, единственным всплеском цвета в его мире чёрного, белого и серого. Она была, есть и всегда будет его исключением. Она продолжает обнимать его, и когда он утыкается лицом в её шею и стонет, её объятия становятся крепче. Он уже близок, слишком близок к тому, чтобы сорваться, но держится, пока она не кончит первой. Ей не нужно много времени. Через несколько мгновений её голос срывается в прерывистых вдохах, глаза закатываются, и по телу пробегает сильная дрожь. Её спина выгибается дугой, влажная кожа груди прижимается к нему, пока его рука отпускает её бедро, чтобы мягко провести по волосам, приглаживая их назад. Его горячее дыхание касается её щеки, а пальцы сжимают её волосы в кулаке, пока она проходит через пик удовольствия. И вскоре он так же теряет себя, как и она. Когда Микаса берёт его за руку, переплетая их пальцы, кладёт её рядом со своей головой и тихо даёт ему своё разрешение кончить, Эрен сразу же следует за ней. Её ноги крепко обвивают его, не позволяя выскользнуть, и он безнадёжно теряется в ней, разрушаясь до основания. Душой, сердцем и сутью он изливается внутрь, и, когда его сотрясают волны оргазма, он приглушает свои стоны, уткнувшись в постель. Их тела содрогаются в непроизвольных подёргиваниях, пока они делят друг с другом блаженство, боль, самих себя — пока не становятся двумя телами с одним неистово бьющимся сердцем. Всё завершается ослепительной вспышкой, оставляя лишь тонкую нить, связывающую их вместе. Разгорячённые тела расслабляются, усталые веки смыкаются. Грандиозный финал их страсти завершён, исчезая с последним поклоном, а агония, что так долго терзала их, отступает. Но почему облегчение должно проходить через боль? Микаса дрожит, будто ей холодно, и Эрен надеется, что тепло его кожи согреет её, что пламя, горящее в нём, растопит её душу. Слёзы скатываются из уголков её глаз, и он чувствует, как они стекают по его руке, пропитывая старый шрам на ладони. Она тихо плачет, и он вспоминает, как она плакала в их последнюю совместную ночь, как точно такое же приглушённое страдание раскололо их на части. Эрен не знает, что сказать, поэтому просто обнимает её, вкладывая в это всё, что может — всю свою любовь. Его тело истощено, каждая его клетка вымотана до предела, но он не осмеливается выйти из неё, боясь, что этот момент исчезнет, как только их связь прервётся. Он не вынесет этого. Только не сейчас. Он не выдержит, если снова потеряет её. По крайней мере, не сегодня ночью. Хотя бы не в этот момент. Пожалуйста, Господи, только не в этот раз. Оставь её со мной. Сделай так, чтобы она осталась. Позволь ей быть с ним этой ночью. Дай ему хотя бы это. Не забирай её, умоляю. Они оба без сил, но Микаса не отпускает его ни на секунду, словно её тело физически на это неспособно. Чувство вины постепенно овладевает им, старые демоны нашёптывают ему об их ошибках. Он запятнал её, но она принимает это с готовностью и смирением. Его вес давит на неё, и он знает, что ей тяжело дышать, но она всё равно его не отпускает. Она держится за него изо всех сил. Эрен ощущает, как её грудь поднимается под ним, наполняясь воздухом и расширяясь, словно маленький воздушный шарик. И, возможно, в этом они похожи: двое, кто готов стать жертвами удушья ради того, чтобы остаться вместе. Он размышляет, может ли быть что-то более безнадёжное, чем их состояние сейчас. Но когда эти мысли начинают формироваться, её пальцы медленно скользят вниз по его лопаткам, задерживаясь на выемке его поясницы, и она прижимается губами к его уху. Закрыв глаза, он парит за пределами реальности, ускользая в пустоту изнеможения и растворяясь в безопасности её объятий. Он тает, сломленный и обессиленный, последний отблеск его души затухает. — Я обожаю тебя, Эрен. Эти слова возвращают его к жизни.

***

Микаса медленно открывает глаза посреди ночи, спустя несколько часов. Она не знает, сколько сейчас времени. Единственным источником света остаётся лампа на прикроватной тумбе, её мягкое жёлтое свечение обволакивает малиновые простыни. За окном идёт дождь. Сначала она слышит шум дождя — тихое, ритмичное постукивание капель, падающих на город. А затем — дыхание Эрена. Ровное. Глубокое. Оно похоже на волны, мягко накатывающие на берег. Его выдохи — будто шёпот воды, набегающей на песок, а вдохи — спокойный отлив, утягивающий волны обратно в океан. Она закрывает глаза. Прислушивается. Едва слышное «кап-кап-кап» природы по оконному стеклу напоминает старую сказку, которую она будто бы знает, но которая в то же время кажется ей новой. Микаса будто существует сразу в двух реальностях: одна — незнакомая, другая — до боли родная. На самом деле её окончательно пробуждает тяжесть его руки, обвивающей её талию. Её кожу покрывает рой мурашек; открытая грудь ощущает прохладу — одеяло сползло, оставив их укрытыми лишь наполовину. Сонно моргнув несколько раз, она поворачивает голову и видит, что он спит на животе, а подушка скрывает половину его лица. Микаса не знает, почему на мгновение задерживает дыхание, но она это делает, и весь остальной мир, кажется, тоже замирает в восхищении. Она улыбается. Эрен. Её Эрен. Во сне он выглядит таким умиротворённым. Она пока не хочет двигаться, чувствуя его руку на своей талии — якорь, удерживающий её здесь, рядом с ним. Он так красив. Даже с заживающими царапинами на лице — всё равно красив. Она поднимает руку, мягко касаясь его щеки, проводя пальцами по линии его челюсти, по контуру губ, любуясь им. Его тёплое дыхание согревает её кожу. Микаса убирает волосы с его лица, большим пальцем проводя по изгибу его брови, разглядывая царапину, которая ещё не исчезла полностью. Перевернувшись на живот, она опирается на локти и касается губами сначала небольшого синяка, потом века, щеки, плеча, ямочки на подбородке и веснушчатого кончика носа. Он по-прежнему погружён в сон, но когда его рука соскальзывает с неё, дыхание становится чаще. Удивительно, что она его до сих пор не разбудила, но Эрен всегда спал, как убитый. Микаса наблюдает за ним, забавляясь, и тихо смеётся, когда он хмурится и чешет нос как раз в том месте, куда она его только что чмокнула. Должно быть, её прикосновение щекочет его, поэтому она терпеливо ждёт, прежде чем снова поцеловать. Её губы легко касаются его, едва ощутимо, не оставляя ни следа, не издавая звуков. Она осторожно покрывает поцелуями каждую царапинку, каждую ямочку, каждую черточку его лица, с благоговением осознавая, что всё, что она любит, умещается в этом хрупком, смертном теле одного-единственного мужчины. Он — её вселенная, живая, дышащая, существующая прямо под её пальцами. — Эрен, — шепчет она, не ожидая ответа. — Спасибо тебе. За всё, спасибо. Это была лучшая ночь в моей жизни. Она представляет самодовольную ухмылку, которая наверняка растянула бы его сонные губы, если бы он только услышал её. Но его безмятежный сон — достаточный ответ для неё. Дождь за окном звучит так отчётливо, что ей кажется, будто капли касаются её кожи, а ровное дыхание Эрена, словно морские волны, пробуждает желание погрузить ноги в песок. Она закрывает глаза, прижимая лоб к его виску, вдыхая его запах так глубоко, словно хочет запечатать его в себе, чтобы он остался с ней на всю жизнь. Можно ли умереть от счастья? Микаса чувствует себя настолько переполненной, что боится, как бы не лопнуть. Это кажется невероятным: как её кожа может удерживать плоть, плоть удерживать кости, её органы и душу, в то время как она ощущает себя такой необъятной, словно целая галактика. Живая и вечная. Она придвигает подушку как можно ближе к его, ложится на бок и смотрит на Эрена, как ей кажется, целую вечность, наполненную блаженством. На этот раз она держит руки при себе, просто наслаждаясь видом, и моргает, смахивая маленькие слезинки, собирающиеся в уголках её глаз. Она собирается закинуть ногу на него, но чувствует, как что-то острое вонзается ей в бедро. Это уголок книги. Приподнявшись, чтобы взять книгу, Микаса мягко улыбается. Это «Иллюзии». Она заставила Эрена читать ей перед сном, пообещав продолжить с того места, где он устанет, и почитать ему в ответ, но, конечно же, заснула. Интересно, что он делал, когда понял, что она спит? Смотрел ли он на неё так же, как она сейчас на него? Целовал ли он её? Восхищался ли её чертами так же, как она сейчас восхищается его? Обнял ли он её спящую, притянув ближе, чтобы убедиться, что она никуда не уйдёт, и заснул ли, слушая её ровное дыхание, так же, как она уснула под звук его голоса? Микаса мечтает, чтобы дождь длился вечно, чтобы ветры унесли весь остальной мир прочь, чтобы воды затопили планету, оставив лишь эту кровать, эти стены, эту комнату и его вместе с ней. Но время неумолимо движется вперёд, склоняясь в изящных извинениях за то, что просто выполняет своё предназначение. И в кои-то веки это кажется нормальным. Правильным. Всё так, как должно быть, и Микаса принимает это с распростёртыми объятиями. Она склоняется над ним, чтобы дотянуться до лампы у его изголовья кровати. Осторожно, стараясь не лечь на него, она кладёт книгу на тумбочку, а затем выключает свет. Комната погружается в полную темноту, за исключением слабых отблесков городских огней, отражающихся на стекле окна. Ложась обратно, она занимает своё место рядом с ним, устраиваясь так близко, что их носы почти соприкасаются. Она находит его руку, берёт её в свою, подносит к губам и целует. Затем аккуратно придвигается к Эрену, пока не ощущает, как их тепло сливается, а ноги переплетаются. Они становятся единым целым. Её присутствие проникает в его пространство: её аромат украшает его простыни, она утверждает своё законное право на трон в империи его кровати. С каждым его выдохом она делает вдох. С каждым её выдохом — он вдыхает. Они дышат друг другом, их сердца звучат в унисон. И она вновь засыпает: под шум дождя, под мелодию их жизни, с её рукой в его руке и её душой, растворённой в его дыхании. Она дома.