Это ещё не конец / Not Over Yet

Кулаки Эрена работают с молниеносной скоростью, создавая в воздухе эффект белых полос. Каждый сокрушительный удар по боксёрскому мешку заставляет его содрогаться и вибрировать от яростного натиска. Лишь белые бинты скрывают следы крови на разбитых костяшках. До появления мешка были стены. Его руки болят и гудят, словно оружие, которое он ковал с тех пор, как был ребёнком, сражавшимся со всем миром. «Даже тогда, — думает он, — даже тогда». И, задыхаясь от боли, обливаясь потом, он сражается со своим собственным телом, бьётся сильнее, давит сильнее. Он видит, как легко на нём появляются синяки, как легко причиняется боль. Чувствуя усталость, он начинает драться ещё ожесточённее. Пряди волос прилипают к щеке, капли стекают с кончика носа и падают на прорезиненный пол, издавая глухие, почти ритмичные звуки. Удар. Ещё удар. Ещё. Пот стекает с его лба, торса, рук — он словно промок под дождём, созданным собственным телом. Находясь в полном одиночестве, Эрен тихо рычит, когда неправильно нанесённый удар пробивает предплечье до самой кости, проносясь через руку огненной вспышкой. — Я болен, — говорит он, будто признавшись в этом, сможет как-то унять эту боль. Когда он думает об Армине, о своей матери, его влажный лоб касается кожаной обивки боксёрского мешка, а его руки вытянуты, удерживая мешок в неподвижности. В зале тишина. Он чувствует биение собственного сердца — гулкие удары, сотрясающие его мощными толчками лишёнными смысла. Он отчаянно желает вырваться, сбросить эту кожу, избавиться от этой болезни, но всё равно остаётся запертым внутри самого себя. Смерть так долго была его постоянным спутником, что он стал к ней почти равнодушным. Но теперь в его жизни есть Микаса, и Эрен ощущает страх, цепляясь за каждый вдох, каждое слово, каждое мгновение. Он хочет жить. Его губы чуть приоткрываются, чтобы выпустить долгий, протяжный выдох, когда она, словно по сигналу, появляется у него за спиной. Он чувствует её. Вдыхает её запах. Ещё до того, как видит. В дорогих духах, кожаных сапогах и со стильной сумкой-тоут. Её длинные волосы собраны в аккуратный пучок, а ресницы выгнуты наружу, словно тончайшее кружево. Она моргает, улыбается. И на мгновение Эрену кажется, что он просто воображает её присутствие, фантазирует, как это иногда случается с несчастным сердцем. — Эрен, — произносит она, когда он поворачивается, и её взгляд скользит по нему. Она смотрит на пот, блестящий на его шрамах, на рельеф вздымающегося живота, на ширину плеч и груди. И ему нравится её взгляд. Как она впитывает его всего — знающими глазами, которые проникают до самой кости́. — Микаса, — говорит он, вытирая лоб ребром ладони. — Что ты здесь делаешь? — Хитч сказала, что тебя нет дома, — отвечает она. Её голос, тянущийся между ними, словно шелковая нить, тихий и мягкий. — Я сразу поняла, что найду тебя здесь. — Ты что, преследуешь меня? — дразнит он, ухмыляясь, когда она закатывает глаза. — Вовсе нет. — Тогда почему ты здесь? — Мне нужно было тебя увидеть. — Значит, всё-таки преследуешь. — У тебя кровь. — А? — На руках. Эрен опускает взгляд на руки и замечает, что на белой ткани вокруг костяшек проступают маленькие алые пятна. Он даже не почувствовал этого. Не заметил. Глупо моргая, он в оцепенении смотрит на собственную кровь, пока Микаса не берёт его за руки и не начинает снимать бинты. Её прикосновение мягко скользит по его огрубевшей коже, обнажая её. Он морщится, когда она кончиком пальца проводит по раненой плоти и тихо спрашивает: — Долго ты уже так дерёшься? Эрен улыбается. — Всю свою жизнь. — Я имела в виду тут, Эрен, — фыркает Микаса. Он смеётся, но ничего не отвечает. Может, она знает, что он торчит здесь с самого утра. Наблюдая за тем, как её веки едва заметно подрагивают при каждом лёгком моргании, Эрен задаётся вопросом: чувствует ли она, что он болен. Так же, как чувствовала это рядом с Армином, рядом с Мамой. Её губы приоткрываются, взгляд поднимается к его глазам, и он почти уверен, что она сейчас скажет: «Я знаю. Я знаю, что с тобой, и всё равно принимаю тебя. Я останусь с тобой и никогда тебя не покину. Никогда». Но вместо этого она говорит: — У вас есть аптечка? Она есть, но Эрен качает головой: — Мне не нужна аптечка. Микаса тихо вздыхает, её тело словно уменьшается вместе с выдохом. Эрен невольно ухмыляется, глядя, какая она маленькая рядом с ним — такая сильная, пылкая натура, заключённая в хрупкое тело. Её пальцы сжимаются вокруг его руки, она хмурится, разглядывая его разбитую кожу, будто способна исцелить её одним взглядом. Она выглядит такой обеспокоенной. Эрен хмыкает, видя её выражение лица, обхватывает её руку своей и притягивает в крепкие, почти удушающие объятия. — Эрен! — взвизгивает она, задыхаясь от неожиданности. — Я скучал по тебе, — шепчет он, уткнувшись лицом в её волосы и усмехаясь, когда она хлопает его по вспотевшему бицепсу. — Ты весь липкий! — Знаю, но разве это не здорово? — Эрен, фу. — Мне тоже нужно было тебя увидеть. — Тебе нужен душ. — Прошло всего-то два дня. — Два дня с тех пор, как ты мылся? — С тех пор, как я видел тебя, глупышка. — А. Они оба смеются. Она обнимает его за плечи, её ладони мягко касаются его вспотевшей спины. Он чувствует, как они нежно похлопывают его — дружеский жест, который Эрен всё равно видит у себя в голове иначе. Теперь, когда он болен, может ли он позволить себе быть дерзким? Представить, как её ногти чертят дорожки вдоль его позвоночника, как тогда, после балета, когда они пробрались за кулисы, и она закрыла ему рот, чтобы он молчал, пока двигался в ней? Её кожа прилипает к его, и он позволяет себе эти мысли, оправдываясь тем, что умирающим мужчинам, наверное, можно быть чуть отчаяннее. Когда они отстраняются друг от друга, она прикусывает губу, пытаясь сдержать ещё один тихий смешок. Эрен ничего не может с собой поделать: легко касается кончиком пальца её носа и улыбается, когда она морщит его в ответ. И внезапно вся боль, вся кровь на костяшках пальцев — словно исчезает. — Иди прими душ, — тихо говорит она. Он щёлкает поясом спортивных штанов, поправляя их на бёдрах. — Вас понял. Эрен разворачивается, чтобы уйти. Действительно смешно, как быстро изменилось его настроение, стоило ему увидеть её. Он чувствует как её взгляд прожигает ему спину, словно сверлит дыры в обнажённых мышцах и коже. И вдруг она останавливает его: — Подожди. А потом: — Можно я останусь? И ещё: — Здесь. С тобой. Эрен поворачивается, чтобы посмотреть на неё. Он всё ещё ощущает её запах на своей коже. — Зачем? Микаса отвечает так тихо, что он едва её слышит. Она заламывает пальцы и прикусывает губу. — Я знаю, у тебя сегодня тренировка. Можно мне остаться и посмотреть? На его лице появляется ямочка. — Тебе больше нечем заняться, да? Микаса вскидывает руки вверх, и её лицо озаряет редкая, ослепительная улыбка: — Поймана с поличным. Эрен делает шаг к ней, но вовремя спохватывается, едва не потеряв равновесие. Всё его существо требует подчиниться этому порыву: прижать её ближе и попробовать на вкус — напомнить себе, кто он есть и чего он хочет. С тех пор, как он узнал, что болен, стало всё труднее держать себя в руках. Он словно фитиль на грани взрыва — пылает, шипит и разбрасывает искры. Подавив своё желание, Эрен вздыхает: — Конечно. Он улыбается. И когда снова открывает рот, то едва не рассказывает ей всё: что умирает, что любит её и что, будь его воля, он привязал бы её к себе навечно, чтобы она больше никогда не ушла. Но Эрен сдерживается. Он наблюдает, как её взгляд то и дело цепляется за его тело, как её щёки покрываются румянцем, как она напрягается и прочищает горло. Ему это нравится. Как только Армин справлялся с тем, чтобы не кидаться целовать каждую милую девушку после того, как у него обнаружили рак? Почему смерть не вдохновила его на безрассудное проявление смелости? Там, где раньше в Эрене тлели угли, теперь полыхает огонь, разжигаемый жгучим желанием и неистовой потребностью. Глядя на Микасу — воплощение тихой грации и мягкой ауры — он задаётся вопросом: как она отреагирует, когда узнает? Останется ли она, наконец, с ним? Может ли жалость превратиться в любовь? В этот момент он осознаёт, как сильно отчаялся. Они сейчас находятся на разных сторонах вселенной, но даже это расстояние не может скрыть того, как её взгляд задерживается на V-образной линии его пресса, прежде чем она закрывает глаза и вздыхает. Эрен думает, не подразнить ли её, не поиграть ли с этим смущённым румянцем, расцветшим на её щеках. Но вместо этого он просто остаётся на месте и говорит: — Конечно, Микаса. Я бы с радостью.

***

Спортивный зал наполнен детскими визгами и хихиканьем, хором восклицаний и негромким ворчанием, которые заглушают голоса Эрена и Имир, тренирующих своих подопечных. Для них это работа, но каким-то образом эти двое умудряются превратить её в игру, обучая большую группу детей разным приёмам, совершенно чуждым для Микасы — танцовщицы, чья самооборона это пышные пируэты, прыжки и вращения. Она терпеливо наблюдает с трибун, думая о предложении Хистории: «Приходи в театр в пятницу к пяти часам», потому что «папа готовит премьеру весеннего спектакля» и «пора тебе снова начать танцевать, Микаса». «Может быть», — думает она, — «действительно пора». Глядя на Эрена, заканчивающего занятие, она перебирает в голове способы, как рассказать ему. Она знает, что он обрадуется, уже представляет его сияющие глаза, широкую улыбку и прядь волос, падающую на лицо, делая его таким молодым, когда он смеётся. Её тело всё ещё ощущает тепло его прикосновений — там, где его руки обнимали её, удерживали в своей власти. В двадцать шесть лет балерины обычно уходят на пенсию, а не начинают всё с нуля, и она одновременно напугана и невероятно довольна. Удивительно, что Хистории удалось найти для неё место в предстоящем весеннем спектакле — или, по крайней мере, организовать ей прослушивание. Кто вообще сказал, что она получит эту роль? Микаса прочищает горло и спускается с трибун, чтобы оказаться в крепких, потных объятиях Имир. Веснушки подруги выглядят как крошечные точки, разбросанные под едва заметным блеском пота. Несколько малышей облепили её ноги, переполненные азартом и яркими эмоциями. — Сенсей! — пищат они. — Сенсей! Они обнимаются ещё немного, а потом коротко обсуждают посиделки, которые Саша устраивает сегодня вечером, и предложение Хистории. И когда Имир наконец освобождается от маленьких цепких рук, она спрашивает: — Так ты сделаешь это, Муфаса? Микаса чувствует, как кивает, как слова вырываются прямо из груди: — Безусловно. — Ты уже сказала об этом Эрену? — Ещё нет. — Он будет в восторге. — Знаю. — Тогда иди, скажи ему. Она смотрит в его сторону, туда, где он увлечённо болтает с родителями. Застенчиво, медленно она направляется к нему, чувствуя, как новость отдаётся эхом в её груди, вибрирует на языке: «Я снова буду танцевать, Эрен. Как ты хотел. Как ты просил. Ты гордишься мной?» Пожалуйста, гордись. Пожалуйста, пожалуйста. Его взгляд устремляется на неё — спокойный и немного изучающий. — Привет, незнакомка, — улыбается он, и ребёнок у его ног начинает радостно суетиться. — Мистер Йегер! — пищит девочка, хватаясь за его штанину маленькими ручками. — Это ваша девушка? Эрен смотрит на Микасу. Она чувствует, как её щёки вспыхивают. — Она мой друг, — мягко отвечает он, погладив девочку по растрёпанным волосам. — То есть ваша девушка вам друг? — Она просто друг, — отвечает он всё так же ласково, улыбаясь её родителям. — Не моя девушка. — Ааааааа, — протягивает малышка, поднимая на Микасу свои крошечные глазки. Она какое-то время изучает её, а потом подзывает Эрена указательным пальцем. Когда он присаживается на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне, девочка что-то шепчет ему на ухо. Его глаза расширяются, а затем он смеётся и говорит: — Хорошо. Когда-нибудь я так и сделаю. Микаса понимает, что невольно краснеет ещё сильнее. Она прячет лицо в шарф, украдкой поглядывая на Эрена. Девочка уходит с родителями, весело щебеча, и они остаются вдвоём. — Дети тебя любят, — бормочет Микаса, морщась от дрожи в своём голосе. Эрен широко улыбается — так, как он умеет, — по-настоящему. Микаса сдерживает желание провести кончиком пальца по его ямочке, очертить контур его губ. Она откашливается и делает шаг ближе, чтобы ощутить его присутствие, почувствовать его аромат — свежий, с лёгкими цитрусовыми нотками. — Эрен, — её голос звучит тихо, будто в дымке, едва достигая его слуха. — Я должна тебе сказать… — Как думаешь, я был хорош сегодня? — В смысле? — С детьми. — Да, конечно. А что? — Я переживаю. — О чём? — О них. — Он убирает прядь волос с её щеки. — О тебе. — О. — Микаса нервно усмехается, и стоит ей закрыть глаза, как перед внутренним взором тут же вспыхивает образ их дрожащих рук, обнимавших друг друга за кулисами после балета, её тела, сжимающегося от напряжения, когда она оседлала его бёдра, закрыла его рот рукой и… Она прочищает горло. — Я снова буду танцевать. На пару секунд воцаряется тишина. Даже маленький спортзал, кажется, замирает, а приглушённый гул позади них становится размытым. А затем лицо Эрена постепенно озаряется светом. Его брови приподнимаются. — Правда? — Да, — выдыхает Микаса, осознавая, что дрожит. С затаённым дыханием и слабым трепетом в животе она делает вдох, закрывает глаза и повторяет: — Я снова буду танцевать. Как ты и хотел. Она ожидает смеха, радости, чего угодно, но только не того, что происходит дальше. Глаза Эрена краснеют от слёз. Микаса ахает, глядя на него, делает шаг ближе, чтобы утешить, но он отстраняется. — Прости, — тихо смеётся он, проводя большим и указательным пальцами по нижним векам. — Блять. Что со мной не так? — Ты плачешь? — Нет. — Эрен, не плачь. — Просто… пожалуйста, не обращай на меня внимания. — Я не могу. — Микаса мягко касается его руки. Она ощущает рельеф мышц на его предплечьях и вены, отчётливо проступающие под кожей. И вдруг замечает, что их пузырь безопасной дистанции давно лопнул. Когда подобные прикосновения между ними стали чем-то естественным? Она знает, что не должна этого делать, но ей всё равно. На глазах у всех Микаса берёт его лицо в ладони и поворачивает так, чтобы он посмотрел на неё. И когда он снова поднимает взгляд, его глаза такие зелёные и голубые, что от них захватывает дух. Кристально чистые. Она хочет поцеловать его. На секунду её охватывает лёгкая паника при мысли об этом. Но это такое робкое и искреннее чувство. Почти инстинктивное, как желание дышать, думать или моргать. Она прикусывает губу, наклоняется ближе и говорит: — Спасибо, что ты мой друг. Без тебя у меня никогда не хватило бы смелости попробовать снова. Эрен улыбается, выдыхая коротко и почти беззвучно. И отстраняется. Он отпускает её. Сдаётся. Полностью. — Без проблем. — Он берёт её за запястья и мягко отводит руки от себя. Микаса знает его достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что он что-то от неё скрывает. Ей до боли хочется вытащить его секрет наружу, раскрыть, понять до конца. Желания переполняют её слишком быстро, чтобы она успела их поймать и загнать обратно в потаённые уголки своего сознания. Он делает её такой честной. Такой уязвимой. Она испытывает головокружение от тоски и делает глубокий вдох, её руки безвольно опускаются вдоль тела. Что с ней не так? Когда самообладание начало так сильно разрушаться? Рядом с ним её тело наполняется искрящимися вспышками, будто молниями, касающимися каждой нервной клетки лёгким поцелуем. Когда это началось? — Что случилось? — спрашивает она, замечая, как на его глазах выступают слёзы. Он выглядит таким юным. Искренним. — Что такое, Эрен? — Ничего. — Он останавливает её, шмыгнув носом, и целует в щёку. — Я просто горжусь тобой. Я счастлив. Вот и всё. Микаса даже не пытается скрыть, как пялится на него, как сомневается, как медлит, когда он отстраняется от неё. Он говорит, что увидится с ней сегодня вечером у Саши, а затем уходит. Рассеянно она подносит ладонь к щеке, чтобы ощутить тепло там, где только что были его губы. Она остаётся стоять неподвижно, загипнотизированная неудовлетворённым желанием — медленно притянуть его губы к своим, чтобы наконец раскрыть то, что они оба, кажется, уже понимают. То, что ни один из них пока не осмелился выразить словами.

***

— Все, заткнитесь нахуй!!! — Имир, барабанные перепонки! — Прости, детка. — Народ, серьёзно. Прекратите болтать. Всё стоп! — Да Боже мой, что? Что такое? — Правда или действие. — Опять? — Да, это же топчик среди алко-игр! — Ненавижу эту игру. — Мы в курсе, Берт. — Ладно, кто начинает? — Эрен. — Почему всегда я? — Потому что ебливые папайщики всегда идут первыми. — Бля. — Итак, парень, правда или действие? — Правда. — Почему ты всегда выбираешь правду? — Я перестал доверять всем вам после прошлого раза. — А что было в прошлый раз? — Ооо, Микаса, он… — Так, какой будет вопрос? — Хм… — Ну, давай, роди что-нибудь. — Хм… — Я знаю! Эрен! — Чего? — Назови самое безумное место, где ты занимался сексом. — Блин, зачем…? — И почему это было с папайей? — БАХАХАХАХА!!! — Отлично, Саша! — Ребят, да не доставайте вы его. — Эрен, где это было? — Я не знаю. — Говори. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Назови самое безумное место, где ты занимался сексом. — Я не скажу. — Почему? — Эрен, рассказывай. — Нет. — Эрен, скажи! — У меня никогда не было секса. — ТЫ, СУКА, ЛЖЕЦ!!! — Имир. — Эрен, говори. — Нет. Придумайте другой вопрос. — Эрен! — С каких это пор ты стал стесняться таких вещей? — Хитч, в каком самом безумном месте у него был секс? — Откуда мне знать? — Микаса, в каком самом безумном месте у него был секс? Тишина. — Опачки… — Ой, блять. — Вы… вы что, ребятки, краснеете? — Я… — Срань господня, Эрен, Микаса! Вы покраснели! — Эрен разве умеет краснеть? — Да он всё ещё краснеет! — Я ухожу. — Нет! Вернись! — Браво, народ, вы его доконали. — Подождите, я знаю где это! Я знаю ответ! — Эрен, ты будешь говорить? — Его уже нет с нами. — Куда он свинтил? — Микаса. — Верните папайщика! — Микаса. — Я знаю ответ! — Да ушёл он, ушёл. — Иди и приведи его. — ЭРЕН! — Райнер, сходи за ним. — Ненавижу эту игру. Ненавижу. — Ладно, хорошо. Следующий игрок. Микаса. — Да? — Правда или действие? — Дей… — В каком самом безумном месте Эрен занимался сексом и почему это было с тобой? — Всё, отстаньте, блять. — Она выругалась!

***

— Мы больше не можем спать вместе. Взгляд Эрена медленно поднимается от гитары на Хитч. Он моргает, замечая, как её осанка напрягается, спина выпрямляется, а плечи будто становятся шире. И он ненавидит этот грёбаный взгляд. Она вот-вот скажет что-то слишком откровенное. Она поджимает губы и приоткрывает их только для того, чтобы добавить: — И это не имеет никакого отношения к… — Она замолкает, переводя взгляд с одного предмета на другой. Он скользит по стенам его квартиры, стопкам книг, разномастной мебели, пока наконец не останавливается на нём. — К твоим… проблемам с писюном. — О, боже, — стонет Эрен. Хитч пересаживается на кофейный столик напротив него. Он не может заставить себя посмотреть ей в глаза, особенно когда она вдруг начинает тараторить: — Поверь мне, Эрен. Я люблю наш секс. Правда, люблю! Просто… — Я понимаю, — говорит он, и из него вырывается усталый вздох. — Я всё понимаю. Взгляд Хитч смягчается, и вот оно — то, что он ненавидит больше всего в такие моменты. Когда она жалеет его и пытается быть деликатной. — Что именно? — спрашивает она. — Микаса. — Как ты…? Эрен пожимает плечами. — Я дерьмовый человек. И ещё более дерьмовый лжец. Я понимаю, что вы все уже догадываетесь про неё. Хитч замирает на мгновение. — Эрен, у тебя встаёт только когда ты думаешь о ней. Он сдерживает себя, не позволяя эмоциям пробиться наружу. Используя свой самый безразличный тон, он отвечает: — Пожалуйста, не напоминай мне об этом. Хитч тяжело вздыхает, и рукава её кардигана спадают с плеч. Она берёт его руку, быстро кладёт себе на грудь, игнорируя его смущённый взгляд, а затем наклоняется и томно целует его в губы. Секунда. Другая. Она морщит нос и затем отстраняется, убирая его руку. — Видишь? Ничего. И она права. — Я больше не могу так с тобой поступать, Эрен, — шепчет она, её дыхание тёплой волной касается его лица. — Ты должен быть с ней. Эрен насмешливо хмыкает, перебирая струны на гитаре. Звук вибрирует в его ушах. Он не верит, что сейчас вообще говорит об этом. — Почему все так легко игнорируют тот факт, что она почти замужем? — Потому что всем насрать, чувак. — Нет, спасибо, я не хочу в это влезать. — Я кое с кем встречаюсь. Она говорит это так внезапно, что Эрен решает: это шутка. Но когда он поднимает взгляд, чтобы посмотреть на неё, то не находит ни привычной кошачьей ухмылки, ни блеска в глазах, ни намёка на игривость. Она серьёзна. Он моргает. — С кем? — С Марлоу. — И как давно? — Уже какое-то время. Эрен качает головой, ставит гитару на пол, прислоняя её к дивану. Поморщившись, он спрашивает: — Ты хочешь сказать, что встречалась с ним и в то же время спала со мной? Хитч заливается смехом — звонким, неожиданным, вспыхивающим как искры. — Технически, мы с тобой перестали трахаться задолго до этого. — Она указывает на его штаны. — Аа. — Эрен кивает. Она осторожно касается его щеки, её голос становится тише. — Эрен. Эрен? Посмотри на меня. Он поднимает взгляд. — Я люблю тебя. Правда. Очень-очень. Но ты страдаешь. Пожалуйста, поговори со мной. Он едва заметно качает головой. — О чём? Хитч так близко, что он чувствует её запах, ощущает сладость её слов и покалывающее послевкусие её страсти. На мгновение он задумывается, как сильно они оба изменились. Какой долгий путь они прошли: от приятелей, которые просто болтают, до приятелей, которые трахаются, а теперь они друзья — сидят и смотрят друг на друга. — Что ты скрываешь? — тихо говорит она, её голос едва касается его слуха. — Что ты несёшь в себе? Пожалуйста, позволь мне разделить это с тобой. — Ты не можешь, — выдыхает он, наблюдая, как её брови слегка хмурятся, как её милое личико искажается от беспокойства. — Почему? — Это не твоя проблема. — Эрен… — Всё нормально, — тихо смеётся он, отмахиваясь от неё. — Нам больше не нужно заниматься сексом. Надеюсь, у вас с Марлоу всё сложится, Хитч. Я догадывался, что ты к нему неравнодушна. И в этот момент он видит её в алом платье той самой ночью, когда они познакомились. Она танцует, а он подходит к ней только для того, чтобы предложить проводить домой и случайно узнаёт, что они соседи. А потом он видит её в дверном проёме своей квартиры с выражением беспокойства и раздражения на лице, вызванного тем, что он разбудил её на рассвете своими громкими ночными кошмарами. И вот она уже распростёртая на кровати, её кошачьи глаза устремлены прямо на него. Он будто ощущает вкус её прерывистого дыхания, которое срывалось с её губ и тонуло в его собственном в ту ночь, когда они впервые переспали. Ему с трудом верится, что их история официально закончилась, что ему больше не позволено искать её посреди ночи, стучать в её дверь и ждать, когда её знакомое тепло успокоит его, притупит боль. Кажется, жизнь постепенно лишает его всех утешений. Он открывает рот, чтобы в очередной раз подчеркнуть, что да, правда, всё нормально — они больше не будут трахаться, даже если ему очень нравится её компания, а сам он слишком застенчив и ленив, чтобы искать себе другую партнёршу. И это полнейший отстой, что у него встаёт только на девушку, которую он больше не может заполучить. Но его слова обрывает внезапный удар кулаком по руке. Эрен вскрикивает, потирая покрасневшее место. — Хитч, какого хуя?! — Тупой идиот, — шипит она, яростно раздувая ноздри. — Ты вонючий мешок идиотизма. Глаза Эрена широко раскрываются, а челюсть безвольно отвисает, но слов так и не находится. — Эм? — выдавливает он. — Боже, как ты меня бесишь, — ворчит Хитч, закатывая глаза. Эрен растерянно хлопает глазами, всё ещё держась за больное место. — Да объясни в чём дело. — Придурок, я же… я была влюблена в тебя! — Ты… — Эрен заикается, буквально давясь словами. — Постой… — Он пытается снова. — Ты что? Хитч, крайне раздражённая, снова раздувает ноздри. Она выглядит довольно забавно, надувая губы и вздёргивая свой маленький носик. Но слова, которые вырываются из её уст, звучат совершенно серьёзно. Она почти сверлит его взглядом — тем самым, каким люди смотрят, ожидая, что ты поймёшь всё без слов. — Ты хоть представляешь, как долго ты мне нравился? — спрашивает она. — Кто, я? — фыркает Эрен. — Нет, моя бабуля. Конечно, ты! — Но… — Он закрывает глаза, и его накрывает волна отвращения к самому себе. — Почему? Хитч, которая никогда не отличалась мягкостью, снова бьёт его. — Чёрт, Хитч, хватит, — ворчит он, вздрагивая от удара. Но прежде чем он успевает сделать что-то в ответ, она хватает его лицо руками, прижимая ладони к его щетине. — Эрен, мне нужно тебе кое-что сказать. — Она делает паузу для драматического эффекта. — Ты даже не представляешь, какой ты замечательный. Его взгляд тусклый и отстранённый, он не отрывается от её лица. Он смотрит на кончик её носа и вдруг понимает, что целовал каждый сантиметр её тела, кроме этого. И он задаётся вопросом: почему? Было ли это слишком интимно? Слишком невинно? Неужели их отношения были настолько развращёнными, что ему нельзя было восхищаться мельчайшими деталями её тела? Он вздыхает. — Вряд ли меня можно назвать замечательным. Хитч продолжает, как будто не слышит его: — Ты никогда не задумывался, почему мы делаем это для тебя? Почему помогаем тебе с Микасой? Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив. Мы любим тебя, Эрен. Эрен качает головой. Он вспоминает Микасу — её сегодняшний образ в спортзале, её причёску, изящный изгиб верхней губы. Он вздыхает, глубоко, тяжело, и говорит: — Я больше не могу продолжать обманывать её. Взгляд Хитч становится твёрдым, как сталь. — Тогда скажи ей правду. — Я не могу. — Ладно. — Хитч! Ёб твою мать, ты и дальше собираешься бить меня? — Я сейчас разобью гитару о твою смазливую рожу, Эрен Йегер. — Господи! Ладно, чёрт! — Ты будешь со мной сотрудничать? — Я… — Эрен фыркает. Он буквально в двух секундах от того, чтобы перекинуть Хитч через плечо и выкинуть за дверь, лишь бы она отстала. Но, вздохнув, он капитулирует: — Хорошо. Буду. Наконец, она убирает руки от его лица. Наступает тишина. Их глаза сверлят друг друга. Её — сосредоточенные, его — раздражённые. Она глубоко вдыхает и говорит: — Я задам тебе несколько вопросов, и ты ответишь на них. Понял? Эрен хохочет. — Заебись блять. Хитч начинает: — Когда ты познакомился с Микасой? — Мне было девять. — Когда ты впервые её поцеловал? — Что…? — Отвечай. Он делает паузу и вспоминает. Слышит детский голос Микасы, эхом звучащий в голове: «Я люблю тебя так, как звёзды любят луну.» — Мне было десять, — отвечает он. — Когда умерла твоя мать? — Я не хочу говорить о… — Эрен. Мышца на его челюсти дёргается, когда он её сжимает. — Мне было десять. Рот Хитч приоткрывается. — Господи. Эрен не даёт тишине повиснуть ни на секунду. Он собирается встать, но замирает, когда рука Хитч крепко сжимает его бедро. С неохотой он опускается обратно на диван. — Ты ещё не закончила? — Нет. Когда ты впервые понял, что она тебе нравится? — Микаса? Хитч кивает. — Когда с ней познакомился. — А что ты полюбил её? — Ответ тот же, Хитч. — Ты лишил её девственности, не так ли? — Это имеет значение? — Имеет. — Почему? — Просто ответь на чёртов вопрос. Такие вещи много значат для девушки. — Да, — отвечает он. — И, кстати, это много значило и для меня. Не только для дев… — Значит, ты был её первым во многом. Он молчит. — Ты был её первым во всём? — Был. — Ты видел, как она росла. Ты вырос вместе с ней. — Да. — Вы жили вместе. И с твоим другом, этим Армином, что-то случилось. — Да. — Но и это ещё не всё. Ты потерял больше. Любил больше. Что-то сломало тебя. Эрен с надрывом смеётся. — Откуда ты всё это знаешь? Хитч пожимает плечами. — Назовём это интуицией. — Ясно. Мы закончили? — Нет. Ещё один вопрос. — Ну что ещё? Он никогда раньше не видел Хитч такой серьёзной, не встречал этого выражения на её лице. Голосом, который он с трудом узнаёт, она спрашивает: — Ты любишь её, Эрен? Он делает глубокий вдох, вдыхая запах своей квартиры. На выдохе он отвечает: — Я не могу. — Это не то, что я спросила, — Хитч качает головой, её голос становится ниже, резче, будто каждое слово отдаётся ударом. — Ты. Её. Любишь? Эрен вздыхает. И когда его взгляд скользит по комнате, он вдруг видит, как чёрные пряди волос колышутся с каждым движением, с каждым шагом, с каждым танцем. Розовые отблески, словно всполохи, расплываются по потолку, стук каблуков разносится эхом невидимых шагов на полу. Его собственная квартира, кажется, пропиталась присутствием Микасы, украшена следами её визитов. Каждый раз, когда она приходила сюда, стены запоминали её. Они никогда не забудут. Он никогда не забудет. Она здесь во всех своих возрастах — девять, десять, пятнадцать, девятнадцать, двадцать пять, двадцать шесть. Она здесь во всех своих обличьях, в каждом моменте её жизни, прожитом рядом с ним. — Я обожаю её, — слышит он собственный голос, предающий его, и чувствует, как закрываются глаза от правды. И когда он снова их открывает, то видит Хитч. Видит, как она смотрит на него. — Тогда чёрт возьми, сражайся, — шепчет она, её голос едва слышен. — С чего ты взял, что ты обладаешь такой роскошью, как время? Что можешь позволить себе любить людей и не показывать им этого, не говорить об этом? Не успеешь оглянуться, как всё исчезнет. Но есть то, что остаётся. Любовь остаётся. Микаса остаётся. Ты остаёшься. Это же так важно, Эрен. Как же ты, блять, не понимаешь? Он качает головой, и ему хочется плакать. Хочется разрушить свою маску, снести все возведённые стены. Ему хочется кровоточить, испытывать боль, быть уязвимым. И он чувствует, как сдаётся, как подступают слёзы, а голос дрожит, пока он выдавливает: — Уже слишком поздно. Хитч смеётся, и этот резкий звук нарушает гнетущую атмосферу. — Да мне похуй, за кого она выходит замуж! Ты её любишь. Ты её, блять, любишь! Ты был её первым. Первым во всём. И она здесь, она вернулась. На это есть причина. Эрен вытирает выступившие на глазах слёзы и проводит руками по лицу. Он чувствует, как его собственная щетина впивается в ладони, а из груди вырывается тяжёлый и протяжный вздох. — Я устал, — шепчет он. — Так устал, Хитч. — Нет, — говорит она. — Ты просто прячешься от правды. Эрен смотрит на неё с тихой грустью. — Я не прячусь. — Ты лицемер. — Перестань. — Ты сам всегда орёшь, что нужно бороться. Так почему же ты этого не делаешь? — Хватит. — Ответь мне! — Я умираю, Хитч! Её серьёзное выражение лица, её ярость, её настойчивость — всё исчезает в одно мгновение. Она приоткрывает рот, издавая хриплые, рваные звуки, будто слова застревают где-то на полпути. И это разбивает Эрену сердце. — Это… — он едва может произнести. Даже не может взглянуть ей в лицо. — Это грёбаный рак. — Что? — ахает Хитч, и когда Эрен снова поднимает взгляд на неё, он видит, как она дрожит. Её нижняя губа предательски подрагивает, прежде чем исчезнуть между стиснутыми зубами. — Нет, — шепчет она, захлёбываясь. — Эрен, что…? — У меня та же херня, что убила маму, — говорит он. Это признание. Правда. То, что он так долго держал внутри, и теперь она вырывается наружу. — Лейкемия. Я… — О, боже, — задыхаясь, стонет Хитч, прижимая руку к груди. Глаза Эрена широко распахиваются, он замирает, наблюдая, как слёзы текут по её щекам. — О, боже, — повторяет она дрожащим голосом, а потом падает вперёд, захлёбываясь своими рыданиями. — Хитч… — начинает Эрен. — Нет, нет, — рыдает она, бросаясь в его объятия, когда он притягивает её к себе и прижимает к груди. — Хитч… — И в этот момент он чувствует, как слёзы подступают и к его глазам. Он крепко обнимает её, пока она содрогается и всхлипывает у него в руках. Его ладонь ложится ей на затылок и он прижимает её голову к своей груди. — Прости меня. Они плачут вместе, обнимая друг друга. Её пальцы цепляются за его рубашку, а он обвивает её руками ещё сильнее, уткнувшись носом в её волосы. Она сейчас такая настоящая, и она с ним. И он рядом с ней. Даже в этот момент, даже сквозь боль. Он всё ещё жив. Всё ещё чувствует. Всё ещё здесь. — Как давно ты это знаешь? — всхлипывает Хитч спустя какое-то время, её слёзы пропитывают его рубашку. — Как давно, Эрен? Он закрывает глаза, вдыхая запах её волос. — Некоторое время. Она отстраняется от него, её лицо горит от напряжения и слёз. — Почему? — спрашивает она. Эрен никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Никогда. И уж точно не так. Она пытается подавить ещё один тихий всхлип, но её голос дрожит. — Почему ты нам не сказал? Он молчит. Эрен был уверен, что сможет справиться с этим в одиночку. Но, глядя на неё сейчас, на реакцию Хитч, он не может не задуматься, что почувствуют остальные. Что почувствует Микаса. Как он вообще сможет им это сказать? Хитч смотрит на него с нежностью, которой он никогда раньше в ней не видел. С влажными щеками, блестящим от слёз носом и дрожащими губами, она произносит: — Эрен, позволь людям любить тебя. Позволь им помочь тебе. — Как? Как мне кто-то может помочь? — Просто оглянись вокруг, — говорит Хитч, пожимая плечами. Её лицо напрягается, когда она пытается сдержать новые слёзы. — Посмотри на нас, Эрен. На своих друзей. Мы все здесь ради тебя. Всегда. Она вздыхает и выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание. Лёгкая, затаив дыхание, она берёт его руки в свои, нежно целует их, шепчет что-то и закрывает глаза, словно молится. — Ты такой важный. Ты такой особенный, Эрен. Пожалуйста, не страдай в одиночестве. — Хитч, я люблю её. — Знаю. — Я люблю её, но мне кажется, у меня больше нет времени. Сейчас это уже бессмысленно. — А если нет? — Ты хочешь сказать, что я должен надеяться вернуть её? Она качает головой, пузырёк слюны лопается между её приоткрытыми губами. — Я хочу сказать, что ты обязан. Не сдержавшись, Эрен тихо смеётся. Хитч улыбается в ответ, и он смотрит на неё. Она так красива, всегда была такой. Он ощущает непреодолимое желание защитить её, уберечь даже от своей собственной ранящей правды. Но, вспомнив, насколько она сильная, он сдаётся. Снова плачет. Слёзы текут по щекам, и он чувствует, как в нём что-то ломается. «Вот что значит чувствовать», — думает он. Позволять себе быть. И принимать всё, что происходит в его жизни. Он болен. Он умирает. И это всё правда. — Люди побеждают болезни каждый день, — утешает его Хитч, нежно стирая слёзы с его щёк большими пальцами. Ему хочется отстраниться, оставаться стойким, но он позволяет ей держать его. — Каждый день влюбляются заново. Почему ты не можешь сделать то же самое? Он открывает рот, но не произносит ни слова. В её руках он может позволить себе сломаться, может быть слабым. Хоть раз, всего один раз — не быть сильным. — Обратись за помощью, — умоляет Хитч. — Пройди лечение. И расскажи Микасе о своих чувствах. Скажи ей, Эрен. Ты должен это сделать ради себя. Невероятно, но он чувствует, как его сердце замирает от одной только мысли об этом. От образа её лица, озаряющегося пониманием. Или она уже знает? Чувствует ли она запах его любви, витавший вокруг него? Но что, если она не догадывается? Что, если его признание станет началом чего-то нового? А если нет? — Ты не думаешь, что она меня возненавидит? — спрашивает он, и Хитч отвечает мягкой улыбкой. — Думаю, она не сможет любить тебя меньше, чем уже любит. — Правда? — Ага. Назовём это интуицией, — пожимает плечами Хитч. С этими словами их слёзы постепенно утихают. Она нежно кладёт руку ему на предплечье, ласково поглаживая шрам, который там виднеется, и тонкие светлые волоски на его коже. — Завтра, — шепчет она, словно её губы раскрывают тайну. — Ты и я. Мы пойдём в больницу и найдём способ побороть эту сраную штуку. Я здесь, с тобой. На каждом этапе пути. Она целует его, сначала в щёку, затем в лоб. Прижавшись к нему, она тихо произносит, почти так же, как это делала его мать, когда он был ребёнком: — Ты получишь помощь, Эрен. Мне всё равно, что ты скажешь. Я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты умираешь. Тебе помогут. Он закрывает глаза, слушая её голос, чувствуя, как её слова мягко касаются его лица, словно ласковые прикосновения. Улыбнувшись, он говорит: — Я буду скучать по нашему сексу. Хитч смеётся. Это такой живой, яркий звук. Он парит между ними, словно глоток надежды и жизни. — Ах да, кстати. Если хоть кому-нибудь расскажешь, что я плакала из-за тебя, я нарежу твои яйца на крошечные кусочки. Понял, Йегер? — Её тон угрожающий, но, когда он смотрит на неё, она слегка подмигивает. И он любит её. Любит то, что между ними есть. Любит, что даже перед лицом болезни и смерти, посреди всей этой тьмы, пробиваются лучики света. — Да, мэм.

***

Бессмысленно спрашивать её, как так получилось, что она оказалась именно здесь, в этом месте, на прослушивании на роль в пьесе, о существовании которой ещё пару дней назад она даже не знала. Она стоит перед Кристой Ленц, её отцом и ещё дюжиной людей, чьи холодные, пристальные взгляды впиваются в неё, отмечая каждое едва заметное движение — каждый прыжок, стремительный порыв и плавную паузу. Бессмысленно просить её объяснить, как она заставляет себя двигаться, как механизмы её тела работают, придавая плавность движениям, которые несут её вперёд. Ноги взмывают в воздух, руки вытягиваются в идеальные линии, пока музыка нарастает, достигая крещендо, переливаясь волнами и уносясь в вихре звуков. Бессмысленно просить её описать, каково это — снова танцевать. Каково это — пробудить старого призрака из, казалось бы, вечного сна, только чтобы почувствовать, как он поглощает её, ведёт вперёд, пульсирует внутри и вырывается тяжёлыми вдохами. Её грудь вздымается и опадает, а она застывает в финальной позе. Всё, что было до этого момента, становится лишь мимолётным воспоминанием — вихрем движений, принадлежащих её прошлому. Бессмысленно спрашивать Микасу, что она почувствовала, когда увидела своё имя рядом с ролью второго плана, которая уступает в своей значимости только главной роли, что почётно досталась Кристе Ленц. Хистории. Её подруге. — Как я смогла её получить? — выдохнула она в телефон, с глазами, полными слёз и телом, дрожащим от осознания, что она жива. — Почему я? — Ты действительно намного лучше, чем сама думаешь, — лишь сказала её подруга. — Верь в себя, Микаса. И она положила трубку.

***

Miss Sasha: ≫ приветики ребятки! доброе утречкооо ≫ я добавила микасу :) ≫ микаса, скажи привет! Mikasa Ackerman: ≫ Всем привет. Braun: ≫ Прив! Это Райнер! YMCA: ≫ муфаса! ≫ кадела!!! Con Man: ≫ микасаааааа ≫ ты теперь одна из нас; -) rhymes with bitch: ≫ привет девочка ≫ добро пожаловать в самый крутой и разрывной чат из всех Mikasa Ackerman: ≫ Спасибо. Приятно быть здесь. YMCA: ≫ чё за хуйня она даже пишет правильно Miss Sasha: ≫ эрен, ты здесь? : 3 ≫ эрен rhymes with bitch: ≫ он никогда не чекает свой телефон Mikasa Ackerman: ≫ У Эрена есть телефон? YMCA: ≫ эмммммм Miss Sasha: ≫ ЭРЕН!!! D: Braun: ≫ Кто-нибудь позвоните ему ≫ Мне позвонить? Miss Sasha: ≫ звоните! rhymes with bitch: ≫ эрен ответь нам ≫ омг этот придурок кинул мой звонок в голосовое YMCA: ≫ й хутычлсвдрочдбёб ≫ тупица Con Man: ≫ ЛМАОООО ≫ я попробую ≫ йоу чё за срань!!! Braun: ≫ думаю он заблокировал тебя Конни Miss Sasha: ≫ эрен: ’( ≫ эрен ≫ эрен ≫ отвечай нам ≫ эрен jaegerbomb: ≫ image.jpg ≫ это самый пиздатый сэндвич, который я когда-либо ел в своей жизни Miss Sasha: ≫ эрен! : DDD ≫ ооо что это??? ≫ это ХУМУС: 0 jaegerbomb: ≫ ага rhymes with bitch: ≫ эрен скажи привет микасе ≫ саша добавила ее в нашу групповуху jaegerbomb: ≫ о привет Mikasa Ackerman: ≫ Привет, Эрен. YMCA: ≫ гребаные точки в конце предложений Miss Sasha: ≫ муррр ≫ теперь вы двое можете постоянно переписываться друг с другом! : D ≫ это так мило! : D rhymes with bitch: ≫ сейчас расплачусь ≫ итак эрен jaegerbomb: ≫ что rhymes with bitch: ≫ ответь на вчерашний вопрос в правда или действие

** jaegerbomb покинул чат **

Miss Sasha: ≫ нееееееееееееет

***

Пролетают недели балетных репетиций, и солнце начинает растапливать снег. Деревья остаются неподвижными в своей древней мудрости, тихо шелестя листьями под порывами тёплого ветра. Зима ещё не ушла, холод всё ещё держится, но мир начал оттаивать. Солнце встаёт с обновлённой решимостью, пробуждая всё вокруг своим первозданным светом. Тепло, которое оно дарит, окрашивает щёки в розовый цвет, избавляет тела от многочисленных слоёв одежды, а белые снежные холмы на улицах превращает в тонкие полосы слякоти и грязи. И пока меняется мир вокруг, меняется и Эрен. Его здоровье — загадка. Он знает, что болен, но кости ноют лишь иногда, а синяки появляются только после того, как он слишком переусердствует. Энни часто с размаху бросает его на пол, забывая, с чем именно имеет дело. Теперь все его друзья знают. Все, кроме Микасы. И он намерен продолжать держать это в секрете. По крайней мере, до тех пор, пока она не завершит выступления в спектакле. Пролетают недели балетных репетиций, и морозное дыхание воздуха снова сковывает облака, которые осыпаются тяжёлыми хлопьями, укрывающими всё вокруг ослепительно белым покрывалом. Лёд заставляет ботинки скользить, шины буксовать, а синоптики настоятельно советуют всем оставаться дома. Зима кажется бесконечной, покрывая машины и старые здания бледными узорами, будто весь мир треснул под напором леденящего холода и беспощадного мороза. И пока меняется мир вокруг, меняется и Микаса. Она до сих пор не может поверить, как ей удалось получить роль второго плана. До премьеры остаются считанные дни, и она почти не проводит время со своим fiancé и друзьями. Но они понимают. Эрен понимает. Эта роль так похожа на её собственную жизнь: её героиня немая и выражает свои эмоции телом, проживая через танец все этапы жизни и раскрывая всю глубину своей натуры. Однако в пьесе её героиню ждёт мрачная участь — она попадает в руки ревнивого старого короля, который влюбляется в неё и приказывает казнить, когда она отвергает его любовь. Наконец наступает долгожданный день премьеры. Все готовы. Все ждут. У них перехватывает дыхание, а глаза широко распахнуты в предвкушении зрелища, которое развернётся перед ними. И по мере того, как занавес начинает медленно, медленно открываться… кажется, что вместе с ним раскрывается новый удивительный мир. Эрен никогда не видел ничего более завораживающего. Театр оживает от света, который разрезает потолок, превращаясь в сияющие лучи, рассыпающиеся и собирающиеся в крошечные звёзды, словно разбросанные драгоценные камни. Оркестр начинает играть: одна протяжная нота сначала звучит, как печальный зов, а затем торжествует, когда к ней внезапно присоединяются остальные инструменты, рождая целостную симфонию. И вот на сцену выходит Хистория. Её миниатюрная фигурка выглядит сильной и величественной на огромной сцене. Она ступает лёгкими шагами, прежде чем совершить прыжок и закружиться в вихре движений, которые кажутся сложными, но исполняются с абсолютной лёгкостью. Её светлые волосы собраны в тугой пучок, а изящное тело облачено в роскошный наряд, сверкающий в свете прожекторов и превращающий её в неземное существо, спустившееся с небес на землю. Великолепная осанка Хистории резко контрастирует с небрежным видом других танцоров на сцене, играющих персонажей из низших слоёв общества. Героиня Хистории принадлежит к королевской семье. Сегодня вечером Криста Ленц — настоящая королева. История посвящена ей, но через несколько мгновений зал издаёт удивлённый вздох, когда на сцене появляется мрачная фигура девушки в лохмотьях, одиноко распростёртой на полу. Медленно она поднимается, повернувшись спиной к зрителям. Её длинные, струящиеся волосы настолько узнаваемы, что сердце Эрена переворачивается от переполняющей его любви. На мгновение это чувство настолько захватывает его, что, когда она оборачивается к залу, а яркий свет прожекторов падает на её бледное лицо, он едва сдерживает слёзы. Последний раз он видел её выступление почти десять лет назад. Смотреть, как она снова танцует, — это словно видеть её рождение заново. Это новая Микаса. Микаса, обретающая себя в танце, в искусстве, в любви, в языке своего тела. Микаса, существующая только тогда, когда она танцует. Она движется. И с каждым её движением музыка следует за ней. Она — дирижёр. Каждый взмах и подъём её рук направляют каждую ноту, каждую мелодию, сливая их в единый гармоничный звук. Музыка затихает, когда она останавливается, и возобновляется, когда она опускается на пол, чтобы вновь подняться, распускаясь словно цветок, чьи лепестки — длинные полотна ткани, струящиеся вокруг её вращающейся фигуры. Она выглядит такой лёгкой, её движения подобны взмахам крыльев, щекочущих взгляд и приковывающих внимание всех зрителей к сцене. Она завораживает. Создание в лохмотьях, окружённое хриплыми звуками скрипок, её лицо меняется с каждой новой эмоцией, с каждым чётким взмахом смычка. И тогда на сцене появляется король. Он преследует её, и её мягкие движения становятся смелее. Агрессивнее. Она прыгает, кружится, убегает, паникует, оказавшись в его ловушке. Её робость превращается в дерзость. В отчаянную силу. «Нет», кричат её движения. Нет. Она сражается со своей судьбой, с властным королём и, в конце концов, вырывается на свободу. После завершения первого акта наступает антракт, и Эрен, словно призрак, скользит сквозь толпу людей вместе со своими друзьями. Имир пробирается за кулисы, чтобы найти Хисторию, Саша громко восхищается тем, как высоко Микаса умеет поднимать ногу, Райнер и Бертольд соглашаются, что её гибкость впечатляет, а Хитч уверенно заявляет, что всегда знала о её таланте. Но Эрен ничего из этого не слышит. Его мысли, его сердце остаются там, на сцене, с девушкой в лохмотьях. Он снова ощущает свой пульс, когда Имир берёт его за руку и ведёт за кулисы. Тогда он видит её. — Эрен! — улыбается Микаса, её купальник переливается в свете софитов. Это совершенно другой образ, не тот, что был раньше. Теперь она и сама выглядит как королева. Её наряд украшен сверкающим кружевом, а пуанты, которые с каждым шагом стучат по полу, кажутся настоящими произведениями искусства, словно сотканными из чистого шёлка. — Микаса… — едва слышно выдыхает он, наблюдая, как Имир уносится прочь, чтобы найти Хисторию среди девушек, занятых нанесением макияжа и переодеванием в костюмы. Он знает, что ему не следует находиться здесь, что его присутствие стало возможным лишь благодаря дружбе с дочерью владельца театра. — Что ты тут делаешь? — улыбается Микаса, её глаза блестят от волнения после выступления, а яркий сценический макияж ещё не закончен. — Имир притащила меня, чтобы я увидел тебя, — оправдывается Эрен. Он замирает, его взгляд скользит по её фигуре, хотя он изо всех сил старается — но безуспешно — не цепляться глазами за каждую деталь. — Эм, и пожелал удачи. — О. — Микаса кивает. — Ну да. Молчание. На мгновение слышны только приглушённые голоса девушек, готовящихся к выходу. Некоторые бросают на Эрена подозрительные взгляды, другие, похоже, вовсе не замечают его. Он понимает, что должен уйти, пока его не выгнали. — Микаса, — выпаливает он, с трудом сглатывая комок в горле. — Мм? — Ты… — Да? — Ты такая… — Что, Эрен? — Ты такая красавица. Её глаза расширяются. Глаза Эрена тоже. Неужели он это имел в виду? Конечно, это. Она действительно потрясающая, особенно сегодня. Но… он серьёзно? Вот так прямо? Отлично, Эрен. Как всегда охуенно тонко. — О, Эрен, — нежно улыбается Микаса, поднося руку к щеке. — То есть… — Он откашливается, пряча руки в карманы джинсов. — Я хотел сказать… — Тишина становится неловкой. Микаса терпеливо ждёт, пока он закончит. Она всегда так терпелива с ним. — Ты была невероятна там, на сцене, — наконец говорит он. Она снова улыбается. — Ты так думаешь? Эрен тоже улыбается. — Никогда не думал, что снова увижу, как ты танцуешь. Но это случилось. — Да. — Мама бы так гордилась тобой. — Твоя или моя? — Обе, — он делает паузу, неловко махнув напряжённой рукой между ними. — И Армин. Глаза Микасы затуманиваются. Её голос — едва слышный выдох, когда она тихо повторяет: — И Армин. Увидев её реакцию, Эрен улыбается ещё ярче. Он кладёт руку на сердце, ощущая, как оно бешено колотится. — Я тоже. Микаса смеётся. Это детский, хихикающий смех, тот самый, каким она смеялась в детстве. — Всё благодаря тебе, — говорит она, слегка качнувшись, будто собиралась сделать шаг к нему, протянуть руку и коснуться, но… они не должны этого делать, и они не делают. Они ведут себя прилично, оба. Они не касаются друг друга. Даже не двигаются, хотя желание становится почти невыносимым. Эрен вздыхает, зная, что пора уходить. — Эй, сделаешь для меня кое-что? — спрашивает он, и её лицо снова озаряется. Он смеётся над её очаровательной манерой поведения. — Да? — Когда спектакль закончится, встретишься со мной на нашей скамейке? — Конечно, — она медленно кивает. — Всё в порядке? На самом деле, Микаса, если быть честным, далеко не всё в порядке. И он собирается сказать тебе об этом сегодня вечером. Сказать, что он болен. Сказать, что он любит тебя. Потому что… «С чего ты взял, что ты обладаешь такой роскошью, как время?» Это сказала ему Хитч. Это сказал ему Армин. — Я просто должен тебе кое-что сказать, — произносит он. — Я приду, — улыбается Микаса. В последнее время она часто так делает. — Славно, — улыбается в ответ Эрен. И на этот раз он прикасается к ней. Осторожно — нежно-нежно — целует её в щёку. Его дыхание на её коже заставляет её замереть. — Удачи. Микаса кладёт руки на его предплечье. Вот и всё, что она делает. Но этого достаточно, чтобы удержать его на месте. Чтобы не позволить ему сразу уйти. Его глаза закрываются, а он слышит её шёпот… нет, это не «пока», это «увидимся позже».

***

Ей каким-то образом удаётся ускользнуть от толпы людей, окруживших её после спектакля, и прокрасться в гримёрку, утопающую в цветах — Жан прислал ей целую россыпь букетов. Она быстро переодевается, не утруждая себя тем, чтобы смыть макияж, и выбегает в ночь. Она ловит такси до парка и, приехав, с удивлением замечает, что, несмотря на холод, здесь довольно людно. Она находит их скамейку, садится и ждёт. Ждёт. Она ждёт и гадает, что же такого Эрен хочет ей сказать. Может быть, это она сама хочет что-то рассказать ему. Но что именно? Её грудь словно переполнена чем-то, что отчаянно хочет вырваться наружу. Она закрывает глаза, чувствует прохладный ветер на своём лице, и позволяет своей душе говорить за неё. Представляет, что он уже сидит рядом. Она делает вдох и произносит: — Я люблю тебя. Ошеломлённая собственными словами, Микаса резко втягивает воздух и вздрагивает, испуганно открывая глаза и глядя в пустоту. Её дыхание вырывается облачком пара, и она прикрывает рот рукой. Как она могла это сказать? Она ведь даже не думала! Это наверняка была просто ошибка. Но она это почувствовала. Она не может. Но она это почувствовала. Она не должна. Микаса качает головой, пытаясь начать всё заново. Игнорирует то, что только что произошло. Игнорирует. Потому что, когда он появится, она всё поймёт. Да, точно. Увидев его, услышав, что он хочет ей сказать, она наверняка поймёт, что должна ему ответить. Только вот, кажется, Микасе пришлось бы ждать Эрена всю ночь. Он так и не приходит.