Это ещё не конец / Not Over Yet

Врачи сказали, что Эрен болен. Точнее — его мозг, и для этого нужны новые препараты, чтобы его «починить». Он узнал, чем отличаются СИОЗС от СИОЗН и какие из них ему необходимо принимать. Оказалось, к его и без того длинному списку диагнозов добавили ещё и биполярное расстройство. А вместе с этим — новые методы лечения и лекарства, которые он поклялся не пить. — Мне плевать, если они пропишут мне хоть пятьдесят разных таблеток, — заявил Эрен своему отцу одним утром, ковыряя ложкой в недоеденной миске с хлопьями. — Я не проглочу ни одной. Лицо Гриши Йегера оставалось неподвижным, а его глаза пронзительно изучали Эрена сквозь стёкла очков, но вместо ответа он лишь тяжело вздохнул. — Эрен… — начал он, но тут же был перебит. — Таблетки не спасли маму, и посмотри, что они делают с Армином. На это он не нашёл, что ответить. Упрямство Эрена слишком сильно напоминало упрямство Карлы. Гриша скучал по ней. Скучал так сильно, что его сердце до сих пор не научилось справляться с этой потерей, даже спустя столько времени. — Лекарства важны, — сказал он. — Ты не можешь отвергать помощь, когда она тебе так нужна. Но Эрен только покачал головой. — Мне не нужна никакая помощь. И он ошибался. Но отец был слишком усталым — слишком подавленным, чтобы спорить.

***

— Ты это слышишь? — Что слышу, Ар? — Листья, — прошептал Армин, запрокинув голову навстречу ветру; купальные шорты облепили его худые ноги. Они сидели, развалившись под солнцем, пока тёплая вода озера, куда им так нравилось приходить, высыхала на их коже каплями. Светлые волосы Армина беспорядочно падали на лоб. Проведя рукой по мокрым прядям, он добавил: — Я люблю листья. Люблю, как они звучат. Эрен нахмурился. — Ты их слышишь? — Нет, — отозвался друг. — Но я их чувствую. «Чувствую…» — подумал Эрен. Армин почти полностью утратил слух. Это делало его другим. Как и самого Эрена. Только если у Эрена были проблемы с сердцем и головой, то у Армина страдало тело. Когда ладонь Эрена легла на центр груди друга, дыхание под его пальцами на мгновение замерло. — Ты чувствуешь его? — спросил он, замечая в ответ лишь недоумение. — Что? Моё сердце? — Ага. Армин улыбнулся. — Да, чувствую. Я слышу его. Оно пульсирует во всём моём теле. Эрен выдохнул через нос, и его обнажённая грудь опустилась. Он кивнул, откинувшись назад на руки. — Хорошо. Армин взглянул на него, затем на Микасу. Она тихо сидела рядом, рассеянно перелистывая страницы небольшого экземпляра — «Грендель», который им всем нужно было прочесть за лето для продвинутого курса английского. Его губы приоткрылись, но вместо слов в воздухе растворился только тёплый пар его дыхания. Ему так много нужно было им рассказать. Но каждый был погружён в свои мысли. Микаса слегка покачивала головой в такт музыке в наушниках; Эрен закрыл глаза и откинул голову назад, наслаждаясь солнечным теплом. — Я пойду поплаваю, — наконец решил Армин, поднимаясь на ноги. Он неторопливо направился к воде, и Эрен крикнул ему вдогонку: — Только осторожнее! И Армин исчез. Его тело слилось с озером, а бледная кожа словно растворилась в мутной воде. Эрен молча наблюдал за ним, подтянув колени к груди и хмурясь, будто всматривался во что-то неуловимое. — Я так за него переживаю. Он почти не ест, — голос Микасы внезапно нарушил тишину. Эрен только вздохнул, закрыл глаза, потом снова открыл и повернулся к ней. Она вынула наушники, и он услышал приглушённый ритм очередного произведения Йо-Йо Ма, которое она прокручивала на повторе. — Он болен, Мики, — просто сказал Эрен, убирая прядь волос с её лица. Щёки Микасы порозовели от летнего зноя, а в сгибах локтей проступил румянец. — Как думаешь, что с ним? — спросила она. Эрен лишь пожал плечами. — Он глухой. Микаса легонько шлёпнула его по груди. — Что? Это правда. Она нахмурилась, её тонкие брови сошлись на переносице. Он не мог угадать, что за мысли роились у неё в голове, поэтому наклонился к ней и коснулся её носа лёгким поцелуем: — Что случилось? Микаса быстро ответила. — Мне страшно, Эрен. Он сразу понял, о чём она говорит. Боже, как же ему хотелось забрать у Армина всю эту боль, взмахнуть рукой и исцелить его, словно какой-то волшебный мессия — как тот герой из книги, которую он так любил читать. Сейчас та лежала у их ног, с загнутым уголком на той самой середине, которую Армин читал, кажется, в третий или четвёртый раз. Почему он так её обожал, Эрен не понимал. Это была одна из тех тайн, с которой приходилось мириться, будучи другом настолько яркого и гениального человека. Его увлечения наполняли его жизнь, как ничто и никто другой. — Мне тоже страшно, — в конце концов сказал Эрен, снова повернувшись к ней. Микаса смотрела на воду, вслушиваясь в каждый всплеск и звук, доносящийся от Армина. Тогда он обхватил её лицо ладонью, направив её взгляд на себя. И когда их глаза встретились, он прошептал: — Мы должны его оберегать, Микаса. Всегда. — Я буду, обещаю, — кивнула она, закрыв глаза. Её щека в его руке была влажной от жары и пота. — Пока ты рядом, я могу всё. Эрен ухмыльнулся. — А вот это можешь? Его губы едва коснулись её губ, и он ощутил её вкус, тихую вибрацию в её горле и лёгкий изгиб улыбки. — Да, — прошептала она, положив ладонь ему на грудь, и от этого прикосновения его кожа вспыхнула. На солнце Микаса казалась ярче, румянее, а её запах становился слаще, несмотря на жару. Он вдохнул её аромат, уткнулся лицом в изгиб её шеи, мягко потеревшись носом о кожу, и она тихо рассмеялась от щекотки. — А как насчёт этого? — Эрен. — Что? — Армин. Он засмеялся и снова поцеловал её в шею. — Он не смотрит. — Я не об этом. — М? — Армин, — её голос был напряжён, с оттенком тревоги. — Где он? При этих словах голова Эрена дернулась так резко, что позвонки в шее хрустнули. Он обшарил взглядом озеро, но не обнаружил ничего. Ни Армина. Ни малейшего движения. Только безмятежная гладь воды, словно затишье перед бурей.

***

Озеро было таким целебным. Погружаясь всё глубже и глубже, Армин закрыл глаза. Окутанный прохладой воды, он чувствовал, как его уносит всё ниже ко дну, где ждали чуждые ему вещи. Там он не был больным, не страдал от рака и не был глухим. Он был просто неопределённым существом, подчинённым плавучести своей оболочки. Тонущим всё глубже и глубже. Сквозь тьму перед глазами проносились образы его жизни. Он видел Маму. Папу. Дедушку. А затем — Эрена, Микасу, Карлу, всех, кого он когда-либо любил. И он спрашивал их, спрашивал, почему. Почему они его любят? Несмотря на то, что он был таким бракованным. Он не был нормальным, не заслуживал нормальных вещей вроде друзей, смеха, музыки и даже подружки. Небеса, или что бы его ни создало, сделали его сломанным, сделали его слабым, больным, истощённым — как напоминание о том, что не всё в этом мире создано равным, что не всем дано испытать полноту жизни. Мысли об этом заставили невидимую рану внутри него раскрыться. Он вдруг осознал, что перестал дышать, а его лёгкие отчаянно нуждались в воздухе, который внезапно исчез. Тогда он открыл рот. Вдохнул. И понял, что тонет. «Всё нормально», — сказал он себе. — «Всё в порядке». Он всё равно был уже мёртв. Поэтому он закрыл глаза и позволил воде исцелять себя, вернуть ему слух и успокоить сердцебиение. Когда холод проник в его горло, он ощутил жжение и был благодарен. Боль жизни покидала его вместе с этим успокаивающим вдохом, за которым не последовало выдоха. И как раз в тот момент, когда он подумал, что видит свет, что всё закончилось и начинается что-то новое, он почувствовал, как сильные руки тянут его вверх, как его тело выныривает на поверхность, и исцеление заканчивается.

***

Армин? Микаса рыдала. Армин! Эрен, насквозь мокрый, казалось, плакал каждой клеткой своей кожи. Ты в порядке?! Армин всё ещё был здесь, всё ещё дышал, всё ещё был болен. Он закашлялся, захрипел и застонал, когда крепкие руки обхватили его и сжали в объятиях, когда голоса друзей проникли в забитые каналы его ушей. Он чувствовал, как горло Эрена дрожит от слов благодарности. Эрен благодарил Бога. Благодарил всё на свете. Когда он чуть отстранился, их лица разделяли всего несколько сантиметров. Армин видел, что глаза Эрена покраснели, вода стекала с его лица тонкими ручьями, а мокрые пряди прилипли ко лбу. «Ты в порядке?» — он чувствовал, как Эрен снова и снова повторяет: — «Армин. Армин. Ты в порядке?» Ты меня слышишь? Пожалуйста, ответь мне. Прошу! Микаса прижала его дрожащее тело к себе так крепко, что он мог чувствовать биение её сердца. Оно бешено колотилось, как дикий зверь, рвущийся из груди. Армин лишь смотрел на небо, пытаясь понять, зачем судьба продолжает держать его здесь, если всё, что он приносит, — это хаос и бесполезное бремя для друзей. Он обнял их. Микаса рыдала навзрыд, её ногти впивались в его плоть, оставляя полумесяцы от того, как сильно она его сжимала. «Не смей больше так нас пугать», — он чувствовал её слова. — «Никогда, никогда не поступай так с нами, Армин». Когда очередь дошла до Эрена, он обхватил лицо Армина и прижался лбом к его лбу. Армин закрыл глаза; он знал, что Эрен тоже плачет. Он что-то говорил, шептал слова, которые Армин мог уловить лишь по дрожащему дыханию, касавшемуся его кожи. Эрен держал его так крепко, что Армину оставалось только обхватить его запястья и плакать вместе с ним. Почему он был таким? Зачем Бог решил оставить его здесь? Задержать подольше? Почему? Когда он освободился из их объятий, взглянул на их раскрасневшиеся лица и вдохнул полной грудью обжигающий воздух, Эрен заговорил первым. Армин. Как ты? Прочитав по его губам, Армин кивнул, взял его за руку, прижал ладонь к центру своей груди и ответил своим сердцебиением: — Всё ещё жив.

***

Эрен Йегер не был героем. Но он пытался, потому что чувствовал, что мир был полон решимости вылепить его именно таким. Ведь когда отец заливал своё сердце виски и топил мысли в водке, именно сын тащил его тяжёлое, с запахом перегара тело через весь дом до спальни, где наблюдал, как тот валится на маленькую кровать с хрипом и приглушённым шёпотом. — Карла, Карла, — звучало из его уст, пропитанных алкоголем. Руки отца тянулись к женщине, которой там не было, к призраку, что жил в чертах Эрена. Он не был героем, и всё же именно он снял с отца одежду, искупал его, удивляясь, как такой человек, такой гигант, такое грозное существо мог уменьшиться до такого состояния. Надев на отца очки, Эрен присел так, чтобы его собственное лицо отражалось в линзах, и спросил, сможет ли тот сдержать свои обещания. Может ли папа пообещать, что останется трезвым? Может ли он на этот раз по-настоящему сделать это? Его отец был кем угодно, но только не лжецом. Он не ответил — только вцепился в рубашку Эрена и разрыдался у него на плече. «Я скучаю по ней», — прошептал он. — «Очень скучаю». Как будто он единственный, кто её потерял. Даже драться теперь стало себе дороже. Поэтому, когда Ебучий Сэмюэль и Сара Хейл снова прошипели что-то мерзкое о Микасе, Эрену пришлось учиться держаться выше этого. Потому что, когда он отвечал им, это ранило её ещё сильнее. Когда его отстранили от футбола на очередной сезон за ещё один разбитый нос, ему пришлось умолять, чтобы его вернули в команду, а отцу — снова оплачивать чьи-то больничные счета. «Карла, Карла», — услышал он, как отец стонал во сне. Похоже, Эрен был не единственным, кого преследовали кошмары. Он задумался, почему именно сейчас. Почему его характер закалился именно теперь, а не тогда, когда мама умирала, когда её кожа была в синяках, а кости всегда болели. Может, он мог бы спасти её. Каким-то образом. Хоть как-нибудь. Забрать её боль и впитать в себя. И вдруг ему пришло в голову, что, возможно, Армин — это его второй шанс, его вторая попытка. Но как? Как ему это сделать? Как он мог спасти кого-то, если едва знал, как спасти свою мать? Самого себя? — Карла, — однажды ответила Микаса, когда Эрен спросил, по кому она скучает больше всего. И они поцеловались под лунным светом; его губы коснулись её кожи, и её тело откликнулось, словно каждый нерв отзывался на его прикосновение. Они уснули в объятиях друг друга, чтобы проснуться с первыми лучами солнца, которое ласково касалось облаков и травинок, прилипших к их коже и волосам, прекрасно зная, что их обоих наверняка накажут за то, что они так долго были вне дома. Армин прятался в своих книгах, зарывался в их страницы, впечатывая каждое слово в себя, как в спасительные татуировки, без которых он просто не мог бы жить, цепляясь за их смысл с такой силой, как будто в этом была его последняя надежда. Он перечитывал одни и те же книги снова и снова, что в какой-то момент Эрен даже подумал, что его друг начал страдать ещё и от потери памяти. Но однажды он сел рядом с ним, взглянул на звёзды над их головами, слушая, как Армин наизусть воспроизводит целую главу, и подумал о том, что порой именно одержимость помогает нам выжить, заставляет наше тело двигаться вперёд. У Эрена было столько вопросов, на которые могла ответить только Мама. Например: «Что мне делать? Как мне помочь Армину? Как сделать Микасу счастливой? Как удержать папу? Почему ты ушла так рано? Разве ты не видишь, что мир опустел без тебя? Разве ты не знаешь, что я скучаю по тебе каждой частичкой себя — каждым словом, которое произношу, каждым шагом, который делаю?» Эрен не мог быть героем, потому что его разрывали чувства, и он страдал в своей человечности. Карла, Карла.

***

Месяцы проходили один за другим, и Микаса всё больше нервничала. Она по глупости обратилась за советом по поводу отношений к своим подружкам-балеринам, ведь с Эреном они были вместе уже почти год, и единственное, чем они занимались, кроме лёгких поцелуев, — это держались за руки и дремали рядом. Как только она в этом призналась, в ответ раздался громкий возглас, полный недоумения: «ЧТО?!» — Ты вообще его видела? — воскликнула её подруга, прижимая руку к груди. Она натянула купальник, просунув руки в рукава и приподняла грудь так, чтобы та смотрелась эффектнее под тканью. — И как тебе удаётся держать рядом такого мужчину, ничего при этом не делая? Микаса запнулась. Минуточку. «Мужчину»? Эрену было всего шестнадцать! «Держать рядом»? Она даже не знала, что он находился в её распоряжении. Она была абсолютно невежественна в подобных вопросах. Полная наивности, она впитывала каждое слово подруги, и её глаза расширились, когда та наклонилась, чтобы прошептать ей на ухо свой секрет. Микаса ахнула. — Именно так ты его цепляешь, держишь и не отпускаешь, — ухмыльнулась подруга. Микаса уже собиралась возразить, но та вдруг добавила: — Твой парень очень хорош собой, Микаса. И если ты не сделаешь что-то, чтобы его удержать, кто-то точно его уведёт. И она сразу же вспомнила родителей, их развод и то, что стало его причиной. Вспомнила Армина, как он ускользает, словно растворяется у неё на глазах. И вспомнила Эрена — его волосы, руки, спину, мелкие морщинки вокруг глаз, которые появлялись, когда он улыбался. С незнакомым волнением в животе она резко втянула воздух и твёрдо пообещала: — Я не потеряю его.

***

Армина рвало всем, что он съедал. Он стонал над унитазом, сплёвывая мерзкий привкус во рту. Его тело обмякло, как старая тряпка, беспомощное и бессильное под утешительными поглаживаниями Эрена по спине. Он всё время извинялся, плакал, снова извинялся. «Простите, ребята. Простите меня». Микасе оставалось только вздохнуть и притвориться, что она не заметила, как в этот раз его вырвало кровью, и что, проводя пальцами по его волосам, она обнаружила клочья золотистых прядей на своих руках. «Я не могу потерять Армина», — подумала Микаса, не сводя глаз с его дрожащей спины, а затем перевела взгляд на Эрена. «Я не потеряю его». Прошло несколько минут, и Армина, наконец, перестало рвать. Тогда Эрен, без лишних слов, просто подхватил друга на руки, просунув руки ему под колени и спину, и отнёс его в спальню, как ребёнка. Когда Армин опустился на подушку, Эрен аккуратно откинул с его лица потные волосы. — Всё будет хорошо, — прошептал он, зная, что друг его не услышит. Микаса поцеловала Армина в лоб, укрыла одеялом его плечи и велела отдыхать. Он вяло кивнул, его ярко-голубые глаза затуманились за опускающимися веками. Эрен тяжело вздохнул. Они прошли в гостиную, где дедушка Арлерт сидел в своём кресле-каталке и поблагодарил их за помощь. — Я приду завтра, — сказал Эрен, и Микаса кивнула, стоя рядом с ним. Она опустила взгляд и заметила, что руки Эрена сжаты в кулаки, а вены на костяшках пальцев вздулись. Он был зол. Зол из-за состояния своего лучшего друга. Зол из-за того, что дедушка был уже стар и немощен и едва мог позаботиться о внуке. Зол на то, что плохие вещи снова и снова случались с хорошими людьми. — Спасибо, сынок, — произнёс дедушка Арлерт, и в его маленьких глазах отразилась благодарность. В них хранились вековая мудрость и доброта души, прошедшей через множество эмоций за десятилетия и научившейся управлять ими, фильтровать их, так что, в отличие от Эрена, он мог выдержать состояние Армина и не развалиться на части. На губах Эрена мелькнула лёгкая ухмылка, когда он обнял старика и почувствовал, как тот с удивительной силой ответил на его объятие. Микаса улыбнулась. — Мик, — позвал её дедушка Арлерт, и морщины вокруг его глаз и рта углубились. — Иди сюда. Она обняла его, ахнув от неожиданности, когда он крепко обхватил её руками. Все рассмеялись, что было дерзостью в мрачной атмосфере этого дома. Они ещё раз пообещали вернуться, и Эрен помахал на прощание единственному человеку, в ком видел истинного отца, опекуну своего лучшего друга, тонкой нити, которая всё ещё связывала их всех, несмотря на свою изношенность. По дороге домой в машине стояла тишина. Старый грузовик Карлы тряхнуло, когда он наехал на выбоину. Молчание. Эрен хмуро вглядывался в дорогу перед собой. Молчание. Микаса шмыгнула носом, вытерла его рукавом и взглянула на Эрена. Молчание. На нём были очки, и она поразилась тому, как сильно он походил на своего отца, хотя был точной копией Карлы. Его губы сохраняли тот знакомый изгиб, приподнимающий один уголок рта, из-за чего казалось, будто он всегда насмехается — точь-в-точь, как неизменная улыбка Гриши. Они заговорили только тогда, когда оба сидели на кровати Эрена. — Эрен, — тихо произнесла Микаса. Он не смотрел на неё. Она положила руку ему на бедро и добавила: — Ты потрясающий. Он фыркнул, ссутулившись вперёд и уперевшись локтями в колени. — Это вряд ли. — Не представляю, что бы мы с Армином делали без тебя. — Жили бы лучше. — Прекрати. Он простонал, заваливаясь на спину. Матрас слегка прогнулся под его весом. Он закинул руку на лоб и тяжело вздохнул. И снова наступила тишина. Тишина и ровный ритм его дыхания. Микаса прикусила губу, вспомнив, что сказала ей подруга. Она прижалась к нему всем телом и кончиками пальцев дотронулась до его губ, которые она целовала бесчисленное количество раз, вкус которых помнила даже в глубине души. Почувствовав её близость, Эрен убрал руку с лица и открыл глаза. Он молчал, просто смотрел. Его взгляд изучал черты её лица, стройные изгибы тела. И тогда он поцеловал её. Микаса закрыла глаза, позволяя его рукам зарыться в её волосы, пока её собственные ласково касались его лица, груди и живота. Она пробудила в нём звуки и заставила его дышать глубже. Гриши не было дома, так что ей не пришлось подавлять тихий стон, когда его язык проник в её рот, и она сжала его рубашку в руках и потянула его на себя. Они закружились на кровати, охваченные голодом, который прежде не ощущали. Она вздрогнула, когда кончики его волос коснулись изгибов её шеи, когда его руки приподняли подол её юбки и медленно заскользили вверх по ногам. Всё происходило слишком быстро: он был опытным, а она — нет, и она уже хотела отстраниться, но слова подруги вновь всплыли в её памяти. Если ты не сделаешь что-то, чтобы его удержать, кто-то точно его уведёт. Микаса крепко зажмурилась, сказав себе, что она справится. В конце концов, они и раньше целовались. Они пересекли границу неизведанного, когда она направила его руку под свою рубашку и прижала её к груди. Эрен сжал её, и она ахнула, чувствуя, как каждый атом её тела хочет отступить. «Ты хочешь его потерять?» — прозвучал её внутренний голос. «Нет», — подумала она, проводя ногтями по рельефу его живота, по тонкой полоске волос, ведущей вниз. Она сняла с него очки, чтобы поцеловать веки, нос, подбородок. В каждом её движении было стремление сохранить его рядом. Нет, нет, нет. Если это поможет удержать его, то она готова. Готова на всё. Поэтому, пересилив себя и сцепив их руки у себя над головой, пока поцелуй становился всё глубже, она думала о боли, которую он, должно быть, испытывает из-за Армина, из-за Гриши, из-за всего вокруг. И она сказала себе, что может забрать эту боль, развеять её одним лишь этим поступком. Она отбросила свою скромность и вздохнула ему в губы, потрясённая звуком удовольствия, вырвавшимся из неё, когда его руки проникли под юбку и начали нежно сжимать её бёдра. Микаса прикусила губу и поспешила стянуть с себя рубашку, демонстрируя лифчик, который купила специально для этого случая. Её грудь нервно вздымалась, а живот напрягался с каждым вдохом. Тело Эрена тяжело давило на неё, почти не давая дышать. Внезапно она согнула колени, чтобы юбка задралась, и он увидел её трусики, заметил, как её бельё сочетается, давая понять, что она готова. «Я не могу его потерять», — снова и снова повторяла она про себя. — «Не могу. Не могу. Не могу». И когда его взгляд опустился между её бёдер, она почувствовала жаркий прилив смущения, желание сжать ноги и свернуться калачиком. Но вместо этого она затаила дыхание, ожидая его реакции. Но он не двинулся с места, и она сама провела ладонями по его телу, вцепилась в него и притянула ближе, сжимая ещё крепче. Стереть. Стереть всю боль. Эрен замер, застыв над ней, пока она целовала его шею, а её руки нервно возились с его одеждой. Когда они добрались до его джинсов, он вдруг остановил её. — Нет, — выдохнул он, крепко сжав её пальцы. — Стой. Микаса замерла. — Мик, — он тяжело дышал, осторожно отстраняя её от себя. — Что происходит? Она приоткрыла рот, но так и не нашла слов. — Что это? — повторил он. Микаса запнулась, беспомощно произнеся: — Эм, я… я подумала, мы могли бы сделать это сейчас. Эрен нахмурился. — Сейчас? Она почувствовала, как волна смущения захлестнула её, и, едва переводя дыхание, она прошептала: — Да. — Почему? — Ну, я… — Почему так внезапно, Микаса? Это на тебя не похоже. Она поджала губы, скрестила руки на груди и отвела взгляд. Эрен тяжело вздохнул над ней. Она всё ещё ощущала его запах. Всё ещё чувствовала его прикосновения, которые теперь казались ей чуждыми. Неправильными. Закрыв глаза, она прошептала: — Я переживаю за тебя. — Почему? — Я подумала, что, может быть… — Что? — Может… если бы мы… — Ты хочешь сказать, что думала, будто секс меня развеселит? — Ну, сейчас когда ты так формулируешь… — Микаса! — Что? Эрен простонал и, поднявшись с неё, сел на кровати, уронив лицо в ладонь. Его волосы были растрёпаны, а одежда помялась под её нетерпеливыми руками. Микаса прикусила губу и села рядом, осторожно положив ладонь ему на спину, но он вздрогнул и отстранился при её прикосновении. — Ты злишься на меня? — спросила она. Он лишь молча кивнул. Микаса напряглась в панике, её рука зависла между ними на полпути к тому, чтобы снова дотронуться до него. Она потянулась за рубашкой и надела её, думая о том, чтобы встать, уйти, разорвать их отношения — она была виновата, только она. Но внезапно Эрен схватил её за руки и поднёс их к своей груди. — Микаса Аккерман, — сказал он. Она моргнула. — Да? — Никогда больше так не делай. Она опустила голову, стыдясь. — Хорошо. — Я люблю тебя, — произнёс он, пристально глядя ей в глаза и наклоняясь так близко, что она увидела, как блестят от влаги те участки его лица, которые она целовала. — Но прежде всего я уважаю тебя. Ей хотелось расплакаться. Он поцеловал её ладони, прижав их к своей груди. — Пообещай мне, что мы сделаем это только тогда, когда ты сама будешь готова. Она кивнула и тихо прошептала: — Обещаю. Эрен облегчённо вздохнул, наклонившись, чтобы поцеловать её в щёку. Она закрыла глаза, ощущая, как его пальцы медленно обвели край чашечки её лифчика и очертили линию плеча. Она подумала, что они могли бы начать всё сначала, попробовать, но на этот раз по-настоящему, когда внезапно его телефон зазвонил и завибрировал на кровати. На экране всплывали текстовые сообщения, приходившие одно за другим без перерыва. Это было срочно. И они были нужны. Армин.

***

У каждого есть свой способ справляться с болью, и Эрен ещё не знал, какой был его собственный. Когда дедушка Арлерт сидел с ними в зале ожидания больницы, опустив взгляд на подлокотники кресла-каталки, его голос стал невнятным, он закрыл глаза и произнёс: — У Армина рак. И сердце Эрена сперва подскочило вверх, а потом рухнуло в самый низ живота, оставив его без дыхания в холодном оцепенении. Он бросил взгляд на Микасу, пытаясь уловить её реакцию, но её лицо было каменным, застывшим, словно безжизненным от шока. Это был её способ справляться. Способ выжить. Отгородиться от болезненной реальности. Эрен не знал, как реагировать — то ли рассмеяться над иронией, что ещё один близкий человек оказался в когтях этой болезни, или разрыдаться от отчаяния. В его горле встал ком, заглушивший любые слова, которые он хотел произнести, так что из него вырвалось лишь хриплое: — Что? Дедушка рассказал им всё. Как это началось, когда Армин был ещё совсем юным. Как он скрывал это от всех, чтобы не обременять их. И кровь Эрена закипела, кулаки сжались от гнева, потому что как Армин мог так думать? Как он мог усомниться в его преданности? В его любви? — Нам нужно увидеть его, — сказал Эрен, и перед глазами сразу возникло лицо его матери. Хрупкие кости, торчащие под тонкой кожей. Болезнь, медленно пожиравшая её, пока от неё не осталось лишь беспомощное, измученное тело на огромной белой постели. А потом он представил Армина, и сердце, будто вернувшись на место, трепетно забилось от неожиданного прилива надежды, заставив его прошептать: — С ним всё будет хорошо. Микаса посмотрела на него. Её взгляд был тяжёлым, но удивлённым. — С ним всё будет хорошо, — повторил Эрен с новой уверенностью. Он чувствовал это всей душой. С Армином всё будет по-другому. Так и должно быть. — Это не убьёт его. — У него уже долгое время то ремиссия, то рецидив, — только и смог сказать дедушка Арлерт, его заросшие щетиной щёки обвисли и покрылись морщинами, которые Эрен внимательно изучал взглядом. — Дедуля, — прошептал он. — Ты знаешь, что убило маму? Глаза старика печально опустились. — Лейкемия. — Нет, — покачал головой Эрен. — Не верно, — проговорил он твёрдо, сжав руку Микасы, когда её пальцы крепко обхватили его ладонь. — У неё не было надежды. Дедушка Арлерт уставился на него молча. — Она приняла свою смерть задолго до того, как она наступила, — продолжил Эрен, его волосы падали ему на глаза. Он выглядел таким юным. Просто мальчишкой. — Именно это её и убило. — Эрен… — начала Микаса, но он проигнорировал её. — Можно нам его увидеть? — спросил он у дедушки, подходя ближе, чтобы уловить затуманенный взгляд старика, в котором едва заметно колебалось привычное спокойствие. — Пожалуйста, Дедуль. Можно к нему? Тот, казалось, задумался. Комната, где они сидели, пахла антисептиком и застарелым запахом кофе и была наполнена тихими звуками пиканья и бормотанием медсестёр. Эрен ненавидел эти звуки. Эти грёбаные больничные шумы. Они всегда были частью его жизни. Микаса стояла рядом с ним и сжимала его руку обеими ладонями. Когда он повернулся и посмотрел на неё, она уверенно кивнула. — Я тоже пойду, — сказала она, обратив взгляд к дедушке Армина. — Пожалуйста. «Пожалуйста», шептала каждая их клеточка. «Пожалуйста». И тогда дедушка слегка пошевелился в кресле-каталке и сказал: — Подождите здесь. Они молча смотрели ему вслед, пока он уезжал.

***

Армин, их Армин, лежал на больничной койке, казавшись хрупкой веточкой, на мятом, словно морщинистом полотне простыни. Его глаза были закрыты. Прядь волос у его ноздрей вздрагивала, завивалась и распрямлялась с каждым вдохом и выдохом. Под его глазами проступали тени, веки были отёкшими, усеянные лопнувшими капиллярами после изнуряющих рвотных позывов. Его так сильно рвало, что он потерял сознание, и тогда дедушка отвёз его в больницу. Дедуля больше не мог держать это в секрете. И после того, как он рассказал им, Армин из просто больного превратился в умирающего больного. И никто не понимал, как справиться с этим внезапным потрясением. Эрен молча присел рядом с кроватью, подвинувшись, чтобы Микаса могла сесть рядом. Но вместо этого она подошла к Армину и вгляделась в его лицо, прищурившись, словно пытаясь уловить нечто невидимое. Лишь когда он заметил слезу, скатившуюся с её подбородка, Эрен понял, что она плачет. Он поднялся со стула, обнял её сзади, обвив руками её талию, и положил подбородок ей на плечо, чтобы смотреть на Армина вместе с ней. Они оба уставились на него, и её тихие всхлипывания отдавались в его груди и его сердце. Он закрыл глаза и молился, чтобы они поскорее закончились, прижимая её к себе, пока она нежно гладила лицо его лучшего друга и тоже молилась. Удивительно, как это работало: перед лицом смерти даже неверующие обращались к Богу. — Он выглядит таким маленьким, — прошептала Микаса. Эрен поцеловал её в шею за ухом. Она заплакала сильнее. — Совсем крошечным. — Знаю, — сказал он, положив руки ей на живот, ощущая ритм её дыхания, наслаждаясь им. — Я знаю. Микаса осторожно провела пальцами по волосам Армина, всхлипывая. В этот момент Эрену захотелось встряхнуть его, чтобы он проснулся, схватить за плечо и умолять его, чтобы он, пожалуйста, пожалуйста, снова стал тем парнем, влюблённым в книги и звёзды. Проснись. Проснись. Просто очнись и поговори о космосе, об «Иллюзиях», о чём угодно, что обычно утомляло Эрена, но в чём он так отчаянно нуждался сейчас. В этот момент голубые глаза наконец приоткрылись. Сонно моргнув, веки разомкнулись, обнажив два потускневших небесных глаза, которые блестели на свету от влаги. Микаса вздохнула. — Армин, — прошептала она, торопливо вытирая слёзы. Эрен отпустил её. — Микаса, — прохрипел Армин, медленно открывая и закрывая глаза. Он облизнул потрескавшиеся губы, бормоча извинения. — Прости… прости меня… — Тише, — сказала она. — Пожалуйста, не надо. Эрен ждал, пока они шёпотом обменивались словами, скрестив руки на груди и глядя куда-то в сторону. — Эрен, — вдруг позвал Армин, привлекая его внимание. Он выглядел уставшим и бледным. Эрен нахмурился. — Почему? — это всё, что он смог выдавить из себя. — Почему, Армин? Почему ты не сказал нам? Его лучший друг тихо вздохнул, и его худощавая грудь опустилась. Он попытался поднять руку, но та лишь слегка дрогнула, едва отзываясь на усилия. — Я не хотел быть обузой, — печально произнёс он, едва шевеля губами. — С самого начала я только мешал вам двоим. Глаза Эрена вспыхнули от гнева. — Обузой? — Я слабый. Вы всегда вынуждены заботиться обо мне. Я не могу больше так вас утомлять. — Слушай сюда, — Эрен шагнул вперёд и наклонился так близко, что почувствовал запах его волос, его кожи, его болезни. Прищурившись, он потребовал: — Не смей больше ничего скрывать от нас, понял? Микаса напряглась от его тона. Она положила руку ему на спину. — Эрен… — Ты меня понял? — он надавил сильнее и раздражённо выдохнул, когда Армин отвернулся. — Или мне повторить громче? — Нет, — тихо ответил Армин, его голос дрожал. — Я тебя понял. — Я люблю тебя, Ар, — настойчиво сказал Эрен. — Я люблю тебя так сильно. Я буду защищать тебя всю свою жизнь, если понадобится, и ты никогда не станешь для меня обузой. Никогда. Микаса кивнула на эти слова. — Да, Армин. Ни для кого из нас. Никогда. Глаза Армина были большими, грустными и обведёнными тенью бессонных ночей. — Ребята, вы… Эрен перебил его. В этот момент он чувствовал свою мать, ощущал её присутствие в своём сердце, и из этого сокровенного уголка внутри него вырвались слова: — Слушай. Мне всё равно, сколько продлится этот рак, но мы пройдём через это вместе. Будем рядом с тобой на каждом чёртовом шагу, хочешь ты этого или нет. Тебе ясно? — Ясно. — Болезнь не лишает тебя права на полноценную жизнь. При этих словах глаза Армина расширились. Он посмотрел на них обоих. На Эрена. На Микасу. И тут он заплакал, как ребёнок, закрыв лицо руками, его худые плечи вздрагивали при каждом всхлипе. Эрен заговорил снова, теперь его голос был гораздо мягче. Он осторожно убрал руки Армина от его лица, чтобы тот мог смотреть на него и читать по губам. — Ты должен жить, Армин, — прошептал он, и на его глазах выступили слёзы. — Даже когда ты болен. Даже когда не видишь смысла. Ты должен жить. Микаса тоже плакала. Они уже проходили через это раньше: поддерживали Эрена после смерти Карлы, поддерживали Микасу, когда её родители развелись, а теперь, без колебаний, поддерживали Армина. — Ты не обуза, — повторила Микаса. — Ты не обуза. Ты не обуза. — Ещё и ещё, пока Армин не поверил ей. — Пообещай нам, что больше ничего не будешь от нас скрывать, — умоляла она, вытирая слезу со щеки. — Пожалуйста, Армин. Армин закрыл глаза и кивнул, его голос был сонным и тихим. — Обещаю. Эрен выпрямился, выпятив грудь и уперев руки в бока, угрожающе заявив: — Рак, готовься. Мы надерём твою жалкую задницу. Они вместе сорвались на смех. Сбивчивый хор прерывистых вздохов, слёз и шмыганья носом. А потом Эрен, будучи Эреном, забыл про капельницы и множество проводов, подключённых к Армину, и крепко обнял его, заставив того охнуть и вскрикнуть. — Эрен, — проворчал Армин. Но того уже было не остановить. Микаса тихо рассмеялась — до тех пор, пока Эрен внезапно не отстранился и не добавил: — Не поверишь, Микаса пыталась переспать со мной, чтобы меня развеселить. — Эрен! — она с силой хлопнула его по плечу и закрыла лицо руками. — Что? — спросил он. Она взглянула на него сквозь щели между пальцами, и он, усмехаясь, добавил: — Знаешь, сейчас это даже смешно. — О Боже мой. — Она обратно свела пальцы, пока он смеялся. Армин тоже смеялся. — Эрен, нельзя такое рассказывать про свою девушку. — Просто для справки: лично я с радостью бы это сделал, но… ммрфм!.. Она захлопнула его рот рукой, простонав: — Хватит! Армин громко хихикал, ёрзая на кровати. — Я следовала совету подруги! — Какой ещё подруги? — Балерины. — Супер. А она что-нибудь интересное посоветовала, что нам стоит попробовать? — Всё, я иду прыгать с этой крыши! — Шучу-шучу! — Эрен поцеловал её, и на щеке у него появилась ямочка. — Ты же знаешь, я просто прикалываюсь. Армин с улыбкой наблюдал за ними. И с дрожью в сердце он подумал, что, возможно, это нормально — позволить себе желать, иметь, терять… даже если ты умираешь. Разве не в этом суть жизни? Разве не об этом говорил ему Эрен? Жить. Возможно, ему не нужно тонуть или исчезать. Он может существовать со всеми своими изъянами, со всеми болезнями, и всё равно быть достойным того, чтобы дышать. Достойным Эрена и Микасы. Армин не знал, что ждёт впереди, но впервые его это не тревожило. Пусть лишь на одно, самое хрупкое мгновение. Но этого было достаточно. Они были такими шумными. Кричали. Смеялись. Бегали. И Армину казалось, что они снова дети, просто кучка девятилеток, не знающих забот. Ни болезней. Ни разводов. Ни смертей. В этот миг он ощутил внезапный прилив неуязвимости, словно его сила была в его друзьях. А что такое рак, если не ещё одно испытание на пути? Возможно, это дерзко — так думать, но что, если жизнь всё-таки можно пережить? Со всеми её болезнями и трудностями? — Чувак, — вдруг выдохнул Эрен, его глаза распахнулись, уставившись на Армина. — Знаешь, мне ещё одну херню диагностировали. Сказали, что у меня биполярка. — А ты что думаешь? — улыбнулся Армин, тепло глядя на друга. — Неее, — ухмыльнулся Эрен, почесывая шею. — Я просто гиперактивный. — Сомневаюсь. — Скорее гиперчувствительный, — добавила Микаса. — С какой это стати?! — Упс, твоя реакция доказывает, что ты такой. — Меня это просто задело! Армин фыркнул. — Эрен, тебя всё всегда задевает. — Эээй! — Ты даже не защищаешь своего парня, Мик. — Потому что это правда. — Ээээээй! Микаса смеялась так сильно, что из носа потекли сопли. Она схватила салфетку с прикроватного столика и быстро вытерла нос, затем взяла ещё одну и вытерла остатки слёз с лица Эрена. Когда она стала вытирать пот со лба Армина, он повернул голову, чтобы посмотреть на неё, и она взглянула на него с нежностью и спросила: — Как дела, Армин? Он знал, о чём она спрашивала. Этот вопрос медсёстры задавали ему бесчисленное количество раз за день, его дедушка донимал им, Эрен задавал его много раз раньше. Но он редко слышал его от Микасы. Потому что она всегда была уверена, что в ответ будет — с ним всё в порядке. Что он справится. И поэтому, когда он взял её руку и прижал к своей груди, её лицо озарилось радостной улыбкой. У всех троих. Они посмотрели друг на друга. И Армин ответил: — Всё ещё жив.