Gods and Monsters.

      Какой-то идиот назвал её Июнь, будто Вселенная скупа на имена. Июнь Кирпаль. Как растение. Дикорастущее. Пыльная книжка на полке в никому не нужной библиотеке. (Да кто вообще пользуется библиотекой?) Тридцатая страница, правый угол: невысокое растение с кривыми зелёными листьями и невзрачным розовым цветком. Июнь Кирпаль.       Она никогда не спрашивала родителей. Вначале, пока они были вместе, пока просто были, Июнь даже не задумывалась. А потом стало безвозвратно поздно.       Да и вообще, что — имя?       В жизни Июнь были вещи и пострашнее, только жаль, они все в кругах её памяти пересекались с именем.       Маму звали Изари. Хорошее простое имя. Ничто в жизни обычной учёной из комитета по агрономии на планете Хаа’ран не намекало на то, что своего ребёнка она назовёт Июнь. Отец — никому не нужный сотрудник комитета по жертвам. Шутили, что они там все жрецы. Но правды никто не знал, потому что во-первых, страшно, во-вторых, пока жертва не ты, это просто неинтересно.       Июнь Кирпаль помнила своего отца худым очкариком в длинной светло-зелёной одежде. Он носил остроконечную бороду и мягкие бесшумные тапочки. Всё старался делать очень тихо, словно боялся кому-то помешать. Так и умер, даже не вскрикнув.       Они все умерли.       И папа, и мама.       Июнь до сих пор видела, едва закрыв глаза и поддавшись темноте, как загорается всё вокруг голубым заревом, а её мать всё стоит там, вдалеке, и никак не откликается на истошный зов.       Они все умерли.       И мама, и папа, и планета.       Сгорели за пару часов в прозаичном синем пламени. Эвакуационные корабли просто не успели. Июнь повезло. С именем — нет, с жизнью — да. Её, как дочь представителя сразу двух комитетов, взяли во второй спасательный шаттл. Крошечная белоснежная посудинка, неприспособленная для больших перевозок; в ушах густая вата из-за шума турбин и крика; перед глазами на годы вперёд — голубой свет.       Её высадили на Лофу, словно выкинули мусор в бак. Ни семьи, ни дома, ни планеты. Только дурацкое имя.       Июнь.       Мастер из Сада воспоминаний, с которой она познакомилась почти сразу, говорила, что имя очень хорошее. И даже ей идёт. Июнь морщилась и накручивала на палец зелёную прядь волос.       Вообще,       теперь плевать.       Имя ничего не значит.       И в жизни этой смысла не больше, чем в пустой банке. Сейчас нет ничего важнее цели, а цель висела на её шее в виде бледно-розового кварца. Июнь украдкой трогала подвеску и на миг прикрывала глаза, надеясь на то, что великий Фули её не покинет.       Ей было восемнадцать, когда её нашли и привели в Сад воспоминаний. Так обыкновенное дикое растение стало садовым. Зачастую люди, которые поклялись служить зону Памяти, отрекались от своих бренных тел и превращались в свободные духи, бороздящие космический простор. Но Июнь застряла в теле, словно в вечной тюрьме, до тех пор, пока не выполнит задание.       Фули стремился собрать все воспоминания Вселенной, чтобы в миг после разрушения собрать её заново. Камень к камню, пепел к пеплу, память к памяти.       Неопытный хранитель Сада воспоминаний была готова к своему первому заданию без контроля коллег. Полная свобода действий и воли. Жаль только, что у Июнь внутри было так много свободы и воли, что позавидовал бы сам Акивили.       И, конечно, учитывая и имя, и всю прошедшую жизнь, Июнь была совершенно безрадостна.       Ну это пока.