Keep the magic secret

      Ее привозят в Камелот под усиленным конвоем. Шел сильный дождь, в небе гневно искрились молнии, но народ все равно вышел на площадь дабы посмотреть на ту, за которой король охотился столь упорно уже несколько лет. — Вот и пробил твой час, Андрэйст. Как же давно я ждал этого момента… Молодая женщина, одетая в лохмотья. Запястья вывернуты под неестественным углом, босые ноги стерты в кровь. Мерлин наблюдал за ней внимательно, фактически изучал, точно древний реликт. Что в ней такого особенного, раз Утер нещадно гонял рыцарей по всему лесу, разыскивая вплоть до маниакального помешательства? Почему именно она стала целью для столь ожесточенного преследования? — Ликуешь, надо полагать. — Хриплым голосом произнесла женщина. Ослабевшая, лишенная всяческих сил к сопротивлению, она все же не склонила головы перед королем и не молила о пощаде. Ее сухие губы тронула кривая усмешка, а из зеленых глаз сочилась лютая ненависть. — Скоро, Пендрагон. Скоро и твое тело пожрет воронье. Из ее легких вырвался удушливый кашель. Утер презрительно скривился, точно перед ним стоял чумной больной, и дал знак рыцарям тащить ведьму в подземелье. Андрэйст толкнули в спину, а когда она упала, всей грудью ударившись о каменную кладку, без лишних церемоний схватили за шиворот и потащили за собой. Мерлин невольно поежился. Это был не первый случай жестокости, проявленной по отношению к колдунам в Камелоте. Выбор у волшебника был невелик: либо привыкнуть и закрывать на подобные вещи глаза, либо восстать против короля, примкнув к тем, на кого велась беспощадная охота. Веривший в святость своего предназначения, Мерлин давил в себе крики совести, призывавшие встать на защиту несправедливо обвиненных, постепенно впитывая в себя царившую в королевстве истину — магия опасна. Не его, Мерлина магия, которая была направлена исключительно на благо Артура и его защиту, но та, другая. Вредоносная, мятежная, дикая. Жалость и страх тлели в душе, но поделать с установившимся порядком вещей молодой чародей ничего не мог. Однако что-то в этой женщине, — которую чуть позже пытали в подземелье, дабы та выдала местонахождение друидов и своих преемников, — заставило Мерлина потерять остатки спокойствия и решиться на великую дерзость. Он решил проникнуть в темницу и поговорить с ней лично, хотя понятия не имел, что спросить у той, которая наводила праведный ужас на самого Утера Пендрагона несколько долгих лет. «Ну, и что ты у нее спросишь? Привет, мне вот тут интересно стало, чем ты так насолила королю? Бред какой-то…» Он подходил к ее камере со странным благовейным трепетом. Все его существо дрожало и волновалось, чувствуя древнюю магию, что все еще окружала пойманную ведьму. Закованная в кандалы, опутанная цепями, точно свирепый зверь, оставленный на потеху после кровавой охоты, Андрэйст сидела в углу камеры, казалось бы покорная своей незавидной судьбе, но стоило Мерлину приблизиться, как на разбитых губах женщины вдруг заиграла торжествующая улыбка. — Все же ты пришел. Я ждала этого, Эмрис. Из ее горла вновь вырвался удушливый хрип, и ведьма болезненно скривилась. Когда она вновь взглянула на замеревшего возле решетки волшебника, ее глаза — злые и полные презрения — буквально пригвоздили юношу к месту. — Скажи мне, Эмрис, какого это быть предателем своего народа? — О чем ты говоришь? Я никого не… — Ложь! — Выплевывает Андрэйст, обнажив в воистину волчьем оскале покрытые кровавой слюной зубы. — Ты можешь утешать себя сколько угодно, но мне врать не смей! Ты молча взираешь на то, как узурпатор убивает ни в чем неповинных людей: женщин, стариков и даже детей. Ты потворствуешь его ненависти и страху, хотя мог бы спасти десятки жизней. Это ли не предательство, Эмрис? Молодой волшебник не знал, что ответить. Уперев взор в пол, он не мог заставить себя вновь взглянуть в полыхающие гневом глаза женщины, которая, даже будучи обреченная на смерть, была готова отстаивать свои идеалы до самого конца. — Думаешь, молодой принц оценит твои труды во имя его благополучия? Полагаешь, что так ты способствуешь процветанию Альбиона? — Откуда ты… — Мне известно многое. Скажи мне, кто убедил тебя в том, что услужение юному Пендрагону есть смысл твоего, — ведьма скривила губы, смерив Мерлина очередным презрительным взглядом, — жалкого, рабского существования? Чародей молчал. Судорожно сглотнув, он облизал вмиг пересохшие губы, стараясь сохранять самообладание и не выдать своего волнения. Однако Андрэйст будто и не требовались его ответы. Она издала противный, каркающий смех, тотчас перешедший в кашель. Слегка подавшись вперед, женщина сощурила глаза, по-лисьи усмехнувшись. — Дракон, не так ли? Мерлин ошеломленно отступил, сделав несколько шагов от камеры. Зеленые глаза ведьмы светились торжеством и злорадством. — Конечно. Болтливая ящерица, заточенная Утером в подземелье, дает тебе советы касательно каждого последующего шага. Думаешь, его заботит будущее Альбиона? Выпусти его. И увидишь, как он станет печься о благе твоего драгоценного Артура и процветании здешних земель. — Я верю, что Артур — великий правитель. И я верю, что при нем Камелот изменится. Дракон прав, я должен помогать будущему королю, потому что это мое предназначение! — Какая наивность. Артур — великий правитель! Скажи своему правителю о том, что скрываешь от него, какую тайну носишь в сердце. Твой труп бросят бродячим псам раньше, чем ты успеешь пожалеть о своем решении — вот какое твое предназначение! — Мне не стоило сюда приходить. — Мерлин делает еще несколько шагов прочь от ведьмы, чувствуя на себе ее острый, пронизывающий до костей взгляд. — Ты ослеплена злобой и сама не понимаешь, что говоришь. — Скоро ты поймешь, Эмрис. — Цедит сквозь зубы ему вслед Андрэйст, устало облокотившись о холодную стену камеры. — Скоро ты взглянешь на этот мир моими глазами. И тогда ты вспомнишь наш разговор.

***

      Ее казнили рано утром. Утер, до помешательства одержимый уничтожением не только Андрэйст, но и всех колдунов обитающих в королевстве, с упоением смотрел на то, как несчастная женщина лишилась головы отнюдь не с первого раза. В тот день палач заболел, и его заменял совершенно неопытный паренек, который никогда прежде не вершил судьбы других людей. Он явно нервничал, его трясло, и в итоге это стало причиной ужасных предсмертных мучений обвиненной во всех смертных грехах ведьмы. Юный палач промахнулся несколько раз. Раздробил ей хребет, превратив предплечья и лопатки в кровавое месиво, и только на пятый или шестой раз наконец отрубил голову. Боль и предсмертные муки так и затаились в глазах Андрэйст, которая не молила о пощаде даже корчась в мучительной агонии. Моргана видела все это. Слезы бурным потоком текли по ее щекам, когда раздался дикий, истошный крик ведьмы — палач рубанул по лопатке. Невероятная жестокость, вызывающая едва ли не удушливую панику. А вот Утер смотрел молча и с довольством. Ему было абсолютно все равно на то, как страдает приговоренная к казни, ведь мужчина видел в ней только одно — зло во плоти, без жалости и сострадания. Андрэйст умерла, защищая древнюю магию и ее адептов. Верховная жрица Великой Матери была одной из последних, кто владел этим искусством и мог обучить последующее поколение. Моргане казалось, что она единственная, кому противны методы короля и непонятна его неконтролируемая ненависть к колдунам, которую тот стремился привить Артуру, своему сыну. На счастье, молодой Пендрагон не слишком поддавался влиянию отца и все же хранил в сердце милосердие. Во всяком случае, пока что. И все же, подопечная Утера чувствовала себя одинокой: глубокой сердечности с Артуром у нее не было; король становился фигурой, от которой хотелось скорее дистанцироваться, нежели понять и поддержать; а Гвен не могла полностью понять свою госпожу не исходя из своего положения в обществе, а потому что Моргана банально не могла ей довериться полностью, расскрыв все сердечные тайны. Гвиневра не знала про сны, не понимала, почему подопечная короля так боится простых ночных кошмаров. Придворный лекарь, хоть лицо и доверенное, решал вопрос более чем просто — давал снотворное, от которого становилось только хуже. Моргана была одинока. Но потом в замке появился Мерлин. Молодой парень, который в открытую перечил Артуру в свой первый день в Камелоте. Шустрый, немного хитрый и, Моргана была готова поклясться, хранящий какую-то тайну. Они принадлежали к разным мирам, но судьбе было уготовлено соединить их судьбы, что происходило столь спонтанно, такими порывистыми толчками, что ни один из молодых людей не мог до конца объяснить, как поначалу простое взаимоуважение переросло в дружбу, а потом и в нечто большее. В нечто, заставившее сделать выбор, разрывающий сердце на куски, потому как между любовью и долгом всегда стоит необходимость предать что-то одно, ради верности чему-то другому. Впервые они сблизились с Мерлином во время спасения мальчика-друида по имени Мордред. Никому, кроме Мерлина и Гвен, Моргана не могла довериться без остатка, чувствуя с ними некую поддержку, которая помогала унять страх. И именно в тот момент, когда больной мальчик лежал в покоях девушки, она увидела то, что поселило первые ростки сомнений и интереса, даже вопреки здравому смыслу.

***

«Эмрис! Эмрис, просыпайся! Пора, солнце уже взошло. Время служить своему хозяину». Мерлин с трудом открывает глаза, чувствуя как тело попросту отказывается ему подчиняться. Он устал, зверски устал. Кроме тех дел, которые ему поручал Артур, приходилось помогать Гаюсу, а порой еще и другие слуги просили оказать им ту или иную услугу, из-за чего под конец дня ноги подкашивались и парень буквально падал замертво на свою кровать, наутро чувствуя себя совершенно разбитым. Соблазн закрыть глаза и еще немного поспать был слишком велик; юный волшебник хотел было снова задремать, как вдруг… «Эмрис! Эмрис! Эмрис!» Голос был чертовски знаком, и дрема быстро покинула еще совсем недавно сонного Мерлина. Его прошиб холодный пот, и юноша резко вскочил на кровати, от удивления едва не потеряв дар речи. Перед ним на столе сидела Андрэйст. «Доброе утро, Эмрис. Как спалось?» Под глазами ведьмы залегли почти черные круги, ярко выделяющиеся на фоне ее неестественно бледной кожи. Покрытая трупными пятнами и ссадинами, точно оживший покойник, она облизала синюшным языком сухие, обескровленные губы и ядовито ухмыльнулась. «Ты не рад меня видеть? Как жаль, а я ждала возможности вновь поговорить с тобой». — Как… как это возможно? Ты же мертва! «Спасибо за информацию. Воистину, тело мое уже более не в этом мире. Дух тоже мог бы обрести шанс на иное рождение, но, видимо, не видать мне покоя и после смерти. К твоему великому несчастью». — К моему? — Мерлин, чуть дыша, наконец сползает с кровати, встав по другую сторону от убитой. — Чего тебе нужно от меня? «А какие есть варинаты ответа? Предложи мне парочку, быть может на что-то я и соглашусь». Она издевалась. Смеялась громко, голосисто, прямо у Мерлина в голове, из-за чего тот ежился, кривился, ощущая жуткую пульсирующую боль в черепе, будто кто-то орудовал там молотком. Не выдержав, молодой чародей закричал: — Уйди! Оставь меня в покое! «Не могу. А вот ты мог спасти меня, Эмрис. Мог сделать выбор. Но тебе нет дела до страданий нашего народа. Жалкие людишки Камелота занимают твой разум. Боящиеся всего непонятного, непохожего на них самих… Прямо как их король, не находишь?» — Убирайся! Я не мог тебе помочь! Я не могу помочь всем! «Правильно, ведь тогда тебе придется выбирать. Придется раскрыть свой секрет Артуру и угодить в немилость. Придется скрываться, прятаться, зажить в нашей шкуре. Знаешь, что такое — жить в страхе, Эмрис? Когда тебе безумно хочется спать, но ты вынужден продолжать бежать и заметать следы, потому что за тобой бегут гончие рыцарей Камелота? Знаешь, какого это — видеть смерть твоих родных, единственная вина которых — их дар от рождения?!» Ведьма все повышала и повышала голос, под конец заорав так, что Мерлин уже не мог сдержаться и, прижав ладони к ушам, осел на пол, кривясь от жуткой боли, проникающей в сознание и не позволяющей даже сделать шаг. Казалось, будто кто-то стремится выдавить глаза изнутри и заодно раздолбить черепную коробку в труху. — Мерлин, что происходит? В комнату вошел Гаюс. Первое и единственное, что он заметил — лежавшего ничком ученика, скорчившегося и стонущего от мучительной агонии, что горячим свинцом разливалась по всему телу. Сидящей на столе Андрэйст мужчина, разумеется, не увидел. — Мерлин, посмотри на меня! Что с тобой? — Она здесь… Ведьма здесь… — Ведьма? Какая ведьма? — Андрэйст… Она там… Он указывает пальцем в сторону хихикающей женщины, но Гаюс в упор не видит ничего. Для него комната была абсолютно пуста, не считая их двоих. Но только для него. — Мерлин, здесь никого нет. «Здесь никого нет, Эмрис. Он не видит меня, никто не видит. Кроме тебя». — Но почему? — Уже не обращая на пожилого мужчину никакого внимания, вновь завопил юноша, вскочив на ноги и бросив в Андрэйст лежащий на полу старый фолиант. Тот успешно пролетел сквозь нее, угодив прямиком в стену. — Почему именно я? «Хочу, чтобы ты понял, Мерлин. Чтобы осознал, какого это — жить не под покровительством принца и защитой наставника, а в страхе. Животном, всепоглощающем страхе за себя и близких тебе людей. Ты поймешь, Эмрис. Я обещаю тебе это. Обязательно поймешь».

***

— Мой полы как следует, Мерлин. В прошлый раз ты больше грязи навел, чем убрался. Сам можешь жить хоть в свинарнике, но в моих покоях должно быть чисто. Мерлин, не поднимая глаз, тер так, что болели пальцы. Он буравил взором пол, словно пытался найти в том свое спасение, которое не могли ему даровать ни собственные чары, ни крепкие стены Камелота. «Какой успех. Поздравляю, Эмрис. Воистину, нет зрелища более жалкого, чем ты». Он не ответил. Старался, изо всех сил делал вид, что не слышит и не видит, хотя то было жалкой ложью — стертые в кровь и покрытые трупными пятнами ноги Андрэйст находились прямо перед ним. — Ты почистил мои доспехи? — Еще нет, сир. — Так поторопись! Уже почти полдень, а ты еще даже не постирал мою одежду. «Как он тебя уважает. Великий чародей, колдун, коему нет равных, служит половой тряпкой для сыночка короля». — Заткнись. — Шепчет ей в ответ Мерлин и понимает, что не сдержался. Он вновь повелся на ее провокацию и оставалось только надеяться, что Артур ничего не услышал. Но он услышал. — Что ты сказал? — Ничего. Я, — замявшись, молодой волшебник натянул на лицо глупую улыбку, столь часто вводившую окружающих в заблуждение, и указал рукой на пол, — я почти все домыл. — Прекрасно. Давай быстрее, тебе еще штопать мои носки. «Интересно, а если он узнает о твоем даре? Что будет? В нем проснется великое уважение или же он сразу позовет стражу, дабы те собирали хворост для твоего костра?» — Не смей! — Что не смей? — Артур подходит к своему слуге ближе, глядя на него с подозрением, и оказывается как раз перед ликующей Андрэйст. — С кем ты, черт возьми, разговариваешь? — Ни с кем! Правда! Я… «По-моему, это несправедливо обманывать своего господина. Он должен знать правду о великом лжеце и лицемере. Что же, сказать я ему не могу, а вот показать…» Ведро с водой опрокинулось на ноги Артуру так же неожиданно, как Мерлин кинулся к нему, дабы ухватить за железную ручку. Он не успел и грязная вода пролилась на чистые сапоги наследного принца, что, к счастью, можно было представить как случайную оплошность. Только вот наследного принца подобное положение вещей совершенно не устраивало: буквально схватив нерадивого слугу за шиворот, Артур встряхнул его, точно котенка пометившего чужое добро, и прошипел с недовольством: — Возьми. Себя. В. Руки. Мерлин понимал, что то, как с ним обходится младший Пендрагон, вероятно, относительно снисходительная терпимость, не взирая на заносчивость принца и его самодовольство. Совсем дурным характером он не отличался, более того, был довольно справедлив и благороден, разительно отличаясь от своего нетерпимого отца. Только вот присутствие Андрэйст усугубляло ситуацию и делало ее воистину унизительной. Ее смех звенел в ушах юного мага, и тот, кривясь от жуткой головной боли, которую звонкое хихиканье ведьмы порождало неминуемо каждый раз, когда той выпадала оказия как следует повеселиться, осел возле ног Артура, прижав ладони к вискам. — Что с тобой? — Настороженно спросил принц, нахмурившись. — Я же тебя всего лишь… — Голова… болит… — Ну так сходи к Гаюсу и выпей что-нибудь. Нельзя же… Эй, Мерлин? Мерлин, ты меня вообще слышишь? Мерлин! Мерлин! Но Мерлин уже не слышал его. Потеряв сознание, волшебник видел то, чего не должно было случиться никогда на свете, и что сковывало сердце парализующим страхом, пожирая изнутри точно червь.

***

«— Ты обманул меня. — Я не хотел! Я не мог иначе! Прошу, Артур, поверь мне! — С какой стати? Ты врал мне все это время! — Потому что боялся! Боялся, что окажусь здесь! Что ты отошлешь меня прочь! Их разделяла решетка камеры. Той же самой, в которой коротала свои последние дни Андрэйст. — Артур… Пожалуйста, поверь мне. Я никогда не желал тебе вреда. Я всегда делал все, чтобы ты был в безопасности. Тебе во благо, не во вред! Сын Утера Пендрагона опустил взгляд, полный горечи обиды и печали, плотно сжав губы. Когда он заговорил вновь, голос его был тихим, но твердым. — Я не могу пойти против отца, Мерлин. Перечить ему в этом — не могу. Если получится… Обещай мне, что ты покинешь Камелот и больше никогда не появишься здесь. Иначе я буду вынужден… — Но мое предназначение быть с тобой! Помочь тебе стать великим королем! — Я справлюсь без твоей помощи. Без помощи магии и всего, что с ней связано. Если хочешь жить, лучше дай мне слово. И из горла Мерлина вырывается сдавленный, полный сердечной боли крик». Он просыпается весь в поту, усталый и измученный, будто всю ночь грузил мешки с картошкой. Во рту пересохло, а перед глазами мир танцевал в хаотичной пляске, лишая возможности даже пошевелиться. С трудом позвав Гаюса на помощь, Мерлин вновь закрыл глаза, как вдруг услышал уже знакомый, вызывающий неконтролируемую злобу голос. «Очнулся, Эмрис? Это хорошо. Я уже подумала, что ты отдал свою душу Богам раньше срока». — Убирайся! Что я тебе сделал? Почему ты не оставишь меня в покое? «Я уже отвечала тебе. Хочу, чтобы ты понял. Как хорошо быть под защитой наставника и жить в чужом слепом неведении! А главное — слепо верить в глупые пророчества, которые не стоят ломанного гроша!» — Стоят. Артур будет великим королем, и ты не сможешь помешать этому! «Артуру суждено пасть от рук тех, кого он и его отец взростят в ненависти и страхе. Как ты сможешь этому помешать?» — Смогу. «А совесть мучить не будет? Поверь мне, Эмрис, твой путь будет наполнен слезами. И сделаю так, чтобы ты прочувствовал на своей шкуре какого это — быть затравленным зверем, за которым неустанно мчится охотник».

***

      Когда в замок попал мальчик по имени Мордред, Великий Дракон предупредил Мерлина о необходимости уничтожить юного друида, несмотря ни на что избавиться от него, даже если то кажется жестоким и беспощадным. Ощущение полной беспомощности давило на сердце, заставляло метаться и судорожно размышлять над тем, как можно избежать ужасной участи, которая могла постигнуть Артура и Камелот, при этом не лишая мальчика жизни. Как бы то ни было, убить Мордреда Мерлин не мог. А когда ребенка взяла под опеку никто иная, как воспитанница Утера, это стало почти невозможно. Моргана ухаживала за юным друидом с великой самоотдачей, точно тот был ее собственным дитем. Наблюдая за ней, Мерлин стал подмечать в обычно отстраненной девушке новые черты, которые вызывали восхищение. Ради тех, кого она любила, Моргана была готова на многое. — Спасибо тебе, Мерлин. — Шепчет ему девушка, когда Мерлин явился в ее покои, дабы попытаться вылечить несчастного ребенка. — Ты не представляешь, как это важно для меня. Без тебя и Гвен я не справилась бы. Ее касание к его руке посылает по телу легкую дрожь. Обычно просто приветливая и вежливая Моргана теперь смотрела так проникновенно, так благодарно и доверчиво, что Мерлин почувствовал, как краснеет. Предательски смущается, ощутив странное желание продлить телесный контакт. И вдруг послышался голос: «Она нравится тебе. Признай это, Эмрис. Красивая, статная. Только вот ты ей совершенно не пара». Как бы Мерлин не старался стойко игнорировать Андрэйст, тепло от чужого касание тотчас сгинуло. Лежащий на подушках Мордред слабо застонал, что заставило умершую ведьму печально усмехнуться. «Такой маленький. Но с такой великой судьбой. Скажи, Эмрис, ты сможешь убить его? Если да, то зачем тянуть? На, возьми. Воткни его мальчику прямо в сердце и покончи с ним!» Позади Морганы воспарил ее же кинжал. Оружие медленно плыло по воздуху, направляясь прямо к борющемуся с лихорадкой мальчику-друиду, грозясь в любой момент метнуться и пронзить насквозь. — Нет! Мерлин сам не понимает, как очутился рядом с Мордредом, перехватив оружие в воздухе. Смех Андрэйст снова зазвенел в его голове, и юный чародей глухо застонал, скрипнув зубами, изо всех сил борясь с очередным приступом боли. Тот факт, что сейчас на него таращилась во все глаза Моргана, Мерлина не волновало ни на йоту. — Прекрати… — Шепчет он, но ведьма не сдается. Головная боль усилилась, и это едва не вызвало у юноши тошноту. — Пожалуйста… — Мерлин! Боги, что с тобой? — Моргана… Гаюс… Позови… — Да, конечно. Гвен! Гвен, быстрее! Мир вновь погружался во мрак. Последнее, что увидел Мерлин перед тем, как провалиться в беспамятство, были взволнованные глаза Морганы, направленные на него. Только на него.

***

— Она сильная колдунья. При жизни доставила Утеру много хлопот. — Как мне избавиться от нее? — Не знаю. — Гаюс задумчиво листает толстый фолиант, тщетно пытаясь найти способ, как усмирить неупокоенную душу, но даже та информация, что находилась в книге, никак не могла помочь в таком случае, с которым они столкнулись после смерти Андрэйст. — Ей что-то от тебя нужно, ты это и сам понял. Вероятно, ведьма ожидает от тебя неповиновения воле короля, бунта или чего-то более серьезного. Ты сам понимаешь, что это невозможно и смертельно опасно. — Жить с таким призраком под боком не менее опасно. — Мерлин устало роняет голову на раскрытый перед ним манускрипт, чувствуя себя абсолютно опустошенным и беспомощным. — Ты бы видел, как на меня посмотрела Моргана… — Она заподозрила что-то? — Не знаю. Может быть, как и Артур посчитала меня конченным идиотом. Не скажу, что я рад этому. — Тебе так важно мнение Морганы? Мерлин слегка смутился, но старался не подать вида. Не поднимая голову до тех пор, пока легкий румянец смущения не сошел с лица, он старался не думать о том, какие чувства вызывала в нем одна из самых красивых девушек Камелота, с которой у него так или иначе ничего не могло получиться. Не стоило забивать себе голову пустыми мечтаниями. — Ты как-то назвал ее весьма привлекательной особой. — Задумчиво произнес Гаюс, глядя на молодого волшебника с легкой усмешкой на губах. — И что ее мужу несказанно повезет. — Я сказал не совсем так. — Но суть от этого не меняется. Забудь, Мерлин! Она леди Камелота и подопечная Утера. А ты слуга. Король оторвет тебе голову, а может и еще кое-что, если ты хотя бы посмотришь на нее не так, как положено человеку твоего положения. — Я и не собирался. На деле же, слова опекуна очень задели юношу, который, имея великий дар, в глазах всех и каждого был всего лишь слугой и должен был обращаться к высокородным господам, глядя исключительно в пол. Там, в своих покоях, Моргана смотрела на него иначе. Она держала его голову на своих коленях, пока не пришел Гаюс; она гладила его по волосам, когда Мерлин пришел в себя. Чуть позже он смотрел на нее тогда, когда девушка того не видела, а она — когда не видел он. Но как бы то ни было, между ними не было ничего общего. Совершенно ничего.

***

«Ты помог спасти мальчика-друида. Почему?» Андрэйст снова ходила за Мерлином хвостом, пронизывающим взглядом пробирая почти до костей. Прочитав в какой-то книге, что успокоить душу можно после тщательно проведенного захоронения останков, парень решил выяснить, куда дели тело убитой ведьмы, дабы потом предать ее земле. Это оказалось сложнее, нежели предполагалось изначально. — Есть вероятность, что я еще об этом пожалею. Как и то, что делаю сейчас. Тела убитых либо сжигали, либо хоронили в общей могиле. С Андрэйст поступили не совсем так, как с остальными. Утер велел замуровать ее прах в урне в подземелье, что наводило на странные мысли. Неужели Пендрагон решил сохранить останки могущественной колдуньи в качестве трофея? Это звучало глупо и несло в себе мало смысла. «Надеешься избавиться от меня, не так ли?» — Надеюсь на это. «Ну, попробуй. Надежда умирает последней». Добыть урну оказалось делом проблематичным. Было необходимо разрушить свежую кладку камней, а потом восстановить все так, чтобы никому и в голову не пришло подумать, будто кто-то совершил акт умыленного вандализма; пришлось вытаскивать булыжники по одному, медленно и аккуратно, дабы вся стена не обрушилась бурной лавиной вниз, — заклинание изматывало, быстро лишало энергии и сил, а ведь еще предстояло вернуть камни на место, аккуратно заделав дыру так, как было изначально. «Знаешь, зачем Утер захоронил мои останки здесь, в Камелоте?» — Понятия не имею. Но ты ведь просветишь меня, верно? «Надумал дерзить мне, Эмрис?» — Андрэйст опасно сузила глаза, но почему-то никак не мешала процессу. Не пыталась привлечь к Мерлину внимания, не причиняла головную боль злобным смехом, а просто стояла рядом и смотрела, как юноша пытается через небольшую дыру вытащить серебряную урну. — «Когда-то давно, воины забирали с собой головы убитых противников, дабы потом делать из них чаши для пиров или же обереги». — Я слышал, что они хотели получить силу противника или же его мудрость. Вряд ли Утер захоронил твой прах здесь ради этого. «Он верит, что это поможет уберечь его от магии. От тех, кто восстанет против него и Камелота. Слепой идиот». — Ну, с учетом того, что ты все еще здесь, действительно он поступил опрометчиво. Средство не работает. — Мерлин устало вздыхает и принимается возвращать камни на место. — Кстати, а почему ты не вредишь никак Утеру? Не пытаешься убить его? Ты ведь можешь двигать предметы и как-то колдовать. «Пророчество должно исполниться. Мне нет нужды убивать Утера самой». Что-то в голосе ведьмы показалось Мерлину подозрительным. А пристальный взгляд взгляд, прикованный к урне, и вовсе наводил сомнения касательно способа по избавлению от нее. «А может, она просто не может? Не может убить того, кто владеет ее прахом?» — пронеслось в голове за мгновение до того, как голос колдуньи вновь зазвенел внутри черепа, выдавая с головой ее нетерпение. «Даже не вздумай передумать, мальчишка! Ты должен захоронить мое тело как положено, иначе я никогда не оставлю тебя в покое!» Мерлин почувствовал, как холодный пот заструился по его позвоночнику, а в голове вновь помутилось. Боль, стрельнувшая в виски, загудела, подобно рою пчел, и волшебник слегка пошатнулся, с трудом удержав равновесие. — Хорошо. Я сделаю так, как ты просишь. Но от меня ты отстанешь! «Да будет так», — певуче промолвила Андрэйст, и ее губы растянулись в лживой, хитрой улыбке.

***

      Кошмары. Пугающие, ужасные сновидения, против которых были бессильны абсолютно все лекарства. Они истощали, мешали наслаждаться жизнью, преследовали даже днем. Очнувшись посреди ночи от очередного видения, Моргана понимает, что более уснуть уже не сможет. Накинув на плечи плащ и выйдя во внутренний двор, она ступает в тени, явно не желая попасться на глаза стражникам Камелота, как вдруг замечает какую-то фигуру, бредущую шаткой походкой между построек. То был какой-то худощавый юноша, которого явно не волновали чьи-либо взгляды в свою сторону, — споткнувшись на ровном месте, он упал почти под ноги проходящим мимо стражникам и больше не поднимался. — Эй, вставай! Ты кто такой и почему гуляешь здесь посреди ночи? Подойдя чуть ближе, Моргана ахнула. Она тотчас узнала Мерлина, только выглядел он более чем неважно, что абсолютно не волновало уже поднимающих его стражников, собиравшихся тащить «пьяного бродягу» в темницу. — Проспится там до утра, а там посмотрим… — Он никуда не пойдет! Это мой слуга, отдайте его мне! — Леди Моргана? Она выступила на свет от факелов, повинуясь внезапному порыву, что возник в ее душе. Мерлин помог ей в трудную минуту и она не могла оставить его в беде. Она сделает так, что произошедшее останется секретом. Их с Мерлином секретом. — Отнесите его в мои покои, я сама решу, что с ним делать. Стражники повиновались. Особенно не церемонясь, Мерлина уложили на пол возле кровати, явно не понимая, с чего это королевская подопечная уделяет столь почтенное внимание какому-то слуге. На свету его облик порождал множество вопросов, — разорванная курточка, измазанное сажей лицо и обгорелый шарф на шее дополняли многочисленные ссадины и шишка на затылке, однако Моргана не спешила с выводами. Она выросла при дворе человека вспыльчивого и скоро на суждения, на которого совершенно не горела желанием походить, и который точно не стал бы заботиться о каком-то слуге, пускай даже столь отзывчивом и добром душой, как Мерлин. — Где… Он пришел в себя в тот момент, когда Моргана принялась промывать рану на его голове влажной тряпкой. По-хорошему, стоило позвать Гаюса и попросить его помочь, но девушка не успела, — Мерлин порывисто дернулся, будто в предсмертной судороге, и по великой дурости хотел было подниматься на ноги. — Тише, успокойся. Ты в моих покоях, все в порядке. — Она ожила… Я закопал… А она… Кости собрались… Мерлин бормотал какую-то околесицу, все время порывался встать, а под конец дрожащими пальцами нащупал руку Морганы и сжал запястье. Его взгляд на мгновение загорелся огнем — ярким, как пламя самого дракона — и зловещим, совершенно на него непохожим голосом юноша произнес: — Sfeffin! И Моргана упала ему на грудь, мгновенно провалившись в беспамятство.

***

      Их обнаруживает наутро Гвен, едва ли веря своим глазам. Они лежали почти в обнимку, если слабые объятия разбитого в пух и прах Мерлина вообще можно назвать таковыми. Парень что-то шептал во сне, стараясь пальцами уцепиться за зеленый плащ Морганы, а та спала так крепко, как никогда прежде, уютно устроившись под чужим боком и уложив голову на худощавое плечо. — Никому не говори об этом! — Предупреждает Гвеневру подопечная Артура, чувствуя смесь стыда, смущения и страха, расползающиеся в груди. Она видела, как колдовал Мерлин. И в том, что это было именно колдовство, девушка не сомневалась. Спросить прямо здесь и сейчас у слуги Артура не получилось — юноша лежал беспамятства почти сутки в своей каморке под неустанным присмотром Гаюса, но Моргана не собиралась забыть произошедшее как странный сон. Во всяком случае, так ей хотелось верить, что это именно магия, не иначе, поскольку изменения происходившие в ней самой требовали множества ответов. Настойки для сна не помогали, в кошмарах виделось такое, что становилось страшно просто ложиться в кровать, и если это тоже колдовство, — а Моргана боялась всей душой, что это именно оно самое, — то хотя бы ощущение того, что она не одинока будет давать ей уверенность в завтрашнем дне. У нее появится тот, с кем можно делить один секрет на двоих; настоящий друг, который поймет и примет такой, какая она есть, не пытаясь изменить или шарахаясь от испуга. Тот факт, что этим другом мог стать Мерлин, совершенно не вызывал отторжения, но задуматься над природой своих чувств девушка не могла. Ее мысли были заняты совершенно иным. Стоило Мерлину прийти в себя, как на него со всей силой обрушились последствия событий той ночи, когда он в одиночку решил выступить против восставшей из могилы Андрэйст. Тот факт, что он мог умереть там, возле курганов у леса, теперь заботило его мало. Тревожило другое — он колдовал при Моргана. И вряд ли та проигнорировала этот факт или банально его не заметила. — Ты понимаешь, как рисковал? Что вообще на тебя нашло? — Я просто захоронил ее останки. А потом она вдруг стала… Я даже не знаю, как объяснить. Ее прах стал сгущаться, образовывать форму и… Ох, как же болит голова… — Почему ты не сказал, что собираешься захоронить Андрэйст? Почему ты скрыл это, Мерлин? Гаюс, не знающий покоя все прошедшие сутки, смерил неразумного мальчишку грозным взглядом, а следом, все же не сдержавшись, сгреб в удушливые объятия. — Никогда больше не смей так поступать! Какой же ты порой бестолочь, Мерлин. Хорошо, что никто не заметил, как ты колдуешь, иначе… Что было бы иначе, юноша уже не слушал. Обняв опекуна в ответ и уткнувшись носом ему в плечо, он даже представить себе не мог, как будет справляться с последствиями своей слабости перед той, кого великий Дракон, заточенный в подземелье, называл злейшим врагом не только самого Мерлина, но и всего Камелота.

***

— Она не спит ночами. — Тихо говорит Гвен, глядя с печалью на застывшую возле окна Моргану. — Порой просыпается с криком. Я не знаю, что делать, Мерлин. Мерлин в ответ лишь понятливо кивает и шустро скрывается за дверью, дабы Моргана не заметила его и не накинулась с расспросами. Каким-то чудом ему удавалось игнорировать ее вот уже почти неделю, хотя юный маг прекрасно понимал — удача не будет благоволить ему вечно. Рано или поздно придется ответить на весьма неудобные вопросы, и то будет самым великим волшебством на свете, если подопечная Утера отнесется к чужому дару с пониманием. «Ты все еще можешь солгать ей. Скажешь, что ей показалось, что это был отблеск свечи, только и всего». Отчего то врать Моргана казалось делом гадким, оставляющим мерзкое послевкусие во рту. А потом самого Мерлина стали посещать те сны, от которых, как он надеялся, удалось избавиться после повторного убийства Андрэйст, в то время как на деле все стало только хуже.

***

«Его ведут в центр площади, где уже соорудили большой костер для сожжения колдуна. В теле ощущалась ужасная старческая немощь; руки, закованные в кандалы, ныли от боли. Он видел Артура, который даже не собирался броситься на помощь и остановить казнь. Он видел испуганные глаза Гаюса и жесткие — Утера, а также ничем неприкрытый страх во взгляде собравшихся на площади людей, которые смотрели на обреченного старого чародея как на монстра во плоти. Этим старым чародеем был сам Мерлин. — Смотри же, смотри, Эмрис! Ты чувствуешь этот страх? Чувствуешь, как сердце пропускает удар в ожидании верной смерти? Это все чувствовали и мы. Женщины, дети, старики, — все мы прошли через это. Пройди же и ты! Он видел Андрэйст, стоявшую среди толпы зевак. Ее искаженное яростной ненавистью лицо выделялось среди прочих, приковывая к себе все внимание волшебника. — Посмотри на их лица. В них нет сострадания или жалости. Только страх и ненависть. Взирай же на своего Артура, на этих благородных рыцарей, для которых любой маг — лишь воплощение коварства и зла. Взирай и умри!» И снова он просыпается с криками, промокший насквозь от холодного, липкого пота, успокоившись вновь только в руках Гаюса, который убаюкивал своего ученика, как родного сына, стараясь унять все его тревоги и порождаемые видениями страхи. Это была уже которая ночь, когда Мерлин не спал из-за кошмаров, преследуемый ведьмой не днем, так ночью в своих видениях. Сложно сказать, показывала ли она будущее, либо создавала вымышленную реальность самостоятельно, — возможно, то были выборочные, выгодные лишь самой Андрэйст картинки грядущего, однако определенный эффект они возымели. Мерлин стал более замкнутым, улыбка все реже появлялась на его лице. Сны истощали его, поселяли ненужные мысли в голове, делали подозрительным, боящимся, затравленным. Юный чародей видел во сне новых рыцарей Камелота, подтрунивающих над ним, с любезнейшего позволения самого принца. Он видел гибель какой-то девушки, которую — как ему показалось — он успел полюбить и которую страстно желал спасти. Его разрывало на части, душило и мешало нормально жить; никто, даже верный Гаюс не мог помочь ему справиться с этим ни добрым словом, ни микстурами для сна. Моргана видела все это, подмечала изменения, происходящие со слугой Артура, чувствуя нутром — здесь что-то неладное. Ее собственные страхи росли с каждым днем, а когда в итоге девушка едва не сожгла собственные покои, то окончательно потеряла остатки сна и спокойствия. Ей нужно было с кем-то поговорить. И сердце подсказывало ей, что только один человек во всем Камелоте способен ее понять.

***

— Ты не понимаешь, я должна знать, что со мной происходит! Мерлин, пожалуйста, помоги мне! Не отталкивай меня, прошу… Я совсем одна, я так устала быть одна… Мерлин чувствует, как в груди что-то сжимается, точно железный обруч, ломающий ребра. Великий Дракон называл ее врагом, злой ведьмой, но молодой чародей не видел ни того, ни другого. Глаза Морганы будто проникали в самую душу, — от них невозможно было отвести взгляд, невозможно солгать, когда они так смотрели на тебя: доверчиво, с надеждой и мольбой. Юный маг протягивает к девушке руку, сам не понимая до конца, что делает. Просто хотелось утешить, просто помочь и вселить надежду, которая была нужна им обоим. — Ты не одна. — Костяшки его пальцев касаются ее щеки, аккуратно очертив острую скулу. Непозволительный жест для слуги. Но более терпимый, нежели когда он скользит ими по шелку ее волос, спадающих на плечо, запоздало осознав, что он вообще творит. — Ты… ты можешь доверять мне. — Мерлин, я ведь не сумасшедшая. Я все вижу, я… С тобой тоже что-то происходит. Это и Артур замечает, и Гвен, и… и я тоже. Юноша кисло усмехается, опустив взгляд. На его впалых щеках запылал яркий румянец. — Не думал, что леди Моргане есть дело до какого-то слуги. «Что ты несешь? Зачем ты это сказал?» Мерлин был готов оторвать себе язык за подобные великие цитаты и полностью согласиться с Артуром и Гаюсом, что он идиот, однако вместо добротной отповеди он слышит совершенно иное: — Ты не простой слуга. Ты мой друг. Ведь я могу считать тебя своим другом, Мерлин? Он поднимает на нее взгляд и ему кажется, что мир остановился. Моргана подходит к нему ближе, в ее глазах все еще блестят невыплаканные слезы, и вдруг порывисто обнимает, спрятав лицо на юношеской груди. — Обними меня. Пожалуйста. И Мерлин не может ей отказать.

***

      Камелот ночью казался совершенно не тем местом, каким являлся при свете дня. Вся массивная защита стен и величественная белизна камня исчезала уже в сумерках, а им на смену приходили мрачные тени, снующие в углах, и завывание ветра в длинных, пустых коридорах, точно десятки неупокоенных душ. Моргана боялась Камелота после заката, но не в эту ночь. — Я хочу тебе кое-что показать. — Все же решившись, говорит Мерлин, заглядывая Моргане в глаза. — Это мой секрет и... ну, понимаешь… Он неуверенно пожимает плечами, нервно растирая шею ладонью, как вдруг подопечная Утера подходит к нему ближе, по-дружески улыбаясь с участием и надеждой, и кивает в ответ. — Я понимаю. Я никому не расскажу. Она ждала. Чего именно? Сама не знала, но чутье подсказывало — это нечто важное, значительное, великое откровение. Это облегчит ее ношу и станет неким мостом между ней и этим странным парнем, который вдруг стал каким-то необычайно близким, заслуживающим доверия. Мерлин берет ее руку в свою, перевернув ладонью кверху, и, прикрыв глаза, шепчет: — Forbearnan! Моргана не верит своим глазам, удивленно глядя на появившийся маленький огонек, мягко согревающий своим теплом и порхающий на ее ладони, точно крошечный мотылек. — Ты… Не может быть… Мерлин, это же чудо! Она улыбалась. Счастливо и задорно, как наивный ребенок, впервые увидевший удачно исполненный фокус, и страх, ровно как и сомнения, исчезли из ее глаз, сменившись радостью и интересом. — А я так могу? — Не знаю. Это получится узнать только со временем. Улыбка девушки стала слегка смущенной. Ее ладонь все еще лежала в ладони Мерлина, а крошечный огонек медленно потухал, исчезнув во мраке, будто его и не было. Однако тепло осталось. Оно исходило не от магического пламени, совершенно нет; и Моргана тянулась к этому теплу, как мотылек на яркий свет. — А ты поможешь мне? Они стоят так близко друг к другу, что их дыхание смешивается, а расстояние между телами едва ли можно назвать позволительным с учетом разницы их положения. Он всего лишь слуга, а она подопечная короля, настоящая леди. К тому же, разве порядочная леди станет проводить так много времени наедине с посторонним мужчиной? Ей не стоило вновь пытаться обнять его, лишь в самый последний момент заставив себя остановиться; ему не предстало смотреть на нее так, будто она была ему ровней, и думать о том, какими красивыми казались ее глаза в ночном полумраке, смотрящие на него с доверием и надеждой. Мерлин утвердительно кивает в ответ и, наконец, отпускает чужую руку. — Когда начинаем?

***

— Onhǽte þá wæter! Onhǽte þá wæter! — Не торопись. Вдохни глубоко, выдохни и попробуй еще раз. Моргана чувствует спиной присутствие Мерлина, — его узкая худощавая грудь касается ее лопаток, а старый, потрепанный шарф приятно щекочит шею, — и улыбается. Он придавал ей уверенность, давал стимул двигаться вперед, работать над ошибками и стремиться к лучшим результатам. Она больше не была одинока, перестала бояться, и даже ночные кошмары тревожили ее гораздо меньше, ведь теперь девушка знала — у нее есть друг. — Onhǽte þá wæter. Вода в миске наконец начинает закипать, и Моргана счастливо прыгает на месте, повернувшись к Мерлину лицом. Ее друг стоял так близко, что если потянуться, можно коснуться губами чужих губ, а если протянуть руку к вырезу рубахи, то точно нащупаешь пальцами мягкую полоску кожи, спрятанную под грубой тканью шарфа… — Кажется, у меня получилось. — Да. Мерлин кивает в ответ, но с запозданием осознает, что сам не понимает чему. Он прослушал сказанное Морганой, даже не сразу понял, что заклинание и впрямь сработало. Зелень ее счастливых глаз завораживала; Мерлину казалось, что это и есть настоящее волшебство, как и тонкий шлейф розовой воды, который источали длинные, черные пряди Морганы, ниспадающие почти до тонкой талии, обтянутой узким серебряным поясом… — Попробуем еще что-нибудь? Юный чародей уже был готов согласиться, был готов даже не спать всю ночь, проведя ее в покоях подопечной Утера вот так, стоя рядом с ней и видя счастливые искорки в ее зеленых глазах, но вдруг в коридоре слышутся чьи-то шаги. Явно недовольные шаги. — Мерлин! — Вдруг раздается знакомый недовольный голос, и парень тотчас бледнеет. — Мерлин! Они успевают отскочить друг от друга, когда в покои Морганы вихрем врывается наследный принц, отчего-то заранее знавший, где именно стоит искать непутевого слугу. На чужую притворную невинность он даже глазом не ведет, и, бросив сухое «нам надо поговорить», тащит Мерлина за локоть в коридор. На вопросы Морганы Артур не отвечает, а когда в поле зрения не остается ни одного человека, то грубо толкает молодого чародея к стене, раздраженно зашипев: — Какого дьявола ты творишь? — Я? А что я… — Не играй в дурачка! Я все прекрасно вижу! Ты уже который день не вылезаешь из ее комнаты, а пару дней назад еще и таскал ей цветы! — Артур, находясь почти в бешенстве, с трудом контролирует голос, дабы сорваться на громоподобный крик. — Ты хотя бы понимаешь, что мой отец сделает с тобой, если узнает? А он узнает, потому что такое сложно не заметить! — Но он же не видел, как я принес ей цветы и… — Ты идиот? Хотя, почему это я спрашиваю очевидное? Вы то и дело смотрите друг на друга, а она — совсем мозги потеряла! — еще и записочки тебе шлет через Гвен! Мерлин замялся. Да, Моргана действительно передала ему пару раз послание, где назначала ему встречу, но они старались сделать так, чтобы никто ни о чем не узнал. Тем не менее, если уж Артур заметил, то волноваться действительно стоило. — Мерлин, я понимаю, она красивая девушка, а ты все-таки из деревни, там у вас все проще… — Артур замялся, полностью проигнорировав возмущенный взгляд Мерлина, и продолжил, — но здесь такое не пройдет. Поэтому перестань. К хорошему это не приведет. И то ли сочувственно, то ли ободряюще похлопав парня по плечу, Артур ушел, даже не представляя, сколь бесползены окажутся его слова в ситуации, которая уже давно начала выходить из-под контроля.

***

      Она крадется к нему под покровом ночи, прекрасно понимая, что если ее поймают уже на месте, вряд ли удастся объяснить это как-то логически. Ее саму не накажут также, как того, в чью коморку она дрожащими от волнения пальцами приоткрывала дверь, а потому девушка старалась вести себя осторожно. Она боялась причинить вред Мерлину. Пройти мимо крепко спящего Гаюса оказалось делом несложным, а вот посмотреть в удивленные глаза юноши — гораздо труднее. Он не спал, казался каким-то беспокойным, уставшим, однако стоило Моргане преступить порог его комнаты, как тотчас поспешил взять себя в руки. Не хотелось, чтобы леди Камелота видела страх в его глазах. — Я… Ты не пришел ко мне сегодня и я решила… Если хочешь, я уйду. — Нет! — Слишком быстро и импульсивно отвечает Мерлин, смущенно улыбнувшись. — Проходи, конечно. Садись. Ему впервые стало стыдно за бардак в комнате, хотя Моргану то не заботило вовсе. Она присела на край кровати и ловко зажгла заклинанием единственную свечу, стоявшую на столе. Мерлин одобряюще хмыкнул. — Мне опять приснился кошмар. Странно, но когда ты приходил ко мне, они не так меня пугали. А сейчас снова стало так страшно… И одиноко. — Я знаю, что такое кошмары, поверь мне. Мне стали сниться почти каждый день. Он рассказывает ей про Андрэйст, про те картинки, которые она показывала ему во сне; Моргана смотрела с участием и искренним сочувствием. То, что ей, подопечной короля, не стоило находиться в покоях постороннего мужчины ночью, девушку не волновало совершенно. Ей хотелось быть рядом, хотелось поддержать в ответ, ведь он так много для нее успел сделать, так рисковал, так доверился! Моргана с запозданием осознает, что слишком долго смотрит на чувственные губы молодого волшебника, слишком близко сидит рядом с ним на кровати; она тянется к нему, вновь касаясь холодными пальцами его руки и заглядывая в чужие глаза, и улыбается так, как не улыбалась уже очень давно. Мерлин дарит улыбку в ответ, искреннюю и слегка спущенную, из-за чего на его щеках появляются небольшие ямочки. — Тебе страшно? — Спрашивает Моргана, понизив голос. — Немного. Но я привык. Девушка понимающе кивает в ответ, чувствуя тоже самое. Теперь у них был один секрет на двоих. Теперь они связаны волей судьбы, даже не представляя, что их обоих может ожидать впереди.

***

— Ты какой-то рассеянный сегодня. — Говорит Артур, загоняя уставшего слугу ближе к краю тренировочного поля. — Не говори, что опять не выспался. Ты и так все время отлыниваешь от работы, пора бы немного встряхнуться! — Что Вы, сир, разве мне положено отдыхать? — Мерлин принимает удар на щит, зажмурившись от боли, что стрельнула в предплечье, и выжимает из себя кривую усмешку. — Я рожден, чтобы Вам прислуживать. — Отлично. Тогда предлагаю перейти к более кардинальным мерам. Артур вооружается булавой. На его губах играет кривая усмешка, а в лукавом взоре танцуют бесенята. На чужие вздохи, а затем и громкое падение он лишь закатывает глаза, даже не протянув Мерлину руку, дабы помочь подняться. Рыцари-то поднимаются сами, а этот что — не может? — Ладно, на сегодня хватит. И да, надеюсь, ты не забыл о нашем разговоре? — Каком именно? — Ты знаешь, о чем я. Мерлин знал. И прекрасно понимал, что стоит быть благодарным за то, что Артур еще не донес отцу на слугу, который постоянно увивается рядом с леди Камелота, а та провожает его теплым взглядом даже на пиру, совершенно не стесняясь глазеющих на нее рыцарей. Благородных мужей, которым она столь по нраву из-за своей красоты и кошачьей грации, подопечная Утера даже не замечает. Зато она замечает того, кто принял ее такой, какая она есть на самом деле, и кто ценит ее отнюдь не за тонкую талию или прекрасные глаза. Хотя, стоило отметить, Мерлин находил в этих глазах воистину магическую прелесть. Эти глаза стали даже сниться, но их быстро сменял очередной кошмар, после которого снова ложиться спать уже никак не хотелось. Гаюс тоже подозревает, но пока что молчит. Молчит, потому что надеется на здравомыслие своего ученика. А Мерлин все знает и понимает, только вот не может не пойти на очередную встречу и не может не показать Моргане то, что умеет сам и чему хочет научить ее. Они вместе колдуют над костром в лесу, заставляя всполохи от огня превратиться в маленького дракончика. С каждым разом их смех все свободнее, а касания вольнее. Когда девушка замерзает, кутаясь в свой плащ, совершенно не спасающий от пронизывающего насквозь ветра, Мерлин укрывает ее сверху своей курткой. — Ты ведь замерзнешь. — Говорит Моргана, кокетливо улыбнувшись. Она уже не в первый раз флиртовала с юным волшебником, не в первый раз ловила на себе его взгляд, который вгонял его же самого в краску, и это вызывало приятное волнение в теле. — Может завтра прогуляемся чуть дольше? Я бы хотела показать тебе кое-что, но туда далеко ехать. — За пару часов не управимся? — Если только ты не умеешь летать на метле. Мерлин улыбается, сожалея, что не может покатать Моргану на драконе, что томился в подземелье Камелота, да и вообще смутно представляет, как освободить его, даже если очень захочется. — А что за место? — Могила моего отца. Голос девушки затихает, и она опускает взор. Мерлин не знает, как вести себя в подобной ситуации, как успокоить и утешить, а потому поступает спонтанно, просто обняв и прижав к себе. Ему сразу стало теплее, а она чувствует себя в безопасности, хотя Мерлин совсем не крепкий рыцарь в сияющих доспехах, способный защитить от всякой беды верным мечом. У этого юноши есть средство получше, да и для той, кого он ласково гладил по волосам, прижимая к груди ночью в лесу, юный чародей куда благороднее тех, кто считался опорой Камелота. Они возвращаются в замок, но не расходятся сразу, — Мерлин провожает подопечную короля до ее покоев, задержавшись возле двери в ожидании неизвестно чего. — Приятных снов, миледи. — Слегка склонив голову перед девушкой, шутливо произносит Мерлин. — Надеюсь, прогулка пришлась Вам по душе. Моргана улыбается, медленно снимая с себя курточку юноши. Держит ее в руках, не торопясь отдавать владельцу, и вдруг порывисто подходит к Мерлину ближе, сделав то, что повелело сердце. Это вряд ли можно назвать поцелуем, ведь она просто коснулась своими губами чужой щеки, но для простого парня — пускай и чародея — это значит куда больше, чем можно представить. Она тотчас опускает взгляд, отдает куртку и скрывается за дверью, чувствуя, как бешено колотится сердце в ее груди. В ту ночь ей не приснился ни один кошмар.

***

      Артур все видит. Он совершенно не дурак, как могли бы подумать многие, а потому не верит в то, что рассеянность его слуги и точно такая же — Морганы, это все следствие каких-то там общих недосыпов и резкой перемены погоды. Он предпринимает все, чтобы уберечь Мерлина от тяжкой ошибки: нагружает работой, сециально указывает ему на его положение слуги по сотне раз на дню, часто наведывается к Гаюсу дабы узнать, где проводит свободное время его подопечный. Но как только Камелот засыпает, ведьма и колдун выходят из своих комнат, сбегая туда, где, как им кажется, их никто не найдет. Но однажды Артур все же решает бдить до утра, и на его счастье никто никуда не уходит, а, напротив, идет прямо в расставленные сети. Мерлин прокрадывается в покои Морганы, которая уже ждет его возле дверей, и даже не замечает слежки. От злости принц готов немедленно оттаскать за шкирку обоих, как нашкодивших щенков, но терпит, мужественно выжидая момент. Подходит к дверям и прислушивается. Ждет, пока не станет подозрительно тихо, либо — чересчур громко. — Эти сны пугают меня! Я не хочу… Артур хмурится, потому что сложно разобрать всю фразу целиком, особенно, когда забормотал что-то неразборчивое Мерлин. — …сами творим свою судьбу. Тебе решать — исполнится ли… Голоса понижаются до шепота, а потом наступает подозрительная тишина. Стоило подождать возобновления разговора, однако что-то подсказывает юному Пендрагону, что продолжение наступило уже здесь и сейчас, а потому он приоткрывает дверь, аккуратно заглядывая в покои. И лучше бы он этого не делал, ибо неведение воистину блаженно, а вот знание — опасно. Он видит то, чего не хотел бы видеть, и от неожиданности замирает на месте, несмотря на подозрения, которые носил в себе уже какое-то время. Они целовались. Будь Артур проклят, если он вообще знал, что Мерлин умеет это делать, ведь когда ему крутить романы с девушками, когда он вечно либо с Гаюсом, либо с ним, Артуром? Однако это был именно поцелуй, и Моргана весьма охотно принимала чужую ласку, сама ластясь в ответ, как мартовская кошка. Артур видел, как ладонь Мерлина сжалась на ее талии, как девушка застонала в ответ, цепляясь пальцами за ворот чужой куртки, притягивая еще ближе. Безобидностью тут не пахло вовсе, скорее отчаянием и только недавно зародившейся страстью, которую неплохо подогревал страх разоблачения и опасность. — Мерлин. Они отпрыгивают друг от друга, точно их кипятком ошпарили, а на лице Морганы — ничем не прикрытый испуг. Она загораживает парня собой, проявляя удивительную стойкость при виде буквально источающего негодование и праведный гнев принца, умоляюще произнеся: — Артур, пожалуйста, не надо! Он не сделал ничего плохого! — Это не тебе решать. — Артур, я прошу! Это я его поцеловала! Я виновата! — Ну, тогда по твоей вине его и накажут. Мерлин говорит ей что-то, успокаивает, пытается даже улыбаться, но Артур прекрасно видит страх в чужих глазах. Понурив голову и ожидая всего, чего угодно, юный маг следует за принцем туда, куда тот ведет его точно преступника, а потом также покорно заходит в камеру темницы, не поднимая на наследника Утера глаз. Он не хочет видеть в них презрение и ненависть, хотя там больше разочарования и простой злости. — Я говорил тебе! Предупреждал! Теперь посиди здесь пару ночей, может мозги на место встанут. В одиночестве он проводит большую часть времени. Приходит, конечно, Гаюс, приходит Гвен, смотрящая с сочувствием и жалостью, а еще передав от Морганы небольшую весточку. Мерлину кажется это все каким-то странным сном, совершенно не тем, что должно идти по некому великому плану, однако даже ночные кошмары так не беспокоят волшебника, как возможный исход данных событий. И, как-то легко признаваясь самому себе в этом, он не захотел бы все изменить. Он переживал за Моргану, за Гаюса, которому могло попасть за дурной надзор за подопечным, однако все проходит как-то гладко. Его выпускает на вторые сутки сам Артур. Как оказалось, официальная версия временного заключения Мерлина — пьянство в трактире и несоблюдение своих обязанностей. А еще Моргана дала слово, что больше она никогда не увидится с тем, за кого яростно рвала глотку накануне во время беседы с самим Артуром. — Не знаю, когда вы успели так сблизиться, — цедит молодой Пендрагон, слегка скривив губы, — но она едва не выцарапала мне глаза. Учти, Мерлин, я взял с тебя слово. И с нее тоже. Больше прикрывать вас я не стану.

***

      Когда родную деревню Мерлина терроризируют бандиты, то Моргана отправляется с ним в путь даже не задумываясь. Артур ничуть не удивляется, увидев ее и Гвен догнавших их с Мерлином по дороге, и даже стойко игнорирует чужие объятия, которые, правда, длились недолго. Смущенные и зажатость витали в воздухе, ровно как и желание оказаться ближе, случайно коснуться, проводить взглядом, думая, будто никто не видит. Артур понимал — дать слабину нельзя, а потому держал Мерлина поближе к себе. Уже во время первой стычки с бандитами, Моргана явила все свое умение держать меч не хуже наследного принца. Дралась она пока что лучше, чем колдовала, а с учетом того, что на время вся практика свелась к уже изученному кипячению воды да игре с огнем, девушка так и вовсе не решалась применить знания на деле. Зато все время держала Мерлина в поле зрения, — в конце-концов, смотреть на него ей никто не может запретить. Они держатся за руки лишь на короткий миг, пока Артур отдает распоряжения. Ему тяжело дается тот факт, что женщины тоже готовы держать меч против своих врагов, ведь видеть убитого рыцаря куда привычнее, нежели многодетную мать или совсем еще юную девушку, однако никто разрешения особо и не спрашивает. А потом наступает последняя ночь перед боем; надежды на благополучный исход минимальны. Если бы Мерлин мог использовать магию, все было бы гораздо проще, но он не может. Как и Моргана. — Будь осторожен завтра. Хорошо? — Ты тоже. Моргана возмущенно фыркает, скрестив руки на груди, и встает в позу, перекинув вес тела на левую ногу. — Я с дества тренировалась вместе с Артуром. А вот тебе стоит немного подучиться. — Ну, будь хороший учитель рядом, — Мерлин облизывает губы, сделав маленький шаг встречу девушке, — может я и научился бы чему-нибудь. — Давай. — Тотчас озорно подмигивает ему Моргана, широко улыбнувшись. — Бери меч. Я покажу тебе пару приемов. Они больше дурачатся, нежели тренируются, прекрасно понимая, что своим смехом точно привлекут к себе внимание. Моргана гоняет Мерлина по полю, а потом заставляет его наступать, позволив в итоге повалить себя на траву. — Я не хочу скрываться. Не хочу еще и это хранить в секрете. — Мы не можем иначе. Ты же знаешь, Утер никогда… — Давай сбежим. — Вдруг предлагает Моргана, и она абсолютно серьезна. — Что нас здесь держит? Мы сможем стать свободными, теми, кем являемся на самом деле! — Ты же знаешь, что это невозможно. — Мерлин ласково ведет ладонью по девичьей щеке, аккуратно убрав выбившуюся прядку волос ей за ухо. — Это будет неправильно. — А что правильно? Жить вот так? — У нас нет выбора. Пока что, во всяком случае. Когда королем станет Артур, все изменится. — Ты так в этом уверен? Он такой… — Самодовольный идиот? — Губы Мерлина расплываются в улыбке. — Не тебе рассказывать мне о том, какой задницей бывает наш принц. Но я верю, что при нем Камелот изменится. Мы поможем ему стать лучше. Голос юного чародея такой уверенный, такой вселяющий надежду, что Моргане и впрямь хочется в это верить. Ей также хочется вновь ощутить прикосновение губ Мерлина к своим, впитать в себя частичку его света и доброты, которые помогают растопить сковывающий ее собственное сердце лед, но она знает, что не может. Не сейчас. — Пойдем? — Спрашивает парень, поднимаясь и протягивая Моргане руку. — Да. Пойдем.

***

      В Камелот прибывает охотник за ведьмами, и это, пожалуй, самое страшное, что происходило в жизни Морганы за последнее время. Ищейка бдит за каждым, кого жаждет уличить в колдовстве, плетет интригу так, что вскоре под угрозой жизни тех, кто никогда прежде не был в опале; когда Гаюса ведут на допрос, становится понятно, что вскоре Камелот превратится в самый настоящий склеп для обвиненных, и следующими в очереди будут те, кому действительно стоило беспокоиться за свою безопасность. — Он узнает. — Шепчет Моргана, испуганно прижимая руки к груди. — Я по его взгляду вижу, что он подозревает нас. — Не волнуйся. — Мерлин старается придать голосу некую уверенность, но получается до одури плохо. Порывисто обняв девушку и прижав ее к себе, он чувствует, как к горлу подкатывает удушливый комок страха. — Мы справимся, вот увидишь. Дать обещание — одно, а вот исполнить его — совершенно другое. Молча наблюдать за пытками Гаюса Мерлин не мог, а потому решается на то, что созрело в его голове внезапно, но четко: вызволить целителя из подземелья любой ценой. Юноша не оповещает в свои планы Моргану, готовый принять удар на себя. В конце-концов, рано или поздно это должно было произойти, а кошмары лишь подталкивали к подобному решению, поскольку Андрэйст не унималась и весьма красочно показывала, и как именно скончается придворный лекарь, и как сломается Моргана под пытками, которыми охотник на ведьм подвергнет ее с великим удовольствием. … Она лежит на старой соломе, свернувшись калачиком, в то время как к ее камере уже подходят стражники, намереваясь тащить на очередной допрос. Ее шелковистые волосы спутаны, словно выжжены палящим жаром ненависти, что полыхала в груди тех, кто охотился за колдунами, а прежде чувственные, мягкие губы стали сухими, безжизненно бледными с множеством кровоточащих трещинок. Она плюнула в лицо этому ублюдку, дергалась в кандалах, которые натирали тонкие запястья; она медленно погружалась во мрак, заполоняющий ее сердце. Мерлин проиграл. Моргана более не тянулась к его свету… Он прокрадывается в подземелье темной ночью, обнаружив своего наставника без сознания и совершенно изможденного. — Гаюс… Нет, пожалуйста… Гаюс, это я! Пожилой мужчина приоткрывает глаза, неверящим взором глядя на склонившегося над ним Мерлина. — Что ты здесь делаешь? Ты не должен… — У нас мало времени. Тебе надо бежать, как можно скорее! — Не глупи, Мерлин. — Гаюс изо всех сил пытается оттолкнуть от себя ученика, но тот вцепился намертво, не позволяя сопротивляться. — Ты совершаешь ошибку. — Я не могу позволить ему убить тебя! — Твердым, четким тоном процедил Мерлин и в глазах юноши блеснуло что-то темное, металлическое. Совершенно на него непохожее. — Я убью его, если понадобится. — Это все Андрэйст и твои сны? — Гаюс закашливается, из последних сил хватаясь за плечи юного мага, пытаясь удержать того на месте. — Она манипулирует тобой, хочет… Договорить мужчина не успевает. Их прерывают громкие аплодисменты, — резкий звук хлопков, который все ближе и ближе, — а потом в свете факелов появляется он. — А я знал, что это ты. Что же, двоих зайцев одним ударом. Кто-то затрубил в рог, зазвонил колокол — Камелот оповещали о попытке побега заключенного. — Ну, вот и все. Дороги дальше нет. Послышался голос Артура, быстрые шаги по ступеням, лязганье оружия. И только Мерлин хотел применить заклинание, как раздался ледяной, полный слепой ярости голос: — Отойди от них. Моргана. Боги, Моргана стояла рядом с камерой Гаюса, облаченная в кольчугу и с мечом в руках, готовая в любой момент нападать, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни. Мерлин шумно сглатывает. В голове тотчас проносится их последний разговор… … — Я не позволю ему причинить вам боль. — Ты не сможешь спасти нас, не разоблачив себя. Ты не должен, Мерлин… — Должен. И я сделаю это. — Но тогда тебя убьют! Я не смогу смотреть на то, как ты умираешь… Ты… дорог мне, понимаешь? Мерлин судорожно сглатывает, чувствуя нутром, что шанс спросить настал именно сейчас, — потом его может просто и не быть. — Моргана… Если бы я не был слугой… Ну, вообще если бы все было по-другому… Она прерывает его, прильнув ближе и коснувшись губами его губ. Слегка тщеславная девчонка, которая любила дразнить рыцарей на пиру, уже давно осталась в прошлом. Ее вытравила из недр души затравленная, одинокая колдунья, ищущая немного тепла и понимания. И ей не было дело до титулов и блеска чьих-то доспехов. — Я хочу верить, Мерлин. Верить, что у нас есть шанс. — Тогда доверься мне. Я не дам ему тебя обидеть… Он обещал защищать ее, а на деле она спасала его. Для обвинения достаточно и малого, а Моргана, видимо, решила побить рекорды сумасбродства, окончательно потеряв контроль над собой и лишившись здравомыслия. Ее трясло от страха и волнения; меч дрожал в ее руках, а глаза налились слезами. — Леди Моргана, какая честь. — Охотник на ведьм криво усмехается, отвесив девушке не слишком изящный поклон головы. — Его Величество будет обрадован новостью о Вашем предательстве. Голос Артура звенит где-то на фоне, стражники пытающиеся арестовать Моргану, кажутся лишь жалкими фигурками, мельтешащими по узкому коридору. Испуганная и затравленная, подопечная Утера издает истошный, наполненный диким отчаянием крик, и пламя от факелов взмывает до потолка, обрушившись как на Охотника за ведьмами, так и на некоторых из находившихся рядом солдат. Артур, остолбенев, замирает с мечом в руках. Гаюс, толкнув Мерлина в спину, кричит из последних сил: — Беги, уводи ее отсюда! — Я не брошу тебя! — Со мной все будет в порядке! Уходите же… Моргана испуганно жмется к стене, позволив приблизиться к себе только Мерлину. Артур не мешает им, когда его слуга уводит девушку прочь из подземелья, толком не разобравшись до конца в произошедшем на его собственных глазах. Точно мертвая статуя, наследный принц смотрит им вслед, смутно разбирая, о чем спрашивают его сбежавшиеся на шум рыцари. Стражники все видели. Сгоревший заживо Охотник за ведьмами и еще несколько солдат обугленными головешками лежали на полу рядом с камерой Гаюса. -… приказ, сир? Приказ. От него ждали приказ. — Заприте камеру. Я сам разберусь. И он следует за Морганой и Мерлином, отчего-то зная, где именно стоит их искать.

***

      Мерлин укладывает ее на кровать, дрожащими руками касаясь бледного лица девушки. — Моргана, приди в себя, пожалуйста! Ну же, посмотри на меня… Она с трудом открывает глаза, тотчас накрыв его руку своей, и слабо улыбается, чувствуя внутри то тепло, которое ей дарила чужая забота. — Зачем ты это сделала? Тебя ведь могли схватить! А теперь, когда Артур и стражники видели… — Мне все равно. — Уверенно произносит Моргана, постепенно приходя в сознание. — Я не могла остаться в стороне. — Если бы с тобой что-то случилось, я бы… Мерлин закусывает щеку до крови, опустив взгляд. Он видел перед собой лишь тонкие запястья Морганы и отливающие золотом перстни на ее хрупких пальцах, которые казались ему безумно блеклыми и дешевыми, ибо он знал, что драгоценности в шкатулках — не то сокровище, за которое стоит бороться. — Я скажу, что это был я. — Что? — Моргана тотчас всполошилась, привстав на локтях. — Ты хочешь взять вину на себя? — Именно это я и собираюсь сделать. — Не вздумай! Тебя же казнят за это! — Лучше я, чем ты. Они смотрят друг другу в глаза так долго, что кажется, будто прошла целая вечность. Когда Мерлин тянется к Моргане за поцелуем, то уже не думает ни о пророчестве, ни о правильности своих действий. Любовь сильнее предназначения, она способна стереть все преграды. Он должен был считать подопечную Утера своим врагом, — ведь именно так трактовал ему будущее Великий Дракон, — однако теперь она стала той путеводной звездой, что придавала стимул бороться и жить, и ради которой молодой чародей был готов поступить настолько опрометчиво, насколько это только воможно. Их поцелуй уже не был мягким и легким, как в первые разы, когда они будто пробовали друг друга на вкус, упиваясь внезапно вспыхнувшими чувствами. То был бушующий пожар, отчаянность и точно последнее дыхание перед смертью; Моргана цеплялась за него, как утопающий за соломинку, притягивая все ближе и совершенно не заботясь о том, что их могут арестовать здесь и сейчас. Мерлин углубляет поцелуй, лаская языком мякоть чужого рта, чувствуя как по телу вопреки всякому смыслу разливалось — вероятно, впервые в его жизни — осознанное желание физической близости, посылающее волнующий жар и почти выбивающий воздух из легких. — Тебе нужно уходить… — Моргана прерывает поцелуй первой, однако не отталкивает Мерлина, а, напротив, подставляет под его губы шею, ощущая жаркую пульсацию внизу живота, что тугим комком сворачивалась в некий змеиный клубок, отдаваясь томлением между ног. — Я прошу тебя… — Я никуда не уйду. — Сбивчиво произносит парень, покрывая белоснежную кожу Морганы чередой поцелуев и поглаживая ладонью ее бедро. — Я не оставлю тебя. И тут в комнату заходит Артур.

***

— Ты должен был знать, Гаюс. Знать, кто такой этот мальчишка! Старый лекарь молчит, уперев взгляд в пол. После заключения в темнице он выглядел смертельно уставшим, болезненно худым и измученным, однако гнев Утера был так велик, что снисходительность и жалость к верному слуге отошла на второй, если не на третий план. — Мерзкий гаденыш. Завтра его казнят. И я устрою такую казнь, чтобы больше ни один колдун не смел заявиться в Камелот! Артур стискивает кулаки за спиной так, что хрустят пальцы, но никак не меняется в лице. На Гаюса он вообще старается не смотреть, ибо знает — его взора он просто не выдержит. — А как быть с Морганой? Утер тотчас отворачивается от сына, будто настенный гобелен интересовал его куда больше, нежели собственная подопечная, которая более чем напрашивалась на обвинение в измене. — Ты приставил стражу к ее комнате? — Да. — Пускай посидит в заперти пару недель. Это не ее вина, что этот грязный колдун зачаровал ее. Артур молча кивнул. Утер был готов простить Моргане очень многое, проявляя воистину великое снисхождение и великодушие, в то время как томящегося в подземелье Мерлина ожидала мучительная смерть на потеху толпе. — Она просит о встрече с ним. — Исключено! Поговори с ней и выбей эту дурь из ее головы! И вновь Артур кивнул. Ему было гадко от мысли, что все случилось так, как случилось. Что на вид совсем невинный паренек оказался магом, так близко подобравшимся к Пендрагонам, как еще никто доселе. Только вот если он желал им зла, то почему спас Артура в один из своих первых дней в Камелоте? Почему не дал ему умереть? Неужели вынашивал какой-то извращенный план, и обычная смерть наследника престола казалась ему недостаточно жестокой? Артур не желал видеть Мерлина, не жалал говорить с ним, а умоляющие речи Гаюса поначалу вызывают лишь злость, однако если он не увидит волшебника сейчас, то потом возможности уже не будет. Вопреки всему юный Пендрагон все же спускается в темницу, застав Мерлина все в том же положении, в каком оставил его несколько суток назад. Оба парня молчали, даже не глядя друг на друга. Один был разочарован и зол, другому было стыдно и страшно. Сны, которые посылала Мерлину убитая Утером ведьма, будто бы сбывались. Что же, во всяком случае, он поступил так, как подсказывало ему сердце. — Зачем ты явился в Камелот, Мерлин? Чтобы что? Убить меня, подобравшись ко мне ближе? — Если бы я хотел убить тебя, то поверь, уже сделал бы это. Я бы даже отсюда сбежать мог, так что ты зря меня обвиняешь. Артур тотчас напрягся, бросив взгляд на стоящих возле решетки стражников. Неужели Мерлин и впрямь настолько силен? — Никогда бы не подумал, что ты владеешь магией. Ловко ты научился притворяться. — Тебе не понять, Артур. Никогда не понять. Андрэйст все же добилась своего… И даже сны теперь прекратились… — Кто такая Андрэйст? — А ты захочешь слушать, если я расскажу? Артур сжимает челюсти, едва не заскрипев зубами, и отрицательно качает головой. Мерлин понуро опускает голову, обхватив руками колени. — Я никогда не желал тебе зла, Артур. Я лишь верил пророчеству и думал, что все изменится. А потом… Я не мог позволить Охотнику за ведьмами убить тех, кого я люблю. — Зато теперь умрешь сам. Мерлин не отвечает. Слезы бурным потоком текут по его щекам, а горло сдавливает удушливый спазм. — Тебе не стоило приезжать в Камелот. — Я ни о чем не желаю, Артур. — Выдавливает из себя слабую улыбку Мерлин, утерев тыльной стороной ладони щеки. — Я должен был попробовать.

***

      Пророчество. Моргана тоже твердила о пророчестве. Брызгала слюной сыпала проклятья на голову обоих Пендрагонов, рыдала до изнеможения и твердила о пророчестве. Мерлин и ей задурил голову своей великой миссией при дворе. Или же нет? Гаюс находился в таком ужасном состоянии, что сложно было сказать какая часть мужчины пострадала больше — душевная или физическая. Он почти не ел, не выходил из своей комнаты, а на Утера смотрел так, будто тот пытал его лично и с особым ухищрением. В целом, то было не так далеко от правды. На Артура лекарь смотрел мягче, а на вопросы отвечал охотнее. Вероятно, надеялся расстопить сердце Пендрагона своей почтительностью, хотя принц уже ни в чем не был уверен. Парень ожидал услышать все, что угодно, — от долгих речей в защиту Мерлина до гневных, обвинительных тирад, — но когда Гаюс послал его в подземелье к заточенному там дракону, то едва не лишился дара речи. В подземелье было темно, извилистая дорога петляла к скалистым уступам, пока наконец не вывела к обрыву. Артур боялся, хотя сам в том никогда бы в жизни не признался, тем не менее, иного выбора у него не было и, громко позвав дракона, наследник Утера стал ждать. В отличие от слуг, которые исполняли приказ быстро и четко, крылатый змей не спешил являться по первому зову, и заставил принца дожидаться столько, на сколько хватило бы его терпения. В тот момент, когда Артур уже хотел уходить, разозлившись и на рассказывающего небылицы лекаря, и на собственную наивность, послышался звон цепей и явился он.

***

      Камелот, полыхающий в огне. Крики женщин и детей. Мальчик-друид, держащий в руках кристалл невиданной силы. Моргана, восседающая на троне, в ногах у которой лежал поверженный Утер Пендрагон. Умирающий от смертельной раны Артур. Мерлин видел это все во сне уже десятки раз, и столько же размышлял, как ему изменить будущее. Дракон предсказывал многое, уверял, что есть лишь один единственный путь, и тому, что должно исполниться, не помешает ничто. Это нельзя изменить. Однако Мерлин знал и другую истину. Гаюс, а до него и родная матушка всегда говорили юному чародею слова, поселяющие надежду в сердце и уверяющие, что пути Предназначения подобны паутине, в которой каждая линия соединена с другой. Мы сами выбираем, какой именно следовать, какую тропу выбрать для того, чтобы достичь цели. И от Предназначения, как и от всего в этой жизни, можно убежать, если сойти с намеченного пути и выбрать иной, ведущий в неизвестность, но также отмеченный на карте судьбы, как один из возможных вариантов конца чьей-либо жизни. Мерлин мог уйти от Артура, имей он нрав менее покладистый и терпимый. Он ведь долгое время не желал окончательно принимать тот факт, что их жизни предопределены и сплетены воедино; он мог не пойти в Камелот вовсе, или же явить свою истинную натуру с самого начала, тем самым в корне изменив как свою, так и чужую судьбу. Не было бы дружбы с Гвен, которая теперь таскала Мерлину еду с кухни, жалея юношу с прежним пылом и сердечностью. Не было бы Гаюса, которого юный волшебник успел полюбить как родного отца. Не было бы Морганы и их зародившегося чувства, перевернувшего предсказанное Великим Драконом с ног до головы. А ведь мудрый змей предупреждал Мерлина — не стоит пытаться изменить предначертанное. Только вот юноша ни о чем не жалел, и даже будь у него шанс все начать с начала, он не стал бы менять своих решений. Он не отверг бы любовь Морганы, зная как прекрасно это чувство, дающее сил свернуть горы, ради которого Мерлин был готов даже умереть. Он не позволил бы Гаюсу умереть, продолжать терпеть пытки Охотника за ведьмами, пока последние силы не покинули бы старика. Он не хотел больше скрываться, пускай в том и было определенное влияние Андрэйст и тех снов, что она на него насылала. Он изменил Предназначение, изменил ход истории. Только вот никто не мог сказать в лучшую ли сторону или же наоборот, посеяв первые ростки хаоса в Камелоте. Свернувшись калачиком на соломе, Мерлин отворачивается к стене и закрывает глаза. Он все еще чувствовал вкус губ Морганы на своих, все еще видел перед собой ее бледное лицо и дивные, прекрасные зеленые глаза, которые стали для него смыслом жизни, а вместе с тем и верной гибелью.

***

— Ты меняешь ход истории, юный Пендрагон. Тебя не должно быть здесь. Как и Мерлина не должно быть в темнице. — Дракон злобно ощеривается, недовольно процедив. — Вот к чему приводят игры с судьбой. Пряхи сплели их задолго до рождения каждого, нить за нитью. Несмешленный юнец решил, что его любовь к этой ведьме может что-то изменить… — Любовь к ведьме? — Артур, окончательно выбитый из колеи, непонимающе воззрился на дракона. — О ком ты вообще? — О твоей сестре, дорогой принц. — Дракон хищно усмехается, оголив острые, как мечи зубы в пугающем оскале. — Твой отец силен не только в убийстве, но и в страсти, которую во времена молодости контролировал не лучше гнева и жажды разрушения. Ты думал, что являешься единственным наследником Утера, не так ли? — Врешь! Этого быть не может! — Если ты не веришь ни единому моему слову, зачем ты тогда пришел? — Пророкотал дракон, высоко задрав голову. — Считаешь, я спокойно буду сноить обвинения во лжи? Мало мне того, что твой отец уничтожил весь мой род, обманом и предательством заманив в Камелот, так еще ты смеешь меня оскорблять? Артур пошатнулся, устало присел на один из камней, не зная как быть дальше. В груди все полыхало, будто дракон изверг бушующее пламя прямиком в его душу, лишив ее покоя. Ему все врали, он, как дурак, не знал абсолютно ничего, что происходило вокруг него, точно слепец, бредущий во мраке. От злости хотелось крушить все на своем пути, бежать, куда глаза глядят, лишь бы только прочь от всех этих лгунов и обманщиков! — Я могу очень многое поведать тебе, Артур Пендрагон. Но попрошу кое-что взамен. — И что же? — Безразличным голосом спросил принц, пнув мыском сапога лежащий возле ноги булыжник. — Ты освободишь меня. Дай мне свое слово, и я расскажу тебе все, что ты желаешь знать. Артур едва не выронил факел из рук, прекрасно представляя, какими могут быть последствия его соглашения с драконом, жаждущим возмездия. А дракон жаждал отомстить, в том не было никаких сомнений. Принц уже хотел было отказать, — сын Утера, для которого благо Камелота стояло выше каких-либо иных желаний, не мог заключить сделку подобного рода, но тут услышал: — Ты ведь желаешь знать, как погибла твоя мать, юный Пендрагон? И Артур все же роняет факел из рук.

***

      Предрассветные лучи восходящего солнца были для Морганы сродни смертельному приговору. Сама она не находилась в опасности, во всяком случае, пока что, а вот Мерлин… Она не могла просто так смотреть, как его казнят, не могла позволить убить того, кого полюбила всем сердцем, чувствуя, что именно этот наивный и на первый взгляд простоватый парень и есть ее судьба. Они предназначены друг для друга. Их судьбы сплетены, и Моргана сделает все от нее зависящее, чтобы вырвать Мерлина из лап смерти. Она надевает штаны и простую рубаху, достает из ящика спрятанный там стилет, готовая применить его к любому, кто встанет у нее на пути, как вдруг двери ее комнаты распахиваются и на пороге появляется Артур. Уставший, измученный, с лихорадочным блеском в глазах, — он выглядел так, будто всю ночь сражался со всеми порождениями зла известными миру, а в его глазах сверкали застывшие слезы. — Сядь, Моргана. Нам нужно поговорить. — О чем? — Резковато начинает воспитанница Утера, но ее прерывает шум в коридоре, которую издавала суматошная беготня солдат. — Что происходит? — Узник сбежал. — Безразлично выдает Артур, усевшись за столом. Его вид заставляет девушку смягчиться и подойти ближе. — Ты дал Мерлину уйти? — Да. Вероятно, это самая большая ошибка в моей жизни, но я ее совершил. А теперь хочу совершить еще одну. Одной больше, одной меньше — какая разница? Моргана напряглась. Когда Артур поднимает на нее глаза, а следом берет ее руку в свою, она уже не противится, послушно присев рядом с ним за стол. Ее сердце бешено стучало о ребра, так и норовя вырваться из груди. Она чувствовала что-то неладное, и в ее взгляде промельнула жалость к Артуру, который явно нуждался в ее поддержке в данный момент. «Мерлин точно помог бы ему», — проносится у нее в голове, и лед на ее сердце начинает таять. Этот молодой чародей менял ее, менял к лучшему; он вновь пробуждал в ней ту милую, добрую девочку, которой она была с рождения, обращая ее взор к свету, подальше от тьмы. Теперь, когда он в безопасности, она хотела сделать что-то, чем он будет гордиться не только как наставник, но и как парень, который видел в ней нечто невыразимо прекрасное, способное внушать надежду и даровать силы в самые тяжелые моменты жизни. — Артур, что с тобой? — Моргана, я… Это тяжело. Ты не представляешь, сколько я всего узнал и… Вдруг это ложь? Но если нет… Я боюсь, что могу убить его сегодня. — Убить? Кого? — Отца. Он наш с тобой отец, Моргана! Мы брат и сестра.

***

— Níl sé ina lá, ná na lá Níl sé'n lá is ní bheidh go maidin Níl sé ina lá is ní bheidh go fóill, Solas ard atá sa ghealaigh… Небольшой костер горел ярко в ночи, искрами рассыпаясь во тьме ночи, поднимаясь высоко к небу и расстворяясь под ярким лунным светом. Друид пел тихо, мелодичным голосом убаюкивая спящего на его коленях мальчика, но зоркий взор его был направлен исключительно на Мерлина, который подсел ближе к источнику тепла, кутаясь в предоставленное ему тонкое одеяло. В руках юного мага была кружка с бульоном — не слишком плотный ужин для того, кто столько времени провел в дороге, питаясь ягодами да какими-то кореньями, но иного варианта не было. Друиды сами голодали, тем не менее, делясь тем, что имели. — Откуда ты знаешь эту песню? Друид усмехается, ласково погладив спящего мальчика по волосам. — Еще до Великой Чистки я порой пел в трактирах. Сомнительное хобби, но людям нравился мой голос, а мне — их внимание. Теперь я пою лесу и он мой верный слушатель. Мерлин кивает в ответ, поджав ноги под себя. Он провел среди них вот уже несколько недель и искренне не представлял, куда держать путь дальше. Мальчик по имени Мордерд настаивал на том, чтобы юный волшебник остался с ними, но Мерлин не мог. Его тянуло в Камелот, он должен был вернуться любой ценой, однако прекрасно понимал, что теперь дорога туда означала скорую гибель не только для него самого, но и возможно для тех, кого он любил. — Твои мысли черны, Эмрис. Я вижу тень переживаний, что омрачает твое лицо. Юноша тихо хмыкает, опустив взор, и неловко придвигается еще ближе к костру. — Почему все должно было произойти именно так? Я ведь хотел как лучше. Я… Как мне теперь быть? — Всему свое время. Артур уже знает правду, а это значительно упрощает дело. Кто знает, возможно истинный король вскоре взойдет на престол, и тогда нам уже не придется жить во мраке, страшаясь каждого хруста ветки под ногой. — Я боюсь не за себя. Друид понимающе кивает, тоже опустив взгляд. Когда он заговаривает, его голос тих и спокоен, и доля этого спокойствия передается и Мерлину, чья душа терзалась страхами и сомнениями, погружаясь все больше в пучину отчаяния. — Андрэйст некогда была очень мудрой ведьмой. Она выступала против кровопролития, призывая нас не отвечать агрессией на агрессию. Но потом у нее убили брата, и разум ее помутился. Она хотела уничтожить Утера любой ценой и расстрачивала свои силы в пустую. Ее мечтой стало падение Камелота, поскольку Андрэйст более не верила в то, что благие для магии дни еще могут наступить на этой земле. Говоришь, она посылала тебе сны? — Да. И мне кажется, я не должен был верить этим снам. Они поселили во мне чувство, словно все предрешено, и из-за моего бездействия все рухнет. — Возможно. А возможно и нет. Ты изменил ход истории, Эмрис. Своей связью с Морганой ты не только уберег ее от перехода на сторону зла и ненависти, но также позволил Артуру узнать правду. Если бы продолжил скрываться, неизвестно, сколько бы еще невинных сгорело бы на кострах, и как бы могли развернуться последующие события. — Ты думаешь, я сумел уберечь Моргану от… ну, ты понимаешь… — Если ваша любовь истинна, то она уже не сможет навредить кому-то, не навредив тебе, и не сделает этого, поскольку не захочет предавать ваши чувства. Ты веришь ей, Эмрис? — Без доверия нет любви. А я люблю ее. Друид слегка улыбнулся, вновь погладив спящего на его коленях мальчика по волосам. — Знаешь, как говорили в былые времена, когда молились Великой Богине? «Госпожа, хотя все принадлежит тебе, от твоей любви возможно убежать. Но вместо этого я поднимаю лицо, как ребенок к матери, и я могу жить в твоем удовольствии, щедрости и бесконечном уме» . Знаешь, что это значит, Эмрис? Мерлин растерянно моргнул. — Нет. — Что хотя Великая Мать и следит за нами, мы можем из-за своего невежества отвернуть свой взор от нее, тем самым выбрав иной путь, вне ее благости. Предназначение — одна из тех миссий, что выпадает каждому, но в своей мере. Он него можно убежать, его можно отвергнуть, но также к нему ведут тысячи путей. Если тебе суждено помочь Артуру стать великим королем, значит так тому и быть. Богиня направит тебя, Эмрис. Лишь дай ей шанс указать тебе дорогу. Костер почти гаснет, и тогда друиды подкладывают еще поленьев, вскоре собравшись вокруг него для последней молитвы перед отходом ко сну. Мерлина они тащут за собой, хотя тот и чувствует, что не имеет права участвовать в их священных церемониях, однако Мордред настаивает. Взяв парня за руку, он садится рядом с ним, одарив загадочной полуулыбкой, и Мерлин чувствует, как по его коже побежали мурашки. Древняя магия струилась по его венам, требуя выхода; она жаждала свободы и выплеска своей истинной мощи, и вот теперь, когда юный маг оказался среди своих, среди тех, кто понимал его и принимал полностью, он мог отдаться этому чувству, позволив захлеснуть его с головой, точно надвигающаяся волна. — Ligfyr onbærne swiþe! Огненное кольцо окружает собравшихся, моментально возгоревшись, едва слова заклинания покинули уста молодого волшебника, яркими всполохами закружившись по спирали от пляшущих язычков пламени костра до старых валунов, что испещряли поляну. Мерлин слышал, как начали читать молитву друиды; чувствовал, как крепче сжал его ладонь Мордред, усилием воли не позволяя огню перекинуться дальше спирали на деревья и кусты. Они колдовали вместе, их магия текла подобно ручью, извиваясь до тех пор, пока не нашла свой выход в едином возгласе, который заставил огонь внезапно потухнуть, искрами взметнувшись к ночному небу. Мерлину было хорошо, как никогда в жизни. Он наконец чувствовал себя свободным.

***

— Ты не должен корить себя. — Тихо произносит Моргана, сидя с Артуром на ступенях одной из башен Камелота, которая когда-то давно была их тайным убежищем, где они скрывались от слуг и черезмерно заботливых кормилиц. Его голова покоится на ее плече, а рука — на согнутом колене. Здесь их никто не искал, а потому уходить из этого вновь открытого ими места детям Утера совершенно не хотелось. — Ты поступил правильно. — Я чуть его не убил. — Устало бормочет в ответ Артур, прикрыв глаза. — Сколько же бед он натворил, сколько всего скрывал… — Не думай обо всем и сразу. Ты справишься со всем, я уверена. — А что же ты? Собираешься меня бросить? — Артур тотчас становится напряженным, поднимает голову, серьезно глядя в глаза сестре. — Моргана, я не справлюсь без тебя. У меня осталась только ты, больше я не могу никому доверять. На губах девушки расцветает теплая улыбка и она уверенно сжимает ладонь брата в своей. — Успокойся, никуда я от тебя не денусь. Только не нужно думать, будто у тебя есть только я. В Камелоте много тех, кто верит в тебя и светлое будущее, которое наступит при твоем правлении. И не только в Камелоте… Моргана закусывает щеку, опустив взгляд. Артур понимающе улыбается. — Скучаешь по нему? — Да. А ты? — Ну точно не так, как ты. Знаешь, за эту неделю столько всего произошло, я уже не знаю, как себя вести и что делать. Но на фоне той лжи, что годами скрывал отец, поступок Мерлина уже не кажется мне таким подлым. — Он боялся, Артур. Как и я. Ты бы слышал, как он всегда говорил о тебе! Он действительно верил, что ты станешь великим королем. — Моргана вновь поднимает глаза на брата, и смотрит твердо, без тени сомнений. — И я тоже в это верю. Юный Пендрагон криво усмехается, как-то странно глядя на сестру, будто видел перед собой совершенно незнакомого ему человека, образ которого лишь смутно казался родным, точно потерянным, но наконец обретенным вновь. — Ты изменилась, Моргана. Было время, когда мы отдалились друг от друга, и я уже забыл, как мы были дружны в детстве. — За эти месяцы я прошла через многое. И рядом со мной был человек, который помог в трудную минуту, поддержав меня и вселив уверенность в себя. А теперь… Я безумно благодарна тебе за то, что ты принял мой дар, Артур. Если бы отказался от меня… — Я был готов отказаться от тебя, когда ты стала открыто флиртовать с сэром Леоном пару лет назад, заставляя его краснеть на всех балах. — Артур фыркает, когда Моргана возмущенно боднула его в плечо, и лохматит ее волосы пятерней в ответ, как делал когда-то в раннем детстве. Когда-то давно, когда жизнь казалась легкой, а будущее счастливым. — Ты, кстати, обещала мне показать, чему там тебя успел научить Мерлин. Подумать только, Мерлин чему-то тебя научил… — Он умеет очень многое, поверь мне. — Верю. После нескольких часов в подземелье у дракона я уже готов поверить во все, что угодно. Давай, удиви меня. — Хочешь посмотреть, насколько могущественная твоя сестра? — С легким вызовом в голосе и игривыми искрами в глазах произносит девушка. — Хочу, чтобы ты добавила сюда побольше света. Здесь темно и холодно. Кстати, я безумно голоден. Можешь наколдовать жареную курицу? Моргана рассмеялась — искренне и свободно — как не смеялась уже очень давно, а с момента изгнания Мерлина из Камелота, казалось более даже не улыбнется вновь. Собрав всю волю в кулак, девушка произносит заклинание и узкий пролет озаряет яркий всполох огня, который, — в том брат с сестрой были уверены, — сможет прогнать любую тьму и приведет их в новую, счастливую жизнь.

***

— Значит, ты думаешь он все же у друидов? — Он не стал бы уходить далеко, в том я уверен. Мерлин предан Камелоту, а в первую очередь — тебе. К тому же, здесь осталась Моргана, а без нее он точно не стал бы даже пытаться скрыться. — Гаюс быстро листает какую-то книгу, содержание которой было неясным для Артура, и наконец удовлетворенно восклицает. — Нашел. Это заклинание поможет нам отсыкать его. — С ума сойти, и ты тоже умеешь колдовать… — До Великой Чистки в Камелоте почти не было человека, который хотя бы не пытался это сделать. К тому же, — Гаюс аккуратно закладыает нужную страницу земляничным листом, сунув книгу под мышку, — читать заклинание буду не я. Я уже слишком стар для таких серьезных вещей. — Надеюсь, я не совершаю очередную ошибку. Артур тяжело вздохнул, скрестив руки на груди. Никто не мог понять, насколько ему тяжело в данный момент, и никто не мог подсказать, как сделать ситуацию проще. Наследный принц стал ловить себя на мысли, чтобы вновь спуститься к дракону в подземелье, теперь уже за советом, но эту идею стоило пресекать на корню. Не хватало только ему самому начать практиковать что-нибудь магическое, и тогда мир точно перевернется с ног на голову. — Я смею заметить, что ты очень повзрослел за это время. И теперь, я как никогда прежде ясно вижу, что будущее Камелота находится в надежных руках. — Ободряющая улыбка на губах лекаря медленно потухала, а на ее месте показалась неловкость. Он не знал, как начать, как заговорить с принцем о деле важном и сердечном, но воспросительный взгляд Артура уже было невозможно игнорировать. Тогда Гаюс сказал. — Твой отец совсем плох. Эти потрясения и ваша ссора… Быть может, тебе стоит навестить его? Черты парня тотчас стали острее, точно лезвие меча; взгляд, подобный осколкам льда, резал в самое сердце, ровно как и голос, более не имеющий мягкости или нерешительности. — Не сейчас, Гаюс. Я не знаю, когда наступит нужный момент и наступит ли он в принципе, но точно не сейчас. Пожилой лекарь молча кивнул, и оба мужчины вышли из комнаты, направляясь в покои Морганы. Настало время найти Мерлина.

***

      Огни в честь Ламмаса горели ярко, хотя и были немногочисленны. Весть о болезни Утера Пендрагона разлетелись стремительно, и надежда поселилась в сердцах изгнанников, преследуемых королем долгие годы, ровно как и жажда отмщения, которую преследовали те, кто уже давно жаждал падения Камелота. Андрэйст вновь посылала сны Мерлину, каждый из них заставлял проспаться с криком в отчаянии, поскольку видел в них юный чародей лишь кровь, боль и смерти. Он видел полыхающий огнем Камелот, видел смерть Артура от рук некого молодого мужчины, который казался Мерлину безумно знакомым, а также… гибель Морганы. Парень не хотел доверять собственном разуму, боялся ложиться спать, и даже друиды не были способны ему помочь. … — Не трогай его! — Ты предала меня, сестра. Этого я никогда тебе не прощу. — Мы еще можем все изменить! Опусти меч, я не хочу тебя убивать… — А кто сказал, что ты вообще на это способна?.. Светловолосая ведьма загоняла Моргану к берегу озера, возле которого почти бездыханным лежал сам Мерлин. Глядя на себя самого, — такого слабого и беспомощного, — юный волшебник не мог поверить в то, что пророчество сбывалось именно таким образом. Он же изменил ход событий, изменил пророчество целиком и полностью! Неужели судьба тех, за кого он боролся, дожна сбыться так или иначе? … — Мой воспитанник уже вонзил меч в грудь юного Пендрагона, а я покончу с тобой. Не волнуйся, дорогая сестра, с твоим любовником я разберусь позже. Он проживет не дольше твоего. — Ты не причинишь ему вреда, Моргауза. Я не позволю тебе. — Ты жалкая предательница! Ты не сможешь меня остановить… Моргауза. Теперь Мерлин знал имя врага. Не мог поверить в то, что она являлась сестрой Морганы, а значит могла подобраться к ней ближе допустимого, пользуясь доверчивостью и восприимчивостью сестры. Она умрет, защищая его. Этого Мерлин не мог допустить. — Ты бледен, Эмрис. Сегодня горят огни Ламмаса, присоединяйся к нам. — Боюсь, я не в настроении. Друид, подошедший к Мерлину, криво усмехается, а потом и вовсе подмигивает ему, кивнув подбородком в сторону укрывающих поляну кустов боярышника. — Значит, и ту фею, что явилась на наш праздник, ты не желаешь видеть? — Какую фею? Сердце парня бешено застучало в груди, когда он повернул голову и увидел ее. Облаченная в ярко-зеленое платье, перехваченное богато-украшенным серебряным поясом, верхом на белоснежном коне, с густой длинной гривой, в которой при каждом шаге позвенивали маленькие бубенцы и колокольчики, — Моргана воистину казалась какой-то неземной чародейкой, настоящей волшебницей из легенд, и она встретила Мерлина яркой, безумно счастливой улыбкой, быстро спешившись и побежав ему навстречу. — Моргана? — Мерлин распахивает объятия, крепко прижав девушку к себе и зарывшись носом в ее густые темные волосы. — Как ты нашла меня? — Мне помогли Гаюс и Артур. — Мягко отвечает Моргана, впитывая всем своим существом чужое тепло и ласку. — Я так скучала… — Гаюс и Артур? Неужели? — Да, Артур помогает мне. Как ты и говорил, из него выйдет хороший король. — А как ты? Все хорошо? — Лучше, чем могло бы быть. Ох, Мерлин, мне так много надо тебе рассказать! Мерлин хотел знать; он ждал новостей про Гаюса, про ситуацию в Камелоте, про то, чем все закончилось после того, как его самого изгнали, дабы Утер, придя в себя, не велел сжечь юного мага на костре. Но прежде всего, он хотел вновь побыть рядом с Морганой, вдохнуть ее такой родной и любимый запах, почувствовать на губах ее поцелуй, и хотя бы на мгновение представить, что все еще может закончиться хорошо, и они смогут быть счастливы несмотря ни на что. — Мне тоже. Я уже не надеялся увидеть тебя вновь… — Но сейчас мы вместе. И я хочу, чтобы так было всегда. Такая нежная, такая жаждущая любви и ласки, — Моргана казалась ему истинным совершенством, пробуждая в душе Мерлина самые сильные чувства, на которые он только был способен. Жаркие костры Ламмаса горели все ярче; танцущие вокруг костров девушки манили за собой молодых парней, уводя их за собой в лесную чащу. Моргана смущенно опускает взгляд, заметив страстно целующуюся парочку рядом, и тихонько смеется. — У вас здесь весело. — Да. Но я знаю одно место, где нам никто не помешает. Мерлин уводит ее подальше от пирующих, на небольшую поляну, озаренную ярким светом ночного светила. Рука Морганы лежит в его собственной, и юноша чувствует, как по его телу разливается волнительная дрожь. Впервые в жизни ему хотелось чего-то большего, того самого, что позволяет двум телам и душам соединиться воедино, но его пугала собственная наивность в данном вопросе и страх разочаровать любимую девушку. Однако Моргана не боялась. Она сама притянула его к себе, сама запечатлела на губах Мерлина пылкий поцелуй, доверчиво глядя в его задурманенные магией этой ночи глаза. — Я не хочу отпускать тебя. — Шепчет ей на ухо молодой волшебник, мазнув губами по ее шее. — Но я никогда… Я не умею… — Я тоже. Но я хочу, чтобы это был именно ты. В эту особенную ночь я хочу… стать твоей. — Щеки Морганы заливает румянец, и она прячет лицо на груди Мерлина. — Если ты не хочешь… Мерлин, не веря собственным ушам, глупо и с тем смущенно улыбается, облизав вмиг пересохшие губы. Им обоим казалось, что они больше не увидятся вновь, что их вспыхнувшим чувствам не суждено расцвести в полной мере; но сейчас, в колдовскую ночь Колеса Года, сама магия сводила их вместе, разрушая все запреты и преграды. Он тянется к ее лицу, игриво проведя языком вдоль нижней губы и тотчас вобрав ее в рот, чувствуя как огонь разгорается по венам все сильнее, посылая по телу волнительные мурашки. Ладони Морганы гладят его грудь через тонкую ткань рубашки, пальцы путаются в завязках ворота, желая оголить как можно больше кожи. Когда Мерлин запечатляет поцелуй под ухом девушки, она терзает ткань еще сильнее, жалобно застонав и подставив шею под чужие ласкающие губы. В эту ночь правильным кажется все: и плащ Морганы вместо пышного ложа, и чей-то игривый смех на фоне близ горящих костров, и царящая кругом магия — раскрепощающая и дарующая удовольствие. Сам Мерлин угловатый и худощавый, — в любое другое время ему было бы стыдно раздеваться перед такой красивой девушкой, — но сейчас он сам порывисто стягивает через голову рубашку, и жадно припадает к тянущейся за очередным поцелуем Моргане, чье богатое, а потому слегка неуместное в этом лесу платье хотелось почти по-звериному порвать на мелкие лоскуты, оголив ее гибкое, стройное тело. Голова, будто пьяная, кружилась от переизбытка новых ощущений. Глаза Мерлина вспыхивают золотым, и вот уже Моргана освобождена от своей пышной одежды, которая легким облаком легла к ее ногам, сливаясь воедино с яркой зеленой травой. — Так нечестно, — смущенно шепчет Моргана, но вопреки всему не пытается прикрыть оголенное тело руками, напротив, испытывая удовольствие видя неподдельное восхищение в глазах молодого волшебника. Богиня Луна заставляет ее кожу мерцать, точно она самая настоящая фейри, явившаяся на праздник дабы обольстить какого-нибудь смертного, однако Моргану не интересовал никто, кроме одного единственного юноши, чьи прикосновения волновали дух и будоражили воображение, и девушка тянется к нему, помогая стащить столь ненужные в данный момент штаны, заливисто рассмеявшись, когда Мерлин не удержался, повалившись на нее сверху. — Я люблю тебя. Давно хотел тебе сказать… — Я тоже. — Моргана улыбается счастливо и открыто, легонько касаясь своим носом чужого. — Очень люблю тебя. — Ты доверяешь мне? — Конечно. — Скажешь мне, если я что-то сделаю не так. — Да. Мерлин шумно сглатывает и ведет руку ниже, аккуратно и почти стыдливо коснувшись девушки между ног. Моргана от неожиданности охает, тотчас сведя колени. — Что? Тебе больно? — Нет… Сделай так еще раз, пожалуйста. Мерлин тяжело сглатывает, чувствуя, как жар тугим комком опускается к низу живота, возбуждая и делая его плоть твердой. Его пальцы вновь касаются Морганы, ласково массируя чувствительный бугорок, спрятанный между ее полных нижних губ, а потом шепчет что-то и взгляд волшебника вновь становится золотым. Теплые волны проникают в девичье тело, согревая изнутри и делая желание еще более острым; Мерлин набирается смелости и наконец делает то, о чем прежде мог только грезить в редких, но бурных ночных фантазиях, медленно введя два пальца в узкое лоно и слегка их согнув. Моргана дернулась, вцепившись пальцами в траву. — Тебе больно? — Нет… Пожалуйста, продолжай… Мерлин понимает, что его ведет, а узость и жар внутри Морганы лишают остатков разума. Слегка толкнувшись вперед, парень двигает пальцами, не переставая колдовать, нагнувшись к девушке и страстно поцеловав ее в губы. Совершенно случайно мазнув ладонью по груди колдуньи, Мерлин понимает, что нашел еще одно чувствительное место возлюбленной, а потому ведет дорожку из поцелуев чуть ниже, лаская языком и слегка царапая зубами вначале ключицы Морганы, а потом и ее затвердевшие соски. В ответ она вскрикивает, притянув голову парня ближе и инстинктивно толкнувшись бедрами навстречу Мерлину, отбросив последние крупицы стыда и смущения. Магическое тепло согревало изнутри, женское естество пульсировало, жаждало еще большей ласки, и вскоре Мерлин чувствует влагу, оросившую его пальцы, — тело девушки полностью покоряется наслаждению и чувственности, раскрывшись для него. — Ты готова? — С легкой дрожью и хрипотцой в голосе спрашивает юный чародей, ощущая волнующий трепет в собственном теле. Моргана молча кивает, прогнувшись в спине, и невольно царапает Мерлина ногтями, когда тот начинает плавно входить в нее, внимательно глядя на девушку и следя за любыми изменениями на ее лице. С пылающими щеками, припухшими от поцелуев губами, жаждущая и открытая для него одного, — Моргана со стоном выдохнула, слегка зажмурившись из-за непривычных ощущений, но не отталкивала Мерлина, а, напротив, притягивала еще ближе. Она сжимается внутри, закусывает губу, отвернувшись, пытается свести ноги. — Больно? — Немного. Ничего страшного, все хорошо. Мерлин чувствует себя конечнным, абсолютно беспомощным идиотом. Его собствнное тело жаждет продолжить начатое, бесцеремонно ворваться глубже и получить долгожданную разрядку; контролировать себя было тяжело, но юный чародей твердо дал себе наказ сначала сделать хорошо ей. Склонившись к груди девушки, он игриво ведет языком по ореолу соска, прихватывая его губами, в то время как его пальцы вновь скользнули между их сплетеных тел, касаясь Морганы между ног, массируя и посылая расслабляющие волны тепла. — Мерлин… Она притягивает его к себе, запускает пальцы в его волосы, что-то неразборчиво шепча и подрагивая от наслаждения; тогда Мерлин начинает двигаться в ней вновь, уже более не причиняя боли, с каждым толчком постепенно погружаясь все глубже в ее тело, пока девушка наконец не обхватывает его талию ногами, скрестив их за его спиной, и не начинает вести бедрами навстречу. Они целуются, неловко ударяясь зубами, покусывая друг друга и тотчас лаская губами, пока наконец наслаждение не накрывает их с головой, заставив забыть абсолютно обо всем в этом мире. Все стало блеклым и серым вокруг них, все сложности казались давно пройденными. Были только они вдвоем и сплетение их тел, в котором они стали едины. — Скажи мне это еще раз. — Просит Моргана, счастливо улыбнувшись. — Что именно? — Ты знаешь. — Я люблю тебя. А ты? Ты любишь меня? — А ты сомневаешься? Мерлин лукаво улыбается, убрав прядку волос со лба Морганы, на котором блестела в лунном свете легкая испарина, и мажет губами по ее губам, игриво касаясь, но не увлекая в поцелуй. — Я люблю тебя, Мерлин. Я готова кричать об этом на каждом углу! — Когда-нибудь так и будет. Главное, что мы вместе. Тогда мы сможем справиться со всем. — Обещаешь? — Обещаю. Они так и засыпают на той поляне, обняв друг друга и согревая теплом молодых тел. Те, кто были предназначены друг другу как враги, стали возлюбленными; они не знают, что ждет их в будущем, не знают, чего ждать от грядущего дня. Своей любовью они изменили пророчество, изменили ход истории, а это значит, что истинная любовь все же сильнее даже самого коварного зла.