Крестьянка

Роза ветров пощадила замок — удушливый дым, поднимающийся над стенами Крематория, уносило в сторону от него. Дым сталкивался с тюрьмой, прокатывался по ней, заваливаясь через окна в одиночные забитые под завязку камеры, и исчезал над морем, заставляя солнце болезненно краснеть. Каждый день, каждую ночь, всегда. Не было ни дня, чтобы вечный дым брал выходной и позволял обитателям замка рассмотреть горизонт. Символ Хвори, великого бедствия, не хотел, чтобы о нём забывали хоть на секунду. Поэтому Королева уходила в Дендрарий. Богатые сады, поражённые хворью, она посещала столько раз, что покачивающиеся от дыхания грибы, почуяв её приближение, не обращали на неё никакого внимания, а хищные растения, завидев её, стыдливо подбирали свои корни на её пути, будто неопытные фрейлины запутались в собственных одеяниях и теперь торопливо подбирали юбки, чтобы не позорить Её Величество. Она хорошо знала все тропы, ведущие к её усадьбе, тем более, что всегда был тот, кто готов встретить её у места с непроходимой, слишком богато разросшейся зеленью. Она доверяла ему — королевский садовник никогда не позволял себе ничего, что могло бы угрожать её жизни. Он неизменно вежливо и будто бы с лёгким смущением отодвигал рукой ветви, иногда срезая особо непослушные из них серпом, ведя её за собой в обитель их — ранее его собственного, а теперь их общего — спокойствия. И она позволяла ему это. Приближаться к своей персоне, говорить с ней, иногда слушать её, постепенно, с каждым разом всё сильнее сокращая расстояние от нескольких королевских шагов до длины крепко прижатой к его груди вытянутой руки. И впервые за долгое время ей было хорошо и покойно. Нет дыма, нет криков, нет… Его. Но сегодня ей пришлось остаться в своих покоях: на улице еле слышно барабанил проливной дождь. Еле слышно — потому что стены замка Хай-Пик так высоко поднимались над уровнем моря, что звон капель, ударяющихся о землю, крыши и листву, услышать было невозможно даже по пояс высунувшись наружу. Не сказать, что дождь был Королеве помехой, но помнится, садовник просил её откладывать визит в подобные дни. «В излишней влаге растения ведут себя непредсказуемо. » — говорил он, виновато кланяясь по въевшейся привычке. Если забыть об ужасах, воющих снаружи, залы замка представляли из себя приятное зрелище. Светлые мраморные стены, синие знамёна, развешанные под самыми высокими потолками и вечные факела. Забавное сочетание: Король был ярым поклонником архитектуры, а Королева — художеств, и оттого убранство замка пестрело строгими эгоцентричными статуями и разнообразными картинами, лишающих крепость атмосферы пустостенной коробки. Кстати. Не его ли шаги сейчас чеканят такт по коридору? Королева оторвалась от гримуара и прислушалась. Стук его каблуков было слышно даже за закрытой дубовой дверью. Плохой знак. Он наверняка в ярости. Она сбросила с уха цветок, спрятала его в книгу, которую она держала на коленях, и сделала самый непринуждённый вид из возможных. Как раз вовремя — Король выбил дверь крепким пинком ноги. — Ставлю душу, тебя опять здесь!.. Есть. — заключил он поспокойнее, увидев её на стуле перед окном, и с размахом захлопнул створки дверей за собой. — Я думал, ты опять где-то прохлаждаешься. С чего такая милость? — На улице дождь. — Она ровно пожала плечами. — Слуги убедили меня остаться в покоях. Он недоверчиво глянул в окно. — Слуги… — Хрип его горла не мог лгать — он и правда был зол, как самая последняя псина. — Вот и отлично… — Вам что-то нужно, мой король? Словно он этого и ждал, его наполовину скрытое короной лицо мимолётно ухмыльнулось. Он вальяжно проследовал внутрь — когда-то эта походка вызывала у неё искреннее восхищение — и сложил руки за спиной. — Дендрарий невероятно разросся за последнее время. Хворь заставила тамошние растения измениться до неузнаваемости и… Ныне они представляют немалую опасность. Уже были случаи нападения на местных. — Королева была уверена — ему нравится растерянное выражение, застывшее на её лице. — В общем. Тебе запрещён вход в его пределы… На неопределённый срок. — Почему? Мне там ничего не угрожает. — Потому что Дендрарий будет сожжён в ближайшее время. Приказ уже готов и утверждён рукою короля. Королеве показалось на миг, что за дверями прошла Хранительница времени, а за нею шлейфом сжалось и растянулось само время. Хотя, вероятно, у неё просто закружилась голова. Это ловушка. Он туп, но не настолько, чтобы не суметь подловить её. Вопросы стоит подбирать тщательнее. — Почему ты явился ко мне лично? Разве не в твоём обыкновении общаться со мной посредством слуг? Король вспыхнул. — А я точно обязан распинаться перед тобой о каждом своём шаге? — И неужели тебе не хватает дыма из труб Крематория? — Королева посмотрела на него исподлобья. — Ты решил добавить немного шика в поднадоевший аромат палёной плоти? — Странно, я слышу упрёк в твоём голосе. — Она встала и отложила книгу, когда Король подступил ближе. — Тебе что-то не нравится в моих методах? Повтори погромче. Я всегда открыт для предложений. — Он растянул улыбку, и Королева невольно сморщилась. Как же изменилось его лицо. Корона опускалась ему на глаза, закрывая их широкой маской, но даже так было видно, как бледная кожа обрисовывала исхудалый образ черепа под ней. Морщин стало больше, но не старческих, а тех, какие появляются от плохого сна. Может быть, то, что она не видит его глаз, к лучшему. Лучше она запомнит их такими, какими они были тогда. В те времена, когда были написаны свадебные портреты, висящие сейчас на стенах её покоев. — …Великие боги, как ты изменился. — проронила она тихо, качая головой, но не отрывая глаз от его лица. — Изменился? — Улыбка дёрнулась, намереваясь расползтись шире и показать оба ряда белых зубов. — Не хотел бы повторяться, но скажу то же и о тебе. Когда-то я, идиот, считал тебя самой верной женщиной всего мира, а теперь ты за моей спиной скачешь по членам, как грязная шлюха, и надеешься, что никто этого не заметит… Как глупо. — добавил он, слабо пожав плечами. — Жалко даже, я бы сказал. — Ты ожидал чего-то иного, короткоствольный мудак? — Как ты меня назвала?! — Королева вздрогнула, положив руку на эфес рапиры на её поясе. — Тебе ли говорить, ёбаная сука? Или, может быть, мне напомнить, кто здесь королевских кровей, а кому улыбнулась судьба быть подобранной на улице из-за своего милого личика? — Да ты подобрал меня только потому, что любая уважающая себя аристократка считала бы ниже своего достоинства отдаться кому-то с таким жалким хозяйством, как у тебя! — Королева отскочила назад, вцепившись пальцами в рукоять рапиры. Он скривился на миг, тут же оскалившись в подступающем приступе бешенства. Королева испугалась бы, но ей будто бы не хватило сил. Она солгала. Отчасти так же, как и он. «Никогда не любила врать. » — Так это единственное, что тебя волновало обо мне? — Он хохотнул. — А садовник, как я погляжу, выходит засаживал лучше моего, так что ли? Отвечай, жалкая крестьянка! — Что ты с ним сделаешь? — Я сказал — отвечай! — взревел он и хотел было броситься вперёд, но отшатнулся — оранжевая вспышка метко подцепила его корону и умелым пируэтом подкинула её в воздух. Он застыл, ошалело провёл рукой по лицу, ощутив небольшую липкость на пальцах — лезвие оставило небольшую царапину поперёк переносицы, и замер. Не отрываясь, глаза его сверлили потолок, словно корона зацепилась там за люстру и беспомощно повисла в подобие больному хворью на эшафоте. Король медленно опустил глаза. Его громкое дыхание сбилось, будто он пытался рассмеяться, а ему не хватало воздуха. Голос его, только что дерзкий и всеобъемлющий, стал тих. — Ты посмела ранить меня. Не злость, но глубокое разочарование прозвенело в его голосе. — Я знаю, ты отправишь его на казнь. — уверенно проговорила Королева. — Так же, как Гиганта. Так же, как всех остальных. И отправишь меня, не правда ли? — Клянусь, я упеку тебя в самую глубокую темницу. — механически кивнул он. — Кастен об этом позаботится. Лица их обоих на миг нахмурились и отвели взгляд, вспомнив законопослушность и ретивость привратника Кастена, прозванного в своё время стражниками праздным эпитетом Белоручка. Король спешно кашлянул в кулак. — …Впрочем, я и сам об этом позабочусь. — Да как же ты не понимаешь? — Королева отступила, заметив, как его минутная слабость исчезла так же быстро, как появилась. — Чего не понимаю? — Сверкая глазами, он, позабыв о рапире в её руках, метнулся к ней и схватил за плечи. — Что теперь каждый жаждет моей смерти, где бы я ни был?! Под его глазами большие, синие, как нарисованные краской, мешки. — Что ты уже не тот, кто подобрал меня тогда из жалкой крестьянской семьи. Не тот, кто ставил свои статуи по всему острову без боязни того, что их осквернят из ненависти или из мести. Уже как несколько лет ты стал жалким обиженным сукиным сыном, который истребляет своих людей и окончательно свихнулся. Его руки сомкнулись больнее. — Ты лжёшь. Я вижу по твоим глазам, как ты отчаянно пиздишь. — И как только я скажу про то, что у тебя маленький хер, ты тут же почуешь чистую правду. Его лицо уже привычно исказилось гримасой гнева. — Ах ты грёбаная… — Поэтому слушай. — Королева в свою очередь схватила его за грудки и притянула к себе. — Ты казнишь всех, кто попадается под руку, но если… Если однажды к тебе снова придёт с аудиенцией алхимик… Выслушай его. — Дружок твоего ёбыря? — Он криво ухмыльнулся. — Такой же поклонник теорий заговора о живом острове и крови в стенах Дремлющего храма? — Который может помочь справиться с хворью. Если в тебе осталось хоть что-то чело… — Бред. — Король оттолкнул от себя Королеву. Оглядевшись, он подпнул валяющуюся корону ногой и важно надел её. — Хворь неизлечима, и только мои методы помогут нам выжить. Все моралисты, срывающие глотки на стражников, не способны предложить ничего взамен. Такое же жалкое зрелище… — Прости, поправлю. Помогут ТЕБЕ выжить. — Приказываю заткнуться. — щёлкнул зубами король. — Как скажете, мой король. Однако и ваш вид заставляет только желать погладить вас по голове и заверить вас в том, что всё будет хорошо. — Иди нахуй. — глухо буркнул король, отворачиваясь от неё. — Кстати. Казнь состоится завтра. А может, и сегодня ночью, если мне того захочется. Буду признателен, если ты… Почтишь нас своим присутствием. Королева сглотнула ком в горле и слабо поклонилась. — Я подумаю. — Это приказ. — Король раскрыл одновременно обе дверные створки, слегка обернулся слепой короной вправо, словно собираясь сказать что-то ещё, но лишь ступил в коридор и опять хлопнул дверьми. Королева обессиленно села на перины. Перевела взгляд на оранжевую рапиру, которую она всё ещё сжимала в руке. Кончик оранжевого лезвия побагровел, окроплённый кровью. Его кровью… Мысль об этом ворвалась в её голову, как ураган. Она мгновенно сорвалась с места, на ходу хватая со стула гримуар. На первой же раскрытой наспех странице, с которой упал на землю вялый розовый цветок, чернела чётко выведенная надпись:

«Проклятия»

Она не помнила, как чертила на странице руны, как провела рапирой по книге, оставив на расчерченном чернилами кругу еле видный красный след, как взяла гримуар и повернулась лицом к окну. Холодный ветер, норовящий перелистнуть испещрённую страницу, обуял её белоснежный силуэт, заливая покои каплями дождя. Она подняла руку, услышав отголоски поощрительно ухающего в небесах грома, и начала читать. Пусть голос её дрожал, а из глаз лились слёзы, размывая чернила на проклятой странице, каждое слово звучало точно и верно, пропитанное магической и божественной силой.

«Ille qui sanguinem milia effudit, mori non meretur. Deus magnus, audite clamorem viduae, quiet amantes suos facit. Video quid sit eius indifferentia consecuta, vivat ad plenissimam et plus quam semper vivat, amittat directum propter Morbum, et inveniat perditam humanitatem per dolorem. O factum bene, o factum bene, o factum bene!»

Молния ударила с такой силой, будто небеса разверзлись и изрыгнули на землю божественный огонь. Мольба была услышана. Обессиленная, она упала на колени и накрыла лицо руками. День догорал.