Полëт огонька

Ноябрь 2016

— Ты придурок, придурок, придурок! Энн готова сказать Эйдану об этом ещë сто тысяч раз, только бы понял, только бы ответил! По щекам текут слëзы, и всë вокруг превращается в грязную серую картину с алыми вспышками от вывесок неона. Боги, ведь она похожа на героиню дешëвой мыльной драмы: кричит, заламывает руки, падает на колени. Наплевать! Боги, как же ей плевать, что сейчас у неë тушь течëт по щекам грязными каплями. Она рыдает, прижимаясь к грязной кирпичной стене. В нос бьëт тот неповторимый сладковатый аромат, такой неповторимо мерзкий и тяжëлый, от него дерëт горло — или это от крика? — а пустой желудок сжимается в болезненном спазме. Спасает одно: она ничего не ест уже сутки. — Какой же ты придурок, Эйдан... Зачем? Голос срывается, больше она не может кричать и говорить. Только хрипит, невнятно булькает и даже подвывает, как раненый зверëк. Чувствует она себя не лучше. Дрожащими пальцами Энн сжимает холодную ладонь брата, стирает кровь с его лица. Кажется, он вот-вот откроет глаза, улыбнëтся и скажет, что всë хорошо, а ей пора прекратить лить слëзы — дождя и так больше, чем достаточно. Кажется. Но ничего не происходит. Бездыханное тело такое же холодное и неподвижное, покрытое сетью красноватых синяков. Энн приваливается к мокрой ледяной стене и закрывает глаза. Грëбаный Синбург. Этот город умеет только отнимать. Он забирает деньги, забирает еë честь и чувство прекрасного. Теперь он отбирает ещë и Эйдана. Теперь она остаëтся одна — семнадцатилетняя девчонка в злом и жестоком мире, который только и выжидает момента, чтобы поиметь и выпотрошить каждого человека. Каждого, кто ещë способен казаться человеком. Грëбаный город. Чистое воплощение зла и боли, филиал ада на земле. Теперь Энн окончательно плевать. Она сидит на земле рядом с трупом старшего брата, смеëтся и раздирает руки в кровь отросшими ногтями. В переулке воняет смертью и разложением, еë выворачивает наизнанку выпитой водой. По широкой дороге проносятся машины, в баре грохочет музыка. Люди идут по освещённой улице и не замечают, что происходит всего лишь в ярде от них. Нет, нет... Так не пойдëт. Кто-то должен в конце концов бросить вызов грëбаному городу! И если официальная полиция даже не чешется, Энн с радостью возьмёт на себя ответственность. Она отомстит за смерть Эйдана, поставит на место ублюдков, которые считают себя главными здесь, и вернëт городу солнце. Дождь заканчивается одновременно с принятым решением. Энн скалится, водит руками по груди брата и поднимается, как только находит полицейский значок в жëстком от крови кармане. Теперь остаются мелочи. Она вскакивает, поправляет юбку и вылетает из переулка. Цепляется взглядом за мрачного мужика в тяжëлом плаще. Что-то с ним не так, но с этим можно разобраться и позже. Сейчас нужно обрезать волосы.

***

Синбург, февраль 2017

Джеймс мало что любит в этой жизни. Совсем немного — закаты, биологию и хороший секс. Зато список того, что он со всей искренностью проклинает, содержит сотни пунктов и подпунктов. Первое место в нëм занимают полицейские участки. В этом полицейские Синбурга в большинстве своём даже поддерживают, поэтому шатаются по улицам, имитируя бурную деятельность. В феврале Джеймса снова вызывают в местный участок, уже во второй раз. Причина всë та же: Сэм. С тех пор, как его тело находят на окраине города, копы докапываются к Джеймсу. Друзья же типа, конечно... Но сами посещения отличаются так сильно, что он думает, не оказался ли случайно в другой вселенной. В мистику он не верит, но вот в силу паршивого виски — очень даже. В первый раз напротив него сидит, развалившись в кресле на подгибающихся ножках, толстый коп с поросячьими глазками. В кабинете жарко и душно, и лицо офицера быстро розовеет, покрывается испариной. В мятой картонной коробке истекают кленовым сиропом пончики. Сладкая гадость, кто их вообще ест? Но этот тип, имя которого он так и не запоминает, решает собрать комбо из стереотипов о полицейских. Джеймсу и самому дурно: чëрные пятна перед глазами сбиваются в одурманенный рой диких пчëл, голоса задержанных и полицейских доносятся из коридора, бьются о виски дробью. Кабинет удлиняется и сокращается, наружу рвëтся недоеденный завтрак. Какое же отвратительное место, почему они не могут хотя бы открыть грëбаные окна? Джеймс готов выложить последний цент, чтобы выбраться из этой пыточной скорее. И ублюдок в синей форме знает об этом лучше других. Во второй раз всë иначе. Кабинет тоже крошечный, но окно открыто, слышно, как дождь бьëт по асфальту, поднимая пыль в воздух. Снаружи прохладно, но жаркая духота допросной уравновешивает атмосферу. В кресле напротив вместо толстяка — мальчишка-коп. Немного осунувшийся, будто едва ли спит весь последний месяц, с тëмными кругами под глазами и скулами острыми, как новое лезвие. Джеймс хмурится, судорожно пытается вспомнить имя этого парня. О, дьявол. Почему оно кажется таким важным, вертится в голове пыльным ураганом и оседает горечью на кончике языка? Понимание приходит вместе с алой вспышкой перед глазами. Он не незнакомец, их представляют раньше. Но где? Под черепушкой бушует буря, раздаëтся звон бутылок выпитого прошлым вечером виски. «Пить надо меньше, — думает он. — Но что делать, если не пить?» Где же они умудряются познакомиться? Точно, этот тип таскается за Рэд, каждую смену «защищает» еë от лишних касаний и денег. Сброд из «Полëта огонька» любит трогать симпатичных девиц. Да и не очень симпатичных — тоже. Бухим плевать, лишь бы хоть какие-то сиськи были. Лицо в таком случае теряется. — Мистер Хант, ответьте на вопрос, — коп сверлит его взглядом, изучает, пытается докопаться до правды, скрытой под полосами грязных тëмных волос, закрывающих глаза частой сетью. — Как тебя зовут, офицер? — хрипит Джеймс. Он не боится глянуть копу в глаза, наоборот, бессовестно пялится, натягивая на лицо улыбку. Совершенно неискреннюю, в которой легко увидеть, тошноту от города, ситуации, бессильной злобы. — По закону, ты должен назвать имя и должность, прежде чем начнëшь задавать вопросы. Джеймс знает законы. Может, слишком хорошо. «Красиво нарушать можно, когда знаешь, что нарушаешь», — одна из любимых отцовских присказок за банкой вонючего дешëвого пива. Кажется, он запоминает эту фразу на всю жизнь, делает своим девизом. Тем, о чëм Джеймс готов говорить часами. Тем, о чëм его никто и никогда не спрашивает. — Что? — показная рассеянность и странное знание на секунду сбивают копа с толку. Вот и замечательно. Этого он и пытается добиться. Растерянность копов — лучший помощник преступников. — Эн... — голос на мгновение подводит его. — Эйдан Пирс, офицер полиции Восточного округа города Синбург. Коп всë-таки представляется, а Джеймс снова пропускает имя мимо ушей. «Эн...», значит. Энтони? Или ещë как-то? Коп с поддельными документами, какая прелесть. Джеймс рассматривает его лицо, руки, пальцы. Странно. Что-то неправильное есть в этом «Эйдане», не только документы, он и сам фальшивка. Такой тоненький и нежный, зимняя синяя форма висит на нëм мешком, будто выдана парню на пару размеров больше. Он тонет в этой одежде и кажется даже меньше, чем на самом деле. Руки на столе, манжеты плотно обхватывают запястья, но Джеймсу удаëтся заметить утолщение под тканью. Вот оно что... Он улыбается — впервые за долгое время по-настоящему, обнажая зубы, — и отворачивается к маленькому окну пропахшего едким сигаретным дымом кабинета два на два. От этой вони не так просто избавиться, она омрачает даже горькое ликование от разгадки офицерской тайны. — Мистер Хант, вы убили мистера Севинга, я прав? — коп понижает голос. — Сэм — ублюдок, — заявляет Джеймс безапелляционно. Офицер Эйдан напрягается, но он продолжает с холодным спокойствием. — Ублюдок, который убил Рэд. Коп напрягается даже сильнее, чем раньше. Он тянется к этим своим бесконечным бумажкам, копает, как правильная ищейка. Ожидаемо ничего не находит. У Рэд нет документов, достаточных для полиции, для них она просто красное пятно. Они не считают животных чем-то важным. Пока это не приобретает массовый характер, ничего серьëзного. По их мнению. Но Джеймс не из полиции, и за свою драгоценную девочку готов убивать — снова и снова. — Кто такая Рэд, мистер Хант? — наконец-то сдаëтся коп. Задаëт вопрос напрямую. — Собака. — Просто... собака? — Просто, блядь, моя собака! Джеймс срывается, рычит, выплёвывает слова, снова представляя ту картину, вывернутое тело его малышки Рэд. Но мозг — худший враг человека, он оживляет в голове и другие сцены. Как Сэм набрасывает ей на шею тонкую цепь и тянет, прижимая к земле, пока она изворачивается, скулит, пытается выбраться и кусаться... Она доверяет Сэму, потому что тот зовëт себя другом хозяина, но ублюдок в конце концов вскрывает ей живот отцовским скальпелем. Этот придурок хорош только в одном: он разрушает всë вокруг себя. Джеймс видит это лично, через запись незаметной камеры параноидального старика Боба, охранника в старой школе. И уже не может забыть этот грëбаный момент. Хуже жестоких людей могут быть только трусливо-жестокие. Помойные крысы вроде Сэма, так хорошо вписывающиеся в грязь Синбурга. Поэтому свою могилу он находит в этой выгребной яме. Джеймс не хочет переезжать. Ему не нужен большой город и успех, только искренняя Рэд и небольшой Хоупвелл. Но Сэм, конечно же, знает, что не вырулит сам, и до поры приходится притворяться. — Это очень неприятно, но всë-таки... Разве жизни собаки и человека равноценны? — Нет, — соглашается Джеймс, заставляя копа расслабиться. И добивает. — Иногда собачья намного ценнее. Копу нечего сказать. Он краснеет в негодовании, дышит часто, в глазах видится хищный блеск. Маска справедливости и добродетели медленно трескается по швам, расползается, являя более привычное паршивому городу лицо, полное гнева. Джеймс растягивает губы в улыбке: бессильная злоба копа наполняет энергией, и он впервые за много лет чувствует, как что-то бьëтся в груди. Колотится, бьëтся о рëбра, гонит кровь по пустой оболочке. «Вы-пус-ти», — монстр внутри кидается на прутья клетки, но пока держать получается. Джеймс разваливается на шатком стуле, ослабляет красный галстук. — Мистер Хант, — наконец бормочет Эйдан, — в вас говорит ваша злость, но... — А что говорит в честном копе, когда он режет вены? Ужас замирает на лице копа, он рефлекторно натягивает рукава сильнее, почти рвëт форменную рубашку. Молчит, закрывает глаза. Набирает воздух в грудь. Никто не должен знать, что полицейские, эти хранители закона, тоже могут поступать так. Они же стабильные, честные, никогда не поступают импульсивно... Джеймс едва сдерживает смех. — Итак, мистер Сэмюэль Севинг. Вы убили его только из-за собаки, мистер Хант? — Рэд... Была главной, но не единственной причиной. Рыжая... — он замолкает на секунду. Причина и в Рыжей, но копу рано об этом знать. — Она свела нас с Киллом. Знаешь его, правда? — Килл... — с трудом сглатывает и бормочет так, что услышать и вблизи сложно. — Киллиан Саммерс? — снова пауза. Коп продолжает после кивка Джеймса. — Из-за его дряни мой... моя сестра умерла. «Какой откровенный коп... Слишком болтливый, а даже не пьян», — с усмешкой наблюдает, как мальчишка сжимает кулаки. Борется, мечется между правильностью и желанием завалить ублюдка своими руками. Как будто непонятно, что победит. А Джеймс подливает масла в огонь, вспоминает, как впервые видит Киллиана. Рыжая зовëт его дилером, но она ошибается, он не такая шестëрка. Киллиан Саммерс на верхушке, серый кардинал всего города Синбург, правящий тут наравне с мэром. Отвечает за всю чистую наркоту в городе, сам не употребляет, но обожает подсаживать и смотреть, что будет. Развлекается так: сидит на обитом красным кресле, курит трубку — дорогой табак пахнет иначе, но тоже паршиво — и наслаждается устроенной бойней или оргией. Смотря что получится. Рыжая дьяволица рядом с ним, опирается на подлокотник импровизированного трона, смотрит на всë из-под длинных ресниц. Вот оно что... Теперь Джеймсу становится понятно. Его Рэд вовсе и не его... Пока. Новичков, которые собираются работать на него, Килл обязательно проверяет: даëт «пробник», чтобы проверить в деле, привязать и иметь достаточный компромат для посадки шестëрки на несколько лет. Трусливый Сэм тут же хватает дозу [...] и сжирает, наслаждаясь эффектом уже через несколько минут. Круглое лицо в улыбке расплывается. Сэм быстро худеет в Синбурге, но суть его остаëтся той же. Джеймс — вор, он легко управляет руками, поэтому осторожно теряет выданную дрянь в складках плаща. Притворяется, что эффекта пока нет, наблюдает «в ожидании», как Сэм бьëт пацана — тоже из новеньких. Тот хрипит, захлëбывается кровью из разбитого носа. Но Сэму похер. Он бьëт снова и снова. Жестокий ублюдок даже без таблеток, теперь он превращается в кусок мышц без капли сострадания. Там и раньше мало что проявляется, но... Однажды он даже отпускает девчонку. Она, правда, помирает в больнице, стыдясь случившегося. Но теперь он не даëт и этого шанса. Бьëт, пока последний хрип не затихает, а лицо не превращается в кровавое месиво. И всë под одобрительные выкрики Килла и его устоявшейся компании. — Лицо того парня... Оно так похоже на твоë, офицер. Выдержка подводит копа. Вскакивает с места, хлопнув ладонями по столу. Папки разлетаются по полу, а Джеймсу по губам удаëтся прочитать: «Убью суку...» Усмехается. Вот и ещë один смолот. Последний, возможно. Синбург не терпит честных копов. — Хант, у меня есть предложение... Эйдан отпускает его в обмен на информацию о Киллиане. Тупица надеется прикончить ублюдка, но Джеймс уверен: всë будет наоборот. Он плохо помнит дорогу домой — торопится в маленькую квартирку, чтобы убедиться, что всë пройдëт по плану. Вваливается, запирает дверь и бросается в спальню. Она здесь. Наконец-то. Джеймс проводит по волосам, по блестящему красным камнем ошейнику. Смеëтся, вспоминая последние слова Сэма. Этот ублюдок зовëт его чокнутым, но... — Я даже не убийца, — бормочет Джеймс. — Я просто хочу назад мою Рэд. Последней каплей становится второе появление Рэд в квартире. В ту ночь Джеймс снова наблюдает за ней, тенью крадëтся через толпу. За несколько месяцев он узнаёт всë: дом, привычки, маршруты, что она любит и с кем общается... Теперь время активных действий. Он не может оставить еë в руках этого ублюдка-королька. Джеймс хорошо готовится. Рэд взбегает по ступеням неподалёку от дома. Торопится, дышит тяжело и даже не оглядывается. Спешит по узкому переулку, где недавно разбивают последний фонарь. Там еë и удаëтся поймать. Он шагает быстро и неслышно, хватает за талию и тянет, прижимает к себе. Рэд пинается, пытается кричать, но вовремя зажатый рот и укол специально подготовленным шприцом помогают. За эту штуку приходится отвалить кучу денег, но оно того стоит: с каждой минутой Рэд затихает, слабеет и в конце концов падает. Когда Сэм замечает их вместе, сразу начинает вопить. «Чокнутый! Идиот! Знаешь, что Килл с нами сделает?!» Он и раньше пытается отговорить, вопит не трогать Рэд... В первый раз Джеймс разбивает ему лицо в кровь, во второй, сейчас, хватает нож и бьëт в живот. Точно так же, как ублюдок поступает с настоящей Рэд. Тело приходится вытащить и отмыть кухню, чтобы не пугать бедную вернувшуюся малышку... Теперь всë будет как надо.

ДЖО

Последняя запись в файле «Синбург.txt» гласит:

В этом городе всегда мокро. Кажется, над ним висит личная тяжëлая туча, которая поливает его холодным дождëм цвета крови. Бессовестный город тонет в море злобы и порока, и привыкшие к его ритму жители мирятся со всем и принимают каждый пинок под зад как должное.

Лет десять назад город теряет солнечное сияние и букву «а» в названии, превращаясь в сумрачный Синбург, которым владеют странные и опасные преступники. Они до зубов вооружены, злы и жадны, готовы идти по головам — и сносить их, оставляя за собой долгий кровавый след.

Джо целую вечность приходится потратить, чтобы примириться с фактом, что старший агент Стиверс и остальные безжалостные «друзья» из ФБР решают просто запихнуть его в этот маленький ад. Ни стыда, ни совести, ни понимания, сколько за такую вылазку придëтся заплатить, у людей нет. — И всë же местные до сих пор просто люди, — шепчет Джо, пытаясь убедить себя. Он блокирует мобильник и прячет как можно дальше, во внутренний карман кроваво-красной толстовки. Здесь вещами лучше не светить. — И к ним должны быть подходы. «Ты можешь это сделать», — в голове звучит сиплый голос старшего агента Стиверса, и ему даже спорить не хочется. Конечно, может. Не потому, что в него якобы верят. Просто у него «давно протекает крыша», по словам того же агента. И вообще чужих не жалко. Случись тут что, вытаскивать его и рисковать, они не станут. Джо — торговец. Необычный. Он продаëт информацию, может добыть любую, даже крошечную деталь про кого угодно. Ему не страшно нырнуть в самую глубь грязного болота. В конце концов, терять больше нечего. Синбург, официально Санбург, огромен. Город дождя и огней. Величественные высотки царапают небо, переливаются красным, слепят вывески из ядовитого неона. В таком месте, проникаясь вывернутым величием искусственного света, ощущаешь себя скованным и крошечным. Всë важное теряет значение, любая мелочь разрастается в разы. Холодный дождь хлещет по лицу. Джо натягивает капюшон на мокрую голову и бредëт. Его здесь не знают и точно не ждут. Только толстовка привлекает внимание, он выделяется в толпе, чтобы через секунду потеряться вновь. Применяйся к городам понятие «совесть», Синбург с его безразличными толпами, вонью и стекающей в канализацию кровью стал бы самым бессовестным на памяти Джо. Ни один криминальный район в Вашингтоне или Нью-Йорке с этим не сравнится. Город большой и выглядит прилично, даже в столице, в самом центре, ему приходится видеть забитые деревом окна и перевëрнутые ограждения. А здесь — ничего такого. Чисто, прилично и вообще... Огромный город, от неизменного ощущения величия которого, кружится голова. Одна проблема: люди. Люди, люди, люди. Полно. Толпа сносит в узкий переулок, и Джо не пытается противостоять. Не нужно даже искать, покорную жертву Синбург сам приведëт на убой. Здания так близко, ещë совсем новые, с вечно светлыми окнами. Даже среди ночи ничего не меняется. Наверняка спецы какой-нибудь службы поддержки сидят внутри даже сейчас, когда тьма опускается на город, и стучат по клавишам под аккомпанемент бесконечного звона телефонов. Здесь на него не смотрят, но Джо видит всë. Видит, как человек с ножом прижимает к стене безоружного задохлика, слышит крик, что смешивается с шумом шин на оживлённой дороге. И Джо рад бы помочь, но драться толком не умеет, но всë это может быть ловушкой. И ещë десятки оправданий, чтобы не признавать, что страх морозит кровь в жилах, что от него подгибаются ноги. Не страшно действовать в тени, но к прямому столкновению он пока не готов, поэтому уходит из переулка. Совесть шепчет на ухо, что его поступок — отстой. Остаëтся закрыть уши: в бессовестном городе нужно быть бессовестным, чтобы выжить и исправить хоть что-то. «Люди странные, — думает он. — У нас есть так много возможностей творить лучшее завтра, но мы прикладываем все усилия, чтобы уничтожить самих себя. Почему?» Джо наконец-то заходит в подъезд. Он снимает квартиру в южном районе Синбурга, чтобы двигаться дальше к цели — наверное, самой сложной за последние несколько лет. Задëргивает серо-коричневую штору, проеденную молью, морщит нос от взметнувшегося в воздух облака пыли, ладонью лохматит чëрные волосы. От Мэна до Вирджинии приходится ехать грëбаных двенадцать часов, и после такой дороги не удастся даже нормально поспать. Что за отстой... Тело бьëт крупная дрожь. Холодно. Джо стягивает с себя красную толстовку и джинсы, бросает их на спинку стула — пусть сушатся. Натягивает запасную оверсайз футболку на гибкое тело, сворачивается клубком под тонким одеялом. Поздней осенью это не очень-то защищает. Ночью снятся кошмары. Джо не может вспомнить ни одного, но утром видит на руках длинные красные полосы царапин. За тонкими стенами шуршат чем-то соседи, по вентиляциям ползëт резкий запах дыма. — Прекрасное место, — вздыхает Джо. И смеëтся от головокружения и боли в сердце. Смешно. Он пытается стать теневым героем этого города, защитить его от чистого зла и открыть двери для ФБР. Но в каком фильме можно увидеть героя, который падëт не от преступной пули, а потому что постоянно забывает выпить бета-блокаторы? Встаëт, осматривается, запихивает в рот пару таблеток. Есть не хочется, и пустой холодильник не очень расстраивает. Джо вытирает царапины влажными салфетками и наконец берëтся за работу. Старший агент Стиверс уверен, что корень бед этого города кроется в грязных делишках мерзотно богатого наркобарона Киллиана Саммерса, только доказательств пока нет и официальной возможности добыть их — тоже. Поэтому ФБР нужен Джо и его «анонимные сведения о беспорядках на территории города». Джо изучает информацию о цели ещë в пути. Он знает о куче телохранителей, о вкусах и пристрастии к женщинам, о месте обитания — в Вест Рейн Тауэр, величественной свечой торчавшей посреди города — и о том, что иногда Киллиан светится на записях камер с окраин южного района. Остаëтся только понять, что там происходит, чтобы действовать дальше.

***

До приезда в Синбург Джо не задумывается о запахах эмоций. Но здесь пахнет горьким страхом, острой злостью и немного — кислым безумием. В эти подвалы попадают те, кто совсем отчаялся. Те, кто ради тридцати долларов — самой маленькой суммы приза — готов рискнуть своей жизнью и жизнями других. Сюда легко попасть, если достаточно худ, под глазами синяки, а тебя бьëт дрожь и шатает от порыва ветра. Джо идеально подходит под описание: он никак не может набрать вес, не спит две последних ночи, а от лихорадки температура поднимается до ста градусов. У охраны не возникает вопросов.

Синбург.txt

Кто-то хочет заработать на жизнь, а от чьей-то жизни нужно избавиться. Киллиан подходит к этому с бессовестным креативом: в подвалах обустроена клетка для боëв без правил. Неугодных он выставляет сам, а желающие рискнуть не переводятся.

«Почему мы постоянно уничтожаем?» Люди здесь сходят с ума, они похожи на поражённых бешенством собак, готовых ради нескольких долларов вгрызться в горло противнику и рвать, с каплями крови вырывая жизнь. Джо смотрит на это с ледяными кончиками пальцев, теряясь в грохоте сердца. Ноги подкашиваются. Тошнит. Он закрывает глаза и пытается прийти в себя. Он такой же, как все они. Поэтому нельзя выделяться. После каждого раунда личная охрана Киллиана Саммерса вытаскивает труп проигравшего с арены ещë дальше... Джо фиксирует всë это скрытыми камерами и передатчиками. Всë так, как происходит каждый раз при проникновении. Потом он сбросит информацию, Стиверс инициирует проверку, здесь всех арестуют, а Джо получит деньги и поедет восстанавливать нервы в Калифорнию. Там достаточно солнечно. Джо теряется в толпе, когда в завершение вечера море оставшихся посетителей этих игр на выживание. Но перед входом его встречает охранник Киллиана. Огромный, кажется, такой одной рукой может сломать шею. Шаг влево — охранник повторяет. Вправо — тоже. Джо не пытается противостоять: он достаëт этому типу до широких плеч. Смотрит снизу вверх в глаза, на мощную шею с проступившими венами, на руки-кувалды. «Такими кулаками можно прибить одним ударом, — думает он и с трудом сглатывает. — Что ему надо?» — Можно? Охранник не отвечает. Смотрит на него пристально, хмурит странно тонкие при такой внешности брови. И отталкивает при попытке пройти в дверь. Джо падает на пол и больше не может встать, болтается на спине, как сбитая черепашка. Перед глазами мерцают яркие звëзды, в ушах гул вроде воя ветра. Больно... Люди проплывают мимо, и им нет никакого дела. Здесь часто падают. И часто проходят мимо. Кто-то наступает на запястье, он изгибается, кричит, где-то слышится треск. С опозданием приходит осознание, что это камера. Джо кажется, у него трещат кости, но здесь такое нормально, и всем наплевать. Ему не помогают. Только охранник подхватывает и забрасывает к себе на плечо. Натруженное плечо давит на живот, он соскальзывает при ходьбе, видит только чëрную спину в строгом костюме. Сознание медленно уплывает. Он чувствует движения каждой мышцей, сердце колотится клокочуще, колет, запястье болит и теперь, хотя больше его никто не трогает. «Все когда-нибудь проигрывают, — думает Джо. — Вот и я тоже...» Его бросают куда-то. Мир вокруг покрывает корка вязкой тьмы. По сознанию до сих пор стучит дождь. В этом городе не бывает сухо...