Полëт огонька

КИЛЛИАН

Февраль, 2017

Огромная комната похожа на тронный зал, и Киллиан по праву чувствует себя здесь королëм. Не в зале, во всëм городе. Он смотрит свысока на серый Синбург, на жуков-людей внизу и усмехается. Маленькие мушки. Иногда незаметные, иногда забавные, порой такие раздражающе наглые... Они уверены, что могли безнаказанно сунуть нос в чужие — в его — дела и выбраться без проблем. Прошлого проныру за несколько десятков долларов забили наркоши. Им не сложно, они лишены разума и духа и не думают такими категориями. Город, этот город... Совершенно особое место. Киллиан останавливается у панорамного окна на последнем этаже Башни, алый свет льëтся с потолка и стен, превращая его статную фигуру в угловатый силуэт. Чëрное пятно в стынущей крови, сердце и разум величественного города. С шумом втягивает воздух, и горечь элитного табака ощущается на языке. Эта комната — зал славы Киллиана, его место силы и покои. Сюда не проникает вонь улицы и коридоров. Едкий страх, кислый пот, дрянной табак с низов, горький пережжëнный кофе... Его выворачивает от одной мысли об этой гадости простаков, и он проводит большой ладонью по лицу, убирает отросшие чëрные пряди вверх. Этот город — его собственность, его театр, где никогда не выключается красный свет, его арена и клетка. Он вершит судьбы одним движением руки, но не может даже выйти из башни, ведь каждая марионетка здесь жаждет смерти кукловода. После короткого стука дверь открывается с тихим заискивающим шорохом. Киллиан разворачивается на каблуках, щурится и на всякий случай тянется к револьверу. Он кажется марионеткам тем, кто не отходит от охраны, но всë это лишь видимость. Собственноручно подпустить к себе вооружённых людей, когда каждая собака в театре крови желает желает приставить пистолет к виску... Для этого нужно быть идиотом. Мэделин замирает в дверном проëме, сражëнная наповал нацеленым в очаровательный лоб револьвером. Тонкая, затянутая в узкое чëрное платье, с алеющими волнами волос, юная красавица старается даже не дышать. — Mo Bhean, Мэделин, что ты здесь забыла? — тихий, с хрипотцой, голос Киллиана прокатывается по залу и добивает еë, как контрольный выстрел. Ирландский добавляет его речи каплю экзотики, на которую падка юность. — Сэр, я... Он видит еë желание. Сияющие при взгляде на него глаза, ничтожную попытку накрасить губы плотной бордовой помадой. Флейм это идëт, но Мэдди в еë почти восемнадцать выглядит дешëвой куклой из театра внизу. Так и хочется стереть лишнюю грязь с очаровательного личика. Впрочем... Мэделин дрожит, когда он оказывается ближе. Приоткрывает губы, когда хватает за подбородок и заставляет поднять взгляд. Малышка жаждет поцелуя, и Киллиан заставляет еë поверить в возможность исполнения желания. Наклоняется, опаляет дыханием кожу, рассматривает туман в глазах другого цвета. И прислоняет револьвер к пухлым губам. — Сотри эту дрянь со своего лица, — шепчет он. — Или... Мэделин вздрагивает, когда револьвер касается шеи. Запускает руку туда, где обычно находится карман, но на этом платье нет ни одного. — Я не взяла платка, сэр, — бормочет она. — Простите. В голове Мадэлин Киллиан уже давно трахает еë на большом стеклянном столе. Он бы и сам не прочь, но старая марионетка ещë хороша, а в этой пока нет той особой искры, присущей каждой его любовнице... И будь он проклят, если не разожëт её. Будь он проклят, если не заставит Мэдди ненавидеть его. — Можешь взять мои. — Но ведь... Одной загадочной полуулыбки достаточно, чтобы сломать зачатки сопротивления. Всего лишь изгиб губ, и еë тонкие дрожащие пальцы проникают в карман брюк. Натыкается на пачку презервативов и краснеет, понимая намëк, которого нет. — В другом кармане, — шепчет он и подаëтся вперëд, даëт почувствовать жар тела и налëт желания. И снова отстраняется. Киллиан видит еë жажду, притворяется и дразнит, отталкивает в последний момент. Растерянная Мэделин трëт красные губы бумажным платком. — Сэр, — наконец говорит она, — тот мальчик из клетки... Его привели в чувство. — Какая отличная новость, — улыбка становится ядовитой. — Веди, mo bhean. Малышка Мэделин — его прихоть и шалость, помощница, которая так не подходит на эту роль... Она плывëт по коридорам башни с важным видом, наслаждается тем, как расступаются перед ней марионетки. Забывает на секунду, кто идëт за ней. Обычно шпионов запирают внизу — в большой камере. Там со стен течëт сточная вода, за прутьями лают голодные собаки и визжат пилы. «Отличное место для отдыха, только грязновато», — говорит он порой, но все уверены, что это шутка. Но Киллиану на полном серьëзе нравится. Для последнего шпиона делают исключение и по личному распоряжению помещают в комнату чуть выше. Здесь темно. Плëнка шуршит под ногами, каблучки Мэдди приглушëнно стучат по полу. Стоит сделать несколько шагов, и вспыхивает алый свет. Охрана исчезает с первым взмахом руки, настоящая кровь смешивается декором. — Эта часть театра особенно красива, да Мэделин? — спрашивает Киллиан и под судорожный вздох опускает ногу на обнажëнную грудь шпиона. Марионетка пытается проникнуть в нижнюю часть башни, но делает ошибку. Камеры на нëм замечают и как следует показывают судьбу крыс. В самом начале он отшучивается, глотает кровь от ударов и облизывает губы. Теперь только открывает глаза и сдавленно хрипит. — Итак... Ты здесь из-за меня, малыш? Голос тих, но прокатывается по комнате громом вместе со сдавленным хрипом шпиона. До сих пор им занимаются помощники, а вот теперь первая встреча... Чтобы отпраздновать это, Киллиан сильнее надавливает на грудь. С улыбкой вслушивается в писк шпиона. — Ты... — шипение в ответ даже не крысье — змеиное. — Ублюдок... — Неужели? — поднимает ногу, но не даëт успокоиться. Пинает шпиона по рëбрам, а тот сворачивается комком и пытается укрыться. — С моей родословной всë в порядке. Хочешь проверим твою? — Пошëл ты на... Киллиан пинает его ещë раз — сильнее. И кривится. Красная слюна попадает на чистые ботинки. — Оставлю эту привилегию тебе на десерт. Мэдди, — замершая в тени помощница вздрагивает, услышав своë имя, — иди-ка сюда. Мне нужны твои губки.

ДЖЕЙМС

Синбург, март 2017

Проходит почти месяц с тех пор, как вторая Рэд поселяется в этой дрянной квартирке на окраине восточного района, и Джеймс становится совсем безрассудным. Они заключают договор: Рэд ходит в «Полëт огонька», но возвращается к нему. Хрупкий коп исчезает вскоре после беседы в участке, теперь опасаться нечего. Но Джеймс всë ещë не настолько наивен. Каждый вечер он провожает еë туда, а каждую ночь забирает. А Рэд не пытается сбежать, она прекрасно понимает, как важна ему. Джеймс убеждается в этом, наблюдая за ней. Оказывается рядом, когда она открывает рот, и туже затягивает ошейник. Рэд надевает его почти без споров, только поджимает губы и почему-то называет ошейник чокером. Она может попробовать оттолкнуть его, сбежать, связаться с людьми Киллиана... Но чувствует привязанность Джеймса и не делает этого. Он старается сделать всë приятнее для неë. Покупает новые подушки, начинает брать чуть менее паршивые продукты — специально для неë. Только на улицу обычно выбирается по ночам. Как положено хищнику. Только иногда всë идëт чуть-чуть не по плану. Например, сегодня... В чëртов день, когда у Рэд два выходных подряд. Вчера они пьют вместе всю ночь, сегодня на него сваливаются проблемы. Буквально. Джеймс закрывает глаза, откидывается на спинку разболтанного стула — под сварливый скрип, ползущий по комнатушке, набитой людьми под завязку. Сжимает кулаки. Всех этих людей хочется выпнуть нахер. Квартира — обшарпанный кусок дерьма, но его почти честно снятый обшарпанный кусок дерьма. Это уже повод не видеть здесь никого, кроме Рэд. Но он молчит. Осматривает обоих чужаков с макушек до пояса — дальше их закрывает большой круглый стол. По окну барабанит паршивый дождь, и частый стук отдаëтся дробью очередной перестрелки в голове. Скорее бы мокрый ублюдок заткнулся... Одни неприятности. Джеймс затягивается дешëвой сигаретой, кашляет, ловит на себе безразличный взгляд Энн и непонимающий — дрожащего мокрого мальчишки, Джо. Но плевать на них. Он курит. Много. Задыхается, повторяет. Затяжка за затяжкой он вливает в себя яд, ползущий по опустошëнному телу, но никак не обращающийся в мрачного жнеца. Кажется, весь грëбаный мир пытается помешать ему. Это похмелье — из рук Рэд даже дрянной виски кажется лучше, и весь прошлый вечер он не может остановиться, пьëт снова и снова. Этот гадский дождь и особенно эти люди. Они все нарушают планы. Джеймсу просто хочется забить на всë и побыть вместе с вернувшейся Рэд, но являются они. Пытаются втянуть в борьбу с Киллианом. Он опухоль в теле этого города. Неоперабельная. А они пытаются вырезать. И Джеймс на полном серьёзе задаëтся вопросом, как ввязался во всë это дерьмо. С мальчишкой, Джо, ещё немного понятно: его Джеймс тащит сюда сам. Пару часов назад он выбирается за продуктами в ближайший супермаркет: нужно снова забить холодильник. Зонта нет, поэтому он натягивает на себя капюшон и старается быстрее добежать до световых пятен, образующих красную вывеску «24 часа». Не оставлять же Рэд одну надолго. Она спит, но в этом грëбаном городе всë может случиться. Мальчишка сваливается ему на голову, как сучья сосулька среди лета. Буквально. Срывается с ржавой пожарной лестницы в переулке, когда Джеймс останавливается, чтобы перевести дух после пробежки среди рядов с мясом и молоком. Успевает зажечь сигарету и тут сверху этот мокрый ком... Лëгкий хотя бы. — Сука... Джеймс шипит и отшвыривает его — на удивление легко, пацан будто из одних костей состоит — встаëт, собирает рассыпавшиеся по лужам продукты, мысленно радуясь, что тампоны Рэд сразу кладëт в карман. Осматривает тело на асфальте. Пацан весь промокший, в алой толстовке и совершенно холодный. Сначала Джеймсу кажется, что на него с крыши сбрасывают труп — шестëрки иногда этим промышляют: денег нет, а то, что хотя бы чуть-чуть похоже на суицид, местные копы сразу пихают в архив. С явным криминалом слишком много возни, в это ещë лезть... Но стоит склониться над ним — пацан открывает глаза, смотрит из-под слипшихся ресниц каким-то странным, не очень пацанским взглядом. Джеймс почему-то вспоминает оленëнка в зоопарке. В единственный раз, когда он приходит туда с одноклассниками, животина смотрит так же моляще, такими же огромными глазами. Только у пацана они голубые. — По... мо... ги, — хрипит мальчишка. И этого хватает. Что-то мрачное, липкое и снова колышется внутри опустошëнного тела. Взгляд полузакрытых глаз напоминает что-то близкое, но выброшенное давным давно — за несколько секунд, пока пацан не валится в лужу, вырубаясь совсем. Это не входит в планы Джеймса. Он просто хочет взять еду и всë необходимое для Рэд, останавливается запихнуть в тело ещë больше яда, а в итоге вот... Натягивает пакет на руку, чтобы было хоть немного удобнее, и кое-как поднимает на руки это насквозь вымокшее тело в красном. Ненормальный для него акт добродетели не ценится природой: сраный дождь становится только сильнее. Пацан правда лëгкий для взрослого человека. Джеймс ещë помнит, каково это — тащить на себе бухого Сэма и тем более отца. По сравнению с ними этот — вообще пëрышко, но как же, блядь, неудобно. Вес тела, впившаяся в предплечье ручка пакета... У него спина и руки ноют, под ногами хлюпают, заливаясь в кроссовки грязные лужи. Плащ должен не пропускать влагу, но и он мокнет до последней нитки — общими трудами дождя и этого... Решение помочь отзывается болью в спине и ногах, но этого как будто мало: пацан медленно приходит в себя, ëрзает у него на руках, пытается выбраться, освободиться от крепкой хватки. — О... отпусти... — Заткнись и лежи спокойно! — рычит Джеймс. — Или я уроню тебя обратно в лужу, тощая задница! Срабатывает. Пацан прижимается к нему ещë сильнее и не говорит ни слова, пока они не добираются до подъезда. Энн уже ждëт под дверью. Сначала Джеймс не понимает, кто перед ним: в тëплом пальто и с чудом не размазавшимся в такую погоду макияжем она напоминает просто... Очередную девицу из переулка? Вроде когда-то давно и виделись. Лицо знакомо, но Джеймс не может вспомнить ни имя, ни обстоятельства, и просто рассматривает хитрые глаза и короткую тëмную стрижку. — Ну надо же, что это у нас? Эпизод два? — она щурится, окидывая взглядом его и пацана тоже. — Решил сменить прицел с той рыженькой на... — Заткнись. Ты кто, блядь, вообще? — Не узнаëшь? Как жаль, — она медлит, голос становится тише и глуше, — мистер Хант. Теперь Джеймс понимает. Вспоминает. Окидывает взглядом, почти восхищаясь преображением. Его не так просто обмануть маскарадом, но у неë получается. Грëбаный коп... — Что ты здесь делаешь? — Мне нужна помощь. А тебе не нужно, чтобы моя информация на тебя всплыла у шефа полиции... От него не откупишься, денег не хватит. Этой бестии легко узнать любой адрес — официально и нет. А Джеймс и не скрывается особо. Обычно в этом городе с рук не сходит добро, а вот криминал — вполне. — Что за помощь? — спрашивает он, скидывая тихо ойкнувшего пацана на диван. Пакет с продуктами отправляется в холодильник неразобранным. — Сначала хочу посмотреть, кто это у нас тут... Энн сбрасывает с себя пальто, оставшись в слишком открытом платье, наклоняется, хлопает по бледной щеке пацана. Ему приходится открыть глаза. Синие, чистые... Неуместные в этом Синбурге. Теперь Джеймс понимает, что не даëт ему покоя. А пацан осматривается затравленно, вжимает голову в плечи. — Я... Пожалуйста, не убивайте, — шепчет он, и в первые моменты Джеймсу не удаëтся понять, почему. Следит за взглядом пацана, прилипшем к еë бедру. Вот оно что... В этом городе женщины часто таскают оружие на теле. Если не умеешь жить, тебя убьют. Единственный настоящий закон. — Меня зовут Джо, я, — шмыгает носом, — сбежал от одних плохих людей... Он закатывает насквозь промокшие рукава красной толстовки, показывает предплечья, и Джеймс не может сдержать усмешки. Бледная кожа и чëтко видные голубые нити вен, может, и реальные. А коричневатые шрамы немного блестят при свете, как положено нанесëнным краской. Но хромает Джо по-настоящему. И чëрные волосы, липнущие к разбитому затылку — тоже не подделка. Странно, что он показывает только фальшиво изуродованные руки, когда шея и спина залиты кровью... Но плевать. Джеймс со скучающим видом выливает остатки антисептика вокруг одной рваной раны, лепит бинтовую повязку на другую, в пол-уха слушая историю Джо. Он называет себя хакером, говорит, что уже несколько месяцев «копает инфу» на Киллиана, но в конце концов попадается и... Снова показывает шрамы. И дрожит — то ли от холода, то ли от страха. — Я тоже хочу отомстить. Убить его, но сам я не... Джо быстро приходит в себя для упавшего с высоты — уж падение наверняка настоящее, там рядом остаëтся валяться лестничный брус — поднимается с дивана и присоединяется к разговору на кухне. Как раз после слов Энн про месть Киллиану, из-за которого помер еë брат-наркоша. Он первым заявляет, что хочет обойтись без копов, потому что вся местная полиция куплена или боится сама. — Ой, прямо-таки вся... Энн негромко смеëтся, обвивает руками плечи Джо, только чтобы притянуть к небольшой груди. Ему хватает: лицо становится одного тона с толстовкой, висящей на спинке стула. Он хватает ртом воздух, бросает на Джеймса затравленный взгляд — тот пожимает плечами. В двадцать лет можно справиться с женским вниманием. Возраст он знает точно — ID на имя Джослина Стейна выпадает из кармана толстовки. Бестия не останавливается на этом. Наманикюренными пальцами проводит по груди — между средним и указательным на пару секунд зажимает сосок — и вдоль живота, к паху. Неспешным движением поддевает пряжку ремня и запускает руку в штаны. Лицо Джо из ярко-красного становится серым, кажется, он вот-вот вырубится вновь. Джеймс тяжело вздыхает. Опять вмешиваться... — Потрахайтесь ещë тут, — он закатывает глаза. — Когда разберëмся с Киллом, обязательно, — Энн смеëтся, убирая руки. — Я соскучилась по мужскому вниманию. Джо не отвечает. Трясущимися пальцами застëгивает противно звенящий бляшкой ремень, лицо покрывается испариной. Какая-то у него странная реакция на симпатичную в общем-то женщину. Их хочется выгнать, но они остаются на всю ночь, ещë долго обсуждая планы, свалившиеся на голову Джеймса из-за бестии Энн: она успешно напоминает о воровстве, убийстве, порошках... Она знает всë, а Джеймсу не хочется за решëтку. Не хочется разделяться с Рэд, запертой в спальне.

ДЖО

Под покровом ночи Джо пробирается в ванную. В тишине трясущимися пальцами набирает кое-как добытый личный номер. — Что за херня, Джейк? — слышится с той стороны. — Блядь, три ночи... — Дружи-и-ище, как так? Ты не рад меня слышать? Уже похоронил, да? — Такое не умирает, — с той стороны слышится отчëтливый зевок. — Что надо?! — Ну как, поболтать о жизни, о смерти, о моей зарплате и седых волосах... — Говори по делу или иди нахуй. Джо вздрагивает так сильно, что едва не роняет телефон в раковину. — Старший агент Стиверс, — он переходит на официальный тон, — я нашëл столько информации, что ФБР просто обязано быть в восторге. Поэтому потрудись и послушай меня хоть немного!