Дневник никчёмного учителя

      Дорогой дневник! Сегодня я видел странный сон. Мир в нём был совершенно обычным и в то же время совсем не таким, каким должен быть. Я спросил Всемогущего, не случалось ли ему видеть такие сны, но он сказал, что никогда не видел их ни будучи носителем Один-за-Всех, ни после его потери. Кроме него мне не к кому обратиться, поэтому остаётся только разобраться во всём самому.       Почему я решил, что непременно должен разбираться?       Знаешь, дорогой дневник, мне кажется, что этот сон пришёл не просто так. Пока я не знаю, как объяснить это чувство, но я уверен, он что-то значит, причём это что-то очень важное. Конечно, в итоге может оказаться, что это был самый простой сон, и всё же я должен хорошенько о нём подумать на всякий случай, когда закончу сегодняшнюю запись.       Ах да, о чём же, собственно, был сон? Сейчас расскажу...       

***

      Мидория Изуку заснул, а потом проснулся в петле. Нет, не во временной, а в самой обычной петле из самой обычной верёвки. Она болталась на ветке огромного дерева, а Мидория болтался в ней. И если во временных петлях он привык бывать настолько, что уже чувствовал себя там как дома, то в петле обычной он оказался впервые, поэтому сначала совершенно растерялся. Однако почти сразу же воздуха стало красноречиво не хватать, и теряться пора было заканчивать. Мидория отчаянно затрепыхался, пытаясь как-нибудь высвободиться — как по правилам освобождаются передумавшие висельники, он не знал, так что предоставил дело вовремя сработавшим геройским инстинктам.       Петля, как назло, не желала ни ослабевать, ни распускаться, и Мидория чувствовал, что вот-вот задохнётся с концами, когда кто-то обхватил снизу его ноги и со всей силы дёрнул. На короткое мгновение перед глазами почернело, а в следующую секунду раздался треск верёвки, и Мидория шлёпнулся на землю. Радостно глотая вожделенный воздух, он поспешил стянуть с шеи петлю. Руки слушались плохо, но он списал это на недостаток кислорода — что же ещё? Потом он, по-прежнему сидящий на траве под деревом, поднял взгляд на своего спасителя…       И чуть не лишился дыхания снова.       Шигараки Томура?       Нет — Шимура Тенко?       Нет — хмурый старшеклассник перед ним являл собой нечто среднее между этими двумя стадиями взросления одного человека. Волосы у него были чёрные, как у Шимуры, а вот лицо — точь-в-точь как у Шигараки.       Итак, Шигараки Тенко, как Мидория быстро и полуинтуитивно окрестил его у себя в голове, хмуро взирал сверху вниз, а после расплылся в кривой презрительной улыбке и хмыкнул:       — Пытаться повеситься в такой день и в таком месте — полный отстой.       Тут Мидория попытался задуматься, что сегодня за день, и был уверен, что эти размышления дадутся ему непросто, пока в мыслях не всплыло удивительно чёткое осознание: он — учитель в старшей школе, и это его первый рабочий день. Собственно говоря, именно в школу он и направлялся, прежде чем оказаться в петле, которая… Мидория задрал голову, чтобы посмотреть, на каком дереве ещё недавно трепыхался.       Так вот почему Шигараки назвал день и место совершенно не подходящими для самоубийства.       Петля висела на сакуре. На цветущей пушистым розовым облаком сакуре на полпути от станции к школе. В день весеннего начала занятий.       «Удивительно нелепый сон» — следовало бы решить Мидории, прежде чем спокойно пустить происходящее на самотёк, однако остатков этого умения его геройский склад ума напрочь лишили события последних лет, и теперь ему было не до смеха. Только что ни в чём неповинный подросток стал свидетелем его попытки свести счёты с жизнью! Был этот подросток Шигараки в полной мере или нет, худший первый день в старшей школе и не представишь, поэтому Мидории вмиг стало ужасно неловко и он поспешил объясниться:       — Что ты, я вовсе не собирался умирать! Просто… просто… — разубедить настолько непосредственного свидетеля было ещё той задачкой, и мозг у Мидории вскипел, выдав на последнем издыхании нелепое — под стать сну — оправдание. — Я просто хотел стать немного выше! Да, именно так! Знаешь, хотя у маленького роста достаточно преимуществ, всегда невольно завидуешь, поэтому… В общем, я решил чуточку вытянуться, вот и всё. Но ты не помешал мне, ни капельки, вовсе нет! По правде говоря, способ я выбрал, кажется, не слишком эффективный, так что это даже хорошо, что ты снял меня оттуда, да, совершенно не плохо…       Пока Мидория чесал языком, нагромождая отборную бредятину этажами, лицо Шигараки приобретало всё более и более презрительное выражение. Под конец он стал выглядеть так, будто перед ним представало что-то в высшей степени жалкое.       — Даже когда собрались, умереть посреди улицы, передумали в последний момент, — подытожил он, сделав вид, что не слышал слов Мидории. — Вы просто никчёмный.       И, отвернувшись, пошёл прочь.       Мидория сидел на траве и хлопал глазами. Сон кончаться не спешил.       Мидория мотнул головой, встал, отряхнулся, поднял свой рюкзак — хоть что-то родное и понятное у него здесь осталось — и торопливо зашагал дальше по улице, против воли боясь опоздать.       Спина Шигараки так и маячила перед ним, пока у самой школы не затерялась, смешавшись с толпой других таких же чёрных спин.       Всю дорогу Мидория напряжённо размышлял, сопоставляя свою реальную память со странным образом возникшим в голове будто бы чужим сознанием. Сознание принадлежало учителю старших классов, такому же, как он сам. Однако Мидория преподавал в геройской академии Юэй, и преподавал уже второй год, в то время как сознание опыта работы не имело и ни о какой Юэй было ни сном ни духом. Более того — оно было ни сном ни духом и о героях в принципе, а среди прохожих на улице Мидории не встретилось никого «причудливого»: люди вокруг выглядели настолько обычно, что в реальном мире такой зашкаливающий градус нормальности любой счёл бы совершенно ненормальным.       Итого: сон, который видел Мидория, забросил его в тело учителя-новичка в Японии, где никогда не слышали о причудах. И этот учитель — точнее, Мидория, подгоняемый безосновательными рефлексами, — пытался повеситься по дороге в школу.       Что ж, при всём своём богатом опыте таких снов он ещё не видел…       …Прошедший в полном спокойствии и поразительно реалистичный путь по школьным коридорам до учительской, а после — до нужной классной комнаты одновременно насторожил и расслабил Мидорию. Впрочем, насторожился он недостаточно, а расслабился слишком рано: предназначенная ему и мирно дожидавшаяся его в классе чертовщина лишила бы чувств даже невозмутимого Тодороки Шото.       Двадцать подростков ровными рядами восседали за партами, с равнодушным уважением глядя на появившегося в дверях учителя. Чёрные пиджаки, белые матроски с красными лентами, одинаковые тёмно-синие сумки… И, кстати о Тодороки Шото: он сидел у самого входа. А партой дальше — Урарака Очако.       Киришима Эйджиро.       Странный сутулый паренёк с крашенными в ядовитый фиолетовый волосами, уставившийся в одну точку на столешнице.       Посредственный сутулый паренёк со светлыми волосами, торчащими из-под банданы, которая никоим образом не вязалась с растерянным и смущённым видом своего обладателя.       Пустая парта.       Амаджики Тамаки.       Шигараки Тенко.       Стоп.       Шигараки?!       Красные глаза поймали затянувшийся взгляд Мидории.       — Опа. Никчёмный сенсей.       Мидория не припоминал за собой желания исчезнуть, но сейчас ему от всего сердца хотелось с громким треском провалиться под землю.       Сонный сюжетный произвол сделал его классным руководителем немыслимой сборной солянки из покойников и его же собственных бывших одноклассников, а посреди этого безобразия сидела подростковая версия убитого им страшнейшего злодея в истории, которая полчаса назад стала свидетелем его попытки самоубийства!       На ватных ногах Мидория прошёл через класс и остановился у доски. Мысли перемкнуло, и следующие слова вырвались у него сами собой:       — Меня зовут Мидория Изуку. С этого дня я ваш классный руководитель.       Кошмар! Разве можно в такой ситуации нести такую банальщину?!       — Никчёмный сенсей, — упрямо припечатал Шигараки со своей предпоследней парты и широко ухмыльнулся.       Мидория хорошенько наподдал желанию провалиться и усилием воли взял себя в руки. Так и быть, он будет играть по здешним правилам, пока не проснётся, но чужие порывы в своей голове терпеть — увольте, как и унижения от своего бывшего врага номер один. Шигараки что, при жизни над ним не наиздевался?       — Тебе не кажется, что это прозвучало не слишком вежливо? — обратился к нему Мидория, будто бы обычный учитель к обычному ученику. — Пожалуйста, зови меня по фамилии, как положено.       Шигараки не ответил.       — Мы договорились? — уточнил Мидория.       Шигараки неопределённо повёл плечами, давая понять, что временно отступает. — Отлично! — Мидория подцепил со стола классный журнал и раскрыл его. — Тогда начнём знакомиться…