Дневник никчёмного учителя

      Дорогой дневник! Тот самый сон, о котором я писал несколько дней назад, закончился моим знакомством с учениками, и знаешь, что? Я отчётливо помню, как читал имена из журнала и удивлялся всё больше и больше, но не могу вспомнить, что именно меня удивляло, потому что класс почти в полном составе вылетел у меня из головы, как только я проснулся. Ни лиц, ни имён — когда я пытаюсь представить тех, кто сидел там передо мной, вижу размытые блёклые силуэты и всё. Единственный, кто остался для меня чётким и полноценным, это Шигараки. Удивительно, кстати, но он и правда записан в журнале под этой фамилией и именем «Тенко»: точно так же, как я условно назвал его сам для себя. Возможно, это потому, что во сне я не находился ни под чьим влиянием, как это бывало во времена Один-за-Всех, и всё происходящее было просто мешаниной моих эмоций и переживаний. А может, потому, что этот сон и правда хочет что-то сказать мне. Кажется, я уже говорил, что склоняюсь к этому варианту, тем более что сегодня этот мир приснился мне снова.       

***

      На этот раз Мидория проснулся в поезде. Не в петле, не на краю крыши, не в ванной с перерезанными венами и не наглотавшийся таблеток — он стоял в самом обычном вагоне метро, стиснутый со всех четырёх сторон чужими боками и спинами, и неловко прижимал к груди рюкзак в попытке сплющиться настолько, насколько это физически возможно.       Кажется, даже пробуждение в день начала занятий в Юэй не было таким счастливым.       «Есть! — Мидория мысленно сжал кулаки. — Никаких попыток суицида сегодня!»       — Утречко, никчёмный сенсей.       Мидорию передёрнуло, и, судя по недовольному вздоху стоявшей рядом женщины, передёрнуло далеко не мысленно.       — Шигараки Тенко!..       Шигараки, по всей видимости, вошедший на последней станции и зачем-то протиснувшийся в середину вагона, улыбнулся на сей раз обезоруживающе ярко.       — Вам не кажется, что это не слишком вежливо? Вы должны были тоже пожелать мне доброго утра.       Нет, при всей своей врождённой тяге к наивности и всепрощению, Мидория с самого начала уяснил, что характер у Шигараки не подарок. Однако по сравнению с этим старшеклассником, тот, реальный Шигараки, выглядел подарочней некуда и вспоминался почти что с тоской.       Мидория вздохнул:       — Между прочим, ты сам не спешишь быть со мной вежливым. Может, завяжем с этим? Что мешает тебе относиться ко мне, как все остальные?       Шигараки наклонил голову, стараясь найти между громоздящимися впереди плечами щель, в которую будет видно окно.       — Я просто предпочитаю называть вещи своими именами, — беспечно ответил он, и Мидория чуть не подавился этой беспечностью.       — Нельзя думать, будто можешь делать, что захочется, просто так.       Теперь Шигараки впору было давиться его назидательностью, но он проглотил её, не моргнув. Хуже того — он почему-то ещё и воодушевился.       — Просто так, значит… — негромко протянул он, а после впал в зловещую улыбчивую задумчивость и больше до самой школы не проронил ни слова.       Разумеется, было бы верхом глупости думать, что остаток сна пройдёт мирно и без сюрпризов: ещё до начала первого урока Мидорию прижали к стенке в учительской.       — Ужасно жаль обременять вас, Мидория-сенсей, но в вашем классе учится хикикомори. Мальчик не появился на занятиях ни разу с первого дня. Не могли бы вы сейчас зайти к нему домой и во всём разобраться? Мы не можем и дальше мириться с таким объёмом прогулов.       Эту учительницу предпенсионного возраста Мидория уже видел, причём не раз, и при каждой встрече только и мог, что гнать из головы мысли о том, как неслабо она напоминает Исцеляющую Девочку. К счастью или нет, сейчас её внешность прошла бы мимо Мидории, даже напоминай она Всемогущего — дело запахло жареным так явно, что все геройские и не геройские инстинкты орали развернуться и бежать отсюда подальше.       — Сейчас? — неуверенно переспросил Мидория. — То есть, прямо сейчас?..       Учительница, ни секунды не сомневаясь, невозмутимо кивнула.       — Но как же мои уроки? У меня их сегодня шесть, с первого до последнего…       — Об этом не волнуйтесь, — учительница ласково похлопала его по плечу. — У нас есть тот, кто сможет вас подменить. Давайте, идите спокойно, ваши обязанности в хороших руках… Ах, да — вот адрес.       На листке с адресом действительно был только адрес и ничего больше, и Мидория не знал, радоваться этому или огорчаться. Он нутром чуял очередной подвох, и если таинственный затворник собирался оказаться ещё одним впавшим в детство злодеем, гораздо лучше узнать об этом заранее, а не когда уже будешь стоять у него на пороге. С другой стороны, меньше информации — меньше волнений и накручиваний по пути. В конце концов, Шигараки на сцене уже появился, а кто может быть страшнее него?       Да и не только страшнее. С прилипчивостью Шигараки тоже мало кто мог бы потягаться.       — Куда собрались? — спросил он, материализовавшись из-за шкафчиков, когда Мидория уже выходил из школы.       — Меня попросили помочь одному из твоих одноклассников побороть страх выходить из дома, поэтому я иду к нему. А тебе стоит вернуться в класс, Шигараки… — Мидория на мгновение замялся, но потом всё же выдавил. — …Шигараки-кун. Урок скоро начнётся.       — И кто же его начнёт, если не вы? — усмехнулся Шигараки.       Мидория замялся снова — у него и мысли не было спрашивать в учительской имя той доброй души, готовой на весь день подменить незадачливого новичка. Мало ли, чьё имя могло у неё случиться.       — В любом случае, отменять занятия не будут, поэтому замену наверняка уже нашли, — чуть кривя душой, сказал он в итоге, но Шигараки это не убедило.       — Скука, — он тряхнул головой, чтобы перестала лезть в глаза чёлка, и недвусмысленно зашагал вперёд Мидории. — Я пойду с вами.       — Подожди! — совсем нереспектабельно воскликнул Мидория и бросился его догонять. Они поравнялись у ворот школьного двора. — Зачем тебе это?       — Хочу заключить с вами сделку, — ответил Шигараки. — Вы сами сказали, что я не могу делать, что захочу, просто так. А ещё в одиночку вы сто процентов не справитесь. Так что я помогу вам, а вы взамен разрешите мне звать вас никчёмным.       Ох, ну и кто Мидорию там, в поезде, за язык тянул?       — С чего ты взял, что я не справлюсь?       — Ну, вы же никчёмный.       Кто бы ни тянул Мидорию за язык, намерения у него были отвратительные, и поделать с этим теперь ничего нельзя было.       — Хорошо, — не располагая особенным простором выбора, неохотно согласился Мидория. — Но пока мы не уговорим того мальчика вернуться в школу, ты будешь обращаться ко мне «Мидория-сенсей». И я не зачту твою помощь, если ты будешь просто стоять в стороне, ясно?       Ещё ни один его ученик в Юэй не нарывался на такую бездушную резкость. Да что там ученики — Мидория и с настоящим Шигараки никогда не говорил в подобном тоне, как ни крути, возрастная разница играла не в его пользу.       Но это было давно и не здесь, а здесь и сейчас шестнадцать было не ему, а Шигараки, поэтому небольшое, но право выпендриваться в его положении угадывалось. Впрочем, и желание, и способность это делать улетучились, как только Мидория остановился перед калиткой нужного дома и прочитал выгравированную на табличке рядом фамилию.       Айзава.       Быть не может. Этого просто не может быть.       Шигараки тем временем уверенно подвинул его в сторону и на пробу толкнул калитку — та медленно отползла.       — Открыто, — констатировал Шигараки. — Идёмте, Мидория-сенсей.       О чём там Мидория думал двадцать минут назад — нет ничего хуже, чем иметь в учениках своего бывшего врага? Оказалось, есть.       Можно ведь ещё иметь в учениках своего бывшего учителя.       В дверях их встретила пожилая женщина, очевидно, бабушка Айзавы.       — Шота? — переспросила она, когда Мидория едва слушающимся его голосом изложил причину визита. — Нет, его нет дома. Он вообще ни разу не появился дома с первого дня занятий. Тогда он взял тетради, надел форму и утром ушёл, как полагается.       Тут где-то в глубине дома зазвонил телефон, и невозмутимая старушка, извинившись, откланялась и поспешно захлопнула перед посетителями дверь. Мидория молниеносно запустил руку в рюкзак и выудил оттуда собственный телефон.       — Вы чего делать собрались? — лениво осведомился Шигараки.       — Как чего?! — возмутился его чёрствой недогадливости Мидория. — Разумеется, звонить в полицию! Их ребёнок не ночует дома уже несколько дней, удивительно, что они сами до сих пор не подали заявление!       — Ну так ежу ведь ясно, — возразил Шигараки.       Пальцы Мидории замерли над экраном.       — Что ясно?       — Что он в школе, что же ещё.       Пальцы Мидории разжались.       Шигараки ловко подхватил покатившийся у него из рук телефон и сунул ему в карман.       — Хикикомори просто запираются там, где им нравится. Айзава Шота пришёл в школу в первый учебный день, его напугала толпа, потом подвернулась подходящая каморка, он забился туда и решил не выходить, вот и всё. Наверняка его семья не переживает, потому что младшую и среднюю школу он закончил примерно так же.       Чтобы отмереть после этих слов, Мидории понадобилось около минуты, поэтому, отмерев, он был вынужден сразу перехватить рюкзак и поспешить вдогонку за снова уходящим Шигараки.       — Айзава-кун никак не может быть хикикомори, я уверен, что он просто очень застенчивый! — он заставил себя не то снисходительно, не то обнадеживающе улыбнуться. — Таких ярых затворников, как ты описываешь, почти не существует, не может быть, чтобы в самой обычной школе оказался…       — Глаза разуйте, — Шигараки прервал его презрительным смешком. — Их кругом пруд пруди. Не может быть, чтобы в самой обычной школе оказался всего один. Ставлю на то, что мы найдём ещё штук пять, пока будем открывать каморки. А вы на сколько поставите?       Мидория не захотел ставить ни на сколько, и всю дорогу только усердно молился, чтобы в какой-нибудь школьной каморке перед ними действительно не предстал шестнадцатилетний Сотриголова, завёрнутый в спальник и обложившийся последними номерами топовых манга-еженедельников.       Стоит ли говорить, что его молитвы пролетели мимо ушей богов, как подхваченный ветром воздушный шарик?       Айзава обнаружился точь-в-точь в таком виде, в комнатушке с табличкой «хозяйственное помещение», неподалёку от кабинета школьного психолога. Подавать голос из спальника он наотрез отказался, выходить тоже, и Мидория, мучимый угрызениями совести и провожаемый насмешливым взглядом Шигараки, сбегал в библиотеку, взял комплект учебников на первый семестр и аккуратно пристроил его рядом с одной из журнальных башен, в надежде, что Айзава на досуге что-нибудь прочитает и как-нибудь сдаст потом промежуточные тесты.       Когда Шигараки торжествующе и уже законно припечатал его никчёмным сенсеем, Мидории было, откровенно говоря, до лампочки. Он поплёлся в класс, окончательно сбитый с толку.       Звонок с перемены только что прозвенел, и подменный учитель ещё не успел появиться, поэтому, когда Мидория открыл дверь, в классе царил карикатурный бедлам: у кого ноги на столе лежали, у кого уши над непристойными брошюрками краснели, кто сосредоточенно сплетничал, кто рубился в мобильную игру на полной громкости.       Над Тодороки, сидящим у самой двери, склонилась белобрысая макушка — гладкая, идеально округлая и сияющая под толстым слоем лака, как отполированный алмаз.       — Не дёргайся, дятел половинчатый! — орала макушка.       — Но я не дёргался, — спокойно возразил Тодороки, который действительно сидел, как приклеенный к стулу истукан.       — Ты вдохнул, кретин! Сдохнуть хочешь?! Только что два волоса с твоей рыжей половины съехало на белую из-за этого! Не дыши, пока я не закончу поправлять, дебила кусок! И потом не дыши! Меня раздражает твоё небрежное отношение, понял?! Этот тупой пробор создан быть идеальным!       — Ка… — в ужасе выдохнул Мидория, хватаясь рукой за стену. — Ка-чан?..