ENTROPY POINT

      Внутри каркаса многоэтажного дома, зияющей пустыми глазницами окон, царила тишина, настолько густая, что казалась материальной. В абсолютно белых стенах, в сером, выцветшем от времени, мире. В комнате, за проёмами, лишенными стекол, простирался океан, устремляющийся к горизонту. Его поверхность мерцала, словно усеянная сотнями осколков стекла, а единственным движением в этом безмолвном пейзаже был танец извивающегося куска шторы, пойманного ветром. Комната, усыпанная вещами старого мира, походила на забытую сокровищницу реликвий, столь важных для Нью-Эриду, но не такими важными для одинокой фигуры, что медленно поднималась в эту комнату. Стук каблуков резал абсолютную тишину, и казалось, что его было слышно абсолютно везде. Природа этого звука здесь казалась невозможной. Лишь шум океана и шелест извивающейся шторы, что крепко держалась за карниз. Посреди комнаты стоял старый телевизор с запылившимся экраном, рядом смирно лежал не менее пыльный видеомагнитофон. Скрип двери, словно вздох старика, нарушил мёртвую тишину. По пыльным, скрипучим под ногами, доскам, с характерным скрипом и стуком каблуков зашла одинокая невысокая девушка, с черными ушами и в синей куртке, словно призрак. Держа в руках большую картонную коробку кассет, изъеденную временем и пылью, она медленно положила её у входа, словно отдавая дань тишине, достав лишь одну кассету. Закрыв за собой дверь, с глухим стуком, девушка не торопясь, с неумолимым ритмичным стуком каблуков подошла к телевизору и протерев его своей черной перчаткой, словно стирая пыль забвения, включила его. Телевизор запустился без колебаний, с пугающей готовностью, и начал показывать лишь белый шум, словно насмехаясь над надеждой. Приподняв перед собой кассету, с торжественностью, девушка внимательно прочитала лишь одну фразу на её ребре, словно заклинание:

«THIS IS HOW I AM”

«— Вот такой я человек.»

«— Ну, такой вот я…»

«— Человек?..»

      Прочитав лишь название, знакомые фразы, которые она слышала от человека, что жил в этом месте, как вспышка проносятся в голове девушки, заставляя её содрогнуться.        Вставив кассету в магнитофон, тот с характерным звуком завёл её во внутрь. Отойдя от телевизора, девушка села на скрипучий и пыльный диван, словно находя в нем временное убежище, устремляя свой взгляд в тёмный экран телевизора, с затаённой тревогой ожидая, когда он начнет показывать содержимое кассеты. Видя лишь свое отражение. Отражение Мияби.       — When I was fifteen…

***

— the thought of an apocalypse never troubled me.

      Хосими Мияби сидела, с идеально прямой спиной, словно натянутая струна, на своем месте в кузове бронированной машины. Двигаясь по окраинам нулевой каверны, где каждый валун, казалось, таил в себе опасность, подобную затаившемуся хищнику, она не меняла курса взгляда, смотрела прямо перед собой, словно всматриваясь в невидимую карту грядущей битвы, выстраивая в уме тактический план с хирургической точностью. Придерживая ножны своего проклятого меча, рукой, обтянутой черной кожей перчатки, словно стремясь приручить собственный внутренний ураган, она с бесстрастной точностью просчитывала, сколько времени им осталось ехать до штурмового лагеря, где она сможет сбросить оковы этой стальной клетки и продолжить свой путь пешком. Она была готова, как всегда, словно лезвие, отточенное до совершенства.       В салоне, под низким потолком, усеянным проводами и датчиками, сверху висел телевизор, небольшой, как будто игрушечный, но при этом навязчивый, который крутил документальные фильмы о старых битвах и историях персонажей переживших апокалипсис случившийся в старом городе Эриду, с приглушенным звуком и тусклой картинкой, которые, казалось, сам по себе потерял всякий смысл, и который нельзя было переключать на другие каналы. Никто из сидящих не слушал его, и все, что звучало из ящика, подобно фоновому гулу пчелиного роя, являлось просто шумом, неразличимой болтовней, который мозг научился игнорировать, отфильтровывая его, как лишнюю шелуху.       Прямо перед ней сидела ее заместитель, Янаги, с видом человека, заплутавшего в лабиринте отчетов. Даже находясь на боевом задании, она с маниакальным упорством пыталась не отвлекаться от своей обычной бумажной рутины, ее тонкие пальцы быстро перелистывали страницы планшета, оставляя на полях ровные и четкие заметки, словно высекая их на камне. Свет от экрана планшета, казалось, был единственным, что удерживало ее в реальности, в то время как мир за окнами был полон хаоса. Рядом, напротив, сидел Харумаса, развалившись на сиденье, словно кот после сытного обеда, смиренно спал, облокотившись на спинку сиденья. Его дыхание было ровным и спокойным, как у младенца, и из кармана его потрепанной полевой куртки, Сокаку, с тихим хихиканьем, как озорной бесёнок, пыталась вынуть сосательные леденцы от горла, упакованные в яркую, шуршащую обертку, контрастирующую с общим мрачным антуражем.       Резкий и пронзительный звук, словно раскаленный нож, пронзил спокойную атмосферу в салоне, и все вмиг окрасилось в пульсирующий, зловещий красный свет от аварийной лампы, заставив всех пассажиров насторожиться. Из радиостанции, со свистом и шипением, вырвался голос наблюдателей разведотряда «ОБСИДИАН»: «— Всем штурмовым постам, — голос был напряженным и срывающимся, — говорит тыловая группа разведки, в небе замечен симбиотический эфирный рой! Повторяю, — слова разносились по салону, словно эхо приближающейся катастрофы, — Ниневия в небе!» — За дело! — неожиданно громко воскликнула Мияби, словно выпущенная из тесной клетки, подхватив ножны своего меча и встав во весь рост, её глаза горели решимостью, которая обжигала.       Пройдя мимо своего отряда, она ввела всех в оцепенение своей решительностью. Никто даже не пытался остановить своего Командира, кроме Харамусы, который проснулся лишь после голоса своего начальника. — Командир, вы куда собрались? Нам до лагеря еще километр, не меньше! — воскликнул Харамуса, в голосе которого звучало удивление и непонимание.       Не думая об ответе, Мияби выбила плечом заднюю дверь машины, с яростью, достойной вихря, позволяя яркому, режущему глаза, серому свету проникнуть внутрь салона и ослепить всех, кто был позади агента. Находясь на трассе, как на вершине мира, над разрушенным городом под властному, перед Мияби открылась постапокалиптическая картина нулевой каверны, которую она видела так много раз, что уже почти перестала ее замечать. Высоко в небе, будто карикатура на саму жизнь, виднелся огромный рой эфириалов с жуткой женоподобной фигурой по центру, чье ядро, пульсируя и переливаясь ядовитыми цветами, давало понять, кто сейчас господствует в воздухе. Обнажив свой меч, с плавным, смертоносным изяществом, и опустив его лезвие к ноге, словно склоняясь перед неизбежным, с развевающимися на ветру волосами, как знамя войны, Мияби, без колебаний и сомнений, вступает в бой, спрыгнув с несущейся на полной скорости машины. — Госпожа Мияби! — разнесся встревоженный возглас Янаги, едва она успела выбраться из бронемашины. “ — Командир!» — эхом откликнулся Харумаса, наблюдая, как их начальница, словно выпущенная стрела, с невероятной скоростью вылетела из машины, лишь едва коснувшись земли, и, словно заправский акробат, начала перескакивать по изъеденным временем и боями руинам старого города, с каждой секундой набирая высоту. Её синяя куртка развевалась за ней, как ледяной шлейф.       Харумаса, громко выругавшись себе под нос, с явным раздражением захлопнул заднюю дверь бронемашины: — Ох, блин, да что ж такое! Опять её догонять! — проворчал он, вытаскивая из-за сиденья свой внушительный лук с длинным лезвием. — Как же она, черт возьми, любит менять нашу основную боевую работу на эти чёртовы поисково-спасательные миссии, которые она сама же и организует! — Он резко вскинул лук, проверяя натяжение тетивы, и с раздражением ухмыльнулся: «Пора снова превращаться в её личного спасателя».       Янаги, ловко поправив свои элегантные, тонкие очки, которые, казалось, никогда не сползали с её носа, уже доставала из сумки небольшой, но явно высокотехнологичный прибор, который немного гудел, вибрируя в ее руке. Её обычно спокойное лицо выражало легкое раздражение, с примесью беспокойства. Она деловито обернулась к отряду: — К сожалению, в уставе ССК, — начала она, её голос звучал ровно, но с заметной ноткой усталости, — не сказано ни слова о том, как именно агент должен приступать к выполнению своих обязанностей. И если его командир внезапно решает устроить бег с препятствиями через развалины, то так тому и быть. Поэтому, — Янаги перехватила прибор другой рукой и достала из сумки свою сложенную нагинату, — будьте готовы вступить в бой с нашим противником, и, по необходимости, незамедлительно приступить к поддержке нашего командира, пока она, в очередной раз, не вляпалась в неприятности.       Харумаса, сощурившись, усмехнулся, проведя перчаткой по прическе, обнажая короткие темные волосы. На его губах играла насмешливая улыбка: — Надеюсь, после этой операции мне, хотя бы, дадут отгула? Ну, может, хотя бы пол-дня? А то у меня такое чувство, что я в этой дыре застрял навечно, и даже ни разу как следует не отдохнул.       Янаги, даже не посмотрев на него, произнесла с нескрываемым сарказмом: — Никаких отгулов, Харумаса, ты и так все, что можно, отгулял, а вот работу твою приходится на всех раскидывать. А если будешь отвлекаться на ненужные вопросы, будешь бегать кросс по развалинам в следующий раз. Может, даже в гордом одиночестве.       Сокаку, что до этого молча осматривала себя, растегивая многочисленные ремешки на своем вооружении, тихонько поинтересовалась, слегка опустив голову: — А покушать? Может, у нас где-то завалялось что-нибудь перекусить?.. — её тихий голос звучал немного уставшим и голодным.       Янаги тяжело выдохнула и, слегка прикрыв глаза, помотала головой: — Это организовать ещё можно, — пробормотала она, с ноткой обреченности в голосе. — Но только после того, как мы найдём эту чертовку и вернём её обратно, в целости и сохранности. А пока, нужно быть готовыми ко всему…

***

" — Ниневия, шестьсот метров, направляется на юго-запад!» рация разрывалась от докладов воздушных наблюдателей, чей голос дрожал от страха. В эфире царил настоящий хаос: торопливые выкрики, сбивчивые команды и сквозь них отчетливо прорывался грохот разрывов противовоздушных снарядов, которые, казалось, отбивались от чего-то невидимого. Казалось, сама земля содрогалась в предчувствии неминуемой беды. Всё, что могло стрелять на земле — от зенитных орудий и до ручных гранатомётов до скорострельных пушек и автоматов — было наведено на эфириальный рой, что, словно голодная саранча, кружил в воздухе, угрожая в любую минуту разнести в клочья любую цель, которая по несчастью попадет под его зону влияния. Его очертания, словно танцующие тени, меняли форму и размер, то сжимаясь в плотную массу, то рассыпаясь на миллиарды маленьких светящихся частиц, что делало его еще более жутким.       Продолжая набирать скорость, Мияби, словно заведённая, с поразительной уверенностью и легкостью, продолжала перескакивать по обломкам зданий, словно не замечая ни опасности, ни этого хаоса. Она двигалась, на полной скорости, проскакивая по узким карнизам и обломкам стен, с каждым прыжком набирая высоту. На мгновение она замерла на вершине покосившейся офисной башни, и отряд на земле увидел, как она, словно в насмешку над хаосом, посмотрела на них и, словно молния, сорвалась дальше. Похоже, она знала, что делает, хотя её методы и заставляли сомневаться в её психическом состоянии. Сквозь гул разрывов, можно было услышать, как она что-то выкрикивала себе под нос, что только усиливало эффект какой-то ненормальности. На фоне затянутого тучами неба, она казалась силуэтом из другого мира, то ли ангелом, то ли демоном, блуждающим в неизвестность. Её проклятый меч, словно пылающий факел, разливал ледяной шлейф за ней, оставляя за собой след из искр и пыли. Её движения были настолько точны и отточены, что невозможно было отвести взгляд. Каждый прыжок, каждое мгновение, казалось, пропитано предчувствием битвы. Перед глазами мелькали силуэты и очертания давно погибшего города, словно призраки прошлого. Сжавшись в плечах, она втянула воздух. Времени на раздумья оставалось всё меньше. Ниневия, туча эфириальных крыльев, кружилась в вышине, окружённая роем существ, что с каждым метром вверх казались всё больше в размерах и которые вгрызались в небо, подобно неистовому шторму. Мияби чувствовала их, эти острые взгляды, колющие, как тысяча иголок. Она не раздумывала о собственной судьбе, о смерти, об отчаянии. Слишком мало времени на колебания. Она задумалась: сколько ещё этих эфириалов будут рушить жизни, унося в пустоту надежды? Сколько жизней заберет эта Ниневия, этот кровожадный демон, прежде чем она, Мияби, сумеет положить конец этому кошмару? Сколько жизней потребуется заплатить, прежде чем она получит возможность, наконец, опустить меч.       В этот момент, сквозь гул эфириального роя, прозвучал отрывок из давно забытых песен: тихое, еле слышное бормотание, словно призрачный голос самого города, который взывал о помощи. Мияби зажмурилась. Ей хотелось закричать, но голос застрял в горле, уступив место лишь хриплому дыханию. В этой тишине, прежде чем начался бой, она ощутила, что и эти души имеют право на жизнь, что и эти тени желают мира. Смерть одной Ниневии — это только начало. Она не просто охотится; она обязана остановить эту бесконечную бойню. И только потом, после завершения бойни, она сможет отдохнуть и погрузиться в эту тишину. Ей оставалось лишь перепрыгнуть оставшийся участок пути, сжать меч и вступить в бой. — Сколько раз ты заставляла меня приходить за тобой? Пора закончить этот танец.       Мияби молниеносно с ярким звуком выдернула клинок из ножен. Проклятый меч, словно оживлённый, вспыхнул холодным синим пламенем, озарив её взгляд вовлечённых в бой. Первый рывок — и Мияби, словно призрак, метнулась сквозь плотный рой эфириалов. Сверкающие белые сущности со сверкающим фиолетовым светом, заметив приближение агента, с ужасающей скоростью начали мобилизоваться, образуя вокруг Ниневии живой щит. Это было похоже на безумный танец смерти, когда бесчисленные лезвия-руки и лапы эфириалов, в тёмном свете искрящегося астрального пламени, осыпались на Мияби, словно град. Но Мияби была неумолима. Размахивая мечом, подобно молниеносному самураю, она прокладывала себе путь сквозь враждебное облако перескакивая по телам поверженных существ. Каждая атака сопровождалась вспышкой ледяного пламени, оставляя за собой следы застывшей тьмы. Словно шаровая молния, Мияби проносилась с одного края битвы на другой, высекая эфириалов с каждым взмахом. Острый клинок меча, подобный льдине, разрывал их ядра пустоты, оставляя лишь отголоски звука и застывших частиц. Воздух дрожал от силы и скорости её движений. Эфириалы взрывались с шипением, как раскалённые ледяные осколки, рассеиваясь в воздухе. Каждая смерть эфириала — это маленькая победа для агента и Мияби уже не считалась с ними, держа взгляд лишь на одной цели. Ниневия, окутанная ужасом и молчанием, была центром этого безумного круговорота насилия и тьмы. Мияби, словно призрак, продолжала танцевать с этой смертью, каждый взмах меча отсекал часть её ужаса, делая всё более отчётливым путь к победе. И в момент, когда пришло время предрешить исход сражения, когда охота зашла слишком далеко и взгляд Мияби соприкоснулся с поглощающим в себя свет ядром пустоты. В миг, когда настал момент поставить точку в многомесячном преследовании Ниневии, всё вокруг замерло. Лишь сердце Мияби отбивало бешеный ритм, гулко отзываясь в её висках. Воздух, ещё секунду назад наполненный взрывами и ревом существ, теперь казался густым и вязким, как смола. Клинок проклятого меча, выкованный из льда, направленный прямо в сердце Ниневии — ядра зловещей пустоты, источал тусклое синее свечение, словно предвещая неминуемую гибель. Мияби чувствовала, как энергия меча пульсирует в её руках, как некий зов эхом отдается в костях. Казалось, что в одно мгновение, она сможет разом положить конец всем страданиям, всем потерям, уничтожить причину бедствий. Она чувствовала, как тьма Ниневии содрогается от приближающейся катастрофы, но в этот самый момент, в глубине её сознания, в самой сердцевине её разума, вновь раздались голоса. Не просто эхо, не просто воспоминания. — Истребляй!

— Убей их всех!

— Напитай клинок…

— О̸С̸В̸О̸Б̸О̸Д̸И̸Ш̸Ь̸С̸Я̸!

      Пытаясь заглушить назойливые голоса, что словно призрачные нити вплетались в её разум, Мияби на долю секунды отвела взгляд в сторону сжимая глаза. Этот краткий миг, казалось бы, незначительный, оказался роковым. В эту ничтожную паузу, когда сознание ее боролось с внутренним хором, хватка ослабла. Вся сила и ярость, что пульсировали в ее руках, как лава в жерле вулкана, в миг померкли. Клинок, который еще секунду назад был воплощением её воли, стал тяжелым и неуклюжим, словно кусок льда.       Паника, обжигающая и леденящая одновременно, пронзила её сознание, когда Мияби, словно очнувшись от сна, резко повернула голову обратно к Ниневии. То, что она увидела, заставило её кровь похолодеть, как и её клинок. Ядро, сердцевина тьмы Ниневии, пульсировало зловещим светом, а вокруг него, словно разрастающийся паук, плелась сеть из зловещих трещин. Оно готовилось к рывку, к мощному импульсу, способному распороть саму ткань реальности. «Разлом!» прокричала в голове Мияби осознавая свою ошибку. Вся ее решимость, всё её самопожертвование, обратились в ничто из-за этой мимолетной слабости.       Глаза расширились от ужаса, когда она поняла, что упустила момент. Сейчас, когда её меч висел бессильным грузом, Ниневия была готова разверзнуть пропасть, погрузив ситуацию в еще больший хаос. Впервые за долгие месяцы преследования, Мияби почувствовала не только страх, но и отчаяние. Она была готова пожертвовать собой, но не таким образом, и не ради поражения. Меньше чем за секунду, перед Мияби, как морская пена, начал разрастаться разлом перекрывая взгляд агента с ядром пустоты Ниневии. Один миг и настал абсолютный мрак. Поглощенная разломом, созданным Ниневией, Мияби почувствовала, как реальность вокруг неё искажается и распадается на части. Вся надежда, что ещё тлела в ней, в миг обратилась в пепел. Она проиграла. Эта мысль, горькая и безжалостная, проникла в самую глубь её сознания, словно отравленный клинок. Боль, что пронзала всё тело, в сравнении с этой мыслью была ничтожна. Руки, что так долго сжимали проклятый меч, разжались, словно отпустив последнюю нить, связывающую её с реальностью. Лезвие с глухим свистом упало куда-то в бездну. Теперь, лишённая оружия и опоры, Мияби неслась в абсолютную пустоту, как камень, брошенный в пропасть. Она отдалась потоку, отпустила себя, в бессилии покорившись своей участи.       Закрыв глаза, она попыталась отгородиться от жутких звуков, что вихрем неслись в её лисьих ушах. Шум ветра, ревущий, как голодные звери, сливался со стонами и треском расползающейся тьмы. Но даже это я не могло заглушить тихий шёпот поражения, что звучал у неё в голове. Она неслась вниз, и чем дальше она погружалась в эту пустоту, тем больше ощущение реальности покидало её. В этот момент, когда её тело проваливалось в небытие, а сознание блуждало во тьме, пустота обволакивала её, словно саван. В этой мрачной тишине, Мияби, лишенная опоры и надежды, начала погружаться в мучительные размышления. Поражение жгло, как рана, нанесенная не клинком, а собственным бессилием. «Я проиграла», — эта мысль повторялась в её голове, словно зловещее заклинание. Но боль от поражения была лишь вершиной айсберга. Гораздо сильнее терзало её чувство вины. «Я командир секции 6, элитного подразделения, на которое возлагались надежды не только организации, но и многих жителей Нью-Эриду. Я подвела их. Своей слабостью, своей личной слабостью. Я поставила под угрозу всё, за что так долго боролась. Сколько сил, сколько ресурсов было вложено в мою подготовку, в мою миссию? Сколько жизней зависело от моего успеха? И теперь, всё это было напрасно. Я упустила Ниневию, не сумела остановить её, и теперь разлом, что она спровоцировала, возможно, поглотит не только этот район, но и, быть может, весь город»       Перед мысленным взором Мияби возникали лица её товарищей по команде, их доверие, их надежды, разбитые о её поражение, словно хрупкое стекло. Она видела их разочарованные взгляды, слышала их невысказанные обвинения. Они верили в неё, а она их подвела. Она не справилась с возложенной на неё ответственностью. И этот груз, груз проваленной миссии, давил на неё с нестерпимой силой, словно бетонная плита. Она, Мияби, должна была быть сильной, должна была быть безупречной, должна была повести за собой. Но в самый решающий момент она дрогнула, она позволила своим личным сомнениям и усталости взять верх. И теперь, последствия её слабости обрушивались на неё со всей беспощадностью.       И в этой беспросветной тьме, среди обломков своих надежд, Мияби задавала себе один и тот же вопрос: «Как я могла так подвести их всех?» В этот момент, пустота перестала быть просто пространством без формы и очертаний. Она стала олицетворением её внутреннего мира — мрачного, безнадежного и раздавленного чувством вины. — Очищение и есть освобождение… — шепотом проговорила Мияби — Опустошение, и есть очищение.       Впервые за время, которое чувствовалось, как бесконечность, проведенную в разломе, Мияби отрыла глаза. Перед ней простиралась абсолютная тьма, непроницаемая и бездонная. Однако, странным образом, всё её тело, её лицо, её руки, освещалось неким внутренним светом, невидимым источником, исходящим изнутри. Свет был холодным, словно свет льда, не отражался, не рассеивался, а словно проникал сквозь неё, озаряя её изнутри. Не было никаких ориентиров, никакой границы.       Она оглянулась вокруг, пытаясь уловить хоть какие-то следы формы или размера, но пространство оставалось бездонным, равнодушным. Всё, что она ощущала, — это непрерывное, неизбежное падение. Не падение в каком-то физическом смысле, а падение в бездну, в пустоту, падение в собственное бессилие и утрату. Не падение вниз, но падение в никуда. Это падение не имело дна, не имело конца. И с каждым мгновением, с каждым бесконечным моментом, ужас от бездны, в которую она падала, лишь рос.       Внезапно, сквозь непроглядную тьму, пронзая её словно кинжал, возникла яркая красная вспышка. Словно взорвавшаяся звезда, она начала стремительно подниматься ввысь, разгоняя тьму вокруг себя. Этот пульсирующий, алый свет был настолько интенсивным, что Мияби невольно зажмурилась, чувствуя, как ее глаза обжигает его нестерпимое сияние. Она осознала, что падает прямо в эту вспышку, словно мотылек, летящий на пламя. В панике, она попыталась прикрыть глаза руками, бессмысленно защищаясь от нарастающего света. Но этот красный свет проникал сквозь пальцы, озаряя ее изнутри, словно рентген. Он вибрировал, пульсировал, нарастал с каждой секундой, словно живое существо, готовое поглотить ее. И в этот момент, когда вспышка достигла апогея, когда ее свет стал таким всепоглощающим, что казалось, будто вся вселенная сузилась до одной точки, Мияби почувствовала, что она вот-вот будет поглощена ею. В этот миг, когда красный свет, казалось, был готов поглотить её, раздался оглушающий грохот, словно раскололось сама бездна. Гром был настолько сильным, что отдался вибрацией во всём теле, пронзая кости и мышцы лисицы. И в этот же момент, словно прорвало плотину, Мияби почувствовала приятный холод по всему телу. В ушах, сперва оглушенных грохотом, послышался непрекращающийся порыв ветра, ласкающий её чувствительные лисьи уши, словно призывая её обратно в реальность. С опаской, она медленно осмелилась открыть глаза. И вот, вместо пугающей пустоты, перед ней предстало до боли знакомое зрелище: серое, затянутое тучами небо, такое же, как в «Нулевой каверне». Руки, еще секунду назад бессильно вздернутые вверх, теперь свободно свисали, словно марионетки, оборвавшие свои нити, и беспомощно стремились вниз под действием силы тяжести. Ощущение падения сохранилось, но теперь это было уже не падение в бездну, а падение вниз, на твёрдую поверхность. Не успев толком прийти в себя и развернуться, как Мияби рухнула на поверхность с такой силой, что та треснула под ударом. В следующее мгновение, её тело с грохотом ударилось о какой-то металлический предмет, оказавшийся трубой, отскочив от неё и снова полетела вниз. Бесконтрольное падение, и снова удар. На этот раз это была какая-то потрескавшаяся поверхность, которая сломалась под её весом, словно старое стекло. И снова падение, но в этот раз она уже не пыталась ни за что зацепиться, просто неслась в неизвестность.       И вот, наконец, после череды ударов и падений, Мияби всем своим телом обрушилась на твёрдое бетонное покрытие. Удар был настолько сильным, что боль, словно острый нож, пронзила всё её тело. В голове всё поплыло, перед глазами замелькали разноцветные пятна. Она почувствовала, как сознание покидает её, уступая место темноте и беспамятству. Она ещё успела почувствовать холод бетона под собой и отчётливый привкус крови во рту, и в следующий момент провалилась в небытие. Сквозь пелену глухоты и туннельное зрение, Мияби с трудом пыталась сфокусировать взгляд. Реальность, словно через мутное стекло, просачивалась в её сознание обрывками и фрагментами. И то, что предстало перед её глазами, было странным и сюрреалистичным. Перед ней, словно безжизненный холст, простирался белый горизонт. Бесчисленные строения, здания, помещения, машины и прочие объекты, составлявшие городскую панораму, были окрашены в единый, монотонный белый цвет. Это был не тот белый, что сияет чистотой и светом, а мертвенный, призрачный белый, словно всё вокруг было выбелено временем и забвением. Единственное, что нарушало эту белизну, были темные тени, отбрасываемые предметами, которые призрачными мазками серого окрашивали объекты, придавая им объем и глубину. Казалось, будто всё вокруг превратилось в монохромный пейзаж, в котором цвет утратил свою силу, оставив лишь игру света и тени. Мияби, с трудом пытаясь осознать, где она находится, продолжала лежать на холодном бетоне, чувствуя, как сознание ускользает от неё, а белый горизонт, словно призрачная стена, наступает со всех сторон.       Спустя какое-то время, мучительное и тягучее, Мияби вновь приоткрыла глаза. На этот раз её зрение было немного яснее, и она смогла различить детали окружающего мира, по-прежнему затянутого дымкой белизны. Однако, она заметила, что горизонт, казавшийся до этого белым и безжизненным, начинал постепенно темнеть, как будто на город опускались сумерки и наступала ночь. В тусклом свете, на фоне этого серого горизонта, она заметила блуждающую фигуру. Это был чёрный Банбу, одетый в ярко-красную куртку, что делало его образ особенно контрастным на фоне окружающего однообразия. Его движения были медленными и плавными, словно он плыл по воздуху, его золотистые очертания глаз были зловещими, но вместе с тем странно успокаивающими. Он не делал ничего угрожающего, лишь медленно и неотвратимо приближался к месту, где лежала Мияби. Вскоре за Банбу появилась еще одна фигура, на этот раз человеческая. Это был мужчина, одетый в какую-то потрепанную военную форму. Он кричал что-то, ругался на Банбу, но его речь была неразборчивой для затуманенного сознания Мияби, словно он говорил на незнакомом языке. Но в какой-то момент мужчина заметил Мияби. Он резко замолчал, словно испугался, и его взгляд, полный тревоги и удивления, устремился на лежащую без сознания девушку. Он нерешительно подошел ближе, его лицо исказилось в каком-то странном выражении, а затем его губы прошептали лишь два слова, которые Мияби, наконец, смогла различить в калейдоскопе непонятных звуков. «Госпожа Хосими», — произнес мужчина, и эти слова, словно вырванные из тишины, заставили сердце Мияби болезненно сжаться. Сумерки сгущались, и тени, казалось, становились всё длиннее и зловещее.

***

      Впав в глубокий, тревожный сон, Мияби словно провалилась в зыбкую пучину воспоминаний и осмыслений. Сквозь туман боли, терзавшей её тело, в её сознании вновь и вновь прокручивались кадры прошедшего боя. Она будто видела себя со стороны — хладнокровного агента, мчащегося в бой, и в то же время, бессильную жертву, падающую в бездну. Она анализировала каждое своё действие, каждый свой шаг, словно хирург, вскрывающий рану, в поисках ошибки, которая привела её к поражению. Почему она отвела взгляд? Почему поддалась сомнениям, которые её терзали? Где она упустила момент? В чём был её просчёт? Мияби искала ответ на эти вопросы, копаясь в собственной памяти. Она понимала, что это поражение было не просто неудачей, а чем-то более глубоким, чем-то, что заставляло её усомниться в себе.       И пока она мучительно пыталась разобраться в перипетиях сражения, в её голове зазвучали вопросы о месте, в котором она оказалась. Этот белый горизонт, эти блуждающие фигуры, всё это не было похоже на реальность. Куда её забросило? Неужели она попала в «Нулевую каверну» — место, где граница между мирами размыта? Или же её затянуло в «Георазлом Арпеджио» — зону искаженной реальности, в которой законы физики перестают действовать? А может быть, её постигла участь ещё более жуткая, и она оказалась в «Темной стене» — самой необъяснимой и пугающей аномалии, о которой ходили только слухи и легенды?       Эти мысли, словно черви, терзали её сознание, не давая ей покоя, даже в глубоком сне. Она чувствовала, что ответы на эти вопросы лежат где-то рядом, в лабиринте её памяти и сознания, но она, словно слепой, не могла нащупать их, утопая в мутных водах сна.       Собрав остатки сил, Мияби, наконец, открыла глаза. На этот раз сознание было яснее, и мир вокруг стал более четким. Она увидела белый потолок, освещённый ярким, желтоватым светом, проникающим сквозь оконные ставни без стекол. Свет был таким тёплым и приветливым, что на мгновение показалось, будто она вернулась домой.             Переведя взгляд в сторону, Мияби увидела окно, но под её углом обзора за ним не было ничего видно, лишь белая стена, словно призывающая её вернуться в сон. Внезапно она почувствовала жжение в области ребер, острую, пульсирующую боль, которая напомнила ей о недавних падениях. Она попыталась приподнять правую руку, но тут же вскрикнула от резкой боли, пронзившей её кисть. Это болезненное напоминание о том, что её тело далеко не в порядке, заставило её впасть в легкую панику. Ком в горле поднялся, и она с трудом сглотнула его, пытаясь успокоиться. Она понимала, что лежит на чём-то мягком, и после более подробного анализа, она осознала, что это кровать. Её грудь была туго забинтована поверх одежды, словно кто-то пытался зафиксировать её, тем самым ограничивая её движения. Эта забота, казавшаяся неуместной в сложившейся ситуации, вызвала в Мияби противоречивые чувства.       Собрав всю свою волю в кулак, Мияби аккуратно приподнялась, стараясь не делать резких движений. Сквозь нарастающую боль, пронизывающую всё её тело, она всё же смогла сесть на край кровати, осторожно расставив руки по бокам, как будто пытаясь опереться о воздух. Глубоко и неровно дыша, она медленно огляделась вокруг. То, что она увидела, вызвало у неё тревожный холодок в груди. Комната была абсолютно белой, словно выкрашенная одной и той же краской до последней детали. Этот белый цвет, не отражающий свет, напоминал ей тот жуткий горизонт, в который она провалилась. Все предметы, шкафы, полки, даже сама кровать — всё было выкрашено в один и тот же мертвенный белый цвет, словно поглощая любой намёк на жизнь.       Встревоженно вздохнув, Мияби, понимая что оставаться на кровати нет смысла, сжала зубы и, не обращая внимания на пульсирующую боль, встала на ноги, опираясь на свои высокие каблуки. Но едва она выпрямилась, на неё обрушилась волна адской боли. Это была не просто боль, а настоящий электрический разряд, который словно парализовал её, пронзив все её ребра. С воплем боли, она рухнула на пол, грудью вниз, и тут же сжалась от ещё более сильной боли, которая растекалась по её телу, подобно ядовитой кислоте. Слёзы сами собой выступили на глазах, а в горле застрял ещё один мучительный стон, который не мог найти выхода.       Как вдруг, дверь в комнату с резким хлопком распахнулась, словно её сорвало порывом ветра. На пороге возник тот самый мужчина, которого Мияби видела перед тем, как потерять сознание. Его лицо было погружено в беспокойство, и, увидев лежащую на полу Мияби, он издал команду. «Бэн, живо!» — скомандовал он, и тут же к нему подбежал чёрный Банбу в красной куртке. В своих маленьких и черных мягких ручках он бережно держал какое-то медицинское устройство — инъектор, и, как послушный помощник, передал его хозяину. Мужчина, не теряя ни секунды, внимательно осмотрел инъектор, словно проверяя его готовность, и тут же, не говоря ни слова, резким, но точным движением, ввел его в предплечье лежащей на полу Мияби. Холодная игла пронзила кожу, и в этот же момент, она почувствовала, как по её венам распространяется какое-то вещество. Неизвестность, и страх от происходящего, но в то же время — облегчение, что кто-то был рядом, боролись внутри её с неимоверной силой.       «Кто вы такой?» — прохрипела Мияби, стиснув зубы от пронзительной боли, которая всё ещё терзала её тело. Упираясь на свою здоровую левую руку, она с трудом приподнялась, и, собрав остатки сил, подняла взгляд на мужчину, который только что ввел ей неизвестный препарат. Её глаза метали молнии, не смотря на пелену боли, она была готова дать отпор любому. «У вас военная форма сил «ОБСИДИАН» — продолжала она, с трудом сдерживая дрожь в голосе, «— Представьтесь!» В её голосе сквозила решимость, смешанная с недоверием и тревогой. Она не могла понять, что происходит, кто этот человек и почему он одет в форму, принадлежащую военной организации. Её сознание ещё не до конца проснулось, но боевая готовность уже начинала расти в полной мере. Мужчина, услышав слова Мияби, слегка отшатнулся, словно от резкого окрика. Он поднял руки в примирительном жесте, и в его голосе, несмотря на явное волнение, сквозило искреннее беспокойство. — Госпожа Хосими, прошу вас понять меня, я вам не желаю зла, — произнес он, стараясь говорить спокойно и убедительно. — Мы с вами обязательно поговорим, однако не сейчас. Вы очень ослабли, и вам нужен отдых.        Он сделал паузу, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы донести до Мияби всю серьёзность положения. — Сейчас вам нужно восстановить свои силы. Я позабочусь о вас. — В его взгляде читалась некая надежда, но и тревога, что Мияби не поверит ему.       Мияби, не услышав ничего, что могло бы внести ясность в происходящее, в мгновение ока схватила использованный инъектор с кровью на игле. В её глазах зажглась неистовая ярость. Подпрыгнув и резко встав на ноги не чувствуя боли, она наставила его на мужчину, который, в попытке утихомирить её, поднял руки в тактических перчатках, как бы показывая, что не намерен причинять ей вред. Его открытое лицо и жесты, однако, не смогли успокоить Мияби. Её разум был затуманен болью, страхом и непониманием.       Банбу, всё это время стоявший молча, с «не вдупляющим» видом, наконец, издал короткий, но выразительный механический возглас: “ — Что это ушастая себе позволяет?!» Его слова, полные недоверия и осуждения, отражали тревогу, и, возможно, скрытое опасение за своего хозяина. Несмотря на все попытки мужчины успокоить Мияби, её решимость, основанная на страхе и боли, оставалась нерушимой, а ее тело напряглось в готовности к решительным действиям. — Хорошо, госпожа Хосими, раз уж так всё происходит, — произнес мужчина, стараясь говорить ровно и спокойно, не обостряя и без того напряженную ситуацию. — Я готов вам всё доложить, но прошу вас, уберите уже использованный инъектор.       Он медленно поднял руки вверх, словно показывая, что не намерен делать ничего резкого, а лишь пытается достичь взаимопонимания. Его взгляд, несмотря на волнение, был открытым и честным.       Мияби тяжело дышала, следя за каждым его движением, за каждой дрожью мышц его лица. Её рука, сжимающая инъектор, оставалась неподвижной, а взгляд был прикован к незнакомцу, словно она пыталась прочитать его мысли. — Ваше имя? — строго проговорила агент, её голос звучал твёрдо и бескомпромиссно. — Рихтер, — ответил мужчина, не отводя взгляда от Мияби. — Номер жетона и позывной отсутствует по причине того, что я их «забыл». — Где мы находимся? — продолжала допрос Мияби, игнорируя его слова о потере идентификации.       Рихтер замолчал, его взгляд медленно обвел белые стены, шкафы, полки, кровать, словно он сам впервые видел эту комнату. Его брови нахмурились, и в его глазах читалось замешательство. Он создал небольшую паузу, как будто подбирал слова, которые смогут объяснить ситуацию. — Где мы находимся?! — воскликнула Мияби, дернув рукой с инъектором, показывая, что её терпение на исходе. —… «Нигде», — нахмурившись, ответил Рихтер, его тон стал более мрачным и серьезным. Этот краткий ответ, звучал крайне тревожно и обескураживающе. — Что значит «Нигде»? — прошипела Мияби, её голос дрожал от ярости и отчаяния. Она чувствовала, что теряет контроль над ситуацией. — Немедленно поднимите связь с передовым постом, мой отряд должен меня уже искать! — приказала она, словно отчитывая провинившегося солдата. — Солдат Рихтер, вы арестованы агентами «Секции 6» для выяснения обстоятельств случившегося, — продолжала она, её слова звучали резко и отчётливо, несмотря на то, что боль уже утихла. Она пыталась восстановить хоть какой-то порядок в этом хаосе. — Согласно протоколам вооруженных сил, а именно, глава пять «О правилах оказания первой медицинской помощи» в пункте номер «двадцать восемь» сказано о запрете оказания несанкционированной медицинской помощи сотрудникам ССК, тем более препаратами, которые лишены срока годности или не прошли сертификацию, как устройство, что вы в меня ввели. Вы будете отправлены на следствие Собезу. — Закончила Мияби, её взгляд горел огнём негодования, выискивая хоть малейшие признаки сомнения или лжи на лице Рихтера. Она ждала от него немедленного ответа и исполнения её требований, даже понимая, что это может быть абсолютно бесполезно.       — Че за Собеза? Это типо еще есть кто-то тут? — пробормотал Банбу, медленно топая ножками и вертясь вокруг своей оси, словно пытаясь высмотреть ещё кого-то в этой белой комнате. Его слова и действия, были настолько неуместны в данной ситуации, что на мгновение отвлекли Мияби от происходящего.       Однако, Мияби, не обратив внимания на «диффектного» Банбу, внезапно почувствовала, как её голова закружилась, а мир вокруг поплыл. Пытаясь стабилизировать дыхание и удержать контроль над своим телом, она сжала зубы, но в один момент её ноги начали подкашиваться, а руки, словно обмякли, безвольно рухнули к ногам, выронив из пальцев использованный инъектор. Звякнув, он упал на бетонный пол. Обессиленная, Мияби не смогла удержаться на ногах и медленно упала на колени, а затем, не сдержав равновесия, завалилась на бок. Её разум боролся с наступающей тьмой, но тело уже отказывалось подчиняться её воле.       Увидев, как лисица упала на бок, Рихтер тяжело выдохнул, словно сбрасывая с плеч груз напряжения. Он резким движением пнул инъектор в сторону, и медленно подошёл к Мияби. Опустившись на одно колено, он нащупал пульс на её шее, и, убедившись, что она жива, проговорил: «Живая,» — его голос звучал спокойно и одновременно с облегчением. Посмотрев на своего Банбу, который всё ещё вертелся на месте, он встал на ноги и произнёс: — Боли она не чувствует. Однако первые минуты в сознании этого места, она показывала лишь агрессию. Бэн? — Че те надо? — недовольно спросил Банбу своего хозяина, на его лице по-прежнему читалось недоумение от происходящего. — У нас примерно шестнадцать часов, и она проснется, — ответил Рихтер, словно планируя дальнейшие действия. — Давай отнесём её в главную комнату, посадим и привяжем. — Рихтер, ай, да с#кин сын, че творишь то, девчонок уже вяжешь?! — захохотал Банбу, его смех звучал ехидно и насмешливо. — Еще слово, и ты у меня опять будешь проходить дефрагментацию, — огрызнулся Рихтер, его терпение начинало иссякать. — Связать её стоит исключительно в целях нашей безопасности. — Рихтер, мальчик мой, иди нах#й, — продолжал смеяться Банбу, его слова были полны сарказма и неповиновения. — Я пойду Собезу искать, повеселись один.       Банбу, продолжая тихо хихикать, медленно вышел из комнаты и направился в сторону входной двери. Рихтер, услышав, как закрылась входная дверь, тяжело вздохнул, словно смирившись с выходками своего спутника. Затем, наклонившись, он бережно поднял Мияби с пола, стараясь не причинить ей боли. Держа её на руках, словно хрупкую куклу, он закрыл дверь комнаты, оставив позади белое безмолвие, и направился в главный зал, где жил он сам.