Большая ложь Цзян Чена

Цзян Чен знал как работал Юньмэн при отце. У него были навыки, у него был мозг и желание жить, поэтому он удачно вписался в стройные ряды адептов, немного подправил некоторые записи и теперь карабкался по карьерной лестнице, что было сил. До войны было много времени, а он мелкий пока даже не сформулировал золотое ядро. Поэтому надо было подготовить соответствующую базу для активных действий, заслужить признание и доверие. Пока что он был на ночной охоте. Пока что его достали мертвецы и было бы замечательно, если бы они взяли и лягли, потому что Цзян Чен устал, хочет спать и у него, кажется, не закрыта дверь цзынши. И никак не получится уйти быстрее с ночной охоты. – Суки, – и режет твари прямо проседь глаз, одновременно с тем, как волна ци сметает остальных. – Конченные, не умеют, блять, нормально мертвецов выжечь, и это, нахуй, Вэни, – негромко бубнит себе под нос. Слева выворачивается лютый мертвец, больше похожий на паука. Ради этой твари затевалась вся охота. Становится не до бубнежа, когда тварь бросается на Главу Цзян. – Ни совести, ни целого мяса на костях, куда ты, ёбань, лезешь? Тебя просили? А ну, стоять, – и тварь встаёт. – Ляг и развейся, видеть не хочу. Кому, ты тут всраслся то? Вольно, тварь, вольно, – и тварь ложится, забавно поджав лапки. Все её глаза устремлены на Цзян Чена. Цзян Чен умел орать. Цзян Чен не то чтобы знал, что может так орать, просто кажется тварь совсем попалась слабая и наглая. Поэтому такую не жалко перерезать точным движением ци. Победа не достанется его отцу, но она останется в лапах Юньмэна. Повисает неловкая тишина. Потом идут щепотки. Потом отец очухивается, добивает остальных тварей быстро и точно, и все адепты собираются вокруг них с Цзян Ченом. Цзян Чен только лишь фыркает и идёт ближе к твари. Рассматривает и щупает останки. Война научила его быть жадным, но тут скорее постаралась мать. Даже самую мерзкую тварь можно и нужно обобрать до нитки. – Глава Цзян, – Цзян Чен старается контролировать голос, потому что орать он всё ещё прав не имеет. Не при отце, отец не любит таких, как мать и Цзян Чен, но ради того, чтобы в будущем суметь повлиять на политику нужно забраться как можно выше. – Как думаете, шёлк из неё достать можно? Это, кажется, самка. Цзян Чен хозяйственный. Цзян Чен планирует забрать себе всё, что можно и хочет компенсировать всё в трехкратном размере. – Я домаю, это будет прекрасным трофеем. У неё неплохие пластины. Выглядит крепко. Цзян Чен улыбается. Глава его ордена не конченный. – Ян Чен, – чуть позже спрашивает его Цзян Фэнмянь. – скажи мне, почему ты вдруг так начал кричать? Это твоя новая техника? – Этот ничтожный часто гневается, а также забыл закрыть дверь в свои покои. Если туда залезут младшие адепты и перевернут вверх дном, то этот ученик сломает им колени и локти, глава Цзян. А тварь мешает мне уйти с ночной охоты со спокойной душой. Как думаете, трофеи с твари после обработки можно будет пустить в ход? – Я думаю, можно. Этот глава впечатлен твоими навыками. Они внезапны, но, кажется, работают, – и Цзян Чен видит в глазах отца что-то теплое и очень странное. На Цзян Чена никто так никогда не смотрел.

***

Они вернулись в Юньмэн, но слухи вернулись вперёд их. Адепт наорал на лютого мертвеца и тот умер заново! Цзян Чен скупо хмыкал, орал на тех, кто что-то спрашивал и продолжал заниматься тем, что нужно делать приличному работящему заклинателлю, которому нужен карьерный рост. Иногда случалось так, что его скромную работу прирывало начальство. Иногда начальство прерывало отдых. Тогда хотелось достать Цзыдань, ударить им о землю возведя непроницаемый барьер молний и спокойно доедать свою баоцзы. – Он? – Да, госпожа. Цзян Чен чувствует знакомое давление ци, вздыхает, успевает заглотить булочку целиком, потому что потом аппетит точно пропадёт. – Госпожа Юй желает от меня что-то? Сбоку слышится шорох. Цзян Чен готов поперхнуться булочкой: Цзян Фэнмянь зачем-то тоже здесь. Получается так, что он стоит между ними двумя, замерший и не знающий, что делать. Эти двое решают просто кивнуть друг другу. – Очень хорошо, Глава Цзян, что вы решили пройти мимо именно сейчас. Эта жена вдруг вспомнила, что всё ещё заклинательница и всё ещё ищет себе ученика. – У этого адепта хорошо развито предчувствие. Думаю, не будет ошибкой спросить его совета. Не самый глупый человек в Юньмэне. Этот глава имеет о нем самое высокое мнение, которое может быть. – Эта жена хотела взять его в личные ученики, а не советоваться с ним. Цзян Чен совсем не удивился. Он конкретно так ахуел. Хотел привлечь внимание и пришлось умереть, чтобы мать и отец смотрели на него одновременно. Казалось они чего-то ждут. – Если вы не подклете этого адепта наилучшим образом, то этот адепт сам уйдет из ордена чтоб не снять раздор. Этот адепт всё сказал и просит разрешения удалится. Госпожа Юй поджала губы. Цзян Чен – нахал! – поджал губы тоже, чуть нахмурился и показательно смотрел сквозь них обоих. Это было неуважением со стороны Цзян Чена, это был яркий знак того, что он молится небесам, чтобы не быть разорванным в клочья. Госпожа Юй, наверное, будет сильно орать позже.

***

Орали не сейчас. Вообще не орали, только грозно друг на друга шипели. Дело было около одного из прудов, Цзян Чен проходил мимо, нужно было пройти от одного корпуса к зданию склада и выдать управляющему складом список трофеев, полученных на ночной охоте. Цзян Чен привык идти, как грозный штрорм, прямо и четко, и всё же остановился, когда ему в живот врезался перепуганный … он же. Совсем юный, с большими слезящимися глазами и растревоженный не на шутку. Цзян Чен посмотрел в сторону ссорящихся Цзянов – гуй побери его острый слух, он такое о себе слышать не хотел! – потом на себя маленького, отчаянно ищущего поддержки, и тяжко вздохнул. – Молодому господину не пристало ходить одному по вечерам. Молодой господин напуган чем-либо? Маленький он выглядит ничтожно. Но что взять с юнца, который не дорос ещё отцу до груди, у которого нет больше собак, а Вей Усянь обогнал его во всём, включая формирование золотого ядра… Золотое ядро! Точно! Мерзко. Обидно. Больно и страшно. – Ядро сформировал, молодой господин? – Цзян Чен присаживается на корточки, чтобы смотреть ребенку – самому себе – в лицо. Цзян Чен смотрит угрюмо и маленькая версия его спокойно выдерживает его взгляд. Смотрит взглядом больной собаки и чуть ли не скалится. Неужели настолько неблагодарным ребенком он был? – Да. Я не знаю что делать, – и вцепляется в руку Цзян Чена так сильно, как только может. Так сильно, что вот-вот рукав одежды треснет. Его голос холодный, зажатый. Явно старается сделать из себя что-то достойное. – Страшно. Оно бьется. Цзян Чен вздыхает. – Всё хорошо. Дыши ровнее, ничего страшного пока не происходит. Всё хорошо, главное быть спокойным и особенно не носится. Медитируй, можешь прямо здесь, – Цзян Чен с трудом вспоминает что делать с только что сформированным золотым ядром. Он не помнит, как было у него. – Смотри на пруды. Хорошие же? Вот сядь напротив них, сиди и пока не будешь спокоен. – А нормально, что оно бьется? Оно же не должно, – мелкий он печально скупится, не смотрит на пруды, зато продолжает буравить Цзян Чена суровым взглядом. – Шисюн не говорил, что оно должно биться. Мальчик, не называй его шисюном, ты будешь его проклинать. – Потом ты привыкаешь и перестанешь замечать. Так бывает, – Цзян Чен треплет мелкого себя по волосам и хмыкает. – Глава Цзян и Госпожа Юй рядом. Иди к ним, похвастайся. – Я уже был, – ребенок заминается. – Не помогли? – Они шипят на друг друга и не могут поделить какого-то Ян Чена. А я ведь тоже Чен, мы только, кажется, пишется по разному, – и становится стыдно. – Этого адепта зовут Ян Чен. Ничего страшного. Сейчас они прекратят, я доверю молодого господина в их руки и уйду. Глаза ребенка загораются каким-то неведомым и пугающим интересом. Цзян Чен знает – сейчас будет ревность. Ревность. Ревность Цзян Чена вещь страшная, и кажется чем младше он был, тем меньше мог сдерживать гнев, завить и тоску. – Нет, – и продолжает вцепляется в рукав Цзян Чена. Цзян Чен поистине жалеет, что нельзя бить молодых господ. Но мелкая версия жмется к нему ближе и Цзян Чен чувствует не темную ци, не ци искаженного ядра, а бойкую, зловещую энергию самого светлого заклинателя на свете, который задумал массовое убийство. – Молодой господин не хочет от меня отходить? – Цзян Чен хмыкает. Ноги затекают, устают так долго сидеть на корточках, поэтому он меняет положение и встаёт на колени. Могучий Саньду Шеншоу … на коленях перед малолетней версией себя. – Я много слышал о Ян Чене. Тот орёт на мертвецов, хорош в ночных охотах, и нравится отцу за хозяйственность и острый ум. У Ян Чена сильные руки и хорошая выдержка, раз он до сих пор не орёт на меня, а ещё Госпожа Юй на него внимания обращает больше, чем на остальных. Это хорошо. Это правда? – Этот адепт владеет мечом, работает управляющим и знает, как заключаются торговые договора. Иногда мне нужно на кого-нибудь наорать, чтобы чувствовать себя хорошо, должно быть лютый мертвец слег от количества ударов. – Ян Чен ещё и скромный. Это очень хорошо, – и улыбается странно и кровожадно. Цзян Чен так всегда улыбался и хотя бы с этим всё было в порядке. – У Ян Чена есть дети? – У меня… Был племянник и я его воспитывал. Зачем молодой господин спрашивает? На горизонте виднеется чета Цзянов. Недовольные и разозленные, совсем как обычно, только отец без своей приторной улыбки. Ребенок не отходит на него ни на шаг, умудряется кланяться и так. – Матушка, я сформировал золотое ядро, – и в ответ только глухое молчание. – Матушка, я знаю, что ты любишь, когда я самостоятельный и учителя нашёл себе сам. Мне же нужен наставник? Цзян Чен понимает. Бедный Мэн Яо погиб, только его дух, кажется, безвольным отражением вернулся в мелкого А-Чена. Как кот протиснуться в борьбу двух взрослых и отчаянно надеятся победить – разве не так поступает Мэн Яо? Рукав всё ещё не отпустили. Если отец и мать не смотрят на тебя, отбери у них то, на что они смотрят. Так сделали с Вей Усянем. Такое теперь стараются провернуть с ним самим. Небеса, это замкнутый круг стремлений к невозможному. – Нет, – заявляет Мадам Юй. – Невозможно, – говорит Глава Цзян. – Я его не заслужил? – Вряд ли он обладает нужными навыками. Цзян Чен всегда делал ставку на мадам Юй. Может быть, в этот раз будет интереснее ставить на отца. Если он станет его помощником – неблагодарная работа, на которой ты становишься четвертым лицом ордена, но тебя убивают в первую очередь – то сможет больше влиять на события. Если он станет одним из наставников мелкого себя, то сможет влиять на Мадам Юй другим путём – разговорами о важном в воспитании, а ещё у него будет наследник ордена в рукаве. Цзян Чен жадный, рукава у него длинные, туда влезут и старшие Цзяны и мелкая версия себя, и весь Юньмен целиком. И вся Поднебесная тоже. – Глава Цзян и Госпожа Юй что-то уже решили? – Нет, – Цзян Фэнмянь мотает головой и в его лице видится что-то ещё более страшное, чем в лице его ребенка. – Пока нет. – Может ты что-то решил? – Этот Ян Чен решил, что ему следует себя зарезать но сначала ему стоит отдать отчетность на склад, – Цзян Чен пожимает плечами. – Этот Глава говорил, что он умеет лавировать, и потому совершенно не годен в тебе в ученики. Разумен, осторожен, в меру ехиден. Мне такой пригодится больше, – и Мадам Юй фыркает в ответ. – Лавирует он прямиком в Диюй? Ну так забирай, – Господа Юй, кажется готова закатить глаза, – зайдешь посмотреть, кому в руки эта женщина собирается отдать твоего сына? – Пожалуй, – Глава Цзян качает головой и удаляется. Маленький А-Чен растерянно смотрит по сторонам, поднимает голову на Цзян Чена и хлопает глазами. Цзян Чен слегка кивает. Мол, если там буду я, то на тебя, маленькое безобразие он тоже захочет оглянуться. Тем более уже поздно решать. Только что его разорвали на три маленьких куска.

***

Цзян Чена понял, что в этом ебанном представлении уличных шарлатанов не выживет, если не будет драться. Он – нормальный человек, не как Вей Усянь или Лань Ванцзы, он не хочет творить хуйню ради хуйни, но его закинули в безумный отвратительный мир, поэтому творить пришлось. Цзян Чен слышал идею о трёх тысячах комнат в одном взгляде, но никогда не думал, что попадёт в одну из искаженных версий своего родного мира. Жестокого, гнилого, красота которого заключена только в лотосах, но серьезного. Адекватного. Здесь же за Цзян Ченом по пятам ходил дух-шут и своим безумным смехом заразил все земли. Вся его жизнь была здесь шуткой, он сам был шуткой, и все окружающие его люди тоже. Значит нужно было смеяться, хотя юмора Цзян Чен всё ещё не понимал. А ещё Госпожа Юй четко и явно решила влиять на Цзян Чена через маленького Чена. И всё было как обычно – за возможность быть под каблуком приходилось ещё бороться. В этот раз с самой Госпожой Юй, потому что её абсолютно не впечатлили рассказы о заново умершем мертвеце и даже трехлетняя верная служба не принесла успеха. Её бойкий хлыст рисковал угодить прямо по лицу. Цзян Чен готовился огребать, не уступая, и уступать, не огребая. Ему наносили удар, он отвечал тем же. Он бил и бил специально немного криво. Цзян Чен уже совсем взрослый. Цзян Чен видел прорехи в обороне и нападении, но пересилить себя мог с трудом. Поэтому он держался достойно, защищаясь хорошо, но атакуя неизменно, самую малость не туда. Цзян Чен больше привык убивать на войне и ночных охотах, чем тренироваться на проверку навыков. Поэтому бой затягивался. Из-за этого Госпожа Юй бесилась, лютовала, атакавала агрессивнее и жёстче. Цзян Чена свалили с ног, и он лежа, искоса наблюдал, как устало и вымотанно к нему подходят. – И это всё? – явно недовольно, с нападкой, как обычно. Цзян Чен со зверским выражением лица схватил мать за лодыжку. Он два раза чуть не перерубил Цзыдань мечем, только пожалел несчастный кнут. Он ещё пригодится. – Я мог бы дёрнуть Госпожу Юй за ногу и заставить её потерять сознание от удара головой об землю. И мог бы несколько раз попасть ровно по Цзыданю, притянуть и снова же уронить Госпожу Юй на землю. Госпожа Юй это прекрасно могла видеть. Но если я так сделаю, то Глава Цзян будет рассержен и расстроен, а я человек разумный. Я не хочу умирать казнённым, Госпожа Юй должна меня понять. Мадам Юй хмыкает и скупо улыбается – по-другому не умеет. Конечно, она не могла не видеть, что Цзян Чен старается сделать так чтобы никто не умер. Всё же ему скажут обучать ребенка, а не убивать. – Меня бы это устроило. Боюсь, спокойствие Главы Цзян непоколебимо. У тебя хороший контроль. О, небеса! Нет! Цзян Чен не хочет слышать их ссоры снова. Глава Цзян чувствуется рядом и Цзян Чен знает, что у него всё плохо с эмоциями, но не со слухом. – Я бы действительно обиделся, – слышится где-то рядом. От голоса местного Главы Цзян Цзян Чену стало страшно. В нём что-то непонятное, неразумно пугающее, а после тринадцати лет работы над Юньмэном – однажды он был покусан бешеным крестьянским ребенком – Цзян Чен думал, что не боится уже ничего и никого… но это слово и этот взгляд! – Ян Чен поступает очень разумно. Я бы тоже не отказался провести маленький поединок с Ян Ченом немного позже. “Отец, у тебя плотный график” – думает Цзян Чен. – “Отец, гуй тебя раздери, одумайся! Отец! Я не буду с тобой нежничать, но и умирать не смей! Не доводи до греха, осади себя!” К внутренним молитвам Цзян Чена прислушались, благоразумно отошли и подождали, пока он встанет и отряхнется. – Не сегодня Глава Цзян, не сегодня, – вздыхает Цзян Чен. – Этот адепт устал и сомневается, что не отвлекает ваше внимание. – Не отвлекает. Цзян Чен слышит, насколько гневно дышит мать.