Очередная глупая затея Микасы Аккерман

Это хмурое лицо однажды выведет меня из себя. Она водила карандашом по листочку, вырисовывая непонятные символы — порчей бумаги занималась. Как всегда уставшая, словно все силы высосаны, словно нам не по шестнадцать, а далеко за восемьдесят. Ей не было восьмидесяти, как Имир. Но даже Имир не выглядела столь уставшей от жизни, а она потеряла свою цель, и, я знал, не могла обрести новую. Микаса же просто закопала себя в могилу, уложила надгробную плиту и ждала, когда ей станет легче. Разговоры её отвлекали, и не заметить это было сложно: с Ханджи ей было весело, общество капитана Леви она любила, даже Энни заставляла её ожить на пару часов, а Кенни словно возвращал в прошлые наши годы — но его компания была губительна, этот отморозок умудрился привадить Микасу к алгоголю. Микаса убеждала всех, что нет у неё зависимости. Дура. Однажды придется признаться. Моего общества она избегала со всем старанием. Жан, которому довелось знать причину, хлопал меня по плечу, изредка пытался разговорить и обнадежить — но не ему исправить эту проблему. Она и мне неподвластна: Микаса просто отказалась от жизни, согласившись хоть как-то влачить свое существование. Она убегала от всего, что могло что-то изменить. Могло ведь стать хуже. Я мог сделать хуже. Вернуть в пути одним прикосновением, а там её поджидал персональный ад. Я смирился. Микаса подняла на меня глаза. — Что ты здесь делаешь? — смотрит с надеждой. С надеждой выпроводить. Мне было её жаль — страх заполонил её. Но и решения у меня не было. Между нами была пропасть, она сама ею отгородилась, помощи просить и не думала. Ведь я — угроза мнимого спокойствия. Пусть не было решения, но была смутная мысль. — Есть у меня кое-что для тебя. Она взглянула с непониманием, но выгонять меня не стала. — Идём, — я качнул головой в сторону дверей. Микаса медленно поднялась, но пошла следом. Мы пришли к складу. Я оглядел ящики, отыскивая нужный. — Вот, — я снял крышку, — подарок. Микаса подошла ближе, вынула верхний мешок. Он сразу отличался от других. Внутри прощупывались крупные семена, перекатываясь в ладонях, ей пришлось перехватить его. Любопытство победило — Микаса раскрыла мешок. — Кофе. Она выдохнула слова, будто не верила самой себе. Но когда Микаса подняла на меня глаза, я понял — и вправду не верила. — Ты ошивалась у самой пустой лавки в Хидзуру. Любой дурак бы догадался, что ты знаешь товар, что они продают, из своего прошлого. Она смотрела всё также, только руками перебирала дно мешка в своей растерянности. Мне хотелось отвернуться от всей неловкости. — Иди, пробуй. Я даже не представляю, как это есть, — нужно было оборвать молчание, я это и сделал. Микаса улыбнулась. — Пить, — выдала она, и в голосе слышалось, как радость просачивается наружу, — это пьют как чай. Только кофе. — Тоже выпивка? — Нет конечно, — она подняла горсть и поднесла к носу, жадно вдыхая. Я пожал плечами и отвернулся: пить. Ну уж чай никак не может быть хуже алкоголизма. В голове промелькнула идея пошутить — кажется, это был бы подходящий момент для шутки. Микаса бы посмеялась. Но я побоялся. Подумал, что хрупкий момент обрушится прямо на мою голову. И я сбежал. Вместо шутки я пожелал удачи и вышел вон. Оправдывал себя, мол, для неё это кофе было чем-то очень личным. Лучше оставить её одну. Она провозилась со странными семенами весь день, и, похоже, попытки были бесплодны. Я заглянул к Ханджи с мыслью, что сделал только хуже. Когда дверь открылась, я был готов к чему угодно. Но не к тому, что Микаса будет улыбаться. — Как успехи? — сорвалось с языка, вот только этот вопрос был глупым и даже вредным. Но она на него не ответила. Микаса подошла ближе и порывисто обняла. — Спасибо, — её голос был тихим, но я слышал всю благодарность, что она хотела высказать. Она сама прикоснулась ко мне. Микаса ведь боялась как огня снова попасть в пути. Я сглотнул, подбирая слова. Они никак не лезли в голову. — Да не за что... — Нет, есть за что. Спасибо. Это было лучшее, что могло случиться, — Микаса отошла на шаг, — когда у меня получится приготовить кофе вкусным, я обязательно всех угощу. — Не... Все качнулось, и полетело в тартарары. Темнота. Черная, густая и непроглядная. Шум, стук копыт — и я открываю глаза. — Приехали, сэр, — слышится из-за стенки. Голос глухой, незнакомый.

Митрас, сентябрь 853 года

Я помотал головой, прикрывая глаза — сон никак не отпускал, слабость в теле не уходила. Что это вообще было, сон? — Приехали, — повторил возничий, — вам нужна помощь? Я вдохнул, чтобы отозваться погромче. — Всё в порядке, — голос оказался таким хриплым, что и не моим, — выхожу. Я осмотрел карету: никого, только саквояж, одиноко стоящий на передней скамье. Уснул, выходит. Стоило открыть дверцу, как солнце ослепило меня. Я прикрыл его рукой, чтобы увидеть толпу, что закрывала проход к площади. Оттуда слышался гомон, что свойственен такому скоплению людей. Саквояж я оставил: было ли там ценное что-то я позабыл сразу, как мне его вручили. Толпа меня заметила: шум стал пронзительней, возгласы — громче. Я толком не мог в этом разобрать отдельные голоса, только свое имя, и всякий пытался выкрикнуть его так, чтобы заложило уши. Я улыбался, пусть уши закладывало. — Сюда, — полицейский показался передо мной, указывая на путь: несколько солдат встали в живые изгороди. Руки тянулись ко мне, полицейские усмехались усердию людей. Показался помост и несколько стульев. — Принесите стулья сюда, — приказал я. Полицейские отправились исполнять. — Вы здесь останетесь? — уточнил офицер, — Мы встанем кругом. — Нет, идите к помосту и охраняйте порядок в толпе, следите, чтобы никого не затоптали. С помоста, думаю, будет виднее. Офицер кивнул. Стулья выставили вниз — три штуки, но ни командора, ни кого бы то ни было ещё сегодня не будет. — Присядьте, — я указал на старика с палкой. — Что? — Передайте стул ему. Толпа разгорелась новым гомоном. Людям нравилось травить байки о таких мелочах. Они подходили, спрашивали и благодарили: так, словно я им подарил надежду чем-то столь незначительным. Они не понимали цены, или они не привыкли её искать? — Ваше милосердие да в чиновничьи сердца, — проговорила старуха. Послышался гул одобрения. — О чём ты говоришь! Сам король Карл, что возвел Великие Стены, говорит его устами! — ответили ей. Я посмеялся: единственное, чем мне везло перед другими владельцами прародителя, так это не перенять воли бесхребетного Карла. — Если это услышат последователи культа стен, вас вздёрнут на виселице, — заметил я. Толпа отреагировала благосклонно: посмеялись и над этим. — Вы могли бы управлять, — заметил какой-то пацан, — у вас есть сила Короля. И нет глупости подставлять наш народ, позволять чужакам убивать нас! Он сказал это так, словно это не стоит ему головы. Я давно замечал, как обнародование сведений о Короле и прародителе сработало для Короны: прежних Королей ругали, считая, что сейчас мы, наконец, сумеем отомстить. Было бы глупым отрицать, что это мне на руку. Это было моим козырем. Но я нахмурился. У меня не было права говорить о таком сейчас. — Силы, дарованные мне — величайшее оружие Элдии. Однако мне не ведомо то, что ведомо нашей Королеве. Судьба определила разделить правителя и силу — это значит только то, что владелец сил не должен решать всё сам. — Но Имир!.. — раздалось из толпы. Я сделал шаг в сторону голоса. — Я могу подумать, что вы желаете выступить против нашей Королевы. Разве это не бунт? Толпа ожила в своём противоречии. Я оглянулся на полицейских — они были напряжены. Один из них обратился к толпе. — Перейдем к делу! Вставайте в очередь, если желаете сами передать прошения! Кто-то и правда начал выстраиваться в очередь. С каждым разом таковых становилось всё меньше, и было приятно это признавать. Только это ничего не меняло. — Я ювелир, всю жизнь торговал своими украшениями в столице, — так начинался один из множества рассказов, сто раз похожий на прошения, что я уже слышал, — Я давно привык к тому, что и цена на мою работу упала, и работать приходится больше прежнего, но недавно сообщили, мол, Королева подписала указ, по которому разрешили выкуп и вывоз драгоценных камней и металлов для иноземцев. И камней нынче днем с огнем чистых не сыщешь! Как же такое можно было допустить? Моя лавка — одна из немногих, кто сумел пережить и заводы, и заморские товары, но теперь, когда все приличные камни уезжают, как же мне удовлетворять требования богатых клиентов? Ремесленники сейчас часто теряли работу. Да и вопрос его был скорее глупым. — Это решение было тяжелым для Королевы, — ответил я, — однако все камни и драгоценности из стен не вывезут, уверяю вас. — Но как же!.. — Уверяю, я этого не допущу и проконтролирую. Есть и другие меры международной торговли, которые могут повлиять на нас, — продолжил я, — сейчас я переубеждаю Королеву насчет отмены пошлины на ввоз готовой одежды из Хидзуру, и, уверен, Королева меня выслушает и поймёт. Эта одежда, вероятно, будет дешевле нашей, ведь в Хидзуру много производств, и они дешевые, но наша легкая промышленность от этого может пострадать. Они еще не слыхивали об этом указе Королевы. Правда, она сама не желала его подписывать, ведь текстильные фабрики приносили большой доход, а отмена пошлин ставила их в опасное положение. Конечно, дешевая одежда поможет бедным людям, но в столице это не было тем, что тревожит народ. Споров особенно и не было.

***

— Время не щадит никого, — с самого входа в лаборатории слышался звонкий голос Ханджи, — пока мы стареем, новые поколения набирают силу, чтобы сменить нас. Пока всё в наших руках, придется постараться, чтобы потом не краснеть перед детьми за то, что мы плохо справлялись. — И всё-таки, к чему такой интерес к торговцам? Эрен остановился у распахнутых дверей. — Кто там пришёл? — встрепенулась Ханджи, — заходите, нечего у дверей мяться. Эрен заглянул внутрь: Ханджи улыбнулась одобрительно. На стуле сидел пожилой мужчина, смотрел на Эрена, но молчал, будто с окружением слиться пытался. — Давно же я тебя не видала! — Зоэ поднялась, развела руки, но скоро себя оборвала, — глядите, это наш Эрен! Мужчина скривился вынуждению вступить в разговор. — Кто ж его не знает, — бросил он. Йегер бросил на мужчину быстрый взгляд и задумал узнать, что это за скрытный тип. — Простите, что задерживаю, сэр, — Ханджи не планировала раскрывать гостя, — Эрен, пойдём отсюда. Как ты? Мужчина подорвался со стула и поспешил уйти так быстро, как дозволяли рамки приличий. — Кто это, Ханджи? — Эрен хмурился. — Благородный господин из столицы, — уклончиво ответила Ханджи, — ему очень не нравится, что мы начали больше дел с торговцами вести. Ну ты знаешь, эти богачи, — она махнула рукой. Аристократам не нравилась новая элита в виде торговцев, сословия, вечно ими презираемого. — Почему он скрывается? — Ох, ещё бы в головы этих гордецов лезть. Незачем! Я его умиротворила, пока этого хватит. Тебе он не нравится? Эрен пожал плечами. — Нельзя выбирать тех, кто нравится, а кто — нет. Надо работать с тем, что есть. Оставила бы я на обочине жизни торговцев — они бы нам воздали по заслугам. Брошу аристократов — сбросят нас на самое дно. Никаких палок в колеса нам не надо, обиженных — тоже. Ханджи надеялась, что Эрен её понял. Она похлопала юношу по плечу. — Чего пришел, соскучился? — улыбка сама собой появилась, — ты у нас занятой человек, вытащить тебя от дел Короны — задачка не из лёгких. Или ты к Леви? — Нет, капитан занят, — отмахнулся Эрен, — я хотел проведать вас, как дела узнать. Ханджи похватила Йегера за локоть. — С чего ж начать! Пойдем на полигон, — всполошилась она, — там у нас делишки покруче ваших, столичных, крутятся. Что ты знаешь о двигателях? Эрен ненадолго задумался. — Паровые самоходные машины. Корабли ходят на таких, дирижабли. В Хидзуру и не такое выдумывали, конечно, — он не разделял энтузиазма Ханджи. — Уверена, то, что у нас делается, получше всяких паровых машин, — ответила Ханджи, уязвленная отсутствием интереса, — ты что-то конкретное увидеть хотел? Эрен пожал плечами вновь. — Энни вас хвалит, — заметил Йегер, — со времен, когда мы пустили электричество в Митрас, оно особенных изменений не принесло. Я вот и понять не могу, что у вас такого делается. Ханджи усмехнулась. — Едкий какой, — прокомментировала она, — прямо не ругаешь, но кто ж такое говорит, Эрен! Меньше на Леви смотри, его характер едва кто вынести может! Эрен не ответил. — На том полигоне Микаса смотрит за испытаниями двигателя внутреннего сгорания, — вздохнула Зоэ, — может, хоть она тебя стерпит. — Придется ей стерпеть. Что я, зря приехал что ли? Ханджи поникла и замедлилась в своих раздумьях. Она пыталась понять, зачем же он пришел. — Это что ли? — указал Йегер на металлическое чудовище, прицепленное к чугунной повозке, — какое уродство. — Сам ты уродство, а это — наш лучший экземпляр! — послышалось сбоку писклявое оскорбление. Мальчишка, весь перемазанный чёрным жиром, грозил Йегеру кулаком. Абель выскочил изниоткуда, выдал оплеуху ребенку. — В следующий раз по губам получишь! — пригрозил он. Послышался заливистый смех. Из-за заграждения вышла Микаса — с бумагами, растрепанным хвостом и форменном плаще нараспашку. В отличие от Ханджи, которая в своей взбалмошности устав всё-таки соблюдала, Микаса никогда об этом не заботилась, и пользовалась положением. Это тоже походило на вредное влияние Кенни Аккермана. — Пригрози лучше Эрену за такие оскорбления! — прикрикнула Ханджи Абелю, — совсем зазнался! Микаса махнула рукой прибывшим и поспешила к ним. — Капитан, не стоит так, — протянула планшет с кривыми каракулями, — что будет с его имиджем? Эрен теперь у нас популярен. Ханджи махнула рукой. — Популярен! Вежливости бы его поучили, — Зоэ вздохнула, — ладно с этим. Этот что-то похуже, как я гляжу. — Да не сильно, — Микаса принялась править свои кривые строчки, перечеркивая поверх карандашом так, чтобы стало ещё непонятнее, — я плохо записала. Мне нравится, что в этой версии у нас меньше разных деталей выходит. Ханджи почесала в затылке. — Не знаю. Но КПД уже можно сравнить с хидзурянским, — похвалила она, — Ах, точно. У нас же экскурсия. Эрен! Смотри, что у нас тут! Эрен уже ушел разглядывать сам опытный образец. — Не бойтесь, — к нему подошла какая-то маленькая девчонка, — этот двигатель не так опасен, как паровой. В Хидзуру уже во всю пользуются им в автомобилях. — Складно говорите, — усмехнулся Йегер. — А что, вы правда тот самый Эрен Йегер? Эрен оторопел на секунду: давненько он не встречал тех, кто его не знал. — Есть такое, — прыснул он. Девочка приложила ладони к лицу. — Простите моего глупого брата! — выпалила она, — он не хотел вас оскорбить! Эрен отвернулся — разговор ему наскучил. — Ты чего детей пугаешь? — возмутилась Микаса, подходя к Эрену, — Зачем ты пришёл, что-то случилось? Эрен скривился. — Может, я скучаю по дням в замке Разведки, ты не думала? — бросил он, — но дело у меня и правда есть. У Энни появилась информация от Армина. Микаса остолбенела, силясь вдохнуть. — И что там? — Толком не понял, но он жив и здоров. Писал своему дедушке, просил сказать, что у него всё хорошо. Плавает где-то, разведкой занимается. Микаса улыбнулась. — Хоть кто-то из нас настоящими делами разведчиков занимается. — Эй, — Эрен притворно нахмурился, — а мы что, без дела сидим? — Вот мы уж точно делом занимаемся! — она упёрла руки в бока, — пропаганда, конечно, дело важное, тем более, в нашей ситуации... — Но мог бы и получше стараться? — уточнил Эрен. Микаса замахнулась, но не ударила. — Я не пыталась сказать, что твое дело бесполезное, — принялась оправдываться она, — в отличие от тебя, я ценю наш труд. Эрен усмехнулся. — Наконец-то ты начала ценить свой труд, — пожурил он, — сколько выволочек капитана потребовалось, чтобы ты прекратила распускать нюни и жаловаться на жизнь? Микаса пожала плечами. — Ты обещала мне кофе, — заметил он. — Нет, — она нахмурилась, — поздно уже, никакого кофе пить нельзя. Эрен принюхался. — Да от тебя же за версту несет им! — выругался он, — Нельзя! Как у тебя язык поворачивается нести эту лицемерную чушь? Позади послышались гул новых голосов. — Стой, — Микаса убрала руку Йегера, проходя вперед, — Норманн приехал. Эрен тяжко вздохнул. — Норманн, небось, у вас тут каждый день, — с обидой заметил он. — Да нет. У нас сейчас есть нужда с торговцами вести дело. Двигатели надо ставить на поток, но это дело сложное и дорогое. Я пойду, узнаю, как дела идут. Эрен пошёл следом. — Тебе тоже интересно? — Нет, — отмахнулся Эрен. Микаса вздохнула так, словно общество Эрена ей опостылело. Ханджи отослала детишек подальше: Норманн облокотился о забор, что-то устало рассказывал. У его ног лежал потрепанный саквояж. Один-в-один как тот, что остался в карете у Эрена. — Что у вас? — поинтересовалась Микаса, подходя к говорящим. Эрену её тон показался заискивающим. — Да как всегда. Госпожа Ханджи уже в курсе: четверо отказались, Ривз меня ещё и послал. Благотворительность мне не по душе. Микаса вздохнула. — Наверняка есть условия, при которых согласятся. — Нет. Кто-то уже подписал контракт на то, чтобы закупаться у Хидзуру, кто-то не заинтересован лишать их монополии. Ваши двигатели выходят слишком дорого, чтобы кто-то их купил. Ханджи ходила из угла в угол. — Не может быть, это ведь заказ Короны. — Что я могу сделать, — пожал Норманн плечами. — Ну а на ваших мощностях? Ты тоже не согласишься? — продолжила Зоэ. — Это не мои деньги, госпожа Ханджи, — возмутился Норманн, — я только управляющий, вы подумайте, что со мной сделают за растрату денег Рихтмайеры! Ханджи вздохнула. — Нужна выгода, так? — спросила Микаса, — если Королева будет платить достаточно за свой заказ, то вы согласитесь? Норманн отвернулся. — Даже так, их не сбыть никому, кроме Короны. Это всё слишком рано в стенах. Эрен нахмурился. Ханджи чувствовала, что Норманн продавливает свои условия. — Я напишу Королеве прошение, — Микаса не унималась, — может... Ханджи хлопнула её по спине. — Вспомнила! — воскликнула она, — Микаса, пока Эрен здесь, можете посмотреть список моих мыслей насчёт экспериментов? Его ж потом не вытащить! Ханджи подтолкнула обоих в спины. — Идите! Я догоню! Микаса кивнула, Эрен пошёл следом. — Госпожа Ханджи, — позвал Норманн. — А? — Уж не знаю, сколько известно вам, но Эрен Йегер — не тот, кому следует показывать ваши наработки. Ханджи обернулась к Норманну, явно напрягаясь. — Что ты имеешь в виду? Норманн поднял сумку, вынимая оттуда листок. — В моем городе появились ярые его сторонники, и они вызывают опасения не только у меня, но и у полиции. У него огромная сила, кто-то думает, что из него выйдет лучший король, чем из нынешней правительницы. — У нашей Королевы достаточно сторонников. Её любят военные, любят в городах, но с большой любовью приходят и те, кто против. Не стоит думать, что наш Эрен решит её свергнуть — к чему ему? Норманн покачал головой. — Я работаю с людьми, с преступниками и бандитами. Уверяю вас, госпожа Ханджи, он не внушает доверия. Мы не знаем, что в его голове, как его остановить? Ханджи вздохнула. — Нет, я знаю Эрена с давних пор. Он, конечно, мальчишка уникальный, но я ему доверяю. Если же вам так тревожно, вспомните, что наша Королева ничуть не слабее Эрена — она его только так отделает! Норманн скривился на то, как Ханджи храбрилась. — И вот еще, Норманн, — лицо Ханджи вдруг стало серьезным, — не надо наседать на моих людей с просьбами лучших условий. Я так и поняла, что ты задумал забрать заказ себе, выжав побольше. — О чём вы? Ханджи выдохнула через зубы. — Можете своим смазливым личиком соблазнять своих хозяев и поставщиков , — выплюнула она, — это переходит всякие рамки. Вы пользуетесь своими связями. Я, быть может, стерплю и промолчу, но вижу ваши манипуляции прекрасно. И не отдам денег больше, чем вам отмерено, так и знайте. Ханджи резко обернулась и вышла вон. Норманн окончательно вывел её из себя: и своими попытками урвать побольше, и замечанием об Эрене. Ханджи получше всяких знала, почему Эрена следует опасаться.

***

— Дурацкий повод, — я выплюнула эти слова, — капитан могла бы и получше повод найти. Эрен размеренно шёл следом. — Ты готова отдать все деньги налогоплательщиков, — приметил он, — тебя за такое не только Ханджи, но и Энни поколотит. Я вздохнула, пытаясь собрать всё спокойствие. Как он не понимал! — Времени мало! Очень, очень мало! — голос был каким-то отчаянным, — Наши двигатели надо уже отдать на производство. У нас осталось меньше года, а нам нужно закончить двигатель для самолёта! Я прижала руки ко рту. Зачем я вообще это сказала? — Самолёта, — переспросил Эрен, — понятно. Что и следовало ожидать от вас. Я прикрыла глаза. — Пока всё это вилами на воде писано. Нам ещё могут вернуть новые УПМ — тогда с самолётом свернёмся. Но было бы хорошо, ты же понимаешь, как это нам поможет. Эрен обогнал меня, повернулся и встал поперек дороги. — Микаса, — имя из его уст звучало как ругательство, — ты была за стенами. Ты видела всё это. Нам до танков придется еще лет десять ковылять на костылях Хидзуру. Они же палки в колеса вставляют, они же нами и пользуются! Я скривилась. Хидзуру не преминали возможностью попользоваться нашей добротой. Но а как иначе, ведь в этом сотрудничестве мы в большем плюсе. — Я не знаю, как тебе объяснить, — у меня не было оправдания для Хидзуру, по крайней мере такого, которое устроит Эрена, — но мы делаем всё, что можем, чтобы Парадиз больше не был беззащитен. За эти три года многое поменялось, может этого будет мало, но если мы бросим, то ничего точно не получится. Я живу лишь тем, что знаю — сегодня я сделала всё, что могла. Эрен даже не представляет, как меня пугает будущее. — Это не от тебя зависит. К тому же, позволят ли еще ваши добрые друзья Парадизу защищаться. Я поежилась. — Нет, Эрен. Не надо. Мне хотелось уйти, и подальше. Эрен нечасто думал о том, что говорит, вот и сейчас ему даже в голову не пришло, что мне это может быть больно. У въезда был какой-то шум, и я пошла туда. Эрен глянул мне вслед с обидой, которая тут же пропала. Не моё дело с его эмоциями справляться. Мне бы со своими совладать. На въезде стояла Энни. Её охранники помогали спуститься господину Леонхарту. — Сама Королева! — я попыталась натянуть на лицо улыбку, подходя к коню Энни. — А у тебя лицо всё такое же противное, как пять лет назад, — процедила Энни, — Эрен, ты сделал, что я просила? Эрен, оказывается, всё это время шёл сзади. — А что вы просили? — видимо, это была вся вежливость, на которую Эрена можно было раскрутить. Энни махнула рукой своим людям — они отошли. Она смотрела с раздражением на Эрена. — Йегер, саквояж. Я тебя только об этом и попросила. Ты чем слушал? — Не выдалось возможности. — Да я по лицу вижу, что ты просто забыл, — выругалась она, — и без этого проблем хватает. Мы же за одно, почему ты так к этому относишься? Эрен остановился, и мы вместе с ним. — Эрвин не приехал на встречу. Закклай тоже. Тебе не доложили? Энни вздохнула. — Как с тобой сложно. Иди, куда шёл, — выплюнула она, — Микаса, есть новости о вашей школе? Я не ожидала, что Энни так скоро перескочит. — Д-да всё вроде в порядке. Некоторых ребят мы забрали к себе, правда, под мою ответственность, и мне бы туда вернуться поскорее. Детям нравится школа, прошлый выпуск показал себя хорошо на тестах. — А не на тестах? Я пожала плечами. — Прошло не так много времени, чтобы узнавать, кто как устроился. — Понятно. Энни замолкла, Эрен в принципе стал неразговорчив в последнее время. — Что у тебя случилось? — Стенисты, — устало ответила Энни. — Я это слушать не хочу, — предупредил Эрен и остановился. — И не слушай. — А что случилось? — продолжила я. — Мутят что-то своё, если уж коротко. Я приехала пообщаться с Ханджи, у неё был опыт общения с этими придурками. — А что не так-то? Энни посмотрела назад — её охранники задержались у въезда, там же стояли разведчики. Мы уже отошли на большое расстояние от них. Эрен сложил руки под грудью, но шёл за нами с недовольным лицом. — Мне угрожали раскрытием. У меня есть два варианта: либо они дураки, раз угрожают мне, либо у них есть какой-то план. — Это ведь измена. Если они так уверены, что получится, у них должны быть силы, чтобы сдержать тебя от их казни. Энни вздохнула. — Последователи, — заметила она, — в городах община культа разрастается как на дрожжах. Если бы ты сравнила с тем, что было пару лет назад, то у тебя бы отпали все сомнения. Я вздохнула. — Мне это не нравится, — подытожила я, — почему же ты, Эрен, ничего не делаешь? Эрен нахмурился. — Чтобы посеять вражду? Ты серьезно, Микаса? Уж точно не через людей это нужно делать. Энни кивнула. — Тут я согласна. Надо понять, что они хотят. Мне этого не говорят. Посвященные стенисты в курсе, что я не отношусь к Райссам и Фрицам, они даже разговаривать не хотят. А раз мне пригрозили раскрытием, если я попытаюсь от них избавиться, они угрозу эту воплотят. — Ну постой, — я прижала руки к вискам, — если им что-то нужно, то почему они тебе так не говорят, кем бы ты ни была? Энни остановилась и дернула мою руку. — Ты до сих пор не поняла? Они хотят меня сместить. На кого только — никак не пойму. Действительно, это же очевидно — сместить. Я посмотрела в сторону. — Если они делают такие открытые вещи, то сами напрашиваются на уничтожение. — Если только взаимное. — Но если они заявили, что против тебя, то у них нет другого пути, кроме как уничтожить тебя! Но ты всё знаешь, значит у них ничего не удастся... Я ничего не понимаю. Эрен покачал головой. — Прямого объявления войны не было. Энни в одном разговоре сказали, что её мнение не считается, так как она не является истинной королевой — дословно было так. Недавно пропали документы, связанные с церковью. Я предлагаю Энни просто стребовать с них все налоги еще раз, раз уж пропали их документы и по долгам, и по счетам. Я усмехнулась. — Что бы Йегер ни говорил, это объявление войны мне лично. — Это правда, Эрен, — я посмотрела на него внимательно, а затем обернулась к Энни, — но что ты хочешь сделать? Энни вздохнула тяжко. — Переговоры. Мне надо понять позицию стенистов, что они планируют делать, когда меня сместят. Эрен недооценивает ситуацию, как будто его не пожелают скормить Дине. Если мы не сможем перебить всех посвященных в мою тайну — а этот план рисковый, но самый действенный, то придется идти на переговоры. Сейчас они говорить не желают. Я вздохнула. — И давно ты всё это знаешь? — я спрашивала обоих. — Вчера получила угрозу, — ответила Энни, — у них уже всё готово, если дошло до этого. У нас мало времени. — Эрен? — У стенистов самомнение выше стен. Угроза была из-за уязвления гордости, ничего они от Энни не хотят. Мне хотелось верить Эрену, но никак не выходило. — Давайте так. Я съезжу к знакомой, которая давно состоит в культе, и выясню у неё аккуратно о ситуации. Может, она ничего и не знает, но мы хотя бы ситуацию в культе поймем. Энни с удивлением на меня посмотрела. — Мария что ли? — уточнил Эрен. — Она. В прошлом году она приняла сан какой-то, теперь читает проповеди. Если даже она в курсе, то... — Если она в курсе, то она тебе не расскажет, — не согласилась Энни, — но попробовать не будет лишним. Я останусь в замке пока ситуация не прояснится. Эрен, ты тоже останешься здесь. — Не получится, — отказался Эрен. — Это приказ, — отрезала Энни, — пока тебя не кинут в пасть Дине ты будешь считать, что стенисты просто придурки? У меня начала болеть голова от этого. — Стойте, — голос был жалобным, — Эрен, пожалуйста, останься тут. Я съезжу — там посмотрим, что делать. Энни кивнула. Эрен посмотрел на меня с негодованием. — Тогда садись и езжай. Энни остановила его рукой. — Погоди. Ты как, нормально себя чувствуешь, чтобы ехать? Я посмотрела на закат. — До Гермины рукой подать. Всё будет в порядке. — Я не об этом. Энни смотрела на меня со всей серьезностью — она знала мою проблему. И спрашивала она о том, смогу ли я выйти за пределы расположения Разведки, ведь это было для меня тяжелым в последнее время. Я сделала вид, что не поняла. Что этот год, что я не покидала расположения разведки, был просто случайностью, и эта случайность больше мне не навредит. — Всё будет в порядке. Я нашла управу. Энни фыркнула. — Нашла управу, говоришь. Почему тогда до сих пор мне говорят, что тебя пора уволить из армии? Было неловко, что такое говорили обо мне. Но я не могла с этим ничего сделать, было поздно. — Я бы и сама уволилась, только вот мне нужен доступ к наработкам Хидзуру, иначе от меня проку не будет, — оправдывалась я. Энни похлопала меня по плечу. — Я знаю.

***

Мария, увидев меня в дверях, буквально взлетела по лестнице — её серо-голубое платье выглядело как пушистое облако. — Давно же я тебя не видала! — воскликнула она, — уже полтора года прошло! Я повинилась. — Дел было столько, что не управиться. Да. Например, убийство и трибунал. Но, кажется, Мария ни слухом, ни духом. Мария кивнула. В её маленькой квартирке было шумно, за столом сидело двое мальчишек, которые били ложкой по столу. Когда она вошла, они резко прекратили. — Какой ужас, что о вас подумает госпожа Микаса? — пригрозила она, — садись, у нас как раз ужин. На столе лежало несколько ароматных булочек, в тарелки разлили похлебку из картошки и морковки с мясом. — Я вас объем, — я хотела отказаться от еды. — Если откажешься, я обижусь. Нынче мясо не драгоценность! Кушай. Дети уже за обе щеки уплетали еду. — Экие неряхи! — выдохнула она, когда оба унеслись, закончив есть, — страшно их показывать священнику. Дети, знающие голод, никогда другими не смогут стать, знаю. Но, быть может, Гермина привьет им чувство самообладания. Я кивнула. — Ты теперь в церкви приют держишь? — Нет, приют при церкви не удался, развалилось всё. Этих детишек я взяла из Троста к себе на воспитание. — А что ж ты их в церковь гонишь? — спросила я как бы между дел. — Да как гоню, нет, — Мария призадумалась, — Они сами просились посмотреть. Но ты же видала, как нынче в церквях воруют, вот я и боюсь их вести. Мальчишки были карманниками, выходит? — А как же из них люди выйдут, если им не доверять? — Нет же, — она отложила ложку, — доверяю. Рано ещё. Разговор пошёл в другое русло, пока Мария не отвлеклась и не задумалась. — Знаешь, мне так жаль этих детей, — выдала она, — ведь их насильно притащили в этот поганый мир. Ни мать, ни отец не желали их рождения. Каждый на улице не преминул возможностью ткнуть их в это. Лучше бы они никогда не рождались — им не пришлось бы выживать через боль и страдания. И мне... Я обомлела. — Нет-нет! — она всполошилась, — я не хотела сказать это, нет! Мне действительно жаль, что им приходится через такое проходить, но я надеюсь, что смогу им помочь. Она недоговаривала. — Тогда что — "и мне"? — я спросила её. Она отвернулась от меня. Ей явно было тяжко смотреть мне в глаза. — И мне бы не пришлось страдать, если бы я не родилась, — выдохнула она, — прости, мне следовало бы исповедаться ещё раз, а не вываливать всё тебе. Исповедоваться ещё раз? Оказалось, я произнесла это вслух. — Священник говорит, что нужно принять наши страдания и вынести их до конца жизни. Я вот никак не могу их принять. Если бы моя матушка ходила в церковь, может быть не позволила мне родиться. Священник считает, что ежели я родилась, то должна отмолить и её грехи, и свои. Я теперь читаю проповеди: и если хотя бы один человек задумается об участи своего нерожденного дитя и передумает, это спасет душу. Ни за что бы не догадалась о таком интересном способе контрацепции. Но разве это она? На моем лице проявился ужас, кажется, — Мария принялась меня успокаивать. — Ты чего, всё хорошо? — начала она, — Может, воды? Я вздохнула. Нет. Нет-нет-нет. Мария не может быть с этим связана. — Прости, я просто задумалась, — сглотнула я, — я думаю, это правильно — нежеланным детям будет тяжело жить, и лучше пускай родители думают об этом заранее. Но рожденным в любви ведь не придется страдать. Моя надежда разбилась в тот миг, когда Мария ответила. — Нет, Микаса, только не говори, что ты считаешь, что детям, даже желанным, не придется столкнуться со страданием. Вспомни хотя бы Робба: он ни разу не улыбнулся с тех самых пор как его маменька сгорела. После того, что ты пережила, разве ты не понимаешь, что этот мир ненавидит нас? — Н-нет, постой... — Я понимаю, — её лицо стало строгим, — ты, быть может, хочешь завести семью, родить детей. Но думала ли ты, что с ними будет? Думала ли ты, каково им придется? Ты ведь, тем более, военная! Твоя жизнь может оборваться в любой момент, даже если ты не отпустишь их от себя, однажды они останутся одни. Мир рухнет на их несчастные головы. Пока есть элдийцы, нашу угрозу не забудут. Если не на наш век, то на век детей придется обрушение нашего мира. Как... как это проникло в церковь? — Я надеюсь, ты подумаешь о том, что я сказала? Я кивнула Марии. Всё внутри смешалось; ошарашенная, я попыталась хоть что-то из себя выдавить. — Конечно. Я... я согласна, что мир жесток. И, конечно, без страданий никак. Неужели теперь об этом говорят в церквях? Мария склонила голову. — Теперь? С тех самых пор, как стены стоят. Микаса, три стены, что ограждают нас от мира, это то, что может нас спасти. Оно может дать нам время — мы доживем свой век, не передадим свое проклятье детям. Не верю. Не может так быть! — Когда, когда это началось? Не может ведь быть, что так задумано с самой постройки стен? Ты об этом прежде не говорила, никто об этом прежде не говорил! — Это было всегда, — констатировала она. — Но сейчас, почему сейчас? Разве ты не думаешь, что с новой Королевой всё стало идти к лучшему? — А ты ей веришь? — удивилась Мария, — она может строить из себя кого угодно, только вот это не изменит истин нашего мира. Нас ждет война на уничтожение, и она нас отправит на эту войну! — Не говори так, — попросила я, — я знаю, что она не погонит нас на войну. Я знаю её! Она хороший человек! — Так думают только те, кого она обдурила! Я думала, что ты не дура, но ты тоже думаешь только о своём самолюбии! Я опустила глаза. — Послушай..! Мария встала резко — лицо её выражало недовольство. — Не кричи в моём доме. Тебе стоит уйти, я не хочу с тобой ссориться. Я уже и так наговорила всякого. Несмотря на то, как она смотрела на меня, голос её был ровным. — Давай об этом не будем, — согласилась я, — Я поеду к себе. Доброй ночи тебе и мальчишкам, прости, что вспылила. Я едва сдерживала свое желание сбежать, пока наконец не залезла на лошадь. Мария помахала мне на прощание — она уже не сердилась, но напряжение чувствовалось. Вся дорога пролетела мимо меня. У пропускного пункта я чуть было не пролетела над оградкой — Конкиста, моя старая подружка, чувствовала мой настрой и была готова к драке. Но нужно было не драться. — Господин Леонхарт? — я постучала в дверь комнаты, в которой должна была остановться Энни, — я могу войти? Он пропустил меня, затворяя дверь сразу за моей спиной. — Ну! Что у тебя? — Энни говорила с привычным недовольством, но чувствовалось нетерпение, что прорывалось наружу. Я сглотнула. — Есть подозрения, что у нас появились антинаталисты, — выдохнула я. — Кто? — уточнила Энни. Я посмотрела на господина Леонхарта — он тоже такого не знал. — Зик Йегер планировал избавиться от проклятия элдийцев тем, чтобы забрать у нас возможность иметь детей с помощью силы прародителя. Эту концепцию можно назвать антинатализмом, — отрапортовала я. Энни отвернулась. — Прекрасно. Тогда им нужен Йегер, — заметила она, — младший Йегер. Энни призадумалась. — Может, они желают посадить на трон Зика? — вопросила она в воздух. Я не знала ответа. — Это, будто бы, неточно, — заметила я, — дело в том, что стенисты и до этого похожую идею высказывали. Тут всё сложно. Энни смотрела с ожиданием. — А насчет тебя всё ещё непонятнее. То ли тебя вообще в расчёт не берут стенисты, а Эрен прав, то ли они к тебе относятся плохо, но что-то о том, чтобы от тебя избавиться, не было. Или, возможно, мы не договорили. Энни поднялась и посмотрела в окно. — Надо собрать совет. Если не Зик Йегер, то стенисты явно что-то собираются предпринимать. И обязательно позовите Эрена. Он должен чётко заявить, что на моей стороне.