Очередная глупая затея Микасы Аккерман

Путешествие в Хидзуру началось под флагом надежды. Не знаю, кто первым подумал, что Армин мог быть там, но по лицам разведчиков я видела, что думали они об этом. Мир, конечно, огромный. Карты с корабля напомнили, как многое мы не знали, и то, насколько велики земли Хидзуру. Армин и вовсе мог отправиться на другой конец света. Надежда, что у нас была, виделась призрачной. Но кому-то её было достаточно. Второй путь к побережью был многим легче предыдущего, ведь мы знали, чего ожидать. Мы запаслись углем, припасами, одеждой и документами для переговоров. Карты и опыт команды корабля подсказали нам многое, и путь на острова, исконные земли империи Хидзуру, не стал очередным испытанием. Капитан Ханджи была счастлива впервые увидеть море. Признаться, я не разделяла этого настроения. С момента, как мне довелось столкнуться с миром вокруг нас, я успела понять, что мои представления были лучше реальности. Среди марлийцев были редкостные ублюдки, и по-другому их шовинистские воззрения нельзя было назвать (и скидок на эпоху я сделать не могла), такие были и среди нашего марлийского экипажа. После некоторого прояснения, они больше не взирали они на нас с нескрываемой ненавистью, мы довольствовались и этим. При этом некоторые элдийцы оказывались не лучше, и ситуация с континентальными пленниками, что чудом избежали смерти, оказалась уж очень показательна. В суматохе всякое происходит, но почему-то я верила, что люди склонны сплочаться перед лицом угрозы. Это было большим просчетом. А мне говорили. Эрвин напоминал. Мы тогда достигли Шиганшины: в городе, пострадавшем от сражения, ночевать было невозможно, так что мы поднялись на стену. Дело было на рассвете, все ужасно устали, и это было первым укрытием и остановкой, что у нас была с самого берега. Командор Эрвин практически сразу заснул, а мы с Жаном принялись за перевязку Оруо, которого тяжело ранили ещё на континенте, пока он помогал вытащить из гетто мистера Леонхарта. На корабле была какая-никакая аптечка, это спасло Оруо жизнь. Пленные элдийцы занимались обустройством лагеря. Под мерные разговоры я и не заметила, как завязался какой-то нелепый спор, не стоивший и выеденного яйца, — мне так казалось, во всяком случае, ведь пока на нас с земли смотрели сотни гигантов, любая перебранка глупа и бессмысленна. Но нет же. Марлиейц прикопался к элдийцам, элдийцы припомнили прошлое, и завязалась потасовка. Имир пыталась успокоить их в своей манере: упреком, что все устали, и что мы в одной лодке, и, возможно, это сделало только хуже. Когда я обернулась на крики, то увидела Имир уже в крови: ей распороли живот топориком. Она упала на колени, побледнев как сама смерть. И немудрено: кровь хлынула потоком, а лужа под ее ногами собралась огроменная. И ведь Имир тоже предупреждала меня. Освобожденные элдийцы нам не друзья. Этот больной на голову элдиец решил, что раз уж она способна регенерировать, то это отличный способ выместить свою злобу на марлийцев и несправедливость мира. Марлийский мальчишка бросился на агрессора, пытаясь отобрать у него оружие, и выжил он только чудом. Жан и Эрд на УПМ втянулись в самую гущу, растащили крикунов, но гнев сторон так и не утих, а элдийцы и вовсе обозлились на то, что разведчики пошли защищать марлийцев, а не поддержали своих. Эрду повредили предплечье в этой потасовке. Он, конечно, скоро восстановился, и они оба с Оруо сопровождали нас сейчас на пути в Хидзуру, но осадок остался. Имир зверем глядела на обидчика, и я прекрасно понимала, как ей мерзко. Её, "отродье титана", за человека не считали даже свои. Возвращаясь к конфликту наших новых знакомых, я, конечно, видела, как от злобы ходят желваки плененных, но не задумывалась, что даже лишняя минута рядом с представителем другой нации для этих людей была настолько невыносима. Урок был выучен, за настроениями тех и других смотрели в оба. Эрвин тогда признал, что ночевать нам на Марии не стоит, и мы отправились в путь — изможденные, успели лишь перекусить. За жизни марлийцев приходилось переживать вдвойне: команда корабля была нам нужна живой и здоровой. А внутри стен все еще была огромная толпа титанов: еще большая, чем вне стен. В этот путь ни одного континентального элдийца не взяли, к счастью. Но мальчишка, тот самый, что едва не помер в своем глупом стремлении погеройствовать, периодически попадался на глаза, напоминая эту сцену. Отчего-то я никак не могла ее забыть. Ведь тогда мне стало так страшно за его жизнь, но теперь, когда я гляжу на него, думаю только о том, что это была бы очень глупая смерть от подросткового максимализма. Марлийцы мне не были приятны, море меня раздражало или я не хотела оказаться в Хидзуру — вот уж не знаю, но поездка, как и вся подготовка, размазались во что-то бесполезное. На корабле отдыхать было некогда, но в третий раз штурманство не показалось столь стрессовым и тяжелым, хотя уставала я сильно — сильнее, чем в прошлые разы. Но это было лучше подготовки. В какой-то момент, несмотря на все мое нежелание ехать, я начала ждать поездки, потому что подготовка высосала из меня все соки. И не то, чтобы я что-то полезное сделала. Я была настолько безынициативна, насколько возможно. Признаться, в моей голове иногда проскальзывали мысли насчет обсуждаемых действий, но как будто их до меня не обдумывали, чтобы озвучивать или просто открывать свой рот. Я приехала от дедушки Армина уже в разгоревшийся котёл дел, который кипел во всю. Необходимости во мне не наблюдалось, так что я успела заскучать от всего происходящего: на второй неделе глядеть в окна резиденции Энни стало невыносимо. А ещё я понимала, что мы в Митрасе надолго, и это приводило в отчаяние. Одним вечером Кенни отпросился на увольнительный, и я помчалась за ним, понимая, что не выдержу и минуты в этом помещении. Аккерман пожурил меня, и повел в какой-то задрипанный бар под самой стеной Митраса. Напитки там подавали отвратительные, но молодое тело справлялось и с этой напастью, так что вечер не привел к ужасному утреннему похмелью, только к выговору за драку, которую Кенни сам и затеял, не сняв плаща с нашивками разведкорпуса, а я — не предотвратила. Ох уж этот имидж. Драка была единственным, что за все это время меня порадовало. Кенни не выпускали больше: то ли Энни или её отец посчитали желательной при Королеве охрану в его лице, то ли имидж боялись попортить. Всё-таки Аккерман снова был официальным представителем армии, но теперь еще и публичным. Однако, от этого вечера стали сносными. Кенни притаскивал с собой бутылку вермута или еще чего-нибудь, иногда даже вино из королевских запасов — и мы разговаривали о всяком до полуночи. Аккерману моя компания нравилась, а то, как косо поглядывали на спаивание малолетней меня капитан Леви и, изредка, командор — мелочи. У разбойника было много впечатляющих историй, но часто очень мерзких. Мое настроение было подходящим, чтобы это слушать, а говорить Кенни любил. Следующий месяц был многим лучше прошедшего, и я даже перестала думать об ужасном грядущем. И сейчас, глядя на горизонт из капитанской рубки, у меня ещё не получалось перенять радости капитана Ханджи, но мне определенно нравился вид — я любила синий и голубой.

***

Хидзуру встретил нас гомоном с берега. Наш корабль пристал у верфей — уродливых и несуразных корабельных строек, — где к нам пришли военные Хидзуру. Корабль, всё-таки, принадлежал марлийской армии. Среди них нашелся тот, что разговаривал с нами на одном языке, и мы смогли объяснить ситуацию. Нас пришвартовали в каком-то укромном уголку, выставили охрану и не позволили спускаться на берег еще около двух суток. В иллюминаторы Хидзуру была очень громкой, серой и светлой. В ночи фонари устремляли свои огни в небо, подсвечивая облака и создавая ореол света вокруг города. Разведчикам это наблюдение казалось волшебством. Ханджи мечтательно предсказывала, как красиво будет в стенах, когда мы сможем провести электричество в каждый дом. Капитан Леви неохотно с ней соглашался — свет ему казался безопасностью. На третьи сутки к нам на корабль пришла делегация, и нельзя было не назвать её достойной: десять представителей ведомства международных отношений пришли к нам на корабль лично. Одна из них, поймав мой взгляд, больше его не отводила, и я значительно отвлеклась: видать, это та самая женщина, что помогала Парадизу при настоящем стечении обстоятельств. Я отвела взгляд, почему-то начав нервничать. — Мое имя Киеми Адзумабито, мы с коллегами и послом Хидзуру в Марли пришли сюда для разъяснения сложившейся ситуации, — она начала разговор первой, — к сожалению, не все мои коллеги знают элдийский в достаточной степени, однако вы можете обращаться ко мне, к послу или к нашим переводчикам для прояснения любых вопросов. Разговор был долгим. Госпожа Киеми сверлила меня взглядом, а я судорожно вспоминала хоть что-то о ней, перебирая шелковый платок в кармане. Командор Эрвин быстро переключился с посла, старенького и весьма вредного, на активную Адзумабито, которой явно было весело от всей сложившейся ситуации. — То есть вы украли корабль, его команду и плененных преступников у империи Марли? Здесь Марли ничем иным, как империей, не называли. Хидзуру тоже были империей, и это волшебное слово кичило достоинство каждого диппредставителя за нашим столом. — Так и есть, — подтвердил командор, глядя ей в глаза. Киеми ему обаятельно улыбнулась. — От лица Королевы мы прибыли к вам, чтобы подтвердить своё дружественное отношение к империи Хидзуру и подтвердить намерения сотрудничать в дальнейшем, — продолжил командор Эрвин. Посол вздохнул. — Госпожа Киеми, к сожалению, достаточно молода, чтобы не помнить, какие тяжкие последствия принесло нам последнее сотрудничество с Элдией, — ответил он, — будем честны. После Великой Титанической войны Хидзуру пришлось взять на себя ответственность за поражение Элдии: пока вы отсиживались на острове, мы выплачивали огромную контрибуцию, пережили отчуждение части земель, а наш народ жил под бременем проигравшего. Дипломатия же столкнулась с порицанием и клеймом, и забылось оно совсем недавно. Более того, Марли теперь является значительной силой, с которой мы считаемся, а вы — естественный враг этой империи. Не в наших интересах поддерживать маленький остров против несоразмерного врага. — Разве что мы могли бы поддерживать вас не открыто, — заметила госпожа Киеми. Посол коротко улыбнулся. — Это хорошее решение, — согласился Эрвин, — вам не нужно афишировать свою поддержку, а мы не хотим лишний раз заявлять о себе. Я думаю, это тот компромисс, что нам нужен: вы позволяете нам, естественному врагу Марли, подрывать целостность их империи, отвлекать внимание, пока вы разбираетесь с другими проблемами. Что скажете? Эрвин посмотрел на госпожу Киеми, но она лишь смотрела на него молча. Судя по лицам за столом, всем нравился этот вариант, но выражать явное удовлетворение никто не желал. Наконец, молчание оборвалось послом. — Это может быть решением. Но есть и другая проблема, — указал посол, тыкая пальцем в стол. Старик нахмурился и продолжил, — она касается поддержки, что вы просите: что вы хотите получить? Он был прямолинеен, и это, в какой-то степени, было хорошо. — Всё просто, господин посол, — ответила за всех Ханджи, — мы бы хотели нарастить свою военную мощь для сдерживания Марли. Этого будет достаточно, чтобы исполнить нашу часть соглашения. С вашей стороны мы бы хотели получить некоторые военные наработки в обмен на соглашение о неразглашении и о ненападении: так, ваше оружие не будет воевать против вас. Посол смотрел на нее всё так же хмуро, но предложение Ханджи было честным и незатратным: если они не согласятся, значит, они продавливают нас больше положенного. — Хотите сказать, что вы желаете собрать плоды прогресса нашей великой империи просто для того, чтобы отвлекать дружественную нам империю Марли? Ханджи пожала плечами. — Боюсь, мы и без вас справимся с этой задачей, — сказала она невзначай, — таскать изобретения из Марли просто, и мы способны совершенствовать их куда быстрее, чем вам кажется. Электричество, радиосвязь, артиллерия, поезда — это только дело времени. Однако, если вы поддержите нас, то мы будем на вашей стороне, а значит, весь прогресс, что будет нашим, может стать и вашим, пока не нарушается соглашение о ненападении. Ежели вам не интересно создавать летающие аппараты получше дирижабля, я могу только... Пока капитан не перешла на угрозы, командор оборвал её. — Сотрудничать или не сотрудничать в столь чувствительной области как военная — серьезное решение. Я предлагаю начать с того, что выстроит между нами доверие. Мы бы могли подписать торговые соглашения на интересующие нас и вас товары. Жители стен не избалованы иностранными товарами, конкуренции у Хидзуру не будет, а так как наш внутренний рынок еще перестраивается на более современное производство, аналогов у вашей продукции также не будет. У нас, в свою очередь, тоже есть вещи, что могли бы быть интересны вам, но это мы обсудим чуть позже. Если торговля будет успешной, мы сможем наладить выгодную переправку товаров с острова и на остров, чтобы понизить стоимость, это увеличит и товарооборот, и прибыль. Я думаю, это будет хорошим первым шагом. Один из тех делегатов, что все это время молчал, вдруг обратился к Ханджи на ломаном элдийском. — Что такое вы сказали про радиосвязь? — его вопрос был надменен, и кажется, он совершенно не верил, что переводчик её верно понял. — О, радиосвязь! Прекрасные наработки... — начала Зое, и тут же замолчала, затыкая себе рот руками. Стоит сказать Ханджи что-то ей интересное, как эта женщина начнёт целую лекцию. Сдержать себя ей было сложно, она значительно распалилась от энтузиазма в Хидзуру. — У нас есть некоторые наработки по этой теме, — объяснил Эрвин, — я думаю, будет честно оставить чувствительную информацию на следующие переговоры. И свернул на тему торговых отношений. Дипломатам оставалось только переключиться за ним вслед. Дальше я особенно не слушала: наработки торгового соглашения с Хидзуру у Эрвина были составлены еще на Парадизе. Нам здорово помогли знания как обоих Леонхартов, так и наших торговцев, среди которых были знакомые имена. Небезызвестный Ривз из Троста хорошо устроился в нашем совете: его торговля шла, он скупил несколько королевских производств в самом зачатке и теперь добывал железо и производил сталь. От компании Рихтмайеров под самый конец прибыл и сам Норманн. За последнее пятилетие компания поглотила всю Гермину, став монополистом в городе (как и Ривз), однако оба делали огромный вклад в восстановление своих городов, за что их нельзя было упрекнуть: Корона не была в силах помогать всем самостоятельно, и только поддерживала инициативу на местах. В ответ на помощь малому народу Королева давала некоторую власть крупным торговцам, создав отдельный орган, который мог влиять на экономику стен в целом. Под этим руководством ли, из-за внутренних процессов или резкого появления открытых миру производств, люди из городов и деревень отправились на фабрики: умелые торговцы, как господин Ривз, поощряли это, и начал формироваться класс весьма обеспеченных горожан. Они поднимали цены на рынках, для них начали строить дома близ предприятий. Из-за тяжести работы или еще каких предрассудков, пока этот класс был больше мужским, хотя на фабриках часто можно было встретить одинокую женщину или вдову. Несмотря на появление этой широкой и обеспеченной группы людей, голод в городах будто бы и не уменьшился из-за роста цен, просто разрыв между сытыми и голодными возрос. За места на предприятиях бились, а торговля росла как на дрожжах: каждый новый завод горожане атаковали толпами, надеясь выбить себе местечко заранее. Норманн выкупил швейную фабрику сестер Стокс и запущенное ателье. Теперь, когда спрос рос, это было выгодным предприятием, и, по просьбе госпожи Хеллы, на работу вернулись знакомые лица. Она передавала нам письмо через Норманна, где рассказала, как счастлива новому-старому приобретению. Таким образом, Хидзуру скоро обнаружили выгоду от торговли с Парадизом. Обсуждение продлилось несколько часов, прежде чем часть дипломатов ушли, обсуждая условия. С нами осталась госпожа Киеми с двумя помощниками и старый посол, который тоже собирался уходить. — Завтра вас выпустят в город, — напомнил он, — я бы хотел, чтобы ваша национальность не всплыла в городе, будьте осторожны. Посол посмотрел на меня внимательно, я потянулась к запястью, которое жутко зачесалось. К чему бы кому-то смотреть на меня, я не знала: в разговоре я не участвовала, никто из моих спутников на меня не указывал, но, видимо, моё непривычное лицо было им удивительно. — Как вас зовут? — спросил посол, щуря глаза. Старик протянул ко мне сморщенную руку — она дрожала. — Микаса, — я сглотнула и тут же поправила себя, — Микаса Аккерман. Фамилии матери я не знала. У меня было смутное подозрение, что она начиналась на "А", но ни в каких воспоминаниях я её не видала. Чтобы не терять серьезности и не подтверждать свой с виду юный возраст, я исправилась, назвав фамилию и задав тон беседе. Эрен с сомнением посмотрел на нас, Эрвин тоже, но никто не вмешался. Оба знали о связи Микасы с правящей семьей Хидзуру, но помогать мне они не собирались. Вся моя предыдущая смелость сбежала, а подготовка вылетела из памяти, и я могла только молчать. — Хорошее имя, — Киеми почувствовала неловкость, и умело её оборвала, — знаете ли вы, что оно означает в нашей стране? Я, естественно, не знала и помотала головой. — Госпожа Киеми, вы заходите с философии, — покачал головой посол, — нам известно, что с собой ваш король Карл забрал на Парадиз несколько членов клана сёгуна, тех, что поддерживали тесные дипломатические связи наших наций. Могу предположить, что если кто-то знает о их судьбе, так это вы. Я прав? Его прямота меня смутила. — Да, но... — мысли путались, да и язык тоже, — и у меня есть... — Госпожа Киеми, — он оборвал меня на полуслове, оборачиваясь, — наверняка вам будет интересно узнать о своих родственниках. То есть она должна быть мне родственницей? Я сама не поняла, как раскрыла рот, прижимая к себе руки. Посол посмотрел на меня с доброй усмешкой. — Оставлю вас на разговор. И вышел. Госпожа Киеми загадочно улыбалась. Я почему-то была уверена, что кроме нации, у Микасы с этой женщиной ничего общего и не было, и понимание, что госпожа Киеми была ничем не хуже по статусу самой Микасы, а того и сильнее, привело меня в ступор. — Вы — один из потомков моих родственников? — логично предположила Адзумабито, пока я пыталась осознать, что эта фамилия и должна была быть моей. Первый шаг, как всегда, сделал Эрен. — Покажи им свой рисунок на руке, — Йегер смотрел на меня с какой-то жалостью, — тебе ведь мать для этого его передавала. Мы не обговаривали расплывшуюся татуировку на моей руке, но её часто замечали. Её замечали сокурсницы, когда мы мылись в общем душе, её видел Эрен, когда Карла бинтовала мои запястья после злополучной ночи, но пару раз мне приходилось её показывать намеренно, и потому о ней знал и Эрвин Смит, например. Я не делала из этой штуки намеренной тайны, не брала с Эрена каких-то обещаний, но от резкости Эрена мне стало словно бы хуже и легче одновременно. Свою руку госпоже Адзумабито я показала, но на реакцию смотреть боялась: я обернулась к Йегеру, пытаясь что-то понять. Ничего плохого в его умыслах не увидела. Киеми трогала мою холодную руку своими мягкими ладонями, согревая пальцами шрамы. — Полагаю, вам передала это ваша мать? — наконец обратилась она ко мне. Я кивнула, не в силах выдавить из себя другого рода согласие. — Знаете ли вы, что оно значит в Хидзуру? — Полагаю, не до конца, — ответила я честно. — Думаю, происходящее вас поразило, — заметила Киеми, — быть может, мы могли бы поговорить наедине? Она обернулась к командору Эрвину, он коротко кивнул и указал всем на выход. Киеми повернула ко мне стул, безмолвно предлагая сесть. — Я буду ждать вас на палубе, — напоследок бросил Смит. Как только двери затворились, женщина присела рядом. — Семья Адзумабито с недавних пор потеряла всяких наследников по прямой линии, после госпереворота к власти пришли военные. Мы — старый и очень уважаемый род, если вы останетесь здесь, то сможете повлиять на политику Хидзуру значительнее, чем из Парадиза. Кроме того, мы можем гарантировать безопасность, которой элдийцам в ближайшее время не видать. Киеми была неожиданно откровенна. — Ваше предложение очень заманчиво, но, боюсь, оно не для меня, — я ответила на её откровение своим. Место, которое она держала теплой ладонью, теперь холодило. Тепло в её глазах тоже исчезло. — Есть ли какие-то причины, которые заставляют вас остаться с Парадизом? — спросила она. Я глянула в сторону окошка, ощущая, как мне некомфортно оставаться наедине с этой женщиной. Она чем-то напоминала мне Эрвина Смита, но если последний был уже достаточно родным и знакомым, эта леди вызывала только острое недоверие, которое смешивалось с паникой от её вопроса. Я чувствовала, что её игры в горячо-холодно могут меня обмануть, и это очень настораживало. От моего ответа может зависеть уровень дипломатических отношений с Хидзуру и семьей госпожи Киеми, которая, определенно имеет влияние здесь. Однако, они всё равно будут. Даже если я откажу, они будут. Хидзуру это выгодно. Что же остаётся... Остаётся быть честной? — Госпожа Киеми, у меня нет особых причин, кроме собственного желания остаться на стороне Парадиза. То, что скрывается под вашими словами, означает для меня выбор, который навсегда определит мою жизнь, а я... я не готова к таким радикальным мерам. — Вы согласитесь на это позднее? — предположила она. Я пожала плечами. На самом деле положение наследницы было выгодным, и я не могла не видеть всех преимуществ как для себя, так и для помощи Парадизу — и Киеми прямо об этом сказала. Но открывающийся мир дипломатии казался мне настолько пугающим, что страх перекрывал все. — Вы знаете, я ведь только по матери отношусь к вашей семье. По отцу я Аккерман, а этому семейству, скорее всего, нигде не рады. Потомок по женской линии — это совсем не тот уровень, что был бы вам полезен. Пока я пыталась откреститься тем, что не являюсь наследницей из-за своего пола, я поймала взгляд Киеми и поняла — это её и порадовало. Она, похоже, хотела не актора, а что-то больше похожее на инструмент. — Это печально, что вы так думаете, — она выдохнула, — но у вас есть возможность передумать, знайте это. Как великодушно. — Спасибо за вашу доброту... Кажется, улыбка вышла совершенно неправильной. Но на другую меня не хватило. Спустя шесть лет здесь я, может, и растеряла свою память, но понимание, что меня ожидает, было четким. Ничего хорошего. Наверное, я не хочу бороться. Жизнь в Хидзуру предполагала бы это, а меня не хватает уже сейчас. Я истощена, и понимаю это прекрасно: мне нужно понимать, что конец будет. Отдых после смерти меня не устраивает. Настоящая Микаса не говорила со мной больше, и я была благодарна ей и судьбе за молчание. Сил разбираться еще и с ней больше нет. Мне хотелось верить, что моя цена за её жизнь уже была уплачена, ведь с её появлением я позабыла всё о своей настоящей жизни, она уже тогда отобрала мою жизнь. Но это было бы слишком просто, не так ли? Может, у меня и жизни нет, за которую переживать нужно. Почему я вообще пытаюсь что-то делать? Будущее меня может и обойти. В конце концов, борьба может и не закончиться. Какие у нас планы? Сотрудничество с Хидзуру? Наверстывание прогресса, что мы упустили за век? С помощью, может, и удастся, но мы не до конца понимаем мотивы самой империи, чтобы знать исход. Все, что угодно, может случиться. — Быть может, вы бы переехали к нам потом, — продолжала Киеми, — когда заводишь семью, хочется осесть вдали от кризисов и войн. В Хидзуру куда безопаснее, чем на Парадизе. Нет, я, конечно, не сомневаюсь, что с нашей помощью у Парадиза появятся все возможности выстроить оборону, но пока неизвестно, сколько на это времени уйдет. Вы и сами всё понимаете. А жизнь коротка. Может, Киеми была честна, а может, она подталкивала меня подумать еще раз, чтобы в её власти оказалась не только я, но и моя семья. Семья. От семьи у меня остался только Эрен и две попытки быть приличными родственниками: Кенни и капитан Леви. За кого-то из этих троих переживать — дурость. Смогла бы я завести семью свою, настоящую — вопрос отдельный. Что бы я не помнила или забывала, мне давно за тридцать, и смотреть на сверстников Микасы я всерьёз не могу. А на меня всерьез не посмотрит старшее поколение, ведь мне, всё-таки, физически шестнадцать. А если посмотрит, будет честно это расценить педофилией, и таких следует обходить стороной. С такими входными семью не построишь. — Госпожа Киеми, какая у меня может быть семья, — я всё-таки сказала это вслух, — родственники, которых мне доводилось прежде знать — бандиты и убийцы, перевоспитанные, всё-таки, но не самые желанные гости в цивилизованном мире. Я, может быть, такая же. — Не похоже на то, — она показалась искренней, — Ваша матушка наверняка бы оскорбилась: матери всегда стараются вложить в нас лучшее. Я горестно вздохнула: то ли воображение у меня живое, то ли это было настоящим воспоминанием, но я увидела, как женщина подскочила со стула и помчалась к вооруженным преступникам, словно была настоящей воительницей. Я смотрела на это, не двигаясь, но было больно и страшно, и они вмиг затопили меня, да так, что дышать стало тяжко. — Мать наверняка была хорошим человеком, иначе бы она выжила. — Не сомневаюсь, она была достойным представителем нашего рода, — согласилась Киеми, — я сожалею о случившемся. У вас будет возможность прожить счастливую жизнь, уверена, она бы этого желала. Я кивнула, поднимаясь со стула. Внутри все как будто переболело. Счастливая жизнь мне не грозит, иногда думается, что никакая не грозит, и, возможно, так даже лучше. После того, что я успела натворить, после всех тех убийств, что я совершила, после тех смертей, что я не только не предотвратила, но и спровоцировала, мне, кажется, и не должно быть прощения. Я то боялась брать ответственность, то творила черт пойми что, забыв о последствиях. Иногда тупила так жестко, что могла угробить не только себя, но и всех вокруг. И почему-то верила, что все получится. Может, и получится. Но не у меня. На следующий день нас выпустили в город — но не в тот, к которому мы пристали, а в столицу, что была неподалеку. Эти города уж очень отличались. Местные жители выглядели причудливо, но чувствовалось расслоение похлеще, чем расслоилось общество в стенах. Из центра столица выглядела по-настоящему современной, такой новой и прогрессивной, что становилось страшно, как долго нам придется это наверстывать. В Киото было по-настоящему красиво, и мне определенно нравилось, как выглядит местная культура, а уж как она понравилась моим спутникам — не описать. Я особенно не следила за чудаковатыми разведчиками, давая всем вдоволь вкусить новизны. Вместо этого я разглядывала фонарные столбы, вышки с насосами, что-то похожее на фонтанчики для питьевой воды и пожарную службу. Город изнутри был живой, он был по-настоящему продуманный, хотя ближе к окраинам виделось, что рос он хаотично. Центральные улицы Киото разительно отличались от того, что мы видели со стороны верфей. Бедные кварталы выглядели печально и запущенно, путанные мотки проводов на перекрестках свисали гроздьями практически до макушек. Сравнение огорчало. На рынке мы не закупились, но ценники изучили. Торговые ряды выглядели опрятно, а мясо было в разы дешевле, чем в стенах. Если бы Саша это видела, она была бы счастлива. Пока болезненные воспоминания окончательно меня не затопили, я вернулась к тому, чтобы изучать город, старательно выискивая хоть что-то, что может быть знакомым и полезным нам в стенах. Впрочем, незнакомые в стенах вещи цепляли взгляд сильнее. В какой-то момент я увидела лавку с чаем и кофе: она была практически незаметна, но запах, смутно знакомый, взбередил в голове все приятные воспоминания и я, бросив разведчиков, поспешила к ней. Но купить ничего не удалось: к нашей компании присоединились госпожа Киеми с помощниками, и они скоро нас взяли в оборот, утащив куда-то в свои чиновничьи дома выяснять детали соглашения и обдумывать другие варианты сотрудничества. Мы вышли из поместья очень поздно: уже давно смеркалось, а водитель, что таскал нас по городу на машине, практически спал. Город подсвечивался фонарями, и в этот раз всякая его часть выглядела красиво, а мы были в самом его сердце. Я разглядывала причудливую архитектуру, которая с каждой минутой становилась все более блеклой и ветхой, пока мы наконец не вернулись к нашему кораблю. В Хидзуру задержались мы ненадолго, и дело шло успешно. Торговое соглашение было подписано, и нам уже загружали товары в трюм. Госпожа Киеми рассказала, что в ближайшее время заменит посла Хидзуру в Марли на его посту, но также будет помогать нам, поскольку её непублично назначили и послом в Элдии. Она больше не пыталась со мной разговаривать, да и к счастью никто другой не попытался тоже. В последний день она передала мне церемониальный наряд с символикой Адзумабито, расшитый розовыми цветами, а я показала ей платок, расшитый точно такими же — на этом и попрощались. Киеми улыбнулась мне вслед, и я подумала, что она не такая уж и плохая: может, вместе с какими-то алчными порывами, но она действительно интересовалась членами своей семьи, и это было приятно. И одновременно неловко, ведь настоящая я к её семье никакого отношения не имела. Мы сели на корабль в сопровождении людей. Хидзуру подогнали не только интересные вещицы, но и толкового штурмана, так что дорогу обратно я провела в каюте. Нам предстоял путь через титанов, и все мечтали о том, чтобы это было последнее путешествие таким отвратительным образом.