Pygmalion’s love for Galatea

      В холле было полно народу. Саня теснился поближе к Лёхе, надеясь, что тот не затеряется среди чужих макушек, и молился Господу, чтобы его, дылду, не задавили напором и не сбили с ног. Все продвигались к актовому залу. Первый учебный день в университете — значимое событие, которое сопровождал обязательный концерт, и у Сани играло любопытство в заднице. Что же такого там намутили? В день открытых дверей он успел побывать в различных уголках учебного заведения: обошел обширные коридоры, заглянул в несколько аудиторий, даже в туалет по нужде, но в актовом не был ни разу.       Уселись они с Лёшей с горем пополам. Света практически не было, приходилось действовать наощупь и переодически потрагивать задницу Кореша. Волнение бурлило в груди. Предвкушение томилось на кончике языка, и Саня промакивал им вечно пересыхающие от волнения губы. Хотелось верещать, пищать и портить мебель от радости, но каменное ебало Сани не выдавало этого. Он шифровался, пытаясь выглядеть статусно — психфак все-таки, не хухры-мухры.       — Я спать, — сообщил Лёха сразу же, как на сцену вышла улыбчивая директриса; он закинул ноги на подлокотник, и возмущенный парень, сидящий рядом, скинул их грубым толчком:       — Слыш?       На что Лёша решил смириться, ибо паренек был крупнее него в два раза. Господи, бедные сидящие позади студенты, как узок их обзор!       — Добро пожаловать в стены нашего университета, уважаемые студенты! — начала вступительную речь женщина лет сорока навскидку; в ее руках ютилась папочка, а микрофон был слишком близко ко рту, из-за чего колонки загремели только так, перепугав половину учащихся. — Вы прошли тяжелый, долгий путь, и я спешу поздравить вас всех с поступлением. Труды прошли не зря. Можете не сомневаться, в этом университете вы будете чувствовать себя, как дома. Мы все здесь — одна большая семья. Дорогие первокурсники, вы теперь тоже её часть. Не бойтесь обращаться к старшим и узнавать новое. Вместе со всеми вами мы вновь проведем увлекательный, полный событий учебный год. А теперь слово предоставляется…       Бла-бла-бла. Саша оперся о пальцы щекой, наблюдая за сменяющимися лицами преподавателей, спонсоров, директоров, блять, ну вы еще уборщице слово дайте, она явно не так радужно запоет. После этого начались различные выступления: танцы, песни, сценки, даже стендап. Саша смотрел и думал лишь о том, что его, видимо, заставят заниматься такой же хренью. У них даже творческих направлений в университете нет, какого вообще хуя?       Но было красиво. Саня даже прослезился чутка, и Лёша тоже — это было видно по его блестящим глазам. Парни взялись за руки, очень неловко перекидывая локти. Это было и вправду серьёзное, долгожданное событие. Они, два оболдуя, очень долго шли к поступлению, с самой школы мечтали поступить вместе, чтобы не разделяться, и вот они здесь — в зале университета мечты, как тут слезу не пустить? Сердце трепетало. В воздухе стоял непередаваемый запах чего-то ностальгического. Саша словно вновь вернулся в школу, но атмосфера была совсем другая, более приятная. Взрослая, что ли, осознанная.       Мелькал разноцветными огнями свет; все выступающие вышли на исполнение последней песни, взявшись за руки; вдруг из ниоткуда бахнули хлопушки, покрыв насколько рядов блестящими конфетти. Взгляд Саши упал на ряд спереди, вбок: там, рядом с колонками, сидел парень, и конфетти, прилипшие к его волосам, переливались яркими лучами. Глаза, улыбка, аккуратный нос, щёчки — это все въелось в память мгновенно. Незнакомец Сашу, конечно, не замечал, зато тот был полностью поглощен его видом: тем, как он смеялся, видимо, со своим близким другом, хлопая в ладоши; тем, как он аккуратно доставал из прядей блестяшки; и пальцы его тоже оказались у Сани в подкорке.       Ебать. Серое худи, выглядывающие из-за сидений брючки, даже подвеска на груди — все это Саня мог теперь описать с закрытыми глазами до мельчайших подробностей. Миг прошел быстро, потому что после окончания выступления включился свет, а толпа смыла и незнакомца, и Саню с Лёшей следом в холл; Фраме пытался высмотреть светлую голову, но безуспешно, и вскоре народ порядел — все разошлись по кабинетам. Саню Лёне пришлось тащить по лестнице чуть ли не волоком. Он был парализован тем, что увидел.       — Ты чего? — когда все расселись, Лёха дал Саше под дых локтем; они вместе с куратором уже минут пятнадцать обсуждали плавающее в первые недели расписание, требования к внешнему виду, запреты на алкоголь с курением, а Сане хоть бы хны.       — Да… Так, неважно.

***

      Следующие две недели прошли, как в тумане. Саня исправно ходил на пары, знакомился с новыми людьми и со своего, и с других направлений, пробовал в буфете всего по чуть-чуть, на что хватало денег, и наслаждался незагруженными деньками, пока чаты еще не ломились от количества заданного на дом. Лишь только мемы и бессмысленные голосовые — идиллия. Ни с кем, кроме Лёши, Саня, очевидно, близко не заобщался, но оно ему было и не нужно: на горизонте маячила совсем иная цель. Незнакомец. Саша, как в ебаном аниме, ходил по коридорам отстранённый от всех, желая видеть перед собой только того улыбчивого парня, но выцепить его глазами никак не получалось, и это ежедневно вводило в щенячью тоску. Саня обернулся в Хатико, даже не зная, кого ему нужно дожидаться; отшивал всех девушек, которые подходили познакомиться с очевидной целью, в курилку выходил с Лехой только по праздникам, и Кореша, если честно, вид друга вскоре конкретно так подзаебал, а тот и не пытался ответить, что же такого случилось.       Саня и сам не знал. У него в голове просто щелкнул выключатель, и все мысли заполонились кадрами, которые были удачно отложены в мозгу. Незнакомец начал ему сниться. Во сне этот парень был ласков, ластился к гладящей его руке, и хоть обстоятельства во снах всегда были разные: прогулка в парке, учеба, посиделки дома; все всегда сводилось к одному — к любовному. И Саня просыпался с ощущением потери. Он терял тот яркий мир и появлялся в тусклом, сером, никчемном мире без незнакомца под боком.       Это стало похоже на одержимость. Саня желал чужого тепла ладони в своей руке, хотел целовать приятные на вид щеки и совсем не попавшие под взор глаз в первый и последний раз губы. Перед Лёшей он раскололся спустя пару нажатий, и в итоге словесный понос вылился и на друга. Тот парень то, тот парень сё; Кореш долбился головой о парту и просил заткнуться, но Саня не затыкался.       Все разрешилось, когда несколько студентов пригласили для расклейки в студенческие фотографий. Саня вызвался, желая проебать полчасика, и Лёша, естественно, пошёл следом. Они уселись в учебной части, сгорбившись над горкой корочек, в руках — ножницы и ленточки фотографий, клей же пришлось зажать в зубах.       Полчасика, ага. Два часа мозгоебки. Проебали полторы пары, при этом стерли себе руки в кровь, и жопа задубела от сидения. Скажи кому угодно, что не дрочил, а работал на благо университета — не поверят.       — Лёха, — внезапно со стороны послышался осипший, полный ужаса голос. Парень обернулся, испуганный одним лишь тоном друга; перед его мордой оказалась фотография какого-то парня. — Это он. Лёша, бля, это он! Лёша!       Саня налетел на него с визгами, повалил на пол и принялся прыгать, как обезьяна, сверху, тряся друга за плечи; его лицо озаряла широкая улыбка. Кто «он» до Лёхи дошло запоздало, и он, если честно, был достаточно заебан, чтобы не проявить ни грамма радости в ответ. Уже через секунду Саня поспешно с него слез и принялся перебирать студаки в поиске нужного.       «Илья Яцкевич».       Илья! И-л-ь-я — каждая буковка перекатывалась на языке симфонией. Подходит, даже очень.       — Господи, он такой милый на фотографии, — Саня сразу же полез за телефоном, чтобы сфотографировать, что иронично, фотографию. Теперь-то он мог в полной мере разглядеть линию губ и их изгибы, переключаясь на цвет глаз, волну прически и выглядывающий воротничок рубашки. Илья. — Бля, просто ангел.       — Где он учится-то хоть? На кого?       Вопрос был очень даже правильным. Саша, порывшись в списках, обнаружил, что Яцкевич учится на соц.экономе. Это значит, что он: а) задрот до мозга костей, б) боже, самый умный человек на земле!

***

      После того, как оба парня отмучились, они решили направиться в ближашую забегаловку, чтобы после тяжелой (нет) работы нажраться вдоволь вредной еды. Все равно они проебали последние пары, можно было это и отпраздновать. Оба заказали бургеры, картошку и напитки, прежде чем усесться за столик, стянуть с себя шапки с шарфами и развалиться, как барины, ожидая почестей.       — Итак. Ты ебешь мне мозги этим твоим Ильей уже несколько недель, — завел разговор Лёша, — И, как я понимаю, ты продвинулся только сегодня. Каков дальнейший план действий?       Лирическое отступление: Кореш давно знал, что у его друга присутствует желание искать на жопу приключения, если вы понимаете, о чем речь. Фраме еще в школе, будучи смешным пацанчиком, «своим с района», зажимал бедолаг обоих полов, будь то Васька из параллельного класса или Машка, одноклассница, про которую шутилось «Машка — хвать за ляшку». Он не видел в этом ничего зазорного, и его обошло стороной даже такое явление, как внутренняя гомофобия. Саня изначально забивал хуй на все предрассудки. Если нужно было, он мог за насмешки в свою сторону и в ебасос прописать, при этом, конечно, о своей личной жизни не сильно распространялся, но не потому, что ему было стыдно, а потому, что почему-то всякие Васьки да Петьки его, громилу в адидасе, обходили стороной. Короче, не везло ему в любви мужской. Ничего мужского в нем… Не было.       Возвращаясь к реальному времени, Лёха даже не удивился, когда Саня внезапно сообщил, что он отныне помешан на каком-то там парне, у которого волосы — во! и щеки ваще улёт. Короче, он немного подзаебался это выслушивать, но сам в принципе не возникал, потому что в его жизни опыта тоже хватало. Че там насчёт Ильи-то? — Насчёт Ильи? — оказывается, последнее Лёша нетерпеливо выронил вслух, хотя вопрос его, казалось, был уже окончен логически. — Э-э... Ну...       — Окей, понятно все с тобой. Все приходится делать самому. Напомни, как его там?       — Илья Яцкевич, — с предыханием ответил Саня, и Лёше оставалось только поморщиться, а потом на пять минут залипнуть в телефон в неловкой тишине, которую, благо, прервал работник общепита, который приволок несчастный заказ, состоящий из пары самых дешевых позиций. Жевание затмило молчание. Совсем скоро Лёша развернул к Сане экран своего телефона: — На, эт страничка его во ВКонтакте.       Казалось бы, работа на пару минут, но страница, показанная на экране, не содержала в себе ни одного намека на личные данные, кроме имени. Даже фамилия была ненастоящей, о фотографии не шло и речи.       — Блять, ты как это сделал? Ты уверен, что это он?       — Канеш. Там же все просто: зашел в подписчиков группы университета и отобрал лучшего Илью из тринадцати. Почему я уверен, что именно твой Илья подписан на группу? Потому что на нее все подписываются, ибо в ней новости о поступлении. Почему это именно твой Илья? Ты сказал, у него была подвеска. Я прогуглил внешний вид, который ты мне, блять, успешно описал. Это мерч какого-то ноунейм музыканта из Тик Тока, и у этого Ильи на странице есть его треки. Другой момент: из тринадцати его тезок в подписках пять — тридцатилетние мужики. Еще у парочки на страницах посты о том, что они на третьем, втором курсе, неважно; короче, не подошли. Там все просто, ну серьезно. Остался вот этот, и, как видишь, у тебя странный вкус в парнях.       Саша принял из рук Лёши телефон, пребывая все еще в лёгком шоке. У Ильи на аве — анимешка, фамилия какая-то хитровыебанная, японская, что ли. В постах пара песен и пара приколов от друзей. Один из них, Ярик, активно спамил мемами и неразборчивой белебердой, схожей на локальные мемы. Жаль, что фотографий не было от слова совсем.       — Я так понимаю, находка тебя не устроила, так что дай мне немного времени, и я тебе еще соберу инфы. Было бы лучше, если бы ты спросил у него всё лично, — последнее — угроза; Лёша промычал это сквозь зубы, раздраженный вечным нытьем. Еще и бургер сухой оказался, ну что же это за еб твою мать!              — Да спрошу я... Спрошу, мне только понять бы, где его найти. Столько дней прошло, а я его ни разу не выловил, ты же знаешь, — заныл Саня от безысходности. Все эти отговорки Кореш слышал уже тысячу раз.       — Да-да-да, здорово, просто великолепно. Ты ничего не забыл?       — А что я должен был забыть?       — У нас послезавтра совмещенная физра из-за очередной ебанистики с расписанием. А теперь игра: угадай, с кем. Отсчет пошел, на кону миллион рублей... Ермолаев, ваш ответ?       — Да как, по твоему, я мог забыть то, чего не знал? И ты, блять, молчал?       — Надо группу чекать, а не еблом щелкать. Ешь лучше давай, — и Леха сунул Сане, сидящему с открытым от шока ртом, бургер в зубы.

***

      Следующий день прошел, как в тумане.       На него, в принципе, и похуй. Что там описывать? Бедный горюня Сашенька проснулся, умыл благородное лицо и промокнул его вафельным полотенчиком... Короче, че там про совмещенную физру?       — О, ты не забыл! Я думал, ты вновь пребываешь в дзене, и наш диалог начнется с «Ах, когда же я вновь увижу свою Джульетту?» — токсично пробебекал Лёша, потому что сегодня он был не в духе, тильте, блять, называйте, как хотите. Его все раздражало. Он хотел лежать в кровати, укутавшись в одеяло с головой, возможно, немного ныть о тяжести бытия и смотреть сериалы, а в итоге пришлось тащиться на физру, которая еще и первой парой, которая еще и с экономистами! Еще и с Аней не ладилось: сегодня утром она сообщила, что чувствует холод в отношениях, а на наводящие вопросы начала отвечать «норм», «ок», «ясно». Боже, это фиаско в квадрате.       Саня, поняв, что рот свой лучше не открывать, давил в себе мандраж. Давайте так: он каждый ебаный день просыпался и вставал к первой паре только для того, чтобы вновь попытаться увидеть Илью.       Каждый. День. На дворе уже стоял октябрь — казалось бы, прошло мало времени с поступления, но для Сани эти дни тянулись вечность.       И теперь у него стопроцентный шанс его увидеть. Хотя, пиздеж: отнять десять процентов можно, хотя бы поставив на то, что Яцкевич очень невовремя заболел.       В и так тесной раздевалке была куча народу. Все теснились на скамеечках: кто-то хвастался бицепсами и прессом, кто-то пытался умять утреннюю булку, чтобы не рухнуть посреди пары, кто-то, спрятав в рукав свитера дудку, пытался делать мертвые тяги, чтобы в помещении было не сильно надымленно.       Кто-то был Ильей. Он стоял в уголочке, держа в руках футболку, и переговаривался со смешным кудрявым парнем, полностью забитым татуировками. Лёше пришлось буквально втолкнуть Саню в раздевалку, чтобы тот перестал топтаться в проёме.       В животе бурлило. То ли от голода, то ли от бабочек, но Фраме склонялся ко второму. Руки тряслись, как у алкоголика, дыхание сперло; захотелось заорать в кулак, отвернуться к Лёхе, по-детски закрыть глаза и ткнуться другу в грудь лбом, лишь бы только оторвать от тела Ильи взгляд. Один факт того, что Саня увидел молочную кожу, россыпь родинок и маленькую, незаметную дорожку волос, вводил его в состояние, схожее на алкогольное опьяние.       — Я сейчас упаду в обморок, — сообщил Саня, кажется, не шутя, но Лёха был недоволен и этим.       — Ага, щас. Разбежался. Ещё этого мне не хватало. Сел быстро, руки в ноги и стянул с себя брючки с рубашечкой. Давай бегом, блять, до начала пары пять минут, а я еще отлить сгонять хочу.       Не сказать, что Лёша и сам не окидывал Илью любопытным взглядом. Все-таки, было очень интересно, по кому его друг убивается все это время. На первый взгляд, ей богу, ничего необычного: среднестатистическая внешность, может, кукольная слегка, миловидная такая, и голос, судя по доносящимся отрывкам, тоже не басовый. Просто пушинка, а не парень. Че ему с этим Ильей делать-то? А надо ли вообще, или пусть Санёк сам разбирается? Лёша, конечно, обещал нарыть больше информации, но не спрашивать же напрямую. А Ермолаев зассыт, он уверен.       — Спорим, ты не сможешь с ним заговорить? — плюхнувшись рядом с Саней, завел свою шараманку Кореш. Параллельно с этим приходилось натягивать треники.       — На что?       — На желание.       — О боже, ты мне опять бред загадаешь. Но спорим, — ебало Сани расплылось в настолько широкой улыбке, что стало походить на маньяческое, клятва Гиппократа. И плевать, что ее только в меде дают... Давали? Лёха один хуй был готов поклясться, что у него аж волоски на жопе заиграли.       — Вот и хорошо. Подержи по-братски, я щас обоссу-у-усь...