Глубокие реки текут неслышно

В зале общежития их ждут — или нет — некоторые из студентов. Феликс с Чаном сидят на диване, Сынмин катается на стуле, а Черен стоит у двери, протягивая руку с напитком в тот момент, когда дверь распахивается и Джисон, продрогший, шагает внутрь, оставляя грузными ботинками грязь на чистом полу. Протянув руки, Джисон берет банку колы, которая отражает свет потолочных ламп. Щелкнув открывашкой, он подносит жестянку к губам и чмокает. Минхо привычно слизывает вытекшую из уголка губ каплю, чем вызывает наигранный рвотный позыв Феликса. — Сделай так еще раз, — из-подо лба смотрит на него Минхо. Джисону кажется, что измотанный не смешными беседами и грозящей опасностью шикигами не имеет сил шутить, отчего угроза в сторону вечно недовольного студента не кажется безопасной. Феликс качает головой и наклоняется вперед, широко расставив ноги и глядя Минхо прямо в глаза. В его взгляде читается осуждение, будто он подозревает его в какой-то нечестной игре, но не имеет доказательств, чтобы предъявить обвинения. Либо просто отменно отыгрывает. — Вы отвратительны, — повторяет он, и смех Черен, разбавленный хихиканьем Сынмина, становится последним звуком, прозвучавшим до того, как волосы Феликса оглушительно падают на пол. Смертельно-острый лепесток призрачного ликориса резанул ровно над резинкой, что держала смоляные волосы в куче. И оставшиеся волосы длиной до подбородка рассыпаются вокруг лица побелевшего Феликса, делая его похожим на ребенка. Минхо молчит, продолжая сверлить его взглядом своих холодных черных глаз, как будто давая ему возможность извиниться, отступить первым, но Феликс в ярости сжимает и разжимает кулаки. В итоге, когда молчание затягивается, Феликс тихо вздыхает, не желая признавать свое поражение, и вдруг поднимант свою тонкую руку. Маленькая пуля образовывается из загоревшегося синим шматка воздуха, она вздрагивает, словно в нерешительности, а после срывается с места так же резко, как и Минхо добирается до Феликса. Должно быть, в его понимании этот жест должен был напугать Минхо, заставить его сдаться. Однако тот разозлился лишь еще сильнее, окончательно распустив паучью лилию за спиной и молча глядя в его хмурое бледное лицо, усеянное веснушками. Соскочив со стула, Сынмин змеем пробирается к шикигами, рассматривает вблизи призрачные лепестки и тычинки, лавируя вокруг них вместе с Черен. — Это так красиво, что я завелся. Боже, как много здесь энергии, — доносится его тихий шепот до слуха Джисона, пока глаза его смотрят на недвусмысленно жмущуюся к тому Черен, а тело замирает. Рядом с его виском висит маленькая пуля, голубоватым свечением давая знать о себе. Феликс сделал самый безрассудный и опасный для себя же шаг. Решив приструнить Минхо, он посмел угрожать Джисону. — Глупец прошипел Минхо. Пока смертельный лепесток призрачной красной дымкой вьется рядом с артерией на шее Феликса, Минхо поднимает руку, над которой тут же появляется нераскрывшийся бутон ликориса. И по мере того, как распускаются его лепестки, тускнеют глаза мастера. Маленькая пуля у виска Джисона дрожит, теряет свое свечение. Кажется, что еще чуть-чуть, и она упадет с громким звоном на пол. — Впервые вижу, как забирают душу, — вертятся Сынмин и Черен вокруг Минхо, внимательно разглядывая процесс. Их не капли не пугает то, что их приятеля медленно убивают, настолько они поглощены интересом и не имеют жалости. Их любопытство пересиливает потусторонний ужас. Джисон в очередной раз убеждается, что заклинатели такие же, как и они с Минхо. — Хватит! — начинает молиться Чан. — Пожалуйста, остановись. Он не хотел ему навредить, Минхо. Не надо. Чан смотрит на Минхо, перебрасывает взгляд на Джисона, и едва ли он не готов упасть на колени и начать умолять. Снующие вокруг змеи не обращают на него никакого внимания, но Джисону снова льстит, что Чан воспринимает Минхо равным себе, а не опасным извращенным шикигами. — Минхо, — мягкий голос висит в воздухе осязаемо, словно касается плеча шикигами, скользит по гладкой щеке. — Отпусти его. Мне не нужна его завидущая душонка. — Эй! — недовольно пищит Черен. — Дай посмотреть. Минхо, видя и слышала лишь одного, сжимает ладонь, рассеяв красный туман. После этого жеста Феликс моргает раз, другой, а после его мертвенно-бледное лицо начинает приобретать краски, а взгляд осмысленность. — Кыш, змея, — ворчит Минхо, уворачиваясь от Сынмина. Он идет к Джисону, смотрит прямо в глаза, и Джисону не нужно быть мастером, чтобы понять, чего хочет Минхо. Всегда и без исключения Минхо хочет его, поэтому он движется навстречу, тут же запрыгивает на него, обняв ногами талию, и позволяет шикигами себя поцеловать так, как тому хочется. Внутри принимаются распускаться цветы, тело наполняется энергией тем сильнее, чем развязнее действует Минхо. Прижатый к стене, Джисон краем уха слышит, как Чан умоляет Феликса уйти, а Сынмин, словно осененный, рассказывает Черен о странных методах восполнения энергии. Эти посторонние звуки не важны для него Джисона. Он слышит, как чмокает язык Минхо каждый раз, когда отрывался от его кожи, и млеет. — Я хочу этот язык ниже, — плаксиво тянет он. — Отнеси меня в комнату, раздень и вылижи. — Все, что ты захочешь, — задыхаясь, кивает Минхо, и его волосы змеями струятся по обнаженной груди. Джисон больше не вспоминает почти безжизненный взгляд Феликса, не хочет думать о своем погибшем отце, который и человеком-то не был, как и пытаться понять парочку, оставшуюся внизу с разлитой колой. Он растворяется в Минхо, что стягивает один ботинок с его ноги, стаскивает по ней штанину джинсов и, закинув вторую ногу, все еще облаченную в ботинок, себе на плечо, наспех отлизывает ему, параллельно пытаясь растянуть. Но Джисон не удивится, если за неплотно закрытой дверью подсматривают и подслушивают две любопытные змеи. Подумав об этом, он ощущает прилив странной энергии, волной возбуждения разлившейся по телу. Он сильнее выгибает спину и опускает руку на свой измазанный в предсемени член, красиво выворачивая руку на головке. Он хочет, чтобы за ним подсматривали, хочет, чтобы видели его и Минхо, трепещет от одной мысли об этом, при этом не считая себя грязным извращенцем. Все это Джисон считает абсолютно нормальным. Ощущает невероятное облегчение, когда тонкие прохладные пальцы Минхо плавно выскальзывают из него, тут же заменяясь головкой члена. Он скулит и гнет спину, не чувствует дискомфорта от сильнейшей растяжки, когда Минхо опускает его голую ногу на кровать, а вторую, все еще держа на плече, прижимает коленом к ключице Джисона, чтобы открыть себе доступ к его жадной дырочке и войти резко и на всю длину за раз. — Ч-черт, — шипит Джисон, не имея сил удержать глаза от закатывания. Минхо тут же припадает к нему поцелуем, жадно хватая все звуки, пытаясь украсть выдыхаемый воздух. Он проталкивает свой язык Джисону в рот, позволяет распробовать мускусный, слегка солоноватый вкус его кожи, пока неистово таранит его зад. Кровать под ними жалобно скрипит и бьется о стену, отвешивая своеобразные аплодисменты греховному соитию. Окутавшая их красная дымка свидетельствует о скором взрыве удовольствия в каждом. Энергия, собравшаяся в воздухе густым красным туманом, заставляет дрожать стекла, а ее волна, вышедшая из Джисона в момент, когда в очередной раз ударившая головка члена Минхо проходится по простате, спровоцировав оргазм, расталкивает мебель. И только то, что вся она стоит у стен, провоцирует лишь глухие звуки от столкновений, а не катастрофу разрушения. Ощутив тяжесть тела Минхо, легшего на него, Джисон счастливо выдыхает. Он чувствунт себя на вершине всего мира, наполненным мощью, силами. Его руки дрожат, окутанные красной дымкой, ликорис на лопатках трепетал. — Теперь я не хочу убивать, — хихикает Минхо. — Поэтому твой отец ушел сюда? Полюбил и потерял желание уничтожать, лишился жестокости. — Возможно, это простое решение слишком сложной головоломки, но он мертв, так что нет смысла копаться в его мотивах. Минхо шевелится. Он садится, наконец отпустив ногу Джисона, глядит на его растраханную дырочку, из которой сочится сперма, и принимается собирать свои длинные волосы в пучок. — Ни что не имеет смысла, кроме нас. Приведя себя в порядок, Джисон решает спуститься вниз, чтобы осмотреться и, возможно, поесть. За столом кухни в одиночестве сидит Феликс. — Эта новая стрижка тебе безумно идет, — смеется Джисон слишком безобидно. Феликс сидит, обеспокоенный судьбой своей почти похищенной души, и ожидающе смотрит на Джисона, которому не хочется пустых разговоров и очередных ссор. — Джисон, — он громко вздыхает и сдавливает свои виски. — Прости. Недоверчиво хмыкнув, Джисон с подозрением смотрит ему в лицо. Подоспевший Минхо опирается о дверной проем, с интересом наблюдая за развернувшейся ситуацией. Голос Феликса мягкий и завораживающий. Джисон удивляется, как он может так ловко управлять интонациями своего голоса. Обычно его речь напоминает рычание раненого зверя, недовольного и агрессивного. — Если я буду обращать внимание на каждую дрянь, пытающуюся меня задеть, — говорит Джисон, изо всех сил стараясь звучать уверенно, — то закончу там же, где начал. Феликс кивает и опускает голову. Короткие пряди тут же падают на его острые скулы. Кажется, он хочет добавить что-то еще, нахмурив темные брови, но резкий хохот со стороны грубо прерывает их беседу. Вывалившиеся из коридора Черен с Сынмином кучей спутанных конечностей на диван, заливисто хохоча и трогая друг друга в разных местах. Девушка сменила кожаное платье на свободные спортивные штаны черного цвета и обтягивающий топ на бретельках, отчетливо демонстрирующий рельеф ее маленьких торчащих сосков. Сынмин в таких же штанах и футболке. «Одинаковые», — снова думает Джисон и мечтательно улыбается, совершенно забыв о грызущемся чувством вины Феликсе. Он выходит к ним все в той же одежде. На левой штанине его джинсов подсыхает пятно спермы. — Надо его переодеть, — замечает Сынмин. Под изучающим и знающим взглядом Джисона Черен опускает глаза и ищет пачку сигарет в кармане своих штанов. Наконец, устав от ее копошений, Сынмин протягивает свои длинные пальцы и заводит их в карман ее штанов. Он открыто гуляет пальцами по бедру Черен, после чего вытаскивает руку, и уголок белого картонного прямоугольника показывается снаружи. Черен медленно открывает пачку, закуривает и откидывается на спинку дивана, позволяя Сынмину гладить свои ноги. Она обозначает свою похожую ситуацию, делится и совершенно не сомневается в принятии. И только подойдя ближе Джисон замечает, что ее длинные темные волосы сбиты, а губы слишком яркие и отекшие. — Изврат, — шипит он, стягивая неприятно-пахнущую толстовку. — Кто бы говорил, — воркует Сынмин, перенимая сигарету и присасываясь к фильтру в том же месте, в котором были губы Черен секундой ранее. — Ты что-то говорил про одежду, — напоминает Джисон. — Да-а-а, детка. Мы живем не одни, кстати. Чан и Феликс живут напротив нас. Под вами. А над нами два старшекурсника. Горячие, но занудливые, — хихикает девушка. — Так что не стоит светить своим обнаженным телом. Как и стонать слишком громко. После нескольких минут объяснений о порядках в общежитии от Черен, Джисон получает свой комплект одежды. Черные штаны и такая же футболка, будто у тех нет чего-то более светлого. — Тебе пойдет, — хихикает Черен. — Тебе все пойдет, — поддерживает ее интонацию Минхо. Под тихие смешки мимо них проходит мрачный Феликс. Он направляется в свою комнату, и впервые с момента встречи Джисон ощущает к нему что-то вроде… жалости? В его жизни много моментов, сделавших его таким, какой он сейчас. Возможно, с Феликсом все ровно так же, но пойти на мировую Джисон не может, не находит оправданий. Даже если обоих жизнь помотала с извращенной жестокостью, то он, в отличие от Феликса, не бросается на того с идиотскими фразочками и не угрожает. — Он странный, — говорит Черен, когда за тем закрылась дверь. — Типа странный-странный. Я видела его с другими — он улыбался так широко, что еще немного и треснула бы морда. С Чаном он предельно вежлив, как и с остальными. — Такой агрессивный он только к нам был, — подхватывает Сынмин. — И к вам. И тогда Джисону становится обидно. Развалившись на втором диване и забросив ноги на бедра Минхо, он пытается понять почему Феликс не предпринял ни одной попытки, чтобы с ним подружиться, чем он ему не угодил. — Чан как-то говорил, что Феликс связующее звено этого колледжа. Он знаком с каждым, дружит со всеми. Похоже, что мы ему не ровня. — Он боится, — внезапно поясняет Минхо. — Не знаю как вас, но Джисона он боится. О том, что помимо страха Феликсом движет и зависть, Джисон умалчивает. Он вздыхает, наблюдая, как Сынмин ласкает тощую шею Черен. Эти действия наталкивает его на новую мысль, которую он тут же озвучивает. — Вы родственники? За прозвучавшим вопросом Минхо заинтересованно хмыкает. Он сильнее сжимает лодыжки Джисона, внимательно наблюдая за его реакцией. — Да, — отвечает Черен, выпуская облако белого сигаретного дыма. — Нет, — тут же говорит Сынмин. — Может быть, — проговаривают они в один голос. — Какого это, трахаться с кровным родственником? — ехидно спрашивает Джисон. Черен смотрит на него с презрением, а Сынмин бросает неодобрительный взгляд в его сторону, но молчит. — Лучше не может и быть, полагаю, — наконец отвечает девушка. — Но ты ведь и так знаешь, — она косится на Минхо. — Запретная связь всегда сладка. — Или мы две банально связанные судьбой души, абсолютно не имеющие никакой родственной связи. Нам никогда не узнать, — Сынмин жмет плечами. Он мрачно сверлит Джисона своими темными глазами. Его аккуратные брови сдвигаются у переносицы, будто он над чем-то усиленно размышляет и выстраивает сложные логические цепочки в своей гламурной голове. Джисон же решает просто наслаждаться теплом и уютом, расположившись на мягких подушках на диване, забросив ноги на Минхо. — Расслабься, — говорит он через долгие минуты напряженной тишины. — Обычное любопытство. Я не хочу влезать в вашу драму. — Никакой драмы, — Черен, докурив, ложится на Сынмина, и тот, бросив ее шею, переключается на поясницу. — Мы живем ради друг друга и удовольствия, что образуется между нами. В очередной раз отметив сходство с ними, Джисон усмехается. Эта парочка опасна, чем и привлекает его. Завершив разговор о запретных отношениях, Сынмин и Черен принимаются рассказывать свою историю, которая привела их к этому месту. Сбежавшие из приюта бродяжки во всю пользовались силами, воровали и даже оставили парочку трупов за собой, чем и обнаружили себя. Их нашел директор, он же и наложил печати контроля, притащил их в колледж. Девушка сетует на предстоящее начало занятий, но на предложение покинуть колледж лишь отмахивается. Очевидно, Сынмин обрывает ее недовольство таким образом не в первый раз. И слушая их, Джисон смотрит на спокойное лицо Минхо, и осознает, что хочет попробовать. Хочет посещать занятия, подружиться с одноклассниками и забыть о вскрывшейся правде. Но отдаленной частью своего мозга он понимает, что спокойное время на этом закончилось, что как по закону подлости неприятности будут притягиваться чаще, а опасность становиться все сильнее. Ни сладкое щебетание Черен, ни мелодичный смех Минхо, ни кокетливые жеманные фразочки Сынмина не могут помочь ему избавиться от ощущения, что что-то должно случиться. И понимающий взгляд Минхо, который едва ли не орет, что его чувства шикигами разделяет целиком и полностью, легче не делал. — Твоя очередь, Джисон. Расскажи нам, почему ты здесь?