Глубокие реки текут неслышно

Утром следующего дня Джисон с ненавистью ко всему миру и ранним пробуждениям жует приготовленный Чаном завтрак. Сынмин с Черен с едой разобрались слишком быстро и скрылись за дверью своей комнаты, приказывая Джисону зайти к ним перед занятиями, чтобы получить еще один комплект одежды. И Джисон совершенно без стеснения понимает, что одежду ему отдает Черен, поскольку Сынмин, каким бы нежным и жеманным не казался на первый взгляд, порядком шире и выше. Мрачное одиночество Джисона нарушает Феликс. Он кажется сильно помятым и даже слегка опухшим, как будто провел полночи безудержно плача в подушку. Несмотря на всю неприязнь к нему, у Джисона внешний вид Феликса вызывает какое-то смешанное чувство жалости и отвращения. Зыркнув на него, тот проходит к холодильнику, не считая нужным даже поздороваться, но Джисон не боится потерять корону, заговорив первым. — Доброе утро, принцесса, — поет он противно-слащавым тоном, чем еще сильнее заставляет Феликса нахмуриться. — Заткнись и ешь. Джисон равнодушно ведет плечами, берет со стола чашку горячего кофе и второй рукой манит к себе Минхо, который тут же принимается кромсать вилкой яичницу и кормить Джисона. Не то чтобы Джисон сам не может поесть, но Феликса побесить хочется сильнее. К его счастью, тот подходит к столу, садится на стул и с неприятным фырком принимается есть свою порцию завтрака. Время идет в полной тишине — Минхо молча скармливает кусочки жареного яйца, Джисон жует и потягивает крепкий кофе, в то время как Феликс, словно огромная куча негатива, мрачно ест свой сэндвич. Он нервно дергает губами каждый раз, как Минхо целует блестящие от масла губы Джисона, будто хочет сжечь обоих взглядом. — Тебе не комфортно? — будто между прочим спрашивает Минхо. Феликс сначала никак не реагирует и даже не смотрит в их сторону, но затем он неожиданно поворачивает голову, и Джисон видит, что тот с трудом сдерживает слезы. Он никогда прежде не видел Феликса таким подавленным и огорченным, поэтому не знает, как реагировать. Джисон решает тихо спросить: — Все хорошо? Джисон не герой, не эмпатичный добродушный человеком. Он тонет в греховных деяниях, живет так, как хочет и лишил возможности переродиться ни одну душу. Он плод проклятия и человека, чем оправдывает свое отвратительное поведение и собственную вседозволенность. Джисон относится к людям так, как они относятся к нему, но в этот раз ему хочется узнать причину, по которой Феликс ведет себя как последняя задница. Даже ублюдки иногда совершают что-то приемлемое. — Нет, — резко отвечает Феликс. Он старательно пытается не моргать, чтобы не позволить собравшейся влаге на его глазах стечь каплями слез. — Хочешь поговорить об этом? — продолжает вопросы за Джисона Минхо, поскольку тот занят пережевыванием яйца. — Нет, — снова отвечает Феликс, но уже не так резко. И, возможно, Джисон продолжил бы допытывать того, если бы в кухню не ввалились еще двое. Один высокий, стройный и короткостриженый, а второй чуть поменьше, крепче телом и слишком хитрый на лицо. В дурашливой потасовке они двигаются до холодильника, поприветствовав присутствующих. И все приемлемо, пока короткостриженый не говорит Феликсу, что новая прическа ему идет. Тогда-то Феликс и вспыхивает. Он вскакивает так резко, что металлическая вилка брякается о тарелку и летит на пол. Слеза все же падает вниз, разбивается о столешницу, когда тот дергает головой, чтобы впереться в Минхо ненавидящим взглядом. Громко втянув воздух носом, но все же сумев подавить приступ рыданий, он устало вздыхает и переводит взгляд куда-то в сторону, где двое застыли с бутылками молока в руках. — Спасибо, Джин-и. Я обязательно отблагодарю Минхо, — ядовито говорит Феликс, совершенно неправдоподобно улыбнувшись. Грубый голос выражает явное недовольство, которое не скрыть. — Ты можешь попытаться, — хихикает Джисон. Не найдя, что ответить, Феликс выходит из-за стола и покидает кухню. Повисает гулкая тишина, нарушаемая лишь прихлебываниями. — А ты тот самый призыватель, да? — спрашивает один из старшекурсников, утирая губы от молока. — Тот самый, — хмыкает Джисон. — Чонин, — тот опускается на место Феликса, пальцами подхватывает его недоеденное яйцо и заталкивает в рот. — Хенджин, — отвечает второй, присаживаясь на угол стола. — Сделаю вид, что мне приятно с вами познакомиться, — улыбается Джисон, и Минхо рядом тихонько хихикает. Чонин быстро закидывает в рот еду, будто на самом деле боится, что кто-то может ее отобрать. Эти двое молчаливо завтракают, не стесняясь разглядывают Минхо и больше не предпринимают попыток заговорить. Но при всем грубом ответе Джисона, они не выражают агрессию или ненависть, как Феликс. Комфортный завтрак в тишине прерывает Черен. Черное обтягивающее платье на бретельках сидит на ней ассиметричным лоскутом. Одна сторона его заканчивается многим выше, чем середина молочного бедра, а вторая достает до пола. Как готическая королева. Волосы Черен аккуратными локонами струятся по обнаженным плечам, а лицо украшает приятный макияж, подчеркивающий ехидство во взгляде. — Идем, я подобрала тебе шмотки, — хихикает она, сделав вид, что не замечает старшекурсников, и тут же скрывается. — Все ясно, — понимающе кивает Хенджин. — Они успели его обработать. — Какая жалость, — наигранно поет Чонин. — Столько надежд было. Минхо хмурит лоб и сдвигает свои темные густые брови, что придает его лицу пугающий вид. Он пристально изучает хихикающих парней. — Расслабься, здоровяк. Обычный юмор, — Чонин поднимает руки ладошками вперед, капитулируя. Забрав предназначенные ему вещи, Джисон отправляется в свою комнату, где раздевается полностью и, наслаждаясь голодным взглядом шикигами, принимается натягивать слишком узкие штаны и свободную шелковую блузу. Корсет, который идет в комплекте, помогает шнуровать Минхо. Он с силой затягивает шнурки, не забывает оставлять сладкие поцелуи на тонкой шее, а когда заканчивает, разворачивает Джисона к себе и обнимает, прижимая за ягодицы. — Ты правда хочешь пойти на это? — спрашивает он, касаясь губами покрасневшего ушка. — Не хочу, но должен. Ради нас. — Но мы прекрасно жили до этого, — скулит Минхо. Он даже не дергается, когда Джисон опускает свои ладошки на его член. Он чувствует, как невесомая красная дымка вокруг него слегка вибрирует, претворяется длинными лепестками, похожими на змей, которые тянутся к нему со всех сторон, словно извивающиеся щупальца. Эти щупальца крепко обнимают его тело и начинают легко скользить по обнаженной коже на груди, пробравшись через вырез рубашки, лаская. Начиная с медленных поглаживаний, Джисон переходит к откровенным надрачиваниям, со всей силы наслаждаясь тихими вздохами. Пока Минхо подается вперед, имея его руки, он размышляет над правильностью принятого ими решения. — Это может быть опасно, — не перестает Минхо. — Ох, сожми сильнее. Повинуясь, Джисон сдавливает его член. Тяжесть чужой головы на плече, слишком крепкие объятия и неподдельная тревога Минхо приводят его к восторгу. — Все будет хорошо. Двойняшки нам помогут, — пытается он заверить Минхо, что дрожит, стоит ему начать интенсивнее массировать головку. — Скажи мне, когда подойдешь к краю. Хочу, чтобы ты кончил мне в рот. — Они не… — шипит Минхо, но прерывается на благодарный стон. — Не двойняшки. Думаешь, им хватит сил? Присаживаясь на колени, Джисон смотрит в глаза своего шикигами. Он широко раскрывает рот, выкладывая язык на нижнюю губу, пока перед глазами быстрыми и резкими движениями ласкает начинающий подрагивать член. — Они выглядят опасными, — поясняет призыватель, облизывая губы языком, чтобы не упустить ни капли спермы. Он позволяет Минхо поцеловать себя, как делал всегда, делится с ним вкусом. — А мы не выглядим такими. Мы на самом деле опасны. Кто посмеет сунуться — останется без головы. И это в лучшем случае. Мое сокровище, Минхо, мы должны избавить от гноящегося фурункула. Просто используем двойняшек. — Ты невероятно пугающий и устрашающий, — произносит Минхо, и последнее слово разбивается на множество фрагментов, которые бесконечно повторяются в голове призывателя. Каким-то образом уловив далекие обрывки голосов в коридоре, лепестки, скользящие по телу Джисона, наконец останавливаются. Встревоженно замерев, будто не понимая, кто осмелился нарушить мертвое царство порока, они расходятся на шаг, и на мгновение долгожданное облегчение Джисона отходит на задний план, предоставляя место раздражению. И Джисон идет к зданиям колледжа, вспоминая, как вчера они с Черен и Сынмином продумали собственный план, который обсуждали в общей гостиной, не боясь, что кто-то мог подслушать. Каждый из них уверен в своих силах и терпении, поэтому первый пункт — дождаться, пока культ призывателей сам с ними свяжется, не кажется слишком сложной или невыполнимой задачей. Чего нельзя сказать о начавшихся тренировках. Никто и не думает давать Джисону поблажки в первый учебный день. Его таскают ровно так же, как и остальных в их классе, что состоит из пяти человек: два мага первого порядка — Черен и Сынмин, один маг третьего порядка — Ходжун, один видящий и Джисон. Все они примерно одного возраста, но разных уровней. И если двойняшки превосходят остальных, то Джисон на голову выше каждого из них. Он знает это и без тех дурацких тестов, что его заставляют пройти для выяснения уровня, но после них к нему начинают относиться настороженно, с опаской. Лишь Феликс, который учится в классе постарше, не боится дерзить и по-прежнему выказывает свое отвращение и ненависть, невесть откуда взявшуюся. Люди сторонятся Джисона, обходят стороной Минхо. На совместных тренировках они отходят, стоит ликорису распустить лепестки за спиной шикигами, но все же спустя несколько дней происходит едва ли не смертельный инцидент с одним из старшекурсников. Не вмешайся учитель — случилось бы непоправимое. Самоуверенный мастер первого порядка решил, что ему хватит сил сбить спесь с Джисона, опустить его на землю и заставить вежливо и уважительно относиться ко всем в этом месте. Не скрывая он выпустил ядовитые миазмы и направил их ровно на скучающего призывателя. Лиловое облако яда должно было впитаться во все тело Джисона, заструиться по венам, стать разрушающей частью плоти, но напыщенный спесивец не учел того, что нормы морали для Джисона чужды, как и сила его не полностью известна ему самому. В миг призванное мелкое проклятие забралось старшекурснику в рот и принялось душить изнутри. Маленькое, проворное и смертоносное для того, кто не ожидал этого. Это был первый раз, когда Джисон намеренно призвал проклятие, воспользовавшись чужим негативом, и второй, когда он изгнал существо на глазах других. По большей части остановиться Джисона заставил не учитель и не чувство жалости, отсутствующее в нем напрочь, а восторг Черен, заглядывающей в рот задыхающегося парня. Джисон вспомнил об их уговоре, вспомнил об опасности, что нависла над ним и Минхо. Лишь желание истребить клан призывателей не позволило ему добить старшекурсника. Парень хотел вырваться из ужасного плена и изо всех сил сопротивлялся, приказывая своему телу слушаться, но снова и снова проклятие лишь глубже погружалось в его гортань, пока не выкарабкалось по мягким стенкам, чтобы добраться до Джисона, оставляя липкий след позади, дабы стать мутной жижей, похожей на густое черничное желе. Теперь в коллекции Джисона два существа, что, несомненно, греет его темную душонку. И покидая тренировочный полигон, он не забывает сказать Феликсу «спасибо» за ту ненависть, что тот ежедневно испытывает к призывателю и его шикигами, которой он и воспользовался, чтобы сотворить проворное существо. Этот случай заставил всех держаться на расстоянии. Даже Сынмин и Черен, двое таких же жестоких заклинателей, первые несколько дней после происшествия не приближались слишком близко. Однако, чем дальше летит время, тем ближе они позволяют себе находиться. Будь то посиделка на общем диване со сплетенными конечностями, либо общая ночевка почти без одежды. Двойняшки не знают стыда и приличия. Не понимают значения собственности, отчего Минхо бесится. Ему претит видеть, как прикрытая тонким кружевным топом грудь Черен прикасается к руке Джисона, или как Сынмин забрасывает свою ногу и прижимается пахом. Для них это норма. Для Джисона и Минхо — не совсем. Но общая цель оправдывает усилия, прилагаемые к тому, чтобы терпеть. Живущие в общежитии студенты хоть и боятся, но пытаются издали подружиться с призывателем и его шикигами. Чан, единственный, к кому Джисон относится хорошо, уважая за признание Минхо, никогда не наглеет, пользуясь своим положением. Он вежлив и щедр, делится едой и предлагает тем проводить больше времени с остальными. Хенджин и Чонин без конца обмениваются шуточками, понятными лишь им обоим, болтают с Джисоном, изредка общаются с Минхо, но все же держатся подальше. Феликс сквозит завистью тем больше, чем дальше идут дни. Его будто физически ломает связь Джисона и шикигами, что не остается секретом для остальных. И если старшекурсники и Чан молчат, то Джисон и двойняшки не стесняются ткнуть его носом в это грязное чувство. День ото дня Джисона поглощает привычная тьма, которая окутывает своими холодными щупальцами и утягивает в бесконечную черноту. Он будто теряет ощущение реальности и времени. Каждая секунда, проведенная в этом месте, кажется ему вечностью. Но в то же время он испытывает странное чувство, будто мчится с невероятной скоростью через густой туман, мерцающий миллионами сверкающих лилий. Иногда он переживает, что упускает нечто важное, что опоздал и уже давно попал в когтистые лапы культа, который мастерски пускает в глаза пыль, заставляя верить в обратное. Но каждый раз Минхо вбивает из него глупые мысли своим членом и чувствами. Вместе они посещают занятия и тренировки, занимаются бездельем и предаются низшей форме удовольствия на всех поверхностях, что хоть на толику пригодны в их глазах. К настоящим заданиям их не допускают, как и Черен с Сынмином, что свидетельствует о полном недоверии, но директор колледжа яростно твердит о том, что пытается защитить их. И если на вопрос Джисона он уверенно отвечает «от культа», то вопросы двойняшек остаются без ответа, либо удостаиваются жалкого «от вас самих же». Такое положение приводит Джисона в ярость. Ему кажется, что здесь его держат в тюрьме, на что Минхо соглашается и предлагает просто уйти, бросить глупую затею атаковать первыми и затеряться где-нибудь в горах Тибета, прожить спокойную бесконечную жизнь. Джисон каждый раз отвечает, что однажды они так и поступят, но даже в условиях странного заточения он горит неистовым пламенем, жаждущим расправы. И жестокость его от этого лишь крепнет, пока в один из дней Феликс, самый любимый студент из всех, не приходит и не говорит, что для них есть задание, и подробности они могут узнать у видящего. В тот вечер случается первый нормальный разговор Джисона, Минхо и Феликса, если обмен пропитанными ненавистью фразами все еще можно считать нормальным. Никто не стремится покалечить другого, задеть физически или морально или, чего еще хуже, убить. Призыватель и шикигами валяются на диване в тесных объятиях, а Феликс возвращается с занятий. — Какого видящего? — интересуется Джисон, со всей силы сдерживая раздражение от тупой манеры Феликса не объяснять до конца. — У Джея. Вы видели его, когда ехали сюда. Хлопковая рубашка Черен будто облепляет тело Джисона в тот момент. Его глаза округляются, а брови взлетают. — Ты не знал? — спрашивает Феликс с ухмылкой. — Джей — мастер, но низшего порядка. Именно не третьего или четвертого, а низшего. Он не имеет энергии, не имеет особенностей, лишь видит. Феликс продолжает говорить надменно, но уже то, что он решил пойти на контакт и дать пояснение, — необычное явление. — Теперь я понял, — кивает Джисон, прижимаясь щекой к груди Минхо. Собравшись уходить, Феликс разворачивается, но замирает. Он поправляет отрастающие пряди.. — Зачем ты здесь? — спрашивает он тихо и будто бы опасливо. Джисон жмет плечами, оставляет короткий поцелуй на груди шикигами и бучит неопределенное: — А ты? — Я знаю, что здесь ты не для учебы. Тебя не интересует будущее, где ты зарабатываешь неплохие деньги за истребление проклятий. Тебя вообще не интересуют деньги. Так почему ты здесь? — Мне просто скучно, — хихикает Джисон. — Не так весело, как ты ожидал, да? Но правда не всегда бывает охренительно интересной. Уверен, когда я узнаю историю твоей зависти, то тоже не упаду в обморок. — Думаешь, я завидую твоей силе? Джисон молчит, не считая нужным говорить, что он не владеет силой, что он и есть она. — Кем ты себя возомнил? — спрашивает Феликс прежде, чем уйти к себе. Минхо хмыкает. Его длинные волосы растрепались по подушке, отчего тот то и дело теребит кожу шеи, что щекочут непослушные пряди. — Ему не нужна твоя сила, — понимающе говорит он Джисону, а после целует в лохматую макушку. — Все дело в наших отношениях. — Он хочет трахаться с проклятием? — непонимающе спрашивает Джисон, оторвав щеку от груди шикигами. — А ты со мной только из-за секса? Джисон укоризненно смотрит в черные глаза, прислоняется обратно к груди. На некоторое время в душном воздухе воцаряется звенящая тишина, и он может услышать сердцебиение под ухом. — И как только твой сладкий язычок повернулся сказать такое, бестолочь? — Вот и Феликс тоскует не по сексу. — Ты думаешь… — Джисон снова подскакивает, оторвав щеку от кожи Минхо. — Да, — соглашается Минхо. Он приподнимается, чтобы поцеловать призывателя. — Думаю, произошло что-то, что заставило его озлобиться на всех, кто находится в счастливых отношениях. Отвечая на страстный поцелуй, Джисон думает, что ему необходимо разузнать историю Феликса.