Глубокие реки текут неслышно

Джисон вырывается из мрачных глубин забвения с бешено колотящимся сердцем, словно в его гудящий чужой болью разум встроили дешевые механические часы с тусклыми графитовыми цифрами и острыми ржавыми стрелками, царапающими изнутри. И это еще не самое ужасное. Гораздо страшнее то, что заставило его проснуться, судорожно сжимая и разжимая окоченевшие пальцы. Будто порождение умирающего мозга в черепной коробке звучит раскатистый низкий голос: — Отпусти. Грубая, ничем не завуалированная угроза читается на кончиках звуков приказа, но вопреки этому, Джисон ощущает, как чужие горячие ладони и холодные пальцы сжимают его бедро и плечо сильнее, придавливают к чему-то твердому и теплому. Это Минхо. Его Минхо сжимает бессознательное тело в объятиях и будто рычит низким гулом бешеного хищника. Краем души Джисон улавливает образовавшееся проклятие за стеной. Они все еще в школе. Возможно, в том самом туалете, на куче битых стекол, где он снова отдавался своему проклятию, а после столкнулся с невероятным количеством существ, разом почивших от смертоносной пули, застрявшей в таком же смертоносном ложе цветка. Когда Джисон ощущает энергию, которая кажется пресной каплей в бескрайнем океане соленой черной воды, его охватывает неприятное чувство. Это ощущение дискомфорта преследует его с момента пробуждения и усиливается с каждой секундой, превращаясь в физическое страдание. Кроме того, со всех сторон его окутывает неестественный, слишком плотный и липкий туман, олицетворяющий пустоту и отсутствие проклятий во всем здании. Такого не было никогда. Без маленьких существ, спешащих напакостить и подпитаться негативом, школа — безжизненная пустыня. — Мне ничего не стоит изгнать тебя, зазнавшийся шикигами, — басит голос, и Джисон решает, что пришло время открыть глаза и увидеть собственными глазами того, кто осмелился выступить против его проклятия. Джисон чувствует холод. Его руки дрожат так сильно, что он невольно думает, что это отсутствие проклятий терзает мелкими иглами его кожу изнутри. Но стоит ему сфокусировать зрение, как оторвать взгляд от него оказывается невозможно. Джисон смотрит на свое жестокое и в то же время трепетное к нему проклятие жадно и пристально, боясь пошевелиться. Кажется, одно его неосторожное движение может спугнуть его, словно огромную ночную птицу, или дать сигнал, означающий атаку. — Эй, он открыл глаза, — замечает кто-то, кого Джисон еще не успел увидеть. Его голос более мягкий, мелодичный и будто выражает жалость. — Какая разница, если этот шикигами его не отпускает. Ни разу не видел такое сильное проклятие. От пронизывающей пустоты тело Джисона неприятно сводит и подергивает, его целиком бьет мелкая, но назойливая дрожь. Собрав все свои силы, он шевелится, кивает Минхо, заверяя того в своей безопасности, и пытается встать, сползая со скрещенных в лодыжках ног. Продолжая смотреть на двух людей у входа в уборную, Джисон вдруг ощущает, как из глубин его горла поднимается тяжелый ком. Застряв в горле, он крепко сжимает его, не позволяя дышать, и радостно пульсирует, вызывая удушье. В тот момент темной дымкой на подоконнике рождается облако. Принимая свою незатейливую форму, оно обретает все более четкие контуры и начинает издавать звуки. Его присутствие на толику облегчает удушливое внутреннее одиночество Джисона. — Охуеть! — снова басит голос, и Джисон обнаруживает, что самый мелкий из них, с темными длинными волосами, затянутыми в небрежный пучок, раззявил рот в удивлении и восторге и едва ли не прыгает на месте, сжимая мелкой ладошкой объемный бицепс своего приятеля. — Впервые вижу образование проклятия! — Ага, — поддакивает второй. — Это он их призывает. — Что? — глухо переспрашивает Джисон и от неожиданности и удивления застывает, подняв одну онемевшую руку к спасительному касанию Минхо. — Я требую объяснений, — настойчиво звучит опасный голос. Красивые глаза Минхо блестят неестественным, пугающим светом. Создается впечатление, что вместо зрачков там находятся два черных озера с непроницаемой жижей, которая поглощает свет, губит любопытных. — Да, я тоже, — хрипит Джисон. Даже не смотря на его попытку прочистить голос, звучит он жалко. Но Минхо справляется за них обоих. — Да его же не отличишь от нас, — замечает мелкий брюнет с хвостиком. — Если бы я не знал, то никогда бы не додумался сам, Чан-и. Сидящее на подоконнике существо начинает вопить отвратным воем, и от этого Джисону становится легче, но момент этот длится слишком мало, поскольку просвистевшая рядом с виском пуля молниеносно пронзает деформированный череп проклятия. Джисон взвизгивает, ощутив сильную боль в груди, сгибается, тут же оказывается прижатым к Минхо, который вновь заставляет смертоносную паучью лилию расцвести, а ее лепестки в мгновение ока обвивают тонкую шею отвлекшегося на шоу незваного гостя. — Отпусти, — хрипит парнишка, сжимая горло поверх призрачного красного следа. — Стой! — молит его напарник. — Я все объясню, только, пожалуйста, позвольте. Мы не хотим причинить вам вреда, честно. Мы пришли помочь. — Помочь? — хрипло усмехается Джисон. — Убивая их вы помогаете? Они же тупые безмозглые существа. — Это п-проклятия, — шипит схваченный Минхо человек. — Да! — подтверждает его товарищ, Чан-и. — Как и твой… Партнер? Он шикигами, а ты… Ты мастер. Как минимум первого порядка. Пожалуйста, позволь все объяснить? Феликс не хотел никого обидеть. Придя в себя, Джисон, ведомый любопытством, приглашает двоих к себе домой. Ему не страшно, поскольку рядом Минхо, обещающий беспрекословную защиту. Район, в котором жила семья Джисона, считается одним из самых неблагополучных в городе, поэтому бедность и нищета воспринимаются в этом месте как нечто само собой разумеющееся. Большинство домов потрепанные и жалкие, как и прохожие на улицах. Но Джисону там нравится. Ему кажется, что жизнь здесь обладает особым вкусом, яркая и настоящая. Или дело в том, что этот район кишмя кишит проклятиями. Разумными, бестолковыми, большими, маленькими, безобразными и чуть более приятными глазу. Сделав резкий приглашающий жест, показывая свое невежество к непрошенным гостям и нежелание их принимать в своем доме, Джисон пропускает опасливо поглядывающего Феликса вперед. За ним проходит внимательно рассматривающий помещение Чан. Минхо, мрачный и и до беспредела красивый, заходит последним, и Джисон закрывает дверь. Двое осторожно присаживаются на ветхий зеленый диван, вздрагивают от упавшего рядом полуголого Минхо, что даже не пытается запахнуть хаори, и с ожиданием смотрят на Джисона, который поднимает вопросительно бровь. Сидящее много лет на телевизоре проклятие в страхе дрожит, и Джисон ощущает бегущие по собственной коже мурашки. Облокотившись о холодный подоконник, Джисон наигранно скучающе ждет, когда его гости начнут свой рассказ. Феликс мнет пальцы, глядя в сторону, и, кажется, пытается собраться с мыслями или набраться смелости, чтобы начать. Его кожа на шее все еще красного оттенка. Заскучав, Джисон проходит к своему проклятию и тут же падает на его колени. Минхо, не мешкаясь, прижимает его к своей обнаженной груди, исподолба глядя на уставившихся на них Чана и Феликса. Он словно только и ждет отражения отвращения в его глазах, чтобы метнуться и вырвать их. — Начну с того, что ты до пизды мерзкий, — говорит Феликс. — Якшаться с проклятиями? Это уму непостижимо! Я слышал о психах, что подчиняли их, использовали и поглощали, но никогда не встречал кого-то, кто трахался бы с этими существами и жил в гармонии. — Ну, — тянет Джисон, специально ловя губы Минхо своими в быстром, но тем не менее грязном и жарком поцелуе, — мне до пизды твое неодобрение. Его взгляд кажется опасным, и сидящий рядом Чан суетится, сжимает тощее плечо своего товарища и тут же принимается бормотать извинения. — Он не это хотел сказать, хотя, признаться честно, наше сообщество такого еще не знало. Как минимум последние лет двадцать. Детское лицо Феликса резко контрастирует с его словами, произносимыми грубым голосом. Минхо же, словно уловив тонкое желание поиздеваться, опускает ладонь на внутреннюю сторону бедра, когда Джисон намеренно раздвигает ноги, пронзительно глядя в глаза Феликсу, чья верхняя губа дергается в попытке сдержать отвращение. — Я не держу здесь ни одного из вас. Это вы пришли ко мне, уничтожили тех существ, а теперь еще и пытаетесь попрекнуть меня за мою любовь к нему, — наигранно скучающим тоном вещает Джисон, пока выгибает спину на коленях своего проклятия. — Блять, — ругается Феликс, закрывая ладонями лицо. — Может, уйдем? Пришлем сюда мастеров высшего порядка и забудем о них? Феликс обращается к Чану, но реагирует Минхо. Привыкший к тому, что его никто не видит, что его действия остаются незамеченными, он отрывается от сладкой кожи на шее Джисона, поднимает голову и упирается в тощую фигуру взглядом. — Я сломаю тебя на две части не моргнув и глазом, — грозит он. — Ты не успеешь и шагу сделать из этого дома. От прозвучавшего тихого скулежного стона все трое замирают, уставившись на Джисона, что этим жестом решил остановить перепалку. Чан тут же смущается и принимается теребить пальцами рукав форменной куртки. Феликс же будто стыдится от того, что ему приходится наблюдать нелицеприятную его глазу картину. Джисон надеется, что тот чувствует себя отвратно и одновременно беспомощно. — Скажи им до того, как они потрахаются перед нами, — толкает он Чана в бок и дует губы. Чан достает из кармана рубашки три фото. Он кажется таким огорченным и подавленным, что Джисону приходится удержаться от того, чтобы применить последний аргумент, который заставит их уйти. — Эти люди… — начинает он, нервно теребя уголки фотокарточек. — Точнее не люди, уже мертвы. Оставшись без души они не стремятся к развитию и засыхают. Буквально становятся ходячими мумиями, если, конечно, их пустое тело не имеет удачу облюбовать какой-нибудь мелкий дух. — Мы тут каким боком? — А таким, — зыркает на него Феликс, — что это ваша вина. Где вы храните отнятые души? Пока Чан неуклюже копошится на диване, Минхо вовсю ласкает живот Джисона, забравшись ладошкой под школьную рубашку. — Не понимаю о чем ты, — врет Джисон. Он нагло смотрит в глаза Феликсу, извивается змеем на коленях Минхо и испытывает огромное удовольствие от гнева тощего парнишки и, наконец-то, вернувшегося ощущения сотен проклятий вокруг. На полу у подоконника само с себя смеется существо, следующее за Феликсом из школы. — Нас прислал директор Пусанского отделения колледжа Проклятого Мастерства, — вклинивается Чан. Он толкает Феликса, разрывая битву глазами. — Мы долгое время не могли отследить тебя, а когда нашли, то не сразу поняли как именно ты опустошаешь тела. Твое проклятие очень сильно. И наш директор заинтересовался им, — Чан указывает на лижущего мочку уха Минхо. — Но сильнее всего — тобой, потому что он понял, что ты его создал. — Следили за нами? — шумно выдыхая, спрашивает Джисон. Он откидывает голову в сторону, подставляясь под поцелуи. — Пришлось. — Почему Минхо вас не заметил? — Ты дал ему имя?! — вскакивает Феликс. — Черт возьми, он ебанутый, Чан! Он призвал могущественного шикигами и дал ему имя! Как теперь от него избавиться? Джисону хватает и десятка секунд, чтобы понять, что «него» не значит ничего хорошего. Они хотят изгнать Минхо или распустить Джисона на нитки — не важно. Ни один из этих вариантов не является радостным решением. Но Минхо, кажется, увлеченному плотскими ласками, хватает всего лишь миллисекунды, чтобы снова приблизиться к Феликсу и угрожающе взмахнуть лепестком смертоносного ликориса перед его кукольным личиком. — Пока ты будешь думать как избавиться от меня, я даже напрягаться для раздумий не стану. Как и не стану отнимать твою завистливую черную душонку. Я сверну эту тощую шейку, лишив тебя всех возможностей переродиться. — Ох, он так горяч, да? — подтрунивает над побелевшим от страха Феликсом Джисон. — Нет сил сдерживаться. В доме повисает напряженное молчание. На улице, как и в школе, начинают собираться мелкие проклятия, что сквозь страх тянутся к Джисону или Минхо в поисках защиты. — Пожалуйста, Джисон, — снова молит Чан. — Никто не хочет вас уничтожить. Мы пришли, чтобы предложить тебе стать частью нашего сообщества, стать студентом колледжа и обучаться мастерству владения проклятой энергии. Хоть ты и выглядишь намного образованнее нас в этом плане. — Ваша белая и пушистая академия… — Колледж, — злостно поправляет Феликс. — Похуй, — отзывается Джисон, чувствуя пощелкивания соска от вернувшегося на место Минхо. — Так вот, это место разрушится, раскрошится на камни, если мы, грязные, мерзкие и трахающиеся животные окажемся там. — Это не так, — устало вздыхает Чан. — Не все… Не все разделяют мнение Феликса. Ты мощный мастер высокого порядка, Джисон. Твой шикигами — восторг, и то, как он предан тебе, помешан на тебе, заставляет восхититься. Ты с нами добьешься успеха. Большие руки и крепкие запястья с красивыми венами, которые видны из-под закатанных рукавов рубашки, говорят о том, что Чан простой силач, качок без каких-либо уникальных сил. У него широкое лицо с выдающимися скулами, крупный прямой нос с большими ноздрями и темные умоляющие глаза. — А оно мне нужно? У меня есть он, этого более чем достаточно. — Ты, мелкий пубертатный придурок, когда перерастешь тот возраст, когда твой член дергается от простого взгляда, то захочешь чего-то большего. И уже попробовав преступность на вкус, ты станешь проблемой для сообщества мастеров. — Ха! — полувскриком-полустоном выдает Джисон, готовый наброситься на Минхо хоть сейчас. Его игра начинает выходить из-под контроля. — Вы решили пригласить меня к себе, чтобы дрессировать? А если не выйдет, то что? Кто-нибудь из ваших мастеров придет, чтобы открутить мне голову? — Вздор, — выдыхает Минхо. — У них не хватит смелости. Вокруг дома неизменно кружат стайки простейших проклятий, напитывают Джисона уверенностью. — Ты наверняка не подозреваешь, но прямо сейчас от тебя исходит сильнейший резонанс, — говорит Чан, и он больше не выглядит опасным или погрузившимся в отвращение. Он смотрит в томно прикрытые глаза Джисона с надеждой, и Джисону хочется согласиться какой-то частью своей души. — Они кучкуются рядом из-за тебя, — он указывает на заглядывающих в окно проклятий. — И чувствовать их можешь только ты. Я буквально вижу волны темной энергии, которая растет в тебе из-за связи с Минхо. То, как легко Чан называет Минхо по имени очень подкупает Джисона. Незнающий ничего о правилах их мира, об устоях и нормах, Джисон, единожды уловивший отсутствующее позволение давать проклятиям имена, трепещет внутри, когда его признают. Он открывает рот, чтобы тут же согласиться, но Феликс все портит. — Ты трахаешься с сильнейшим за последние двадцать лет шикигами, чтобы чувствовать превосходство? Чан обреченно стонет и откидывается на спинку дивана, накрывая глаза ладонью. Это правильное решение как на взгляд Джисона, потому что ему надоело. Надоело играть вежливость, заниматься глупым детским смущением, надоело невежество и необоснованная ненависть Феликса. Приподнявшись, Джисон расстегивает ремень, щелкает пуговицей и вжикает ширинкой, тут же выдыхая, когда рука Минхо пробирается к нему в белье под взгляд охреневшего Феликса. — Прямо сейчас этим и займусь, — плюет в него Джисон ядовито. — Так что даю тебе последний шанс съебаться из моего дома, пока мой сильнейший за последние двадцать лет шикигами не устроил вам представление, за которое придется заплатить. — Только если частью моего ментального здоровья. — Дерзкому малышу нравится порно? — с задором спрашивает Минхо, поглаживая член Джисона под одеждой. С отрешенным видом Джисон наслаждается каждым мгновением, не испытывая и капли стыда, пока за ним наблюдает Феликс и с десяток проклятий за окнами. — Пожалуйста, — голос Чана звучит слишком скуляще. — Вы оба нужны нашему миру. Джисон отчетливо чувствует, как дергается на его члене рука Минхо, как тот на мгновение перестает дышать, а его дымчатая лилия за спиной дрожит. — Пойдем с нами. И эти люди никогда больше не вспомнят, что ты, Джисон, когда-то жил. — Я не стану возвращать души. Феликс дергается, чтобы снова что-то возразить, но Чан хватает его так сильно, что, кажется, мозг в его черепушке совершает сальто, избавляясь от глупых мыслей, рвущихся на язык. — Оставьте их себе, не вопрос, — кивает Чан, бегая глазами по комнате, стараясь избегать того самого места, где рука шикигами двигается в штанах человека. Отказаться от теперешней жизни для Джисона слишком легкое условие. Пьющая мать, занятая лишь поиском любовников, исчезнувший отец и боящиеся его одноклассники не имеют абсолютно никакого смысла в его существовании. А слова Чана о Минхо, его силе и могуществе, о его собственных силах, внушают нехилую уверенность. Джисон знает, что превосходит если не всех, то подавляющее большинство людей, Минхо помог ему обрести это знание, а Чан лишь усилил. — Чего вы от меня хотите? Для чего я нужен вам? Переглянувшись с Чаном, Феликс начинает яростно мотать головой, в то время как Чан кивает, и тогда первый говорит: — Просто нужна твоя помощь. Изначально мы просто искали того, что крадет людские души, но когда поняли, что ты умеешь создавать проклятия, то задумались. Если ты создаешь что-то, то можешь и разрушить что-то. Это же логично, так? В ответ Джисон издает тонкий стон, подавшись бедрами вверх. Остановиться больше не кажется возможным. — Сообщество мастеров не едино в своем роде. Есть такие же, как и ты — призыватели проклятий. Эти люди сильны и страшны, но еще никому не удавалось сотрворить такого, как… — Феликс набирает воздуха и будто бы заставляет себя продолжить: — Как Минхо. — Но призвать его — это одно, а добиться такого уровня преданности — другое. И мы хотим научиться — призывать, подчинять, управлять. — Но мой Минхо-ах… Мой Минхо — не глупая кукла. Я давным-давно снял с него поводок. Это существо подчиняется лишь своим желанием. — И предано тебе, — язвительно бурчит Феликс. — Боже, — предпринимает попытку посмеяться Джисон, которая проваливается под проворными пальцами, пробравшимися к его дырочке и намеревающимися толкнуться внутрь. Из Джисона все еще вытекает сперма. — Ты завидуешь, да? Вся эта ненависть и отвращение не больше, чем банальная зависть. Неужели твои способности настолько никчемны, что ты не можешь довольствоваться ими в полной мере? Никто не обращает на тебя внимания, а? Феликс молчит. Он растерянно слушает слова изнывающего Джисона, даже не смущается смотреть в его раскрасневшееся лицо. — Но ты знал, что он — моя единственная причина цепляться за этот мир? Он — причина, по которой я, живой и невредимый, сижу перед твоей завидущей задницей, а не гнию изнасилованный толпой за мусорными баками. — Ты спас… — начинает Чан, но оказывается перебит. — Не спас, — холодным, внушающим ужас голосом поправляет Минхо, — но помог восстановить баланс. — Боже, — снова тянет Феликс. — Их извращенная связь еще сильнее, чем мы думали. — Я был рожден из ненависти, — отвечает Минхо, зарываясь двумя пальцами глубоко в зад Джисона. — Если бы ненависть была человекам, то это был бы я. Я. Есть. Ненависть. Вспоминая тот злополучный день, Джисон чувствует себя крайне изолированным, опустошенным и лишенным смысла жить. Ему кажется, будто его сознание спит, видя прекрасную реальность со своим проклятием, но скоро готово пробудиться специально, чтобы продемонстрировать ему миллиард дней бессмысленной жизни в одиночестве. — Дайте нам полчаса, — просит Джисон, обхватывая поднимающегося Минхо за шею. И пока тот несет его к комнате, где они смогут уединиться и довести до конца вышедшую из-под контроля игру, Джисон слышит, как Чан тихонько восхищается Минхо, а Феликс пребывает в раздрае от услышанного. — Я позволю вам отвести нас в ваш колледж, — говорит им Джисон прежде, чем Минхо закрывает дверь и бросает его на кровать, резво стягивая штаны и пристраиваясь членом к его дырочке.