Артефакт из прошлого

      За четыре дня до Рождества случилась короткая оттепель, однако на следующую ночь ударил мороз и выпало очень много снега. В результате двор Хогвартса превратился в каток: конь Хобарта поскользнулся и рухнул, подмяв под себя всадника. Оглушенный ударом барон не успел сориентироваться, а может, был шокирован болью от сломанного таза, но поднимающийся тяжеловес еще и неловко наступил ему на грудь. Кольчуга уберегла сенешаля от смерти, но, пожалуй, это был тот случай, когда последняя была бы предпочтительнее.       Всем было ясно, что рыцарем барону больше не быть, и ни ходить, ни сидеть нормально он больше никогда не сможет. Хелена провела у постели Хобарта всю ночь, пока ее мать и Салазар искали способы ему помочь, однако все оказалось напрасно. Барон не дожил до исцеляющего ритуала каких-то несколько часов. Учитывая поведение Серой леди и ревность Дуэйна, Гермиона не исключала, что упокоиться Хобарту все-таки помогли.       Годрик был в бешенстве: в порыве эмоций он сотворил огненного грифона — какую-то примитивную модификацию адского пламени, — который поливал огнем землю, избавляя от намерзшего льда и снега. Сорвавшийся с палочки грифон чуть не спалил конюшню, несколько внутренних построек и одну из сторожевых башен, но, к счастью, подоспевшая Хельга помогла усмирить пламя. Никакой светлой, рождественской атмосферы не было и в помине: люди ходили мрачные, втягивали головы в плечи, площадка перед замком вызывающе чернела на фоне заснеженных стен, воздух пропитался запахом дыма. К тому же Хогвартс в преддверии праздников остался еще и без сенешаля. С другой стороны, как показалось Гермионе, от барона и без того было мало проку, всем занимались леди Хельга, Спенсер и миссис Нотли. Последних двоих неожиданно выбывший начальник даже скорее обрадовал, чем огорчил.       Спенсер, который никогда не любил Хобарта, отнесся к произошедшему с удивительной циничностью и безразличием: велел отнести тело в ледник, поскольку перед Рождеством ни у кого не было ни времени, ни желания заниматься похоронами. К тому же после церемонии погребения замок должен был бы выдерживать причитающийся траур, следовательно, ни о каких празднествах и речи быть не могло. Однако подготовка к Рождеству шла полным ходом, семьям давно уже выслали приглашения, кухня работала в три смены, да и мероприятие это было в большей степени политическим актом, демонстрацией власти Основателей и подтверждением лояльности Его Величеству. Так что интересы трагически погибшего сенешаля задвинули в ледник вместе с его телом. Что, в свою очередь, вызвало сильное волнение и возмущение у стражников, утративших своего непосредственного начальника. Часть из них требовала справедливости и достойного отношения к почившему барону, часть уже начала свои внутренние интриги, облизываясь на сладкое место командира рыцарской гвардии. Нет, это нельзя было назвать бунтом или чем-то подобным, но Гермиону не покидало ощущение, что все они сидят на бочке с порохом и она очень скоро рванет.       — Малфой там еще не приготовил нам подарок на Рождество? — тоскливо спросил Гарри, прижимая к лицу огромную сосульку. Рассказывать о том, что с ним произошло, он отказался, но вздувшаяся полоса на щеке явно говорила о том, что он попался под горячую руку кому-то с чем-то тонким и хлестким. — Если честно, я впервые не хочу отмечать этот день в Хогвартсе.       — Наше время все равно стоит на месте, — хмуро сказала Гермиона. Недавно она отнесла Малфою свои предварительные расчеты, которые уже выглядели настолько заоблачно, будто кто-то решил пошутить с количеством ноликов, — мы вернемся в начало декабря, как и уходили.       — Отлично, у меня хотя бы будет время купить Джинни подарок, — невесело пошутил Гарри. — Знаешь, очень странно ощущать тоску по любимой женщине, будучи в теле ребенка. Мне постоянно хочется плакать и на ручки. В реальные одиннадцать таких желаний у меня не было — меня обнимать-то начали значительно позже.       — Фух, вот! Принес! — возле них, шумно отдуваясь, остановился Невилл. На его шарфе лежал мокрый снег, а щеки раскраснелись от холода. Он торжествующе вытащил из рукава хрупкую веточку с круглыми зелеными листочками, покрытыми серебристой паутинкой прожилок. — Бадьян белый. То, что надо!       Гарри без особого восторга посмотрел на веточку, вздохнул и аккуратно убрал сосульку. Он прекрасно помнил, что залечивать раны экстрактом бадьяна чрезвычайно больно, но вот живой, не обработанный, сок жег просто нещадно.       — Постарайся не дергаться, чтобы я не попал тебе в глаз, — предупредил Лонгботтом.       Гермиона опустилась на прелую солому, которой было в достатке в этом закутке конюшни, и кивнула Гарри, чтобы он положил голову ей на колени. Бережно зафиксировав ладонями его щеки на случай, если он дернется, она принялась отвлекать напрягшегося друга разговором:       — Возникла загвоздка, — начала пересказывать она. — Драко говорит, что ему не хватает маркера, на который нужно завязать переход. Это бы и значительно сократило число рун в круге, и упростило бы ритуал.       — Маркера?       — Когда мы аппарируем, мы ориентируемся на конкретную местность, координаты, если хочешь, — пояснила Гермиона, — но при аппарации учитываются исключительно пространственные искажения. Сейчас же нам необходимо прописать не только место прибытия, но и время, а еще — отмотать назад очень большой промежуток. Весь этот путь надо правильно рассчитать, проложить и прописать рунами. Малейшая ошибка — все пропало. Представь, что ты находишься в открытом океане на плоту. У тебя нет секстанта или компаса, в твоем распоряжении только звезды, а тебе надо попасть в конкретную точку по четкому пути, иначе наткнешься на течение или риф, и тебя расшибет.       — Представил, — сказал Гарри, дернулся и глухо застонал, когда едкий сок попал на открытую рану. Кровь зашипела, испаряясь и сращивая кожу. Гарри стиснул зубы и яростно застучал пятками по полу.       — Маркер же сыграет роль маяка. Теперь тебе не важны будут координаты, широты и все остальное. Ты просто будешь плыть на свет и приплывешь, куда надо, — пояснила Гермиона, успокаивающе гладя друга большим пальцем по влажному лбу. — Если мы сможем отыскать такой маркер-маяк, свойственный исключительно этому времени и месту, Драко не придется высчитывать и вкладывать девятьсот лет в рунный расчет.       — Колокол Ровены, — тут же сказал Невилл, — он подойдет в качестве маяка? Сложный и уникальный магический артефакт, аналогов которого мы не знаем. Он существует только здесь и сейчас.       Гермиона даже растерялась от столь простого и элегантного решения. Ни ей, ни Драко эта мысль даже в голову не пришла.       — Ну… Технически это очень здравое предложение, — сказала она, кусая губы от волнения, — магия колокола обозначит не только время, но и место!       Невилл скромно улыбнулся, бережно пряча веточку назад в рукав. Гермиона не исключала, что он найдет способ подсадить черенок к растениям снова.       — А что вы выбрали в качестве маяка в нашем времени? — тихо спросил Гарри, не открывая глаз. Челка прилипла к влажному лбу, мокрые, слипшиеся в стрелки ресницы подрагивали, но след на щеке затягивался, а кожа белела.       — Драко говорит, что лучше всего было бы использовать те артефактные камни. Тот выплеск магии был тоже достаточно мощным и уникальным, — сказала Гермиона, — во всяком случае, в районе сотни-другой лет. Так что это отличный ориентир.       — Звучит неплохо, — с облегчением улыбнулся Невилл. — Может, скоро уже будем дома…       — Надейся на лучшее, готовься к худшему, — грустно покачала головой Гермиона. — Ты подал хорошую идею, но я очень плохо представляю себе, как подступиться к колоколу. А где треугольник Мориента, мы вообще не имеем ни малейшего понятия. А он нам нужен не только для того, чтобы по нему сориентировать дорогу. Для путешествия рунному кругу потребуется невероятное количество магии, а я не знаю, где еще можно столько добыть, не устраивая массового жертвоприношения.       — Артефакт сейчас у Годрика, — сказал Гарри, открывая глаза. Он поймал удивленный взгляд Гермионы и пояснил: — Когда я был в башне, я его как будто… не знаю. Почувствовал, что ли? Правда, тогда я подумал, что это сам Годрик на меня влияет, рядом с Основателями постоянно ощущаешь себя не в своей тарелке.       — Я думала, кто-то из них постоянно носит его при себе, — удивилась Гермиона, — это же мощнейший артефакт, даже по местным меркам.       — Они бы не стали так рисковать, — заметил Невилл. — К тому же кто решится обокрасть самих Основателей?       — Ну, я, например, — шкодно улыбнулся Гарри. — И ты, Невилл, кстати, тоже. Сам подумай! Это же гостиная Гриффиндора, не Малфоя же с собой тащить! Он нас выдаст лужами яда, потому что будет ехидничать даже под Силенцио!       Гермиона прыснула, увидев, как вытянулось лицо их одноклассника. С подобным энтузиазмом Невилл ходил на уроки к Снейпу.       — Вам придется быть очень осторожными, Гарри, — сказала она, — ты уверен, что это вообще реально, пробраться туда? У тебя же нет мантии.       — Его ученики — гриффиндорцы, — ответил друг. — Раньше своеобразной Макгонагалл для них был Хобарт, он поддерживал дисциплину. Теперь же гостиная превратилась в проходной двор. Завтра Сочельник, в Хогвартсе будет бал. Думаю, во всех башнях будет так много суеты, что никто не обратит на нас внимания, а уж где спрятаться — мы с Невиллом найдем. Зато, когда все будут в Большом Зале, мы попытаемся добыть треугольник.       — Тогда нам с Малфоем нужно будет тоже воспользоваться случаем и подняться завтра вечером на колокольню, — решила Гермиона, предположив, что все те, кого следует опасаться, определенно будут заняты приемом Основателей.       — Где встречаемся? На кухне?       — Там будет слишком людно, — возразил Невилл. — Давайте на четвертом этаже в классе у Бинса. Там никого не будет.

***

      Конечно, грязнокровкам-скрипторам присутствие на приеме никак не светило. Однако по случаю праздника Эмма и Анна все равно наряжались в лучшие платья, которые у них были, подводили брови угольками и напрочь выхолодили комнату, открыв окно, чтобы выглядеть бледными.       — Когда все разойдутся, мы сможем немного повеселиться на кухне, — сказала Гермионе Анна. — Будет эль, жареные кабаньи головы и фаршированные дрофы. Да и с Большого Пира тоже много чего останется.       С самого утра в замке царила невероятная суета: волшебники прибывали целыми семьями; двор, замковые стены и мост были полны усиленной стражи: гостей приветливо впускали, однако по приказу Хельги никто не имел права покидать Хогвартс без специального на то дозволения. То тут, то там можно было встретить матерей или отцов, обнимающих своих детей… Гермиона даже стала свидетельницей встречи Малфоев: высохшего, сгорбленного старика с тростью, который, даже будучи в преклонных годах, нес себя с невероятным достоинством, и высокого, статного парня лет двадцати. Хотя оба были блондинами, ни у первого, ни у второго еще не было этого фамильного платинового оттенка волос — видимо, это привнесли в породу позже.       «Так вот как примерно должны были выглядеть Основатели…» — мрачно подумала Гермиона, глядя, как Арманд, цепко поймав Драко за подбородок, пристально заглядывает ему в глаза. Салазар, который покинул свои подземелья, видимо, исключительно ради этого зрелища, удовлетворенно посмеивался в бороду, явно наслаждаясь растерянностью и раздражением Гильома, что пока еще не умел достойно сдерживать эмоции. Старик же, небрежно отпихнув Драко, очень медленно и церемонно отвесил лорду Слизерину причитающийся поклон. Явно используя преклонный возраст как повод, Арманд намеренно затягивал приветствие, вынуждая Салазара дожидаться, пока он выпрямится. Эту завуалированную издевку не смог бы понять только слепой. Потому что, как раздраженный Основатель отошел подальше, у старшего Малфоя как по волшебству перестали трястись колени, а шаг стал твердым и четким.       — Ты выглядишь озадаченным, — тихо сказала она Драко, который, потирая челюсть, подошел к ней, стоило его предкам удалиться.       — Не будь это невозможно, я бы предположил, что он все понял, — мрачно ответил тот, — он заглянул мне в лицо и сказал: «Sanctimonia…», а я просто машинально продолжил «…vincet semper», а потом он очень жутко мне улыбнулся и отпихнул так, что я чуть локоть себе не отшиб!       — Малфоев тут не любят, — тихо сказала Гермиона. Хотя правильнее было бы сказать: Малфоев везде не любят.       — Завистники! — пренебрежительно фыркнул Драко, легко прочитав между строк.       — Кстати, почему между ними такая разница в возрасте? Такое впечатление, что Гильом не сын, а внук.       — Понятия не имею, — пожал плечами Малфой, — он меня презирает и особо не откровенничает… Но тот факт, что он наследник, говорит о том, что он последний. Иначе бы Арманд так не унижался. Ладно, Грейнджер, идем. Нам надо где-то спрятаться до вечера, чтобы нас не приставили к делу…