Еретик из другого мира

      Вот это я понимаю — потрахались! В пост-оргазменном удовольствии продолжаю целовать ротик девушки, иногда прихватывая зубами то верхнюю, то нижнюю губу. Сидит вся растёкшаяся, словно мороженко на солнцепёке. Глазки прикрыты. Млеет. То-то же.       Посидев какое-то время уткнувшись лбом мне в грудь, юная огнëвка неожиданно резко отстранилась, будто вспомнила вдруг нечто важное. Уставилась оторопело, словно впервые увидела. Во взгляде и мимике одна за другой сменялись разные эмоции, распознать которые удавалось далеко не всегда.       — Ты как? Всё хорошо? — спрашиваю, пытаясь понять дальнейшее развитие событий.       — Всё нормально, — отвечает задумчиво, опуская рыжую головку и трогая пальцами губы, — не думала, что это будет так… — её взгляд становится рассеянным, погружённым „в себя“.       — Так сладко, да? — шепчу в меховое ушко, — Ну и как — теперь готова поверить, что я не враг?       Резко вскидывает голову. Долго и пристально смотрит в глаза. Видимо, пытается что-то для себя решить. Больше не рычит, и это хороший знак. В янтарных очах нет уже ярости и жажды убийства. Думаю, ей таки понравилось произошедшее между нами совсем недавно. Пикантности ситуации добавляет член, всё ещё находящийся внутри лисички. Правда, уже́ несколько увядший, конечно. Снова накатывает дикое желание целовать девушку, но осаживаю себя. Хорошего, как говорится, помаленьку. Развлеклись — и пора двигаться дальше. Если мы теперь вместе, то секса будет ещё много, и разного. Давай, красотуля: пора уже решаться.       — Сейчас пойдём в деревню. Я там живу, а скоро будешь и ты. Надо торопиться, — в голосе и взгляде Рыжика появились нотки тревожности, — не прижимай больше к себе так крепко. Приятно, но мешает двигаться. Надо отстегнуть вторую руку. Поклянёшься хорошо себя вести и не делать попыток напасть или убежать? — в негромком голоске девушки было столько затаённого желания услышать положительный ответ, что не смог не умилиться. Ну какая же няшечка всё-таки. Глядя на неё, понял, что уже простил рыжей чертовке всё произошедшее. Она хотя бы вытащит из этой чёртовой клетки. Очень сомневаюсь, что посадившие сюда предыдущего хозяина этого тела хотели ему добра и хорошей жизни. Единственное, что смущает, — это ненависть лисиц к волкам, но с этим как-нибудь потихоньку разберусь. Буду решать проблемы по мере их поступления. Сейчас более важно побыстрее свалить отсюда.       — Клянусь не делать попыток напасть на тебя или убежать! — делаю как можно более торжественное и честное выражение лица, хотя очень хочется растянуть лыбу от уха до уха. — Вот сейчас только проведу последнее нападение — и больше ни-ни.       Бровки Рыжика забавно ползут в недоумении вверх. Во взгляде начинает формироваться детская обида за поруганное желание, а тело существенно напрягается, ожидая удара, которого… не происходит.       Наклоняюсь к мохнатику и целую в лобик. Вот такой я проказник, хи-хи.       — Вот теперь всё. Готов стойко сносить все тяготы предстоящего похода, — не удержавшись, всё-таки растягиваю улыбку, наблюдая за яростно раздувающимися ноздрями Сирин. Из глаз чуть ли не молнии летят. Такая миленькая! Каваи! Выпускаю из объятий такое манящее тело, попутно изображая на лице максимальное раскаяние. Смотрит исподлобья. В глазах недоверие и настороженность. Ну да, не сто́ит такое выделывать, пока между нами ещё не установились крепкие рабовл… кхм… дружеские отношения.       — Ну прости! Знаю, что глупо вышло! Не смог удержаться! — горестный взгляд и полнейшее раскаяние в голосе. Повинно склоняю голову и замираю, ожидая, когда утихнет буря. Дышит яростно в затылок пару десятков секунд, после чего ожидаемо успокаивается.       — Ладно, прощаю, но больше так не делай! Я всё ещё не могу тебе полностью доверять, так что не надо больше таких глупых шуток! — в голосе сквозит некоторое раздражение напополам с облегчением. — Сейчас отцеплю вторую руку, — поворачивает торс вправо и, гремя звеньями цепи, начинает копошиться с замко́м. С интересом наблюдаю, как красивые тонкие пальчики ловко орудуют, освобождая меня из плена стальной клетки. Несколько мгновений — и ощущаю долгожданную свободу, принимаясь растирать пальцами затёкшую руку. Внезапно накатывает из глубин памяти: „Темница рухнет — и свобода…“ Как же там было дальше? Встретит, короче, радостно у входа… и Рыжик меч мне поднесёт. Чувствую, что не складно, но по факту очень близко к оригиналу.       Правда, радость длится недолго.       — Сомкни пальцы в замо́к и подними руки к груди, — голосок лисички строг и властен. Подчиняюсь, чего уж там. Эх, недолго продлилась свобода, и вот, снова молодой оборотень скован и пленён цепями. Вскормлённый в неволе орёл молодой. На глаза наворачивается нежданная слезинка. Сирин, увидев её, хмурится. Произносит сочувственно, слегка потупив взор: «Так надо! В деревню лучше заходить именно так, иначе тебя могут атаковать, не разобравшись в ситуации. Пото́м всё объясню местным жителям и оковы можно будет снять, если поклянёшся никому не вредить».       Закончив с пояснениями, рыжая наконец-то соизволила слезть с опавшего члена и, развернувшись, принялась возиться с щиколотками, освобождая теперь уже их. Поневоле залюбовался стройными ножками и пышным хвостиком. Рука, уже начавшая тянуться к нему, чтобы погладить, остановилась, подчиняясь команде из центра, то бишь головы. Пото́м. Всё пото́м. Окидываю взглядом полностью обнажённое тело лисички и, не выдерживая, задаю давно крутящийся в голове вопрос:       — Сирин, а у тебя одежда есть или ты так голой и пришла?       — Конечно есть, просто разделась перед тем, как лезть в клетку, — лиса отвечала, не переставая работать пальцами, освобождая мне ноги. Послышался щелчок и удовлетворительное «ну вот и всё», рыжая плутовка посмотрела на дело рук своих, удовлетворённо хмыкнула и полезла наружу, кинув напоследок короткую фразу: «Давай за мной».       Вылезаю следом за рыжим хвостом, цапнув попутно пальцами какую-то шкуру, по всей видимости бывшую единственным атрибутом одежды у предыдущего хозяина тела. Очутившись босыми ногами на земле, с удовольствием потягиваюсь, ощущая, как в затёкшие чресла начинает усиленно поступать кровь. Кручу в руках некое подобие юбки или килта, сшитой из шкурок каких-то тёмно-коричневых полосатых зверьков, краем глаза отмечая одевающуюся в нечто вроде кожаных шортиков и меховую безрукавку Сирин. Взгляд опять прикипает к стройным ножками девушки, помимо желания заставляя воображение фантазировать на тему возможных поз будущего между нами секса. Занимаясь каждый своим делом, не замечаем, что мы уже больше не вдвоём.       — Эй! Вы двое! Поднимите-ка руки вверх! И поживее! — сзади раздаётся весьма недовольный женский окрик, от неожиданности которого у меня вдоль хребта пробегают ледяные мурашки. Нельзя же так пугать! Так и заикой сделать недолго. Нарочито медленно поднимаю руки, одновременно поворачиваясь к источнику новой опасности. Не успел толком развернуться в сторону напугавшей меня новой командирши, как взгляд зацепляется за картину, от которой по спине пробегает второй отряд ледяных мурашей. Что-то зачастили они в гости.       Картина представшего на поляне хаоса и смерти мгновенно отпечаталась на сетчатке глаз, заставив оцепенеть на несколько мгновений. Так бы, наверно, и стоял колом, тупо разглядывая трупы, если‘б не знакомые рыжие ушки, мелькнувшие перед глазами, обрывая наваждение и перекрывая обзор. Моргнув пару раз, резко прихожу в себя, вспоминая, что хотел взглянуть, кто это там такая дерзкая отдаёт нам приказы. Доворачиваю корпус к источнику звука и вижу метрах в пятнадцати женщину среднего роста, в неких одеяниях, явно отдающих чем-то военным или наëмничьим. Поверху торса надета кожаная безрукавка с нашитыми на ней металлическими полосками. Внизу — нечто вроде комбинированных тканево-кожаных штанов по типу ковбойских, заправленных в сапоги с длинным шнурованным голенищем. Голову украшает короткая стрижка по типу карэ. Тёмный цвет волос и такие же тёмные глаза. Нижнюю губу украшает старый, криво сросшийся шрам. В руках у незнакомки копьё, чей лепесток смерти весьма недвусмысленно смотрит своим остриём в нашу с лисой сторону. Стою́, подняв вверх руки и стараясь понять, кто же это перед нами. Спустя буквально несколько мгновений осознаю́, насколько глупо сейчас выгляжу. Голый, с перемотанными цепью руками и держащий в ладонях какую-то шкуру. Начинаю медленно опускать руки, намереваясь прикрыть срам, ибо нефиг без спросу разглядывать красивого меня. Боковым зрением отмечаю, что рыжая и не думала исполнять команду незнакомки с копьём и стои́т свободно, но явно набычившись. Или тут впору сказать „налисившись“? В общем, шерсть дыбом, хвост трубой. Как-то так. Ох, чует моя задница: сейчас будут разборки. Возможно даже, из-за меня. Но это не точно.       — Эй, зверодевка! Куда это ты намылилась с нашей добычей?! — дама с копьём не стала ходить вокруг да около, а сразу поставила вопрос ребром.       — Ого! Вы только посмотрите, кто заговорил! Дохлятина ожила! Никак произошло чудо от богини! Когда видела тебя в последний раз — ты лежала закопанная в листву и изображала мертвечину, да и сейчас выглядишь не намного лучше. Теперь этот оборотень — мой парий! Я поставила ему свои метки, и теперь он принадлежит мне. Лучше тебе понять это по-хорошему, иначе полудохлятина с копьём станет совсем скоро мертвечиной с копьём, — на красивом личике Сирин заиграла плотоядная улыбка, приоткрыв белоснежные зубки с небольшими клычками по бокам, а на вытянутой ладони правой руки зажёгся огненный шарик. Совсем небольшой. Не больше мяча для тенниса. Обстановка вдруг резко накалилась.       — Что́ ты там тявкаешь, зверёк? — в глазах копейщицы промелькнуло изумление. — Поставила метки?! Твоой парий?! ТВОООЙ?! — с каждым мгновением, с каждым произнесённым словом взгляд говорившей наполнялся яростью и гневом. — Вздумала украсть наш товар?! Мелкая рыжая дрянь! Сдохнуть захотелось?! Ну так я тогда с радостью помогу! — было похоже, что ярость придала копейщице сил и решимости, ибо дальше всё стало происходить очень быстро, вынуждая производить действия, что называется, „на автомате“, не раздумывая. То, что́ произошло далее, по зрелому размышлению и боем-то не назовёшь: настолько скоротечно развивались события.       Вот Сирин подводит кисть с огненным шариком чуть ближе к себе и тут же резко „выстреливает“ рукой по направлению к копейщице, придавая огненному снаряду дополнительное ускорение. Уже́ много позже я узнал, что так делают только самые слабые маги. Сильным нет нужды пользоваться силой тела для придания магии скорости. Они могут вытянуть ладонь с огненным шаром на руке перед собой, пафосно дунуть, как бы подталкивая воздухом заклинание, и оно стремглав сорвётся в полёт к цели, словно именно дуновение придало ему такой прыти.       Сирин же была на тот момент весьма посредственной огнëвкой, что очень тяготило юную лисичку.       Шарик, получив ускорение, довольно шустро, как мне тогда показалось, полетел по направлению к копейщице, целя той в голову, вот только этой скорости оказалось явно недостаточно. Рыжая переоценила свои скромные силы и недооценила боевые рефлексы противницы. Сделав подшаг вбок и немного уклонившись торсом, уйдя с траектории полёта огненного снаряда, копейщица стала стремительно сокращать разделяющую соперниц дистанцию. Какие-то мгновения, пара-тройка ударов сердца — и вот уже́ лепесток копья летит лисице в грудь с явным намерением познакомиться поближе с сердцем. На ладони Сирин вижу расцветающий красный цветок нового заклинания, вот только огнёвка катастрофически не успевает.       Никаких размышлений не было. На них банально никто не дал времени. От острия копья до груди Сирин не больше полутора метров уже. Сгибаю колени и резко толкаю рыжую плечом, сшибая с ног и уводя с траектории удара смертоносного жала, мгновением позже ощущая сильный толчок в грудь, а после — пришедшую чуть с запозданием боль в районе сердца. Стало вдруг резко тяжело дышать. Машинально прижимаю руками место удара. Мокро. Подношу ладони к глазам. Красная. Хм. Вот тебе и кровь оборотня. А на поверку выглядит так же, как и у всех остальных. Вижу вскочившую рыжую, „вылупившуюся“ на меня ошалелыми, дикими глазищами. Копейщица тоже застыла в немом недоумении. Глядя на их моськи, хочется улыбнуться, но боль не позволяет отвлекаться на другое. Госпожа Боль любит быть первой и единственной у того, к кому пришла с визитом. Она дамочка весьма капризная и честолюбивая. Машу́ Рыжику связанными руками в сторону леса. Беги, дурëха. Но́ги подкашиваются. Оседаю на колени.       Гу́бы кривятся. Зубы сжаты. Дыхание прерывистое, хриплое.       — Зачем?! — в глазах огнëвки стоя́т непонимание и растерянность.       — Она.. сильнее!.. Беги!.. Сирин, — слова́ даются с трудом. На губах появляется кровь и начинает течь по подбородку.       Я!.. Я!.. — кажется, рыжик в запале пытается что-то сказать, подбирая в голове нужные слова. Рыжие ушки поникли. Осознание, что всё резко пошло не по плану, накрыло лисичку ушатом холодной воды.       — Бе-ги!.. Быс..тре..е!.. — красный туман стал заволакивать взор, а может, это был рыжий лисий хвост, взметнувшийся яркой вспышкой, оставляя размазанный огненный шлейф? Не знаю. Да и знать не хочу. Устал что-то. Спать вдруг захотелось. Беги, рыжая чертовка, и пусть всё у тебя будет хорошо. Улыбаюсь внутри, с теплотой вспоминая её неумелые ласкания. Последнее, что успел почувствовать перед провалом во тьму, — это начавшийся внезапно ветер, что весело разметал по поляне опавшие листья, а после навалилась вдруг резко тишина. Осталось лишь негромкое басовитое гудение, словно в центре поляны откуда ни возьмись появилась трансформаторная будка. Из будки стали появляться красные пузыри, причём почему-то сразу у меня во рту. Они так забавно лопались.

+++++++++++++++++++++++

      Сирин бежала сквозь родной лес не разбирая дороги, словно дикая лань, почуявшая, что волчья стая пытается загнать её под атаку альфы, чьи клыки совсем скоро сомкнутся на беззащитной холке. Впрочем, направление к родной деревушке она знала прекрасно и могла найти к ней путь из любой точки леса буквально на „автопилоте “. На душе и сердце молоденькой лисицы были хаос и раздрай.       Зачем?       Почему он это сделал?       Почему спас, приняв удар на себя?       Они же враги!       Или нет?       Вся эта ситуация была неправильной!       Нереальной!       Невозможной!       Словно тут был чей-то неведомый умысел.       Сирин уже́ было начала́ произносить по слогам слово „бо-же-ст-вен-ный“, но резко осеклась на двух третях, поняв, что городит чушь. Богине нет и не может быть никакого дела ни до неё самой, ни до этого оборотня, ни до вражды их деревень. Но это не отменяет абсолютную неправильность всего произошедшего. По отдельности каждый кусочек произошедшего вроде кажется нормальным. Точнее, начальные кусочки. Вот только потом нормальность исчезла: буквально испарилась. Всё становилось неправильным, начиная от момента, когда она якобы случайно наткнулась на поляну, усеянную телами как относительно живых, так и уже абсолютно, безвозвратно мёртвых.       В памяти всплыла и постоянно крутилась одна и та же фраза.       Я тебе не враг!..       А ещё эти глаза!..       Он смотрел на неё словно умудрённый опытом старший, проживший достаточно долго и имеющий богатый жизненный опыт за плечами. Смотрел окнами души, в которой не было злобы. А ведь она поставила ему метки, сделала по сути своим рабом на всю жизнь.       Тогда почему в них не было злобы?!       Почему не было ненависти?!       Почему целовал так сладко, словно любимую?! Она ведь почувствовала, как сильно ему нравилось всё то, чем они занимались после меток.       ПОЧЕМУ ЕЙ БЫЛО С НИМ ТАК ХОРОШО?!       С этим оборотнем что-то не так!       ОЧЕНЬ не так!!       ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ НЕ ТАК!!!       Длинные стройные ножки отмеряли собой пройденные километры. Огнëвка давно перестала бежать, поняв, что погони нет и, скорее всего, уже и не будет. Красивый рыжий хвост, гордость и краса Сирин, обвис унылой тряпкой, словно флаг парусника, что попал в зону полного штиля. По щекам девушки текли горячие слёзы. Было больно осознавать собственную слабость. Она не смогла защитить собственного пария. А ведь всего полчаса назад в мыслях уже купалась в лучах славы, представив, как заявится в родной дом с парием-оборотнем; как расскажет всем про самостоятельно проведённый ритуал взросления; как после ставила метки.       Одна!       Без помощи старших сестёр или жриц храма!       Представляла, как родные и знакомые перестанут смотреть на неё сочувствующими взглядами, считая маленькой слабой девчонкой. И наконец, как она с парием будет каждый день предаваться похоти и страсти. Как он будет ласкать её везде: ведь шестнадцать ей уже… и целовать! Теперь она знала, что́ это такое и насколько приятнее становится спариваться, используя этот приëм в арсенале обоюдных ласк.       Только вот ничего из этого не будет уже никогда! Сирин слишком, слишком слаба, и жизнь в очередной раз ей это доказала. Не смогла защитить! Не смогла… А он…       ОН СМОГ!       Без раздумий бросился и оттолкнул!       СПАС!       Принял в себя стальное жало, что должно было пробить её сердце!       Вот только почему так больно теперь там?!       Отчего всё явственнее ощущение, что удар тот достиг цели?!       УБИЛ ЕЁ!       Молодая огненная лиса стояла возле дерева, уперев голову в ствол векового исполина, а коготки на пальцах раз за разом впивались в кору, неистово кромсая податливую „кожу“. Сирин знает, что лисолюды не умеют выть.       Плевать!       Она сумеет!       По-другому сейчас не получится.       Перетерпеть не выйдет.       Красивая головка поднялась вверх, вперившись красными, заплаканными глазами в небеса. А пото́м ближайшие окрестности заполонил собой неумелый гортанный полувой-полуплач. Услышавшие его мелкие зверьки и грызуны поспешили убежать подальше либо вернуться в свои жилища, где бы те ни находились…       Огромный, матëрый тигр, что вышел недавно на охоту, навострил уши и долго стоял не шевелясь, вслушиваясь в песню тоски. Даже когда всё закончилось, он далеко не сразу начал движение, медленно развернувшись и направив лапы по направлению к логову. Охотиться расхотелось. Внезапно вспомнилась погибшая в прошлом году подруга, что принесла ему двух котят, двух прекрасных дочерей. Они умерли от голода, когда стая волков убила их мать возле водопоя. В тот день он тоже ушёл на охоту. День, заставивший могучего гордого зверя завыть…

++++++++++++++++++++++

      Кайса с замиранием сердца подлетала к поляне, которую покинула в спешке чуть больше суток назад и на которой оставались дорогие её сердцу люди. Если быть полностью откровенной, их уход с парием был не чем иным, как побегом с будущего поля боя. Она банально перетрусила, во что очень весомый вклад привнёс некий предмет, по внешнему виду напоминающий хрустальный пузырёк и отдающий сильной аурой страха. Всю дорогу до корабля её буквально потряхивало от нет-нет да и накатывавших порой панических атак. Рик выглядел и чувствовал себя едва ли лучше, но терпеливо следовал за ней по пятам.       Поначалу всё складывалось достаточно успешно. На них не нападали хищники, а дорога достаточно хорошо просматривалась в свете факела, но уже перед рассветом, когда горизонт на́чал светлеть и Кайса поневоле несколько расслабилась, откуда ни возьмись под ногу подвернулся корень дерева, зацепившись за который, она и растянулась во весь рост. Лодыжку прострелило спазмом боли. Кое-как встав, опершись о Рика, торговка поняла, что их и без того невеликая скорость передвижения снизилась ещё как минимум вдвое. До кораблика доковыляли не к обеду, как задумывалось, а лишь глубоко за полночь.       Пока суть да дело, пока нашли камни лечения, заныканные Джирой так, что искать пришлось не меньше часа, „сниматься с якоря“ пришлось уже перед самым рассветом. Несмотря на усталость, Кайса торопилась вернуться, мысленно успев уже попрощаться со всей четвёркой. Весь полёт торговку не оставляло гнетущее ощущение осознания себя предавшей людей, что доверили ей свои жизни, пошли за ней. Лучи рассвета несколько сгладили это чувство, омыв тело и душу теплом и заставив отойти эти сомнения на второй или даже третий план, а последовавшие далее события и вовсе утащили ворох самокопаний на дно души.       Подлетая к примерному расположению поляны, она до крови закусила губу, одновременно и желая, и боясь того, что́ увидит там, вот только развернувшаяся перед глазами картина не могла прийти в голову даже в самом бредово звучащем варианте.       На корабле находился запасной брат-близнец гномьего монокуляра, и, поднеся прибор к правому глазу, в его недрах торговка обнаружила весьма печальное зрелище.       На поляне бесформенной кучей меха лежал убитым какой-то монстр. Увиденное рядом с ним заставило сердце сжаться в болезненном спазме и сползти со стоном с носа корабля. Там лежали её копейщицы, ставшие за долгие годы дорогими подругами, практически семьëй. Закрыв глаза, Кайса словно отреза́ла от себя страшную картину, не желая мириться с увиденным.       Посидев так некоторое время, она встрепенулась, вспомнив, что не углядела там Джиру. Правая. Где она? Возможно, всё-таки жива. Стремительно поднявшись, словно разжавшаяся пружина, работорговка снова прильнула к прибору, очень боясь увидеть теперь уже лежащее без движения тело своей парии. Застывшее. Мëртвое.       Вот только увидела она не Джиру, а Тришу, что навела своё копьё на… рыжую зверолюдку? Хаа! А рядом с неизвестной стои́т… пойманный ими волколюд! Точнее оборотень. Так он выжил? Почему не в клетке? Кто эта рыжая? Его знакомая? Подруга? Если так, то почему его ру́ки перемотаны цепью? Проклятье, да что́ там произошло, пока её не было?       Не успела ещё сделать хоть какие-то предположения по поводу увиденного, как на поляне события резко ускорились и понеслись в галоп. С изумлением, а после с ужасом она наблюдала, как зверолюдка попыталась поразить Тришу огненным шариком, но не преуспела в этом, а когда уже копейщица в ответ практически достала чужачку своим оружием, оборотень вдруг резко оттолкнул её и сам попал под неминуемый удар. Кайсе даже показалось, будто расслышала звук пронзаемой плоти, хотя на таком расстоянии это было попросту невозможно. Оборотень на́чал подавать зверолюдке знаки руками, в которых несложно было распознать призыв к отступлению. Из раны хлынула кровь, заливая голый торс, а чуть позже она полилась и из рта, стекая по подбородку на грудь. Внезапно колени оборотня подкосились, и он медленно осел наземь, продолжая что-то втолковывать рыжей незнакомке. Зверолюдка, сначала застывшая в некоей прострации, внезапно сорвалась с места и стремглав бросилась бежать. Несколько мгновений — и рыжий хвост, мелькнув в последний раз, пропал за стволами могучих сосновых деревьев. Всё это время Триша стояла, оторопев от всего произошедшего, по всей видимости, не меньше Кайсы. Гу́бы её беззвучно шевелились. Последнее, что увидела торговка перед приземлением, — это заваливающееся на спину тело оборотня. Гу́бы его растянулись в жуткую кровавую ухмылку, а изо рта пошла пузырящаяся пена.       Ну уж нет! Не в этот раз! Лихо перемахнув через борт, Кайса по канату спустилась вниз и стремглав кинулась к хрипящему волколюду, что, по всей видимости, только что потерял сознание. Подбежав к распростёртому на земле телу, работорговка приложила камень, наполненный магией лечения, прямо на края пузырящейся раны, с удовольствием начав наблюдать за процессом восстановления повреждённых поверхностей. Края́ разреза перестали сочиться кровью, а пото́м медленно, но неумолимо стали сходиться вместе. Через пару-тройку минут на месте страшной зияющей раны остался лишь небольшой белесоватый рубец.       Удовлетворённо выдохнув и уже собравшись было вставать, взглядом Кайса скользнула по шее парня и ошарашенно замерла, буквально „залипнув“ от увиденной там картины. Несколько долгих мгновений она тупо пялилась на два разноцветных листочка, открывая и закрывая безмолвно рот, словно выброшенная на берег рыба. Мысли метались по черепу, словно тараканы на кухне, где в три часа ночи хозяин внезапно включил свет. Какого мархуза здесь творится? Какие ещё листики у почти мёртвого оборотня? Кто посмел? Внезапно поток вопросов был бесцеремонно прерван. Торговка пришла в себя, ощутив тряску за плечо.       — Госпожа, с вами всё в порядке? — возникшая в поле зрения копейщица была напряжена. В глазах читалась тревога.       — Д-да… — вид пусть и потрëпаной, но живой и немного нервничающей Триши вернул сознание Кайсы в привычное русло, напомнив, кто она и где находится. — Да, всё нормально. Мне нужен отчёт о произошедшем в моё отсутствие.       Выслушав лишь начальную часть из рассказа копейщицы, резко перебила на моменте битвы с монстром: — Джира! Что́ с ней?! Почему Правая не рядом с тобой? Она жи-ва? — в конце вопроса голос торговки предательски дрогнул. Она с явным усилием сглотнула невольно подкативший к горлу комок, уставившись на копейщицу практически с мольбой.       — Госпожа, я не видела Джиру после того, как пришла в себя, — голос Триши звучал глухо и суховато, — ни саму, ни… — она осеклась на мгновение, — ни её тело. Во время боя она была сзади монстра. Пыталась рубить жилы под коленями. Пото́м я пропустила удар и отлетела, вырубившись от столкновения со старым пнëм. Очнулась практически перед вашим прилётом.       Отведя взгляд, копейщица попыталась перенести вес с одной ноги на другую, при этом оступившись и мотнув головой. Выровнявшись, негромко выдавила воздух сквозь стиснутые зубы и недовольно скривила губы, явно не желая раскрывать Кайсе своё физическое состояние. Уловив произошедшую с Тришей мини-сценку боли, торговка шустро подскочила с колен и мгновенно оказалась возле неё, зашипев в ухо: «И долго ещё собиралась изображать из себя героиню? Сразу, что ли, не могла сказать, что тебе плохо? Где болит?» — голос Кайсы звенел яростью, но в глазах, ломая картинку „злой госпожи“, застыло сочувствие.       — Всё не настолько плохо, как может показаться со стороны, — Триша улыбнулась. Ей нравились внимание и забота Кайсы, ведь подобное бывало, увы, совсем не часто. — Дышать немного больно. Думаю, в паре-тройке рёбер трещины, — не успев закончить фразу, женщина почувствовала, как нежное тепло расползается по телу, с каждым вдохом вымывая тупую ноющую боль, сдавившую грудную клетку. Кристалл исцеления делал свою работу, и делал её, как всегда, превосходно. На мгновение захотелось закрыть глаза и стоять так хоть целую вечность, блаженствуя, словно вернувшись в детство, когда сидела у матери на коленях, прижавшись спиной к её большому и такому тёплому телу.       Воспоминание накатило столь стремительно и внезапно, что копейщица оказалась к нему не готова. Мама. Как она там, до́ма? Укол внезапной вины пробил скорлупу очерствевшей с годами души. Сколько она не видела её? Лет двенадцать уже, если память не подводит. Нечаянная слеза покатилась по щеке, оставляя солёную дорожку. Всем хороши лечащие кристаллы, но есть у них один не то чтобы совсем скверный, но несколько неприятный эффект. В момент лечения и немного позже у некоторых пациентов могут наблюдаться резкие колебания настроения. Триша входила в число этих немногих. Кайса знала про эту её маленькую особенность и, увидев слезу, сделала вид, что ничего не заметила.       — Госпожа, я в полном порядке. Разрешите начать поиски Правой и моих сестёр по оружию, — испытывая неловкость от того, что глава видела её слабость, копейщица хотела поскорее чем-нибудь себя занять, убравшись с глаз долой. Внезапно она ощутила на плече тяжесть опущенной руки, а после и крепкое сжатие пальцев.       — Триша! — интонация голоса и выражение глаз уже сказали копейщице то, что́ Кайса ещё только собиралась произнести.       — Нет!.. Нет!.. Они могут быть ещё живы!.. Вам надо вылечить их, как вылечили меня! — гу́бы говорившей задрожали, а в глазах снова появились слёзы. Теперь уже́ в обоих.       — Видела их сверху, когда подлетала. С такОй геометрией тел люди не живут. Просто не могут. Прости, что принесла дурные вести. Вы были друг другу как сёстры. Я знаю. Не по крови, но по духу. По отношению друг к другу. Этот рейд раз за разом забирает у меня всё самое близкое. Самое дорогое. Всё, что есть, — взгляд Кайсы полыхнул злостью вперемешку с душевной болью. — Ступай и найди мне Джиру. Живой, или… — она сделала паузу, в которой уместился тяжёлый вздох, намереваясь всё же закончить фразу, — или мëр…       — Живая я, живая! Не хороните раньше срока! — эти несколько произнесённых слов заставили двух почти отчаявшихся женщин с изумлением и радостью повернуться к говорившей, что медленной, хромающей походкой приближалась к ним сбоку, сильно подволакивая повреждённую ногу. Правой рукой при этом она баюкала левую, сломанную как минимум в одном месте. Не успев сделать и пары-тройки этих неуклюжих шагов, Джира была подхвачена ураганом по имени Кайса. Мгновение — и вот она уже не стои́т, а лежит. На больном колене левой ноги уютно примостился кристалл лечения, что уже на́чал отдавать пациентке накопленную магию. Несколько минут — и произошло чудо! Хромавшая встала самостоятельно и, забрав у торговки кристалл, принялась лечить больную руку, с благодарностью поглядывая на свою хозяйку.       — Госпожа, Вы вернулись за нами! — щенячье обожание во взгляде нервировало Кайсу. Ей сейчас было совсем не до телячьих нежностей.       — Пото́м, Правая. Всë потом. Сейчас надо разобраться с некоторыми непонятностями относительно нашего оборотня, — она перевела пронзительный взгляд карих глаз на Тришу. — Что это за сцену мне сподобилось наблюдать при подлëте? Кто эта рыжая зверолюдка? Почему вы дрались? И, наконец… КАК она умудрилась поставить ему обе первых метки?! — последние слова чуть было не выдали её с головой, буквально крича о распиравшем работорговку любопытстве.       — Чеегооо?! — выпученные в неимоверном изумлении глаза и открывшийся широченной буквой О рот Джиры заставили Кайсу и Тришу чуть улыбнуться, на несколько секунд позабыв о терзавшей обеих боли утрат. — Ка.. Ка.. Какие ещё метки?! Он же мёртв! Вон там труп, — мотнула головой в сторону лежащего неподалëку оборотня, но затем, видимо, до неё стало доходить и прочее из вопросов торговки, и остальные слова-вопросы произносились уже еле слышно, с погружённым внутрь себя взглядом. — Зверолюдка?.. Рыжая?.. Дрались? — она так заострила на этом внимание, что поначалу даже не заметила сухой щелчок вставшей на место кости, лишь несколькими секундами позже запоздало ойкнув и зарычав, словно собака, увидевшая проходящего мимо вонючего бомжа.       — Госпожа, мне известно совсем немного, — Триша опёрлась обеими руками о копьё и принялась рассказывать то немногое, что успело произойти с того момента, как пришла в себя: — По всей видимости, я очнулась слишком поздно. Пришла в себя от тянущей боли в грудине. Встав и сев на пень, впала в прострацию на неизвестное время, долго пытаясь хоть немного прийти в себя. Возможно, в этот момент рыжая сучка и ставила метки на наш товар. Когда почувствовала, что более-менее оклемалась, пошла проверять периметр лагеря, внезапно наткнувшись на рыжую воровку и волколюда. Они к тому моменту уже вылезли из клетки. Спросила, куда это та собралась с нашей добычей. А пото́м эта блохастая решила, что может силой увести с собой новообращённого, как теперь стало известно, пария, но пришлось доказать малолетке, что копейщицы Госпожи Кайсы не даром едят свой хлеб, — она помрачнела и добавила сухо: — Ели.       — Что за жертвенный бросок был в конце боя? — торговка решила прояснить вопрос, мучивший её всё это время. — Думаешь, они знакомы?       — Непохоже, — Триша помолчала, собираясь с мыслями. — У самца ру́ки перемотаны цепочкой. Так не поступают со знакомыми, — она снова помолчала, уткнувшись взором в землю и легонько покачивая головой из стороны в сторону. — Не пойму, зачем он бросился под удар? В этом нет смысла.       — Смысла либо нет, либо мы не можем его понять, упуская из виду нечто важное, какие-то нюансы, — подала голос всё это время молчавшая, но, судя по всему, уже подлечившаяся и пришедшая в себя Джира.       — Не страшно. Пото́м узнаем, как очухается, — Кайса, удовлетворив первоначальное любопытство, переключилась на более подходящие в данный момент мысли и дела. — Правая, надо снять шкуру с монстра. Займись этим.       — Есть, Госпожа! — быстро поднявшись, Джира мгновенно испарилась исполнять приказ, по всей видимости решив делом занять лезущие в голову без спросу мрачные мысли.       — Триша, сестёр мы не сумеем довезти до империи, ну ты понимаешь… в сохранности. Похороним тут. На тебе подготовка могил. Помощь нужна?       — Нет, глава. Справлюсь. Сама всё сделаю, — лицо воительницы погрубело, желваки несколько раз перекатились туда-сюда.       — Хорошо, занимайся, — раздав распоряжения, торговка пошла в сторону лежавшего в беспамятстве оборотня, в уме представляя картины его посвящения в длани, одну горячее другой. Интересно: как это было? Он вырывался? Бился, как птичка в клетке? Может быть, выл? Или быстро смирился? Очень хотелось бы на это посмотреть. А ещё лучше — сделать всё само́й. Но какова зверолюдка, а! Шустра деваха! Далеко пойдёт, если не пришибëт кто-нибудь ненароком за дерзость. Наказать бы надо по-хорошему, если рассуждать исходя из имперской логики. Только вот не в том они сейчас положении, чтобы пытаться мстить, настраивая против себя неизвестной силы разумных. Личная война не входит в планы их крохотного теперь уже отряда. Да и не потянут они войну. Слишком стали слабы. А если нанимать кого… Зачем? Ну поставила рыжая метки, да и плевать. Ещё и спасибо можно сказать. Теперь доподлинно известно, что с оборотнем вполне можно иметь приятные отношения. Кайса при этих мыслях мысленно уже перенеслась к себе в каюту этим вечером. Хочу! Хочу! Хочу его! Как кинулся на копьё! Не колеблясь и доли мгновения! Кто бы так смог из её знакомых мужчин? Вопрос возник и повис в пустоте, а пришедший мгновением позже ответ нисколечко не порадовал работорговку: никто. Никто бы не кинулся ей на помощь в произошедшей ситуации.       Кто же ты такой — оборотень, появившийся из ниоткуда?       В неопределённых чувствах она остановилась возле тела пария, прикипев взором к его обнажённой фигуре. Засохшая кровь возле свежего шрама приковывала к себе взгляд. Манила. Захотелось вдруг встать на четвереньки и слизать её. Всю. Подчистую.       Простояв над телом ещё некоторое время, явно любуясь очертаниями рельефного мышечного каркаса, она вдруг словно вынырнула из транса, совершенно не отдавая себе отчёта в случившемся только что. Произошедший ступор показался ей мгновенным, только вот в реальности прошло не менее получаса. Ощутив внезапно начавшую накатывать волнами „хотелку“, поспешила на корабль, где малыш Рик должен будет своим язычком остудить жаркое пламя. Перевесившись через борт, успела отдать ещё одно распоряжение, перед тем как юркнуть в свою каюту: — Джира, как закончишь со шкурой, оборотня по новой привести в транспортабельный вид. Помыть. Кляп. Повязку на глаза. Ру́ки свяжи не цепью, а верёвкой. Всё! Меня не беспокоить ближайшие пятнадцать минут!

++++++++++++++++++++++

      Гул и вибрацию почувствовал раньше, чем сумел открыть слипшиеся веки. Темно. Ха! У меня явно дежавю. Голова снова чем-то перемотана. Во рту нечто вроде кляпа. Надеюсь, это не чей-то грязный носок. Боятся, что начну кричать и привлеку внимание? Разумно. Опытные похитители. Явно не в первый раз проворачивают подобное. Лежу на чём-то наподобие мохнатой шкуры. Щекой ощущаю шерстистую мягкость волосков. Ру́ки крепко связаны за спиной минимум в двух местах. Локти прихвачены так, что аж грудь колесом. Пробую напрячь кисти, пото́м предплечья — дохлый номер. Связано профессионально. Ру́ки не затекают, но выпутаться можно и не мечтать.       Вхожу в становящийся уже привычным режим ожидания. Либо опять усыпят, либо смогу поговорить. Мне кровь из носу нужна информация.       Первый вопрос: сумела рыжая лиса удрать или её схватили?       Второй: почему я всё ещё жив и вполне сносно себя ощущаю, ведь удар копьём меж рёбер никак не мог быть игрой воображения. Отчётливо помню все присущие событию ощущения. Толчок, разрезающий плоть. Проникновение внутрь тела холодной стали. Кровь на руках. Сердце, внезапно прострелившее дикой болью. Что-то в памяти подсказывает, что на Земле при таких вводных в моём доме весьма скоро заиграла бы музыка — но я бы её не услышал. Да уж… По всему произошедшему выходит, что медицина в этом мире на весьма высоком уровне, хоть и передвигаются по поверхности на телегах.       Теперь ещё добавились этот гул и вибрация. Самолёт? Не, непохоже. Там гул более яркий, что ли. Пароход? Качки нет, значит, тоже мимо. Поезд? Нет стука колёс между стыками шпал. Дирижабль? Хмм… а вот эта идея имеет право на жизнь. Только вот куда судьба решила забросить меня на этом чудесном во всех смыслах виде транспорта? Попаданец, путешествующий связанным на дирижабле, — это плохая история. С душком. Мне она не нравится.       Внезапно размышления прерывает звук открывающейся двери, впуская с собой свежий воздух, более отчётливый гул работы некоего механизма и, как ни странно это может прозвучать, — запах женщины вперемешку с лёгким алкогольным амбре. Оу. Кто-то навеселе. Что́ же будет дальше? Снова усну или…       — Вот мы наконец-то и одни. Вижу, уже проснулся, волчонок. Ооо! Я тебя умоляю! Не делай вид, будто я не права. Уши. Эти покрытые мехом треугольники на голове выдают тебя с потрохами. Когда ты в сознании, они… ше-ве-лят-ся, — слышится смешок, а после вошедшая подходит вплотную ко мне и садится, по всей видимости на корточки. — Некоторое время, о Герой! — защитник рыжих сучек, мы будем лететь на этом корабле. Чтобы нам с тобой не было скучно, ты будешь начинать учиться доставлять удовольствие будущей хозяйке… или хозяйкам, что более вероятно. Тут уж как тебе повезёт, волчонок. Или не повезёт. У некоторых дамочек весьма, — тут незнакомка произвела неопределённый не то хмык, не то икнула, — весьма специфические желания и пристрастия. Ну-ну, не вздрагивай так: на этом корабле ничего „эдакого“ тебе не грозит. Будешь послушным мальчиком — и будешь жить, как у богини за лифчиком. Судя по листикам, что гордо красуются теперь на твоей шее, лисица уже провела самое первое обучение новой длани Илассы, коей теперь ты и являешься. Или мне лучше называть тебя рабом? — чувствую, как женщина приблизилась практически вплотную, нависнув над моей головой и дыша в левое ухо горячим… ЖЕЛАНИЕМ. Почему-то именно это слово пришло в голову, когда ощутил исходящую от незнакомки волну похоти. При таком приближении она была буквально осязаемой, вызывая во всём теле ощущение некоего предчувствия — неких вибрирующих мурашек. Нечто внутри тела, будто принимающая станция, уловило эту волну и интерпретировало однозначным желанием, эдакой „хотелкой“. — Сейчас уже вечер, и значит, самое время начать твоё первоначальное обучение. Впрочем, нет, — она сделала паузу, словно собираясь с мыслями, — одна мелкая рыжая сучка уже сорвала твой цветок первого раза. Как же до сих пор хочется придушить эту тварь, что бесстыже влезла не в своё дело. Значит, это будет называться „второначальное обучение“. Не думаю, что мелкая блохастая шлëндра могла за столь короткий срок чему-то серьёзному тебя обучить. Давай-ка я вытащу уже этот кляп, если ты не будешь кричать. Ненавижу визжащих мальчиков! У меня пото́м от их криков всегда начинает болеть голова. Кивни, если согласен.       Киваю, чего уж там. Всё лучше, чем личинку гусеницы изображать. Ощущаю, как сзади головы что-то развязывается. Пара секунд — и кляп покидает „насиженное“ место. Какое же блаженство, доложу я вам, даже просто облизнуть пересохшие губы. Видимо, всё это буквально написано на лице, ибо тут же слышится пьяненький ехидный смех: — Не расслабляйся особо, сейчас твой ротик заткну другим кляпом. И да! Совсем вылетело из головы. Ко мне обращайся — „Госпожа Кайса“. Если же сегодняшний вечер пройдёт хорошо и приятно, наедине сможешь обращаться просто „Кай“.       Нуу… мля!.. Из огня — да в полымя. И эта туда же. Сговорились они тут все, что ли?! Сначала рыжая из себя госпожу корчила. Теперь и эту туда же понесло. Отходить бы хорошенько обеих розгами по жопушкам, дабы мозги на место встали. Почувствовал вдруг прилив не то злости, не то ярости. Причём настолько резкий и сильный, что аж сам испугался такой яркой вспышке. Пришлось даже с силой, буквально до крови воткнуть когти в ладони, дабы через боль несколько охладить голову. Что́ это со мной?! Не припоминаю за собой ничего подобного. Никаких закидонов, никакого агра на ровном месте раньше никогда не было. Даже по синьке. Стало вдруг неуютно. С таким телом-машиной можно много „делов“ натворить, если вдруг „кукушечка отлетит“.       Господи! Спаси и сохрани меня грешного! Хотя… сейчас, по всей видимости, эта молитва уже перестала быть актуальной. Вот только местных всё равно пока никаких не знаю.       Ну пусть тогда будет по-простому:       Богиня! Спаси и сохрани раба твоего, длань твою, от бед мыслимых и немыслимых!       Укрепляй дух мой, направляй на стези правды ради имени Своего!       Если я пойду и долиной смертной тени, то не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой клитор и Твои сиськи — они успокаивают меня.       Хааа!..       Что́ это было только что в конце?! Ничего похожего на это, изначально, абсолютно точно не планировалось произносить. Стыдобище-то какое. Мне кажется, или в конце молитвы явственно послышался непонятный не то смешок, не то хмыканье. Точно кукушка отлетает уже. Крыша потекла. Шифер посыпался. Стрёмное чувство, надо признать. Неприятное.       Кстати! Что́ имелось в виду во фразе про другой кляп? О чём это она? Сказала же, чтобы не кричал. Ну я и не кричу. Не выдержав пытки неизвестностью, задаю мучающие вопросы: — Какой кляп? Зачем? Я же не кричу.       — Ахахаха… ты такой забавный, волчонок. Сейчас всё поймёшь.       Она просовывает под меня ладони и, не особо напрягшись, поднимает. Пото́м делает два шага и опускает на что-то мягкое, по всей видимости кровать или диван. Ого! И что́ это сейчас такое было?! Я даже не почувствовал в ней напряжения. Подняла, словно подростка весом килограмм тридцать. Она что — культуристка? Краешком сознания отмечаю шуршание снимаемой одежды. Минута — и возня заканчивается.       — Я мыться, никуда не уходи, серый волчонок, это быстро.       И действительно, не проходит и пяти минут, как вода смолкает, а спустя несколько мгновений возле меня начинает проминаться поверхность кровати. Ощущение лёгшего рядом тела, а после сильные руки, обхватив за плечи, подтягивают вперёд, и я чувствую, как щека прикасается к чему то мягкому и тёплому, слегка влажному. Кожа, тут без вариантов. В нос ударяет запах женского мускуса. По всей видимости, голова лежит на бедре, а впереди женская куночка. Близко. Очень близко. Запах говорит, что не дальше пяти-семи сантиметров. Эээ… так вот о каком кляпе шла речь! Она хочет закрыть мне рот своей писечкой. Понял, не дурак.       — Открой рот и высунь язык. Сейчас я буду дарить тебе энергию нашей богини. Ты должен ласкать языком то место, что будет прямо перед твоим ртом. Это понятно?       — Да.       — Госпожа! Когда отвечаешь мне или другой женщине, добавляй в конце Госпожа. Тебе ясно?       — Да, Госпожа.       — Хм. Я думала, с тобой будет проблемно. Вы же, оборотни, не признаёте власть богини и продолжаете упорно поклоняться одному из умерших богов.       Наступила тишина. Видимо, от меня ожидается какой-то ответ. Вот только ответить мне нечего, ибо я ни про оборотней, ни про их шашни с богами ни сном ни духом. Да ещё этот аромат начинает сводить с ума. Уже́ отчётливо ощущаю, как встал и пульсирует член.       Спустя минуту тишины женщине, видимо, надоело ждать мой возможный ответ. Снова ощущаю сильные пальцы на плечах.       — Итак. Повторяю. Сейчас высовываешь язык и ласкаешь меня.       Небольшое движение вперёд — и губы утыкаются в мягкую плоть половых губ, а нос плотно зарывается в лобковые волосы. Язык ощупывает нежные своды пещерки любви. Кисленько, но этот вкус кажется самым приятным на свете.       — Да, волчонок! Вот так! Ты всё делаешь правильно. Это самая лучшая часть в моей работе.       Видимо, женщина уже настолько поглощена ощущениями, что не обращает на меня внимание. На миг ощутил себя игрушкой для взрослых забав. Эдаким ходячим вибратором. Неприятное чувство больно укололо в районе груди. Впрочем, долго оно не продлилось и уже спустя пару минут резко ушло, будто и не было вовсе. Продолжаю изучать языком „рабочий инструмент“. Прикидываю в голове „фронт работ“. Под верхней губой ощущаю весьма крупненький бугорочек. Ощупываю языком со всех сторон, нежно поглаживаю. Слышу впереди шумный вздох и сразу останавливаюсь.       — Агх, шалунишка! Ты всё правильно делаешь! Продолжай! Ну же! Смелее!       Голос женщины приобретает отчётливые бархатные тона, тона похоти и наслаждения. Снова начинаю ласкать своды влагалища, как бы невзначай проходясь по стеночкам клитора. Теперь полижем самый кончик, нежно и с совсем лёгким нажимом. Спешить вроде как некуда, так что эту конфетку надо рассасывать с чувством, с толком, с расстановкой. А ведь он у неё большенький и, кажется, продолжает набухать. Внезапно стенки влагалища сокращаются и мне в рот затекает приличных размеров густая субстанция, не то смазка, не то ещё что-то. Перед внутренним взором сразу предстаёт видение слабо текущей реки, по берегам густо заросшей камышами. Видение настолько яркое, что непроизвольно хихикаю вслух. Выходит, конечно, глухо и вроде бы почти не слышно, но вибрации головы и те́ла выдают меня с потрохами.       — Тебе кажется, что у меня внизу так смешно? — Голос изменяется, в нём резко нарастают металлические обертоны. Отрываюсь от рассасывания конфеты.       — Вовсе нет, госпожа, я считаю, что внизу Вы прекрасны, словно цветок, на который слетаются жаждущие нектара пчёлы. Представил себя такой пчелой — и стало смешно. Прошу прощения! Это было бестактно с моей стороны.       — Вот как! — голос снова возвращается к обычному тембру. — Ладно, твой нектар готов, моя пчёлка. Собери же его скорее!       Ощущаю прикосновение руки к затылку, и мой рот с ощутимой силой припечатали к раскрытой киске. Влажная нежность внутренностей влагалища снова соприкоснулась с языком, а гу́бы буквально присосало ко входу. На второй щеке ощутил кожу бедра. Есть что-то неимоверно пьянящее в этой позе. Ощущать тёплую кожу внутренней стороны бёдер на своём лице, пока твой рот и язык находятся в дурманящем плену средоточия женской энергии. Ммм! Как же это сладко! Причём с каждым мгновением сладость лишь прибавляется и прибавляется. Через каких то несколько минут уже непонятно, сколько прошло времени, но мысль при этом только одна: пусть это длится бесконечно долго.       Словно пьяный плыву по той самой реке, где по берегам привиделись камыши. Гребок правой рукой — и рот погружается в кисло-сладкую воду. Рука уходит вниз, а голова поднимается над водой, позволяя влаге стекать по губам на подбородок. Язык успевает облизнуть губы, снова восхитившись вкусом, а левая рука уже на подъёме и сейчас погрузится в воду. Плесь — и голова опять погружается до са́мого носа, чтобы через мгновение снова оказаться над сладким маревом реки удовольствия.       Я плыл так, кажется, целую вечность, получая от процесса неимоверное наслаждение. Сколько прошло времени? Может, пять минут, а может, и пять часов. Мне было абсолютно всё равно: удовольствие вошло в меня. Я сам стал удовольствием. Теперь это одновременно моё имя и суть существования!       Меня зовут УДОВОЛЬСТВИЕ!       Сквозь его пелену не сразу, но пришло понимание, что где-то впереди на реке забрезжил зелёный отсвет. Слабый, видимый пока ещë буквально на грани восприятия. Это было словно мерцающий Секретный Фарватер. Стало вдруг очень важно найти источник этого свечения. Не понимаю, зачем, но это очень важно! Усилив гребки и неистово работая языком и губами, начинаю приближаться к зелёному свечению. Или это оно приближается ко мне? Зачем мне гу́бы и язык чтобы плыть? Вопрос казался очень важным, но ответ постоянно ускользал, когда казалось, что уже вот-вот и разгадка озарит меня. Да и плевать! Зелёное зарево становилось всё больше, всё шире, и скоро мы встретимся, а потом… А что́, собственно, будет ПОТО́М? Не знаю. Не помню. Забыл. Но почему-то кажется, что это будут ответы на все вопросы, и особенно главный ответ, на ТАЙНУ этой реки наслаждения. Спустя несколько мгновений, а может быть и лет, зелёное свечение достигло меня и… расщепило на молекулы, после чего молекулы расщепились на атомы. Я был одновременно везде и в то же время нигде. Мимо пролетали миры, созвездия, галактики. Можно было захотеть и перенестись на край вселенной. Нужно было лишь пожелать этого. Увлёкшись, прыгал и прыгал от звезды к звезде, от галактики к галактике. Много позже, устав и наигравшись в прыжки по звёздам, остановил сознание в одной точке.       — Ну как тебе, землянин, понравились ощущения? — справа раздался чарующий, прекрасный голос молоденькой девушки. — Понравилась моя энергия? — Она улыбнулась ласковой и нежной улыбкой.       — Д-да, богиня! Это было невероятно! Потрясающее ощущение!       — Понял, значит, кто Я, — лëгкая полуулыбка не сходила с её уст. — Сегодня был бонусный показ, так что не думай, что так будет теперь всегда. Будешь стараться — и когда-нибудь я снова покажу тебе Вселенную.       — И что́ нужно для этого делать?       — Да, в общем, ничего особенного: живи, приключайся, занимайся потихоньку прогрессорством, люби женщин моего мира, но спуску не давай, а то на шею сядут, — она замолчала и, сделав хитрую моську, уставилась на меня. — Или сядут не на шею, а на лицо. Или на член. Или на лицо и на член одновременно. Они у меня такие бойкие порой — спасу нет. Им палец в рот не клади — откусят! Хотя… если двадцать первый, то, наверное, не станут, — на последнем предложении её лицо изобразило недюжинную работу мысли. Сомнения. Вот же актриса!       — Приложу все свои усилия, богиня!       — Иласса. Зови меня Иласса. Это я призвала тебя в свой мир.       — Но… почему именно меня? — я не мог не задать этот вопрос.       — Ааа, не парься. Просто этому миру нужна встряска. Закостенели все. Скоро праздник столетия церкви имени Прекрасной и Великой Меня, и одна моя хорошая знакомая готовит для прихожанок розыгрыш. Пранк, как модно говорить у вас на Земле. Причём с тобой в главной роли. Надеюсь, ты зажжёшь.       — Мои воспоминания тоже твоих рук дело, Иласса?       — Да. Пока они будут только мешать адаптироваться в новом мире. Пото́м всё вспомнишь, Дуглас, если, конечно, захочешь. Или Вспомнишь всё, Карл. А сейчас пора прощаться. Я буду вполглаза приглядывать за тобой.       — Что́ по поводу похищения? — у меня прям свербело от желания прояснить этот вопрос.       — Разбирайся сам. Не маленький ведь уже. Я не буду каждый раз вытирать тебе сопли, — улыбка сошла с лица девушки, и я вдруг понял, что мне резко стало неуютно находиться рядом с этим существом. — Учись жить в новом мире. Он отличается от привычной тебе Земли. Как очухаешься — ничему не удивляйся. Тебе приготовлен подарочек. На днях получишь.       Иласса щёлкнула пальцами, и мир выключился. Ну или меня выключили, что технически, наверное, будет более правильно.       В себя пришёл сразу, рывком. Снова это чувство, будто отдохнул на курорте с недельку. Всё тело буквально поёт от восторга. Правда, в глазах опять темно, а ещё бедненький язык крепко зажат во влагалище моей похитительницы. Сладкая темница, подумалось вдруг. Рот мой бессовестно взят в плен половыми губами сладко дрыхнущей женщины. Бёдра плотно обжимают голову с двух сторон. Остаётся только ждать. Незаметно начинаю погружаться в дрёму, как внезапно язык ощущает освобождение.       — Что это, во имя Илассы, сейчас произошло?! — в голосе ощущается ТАКАЯ гамма перемешавшихся друг с другом эмоций, что невольно скалю зубы. Ты почти угадала, похитительница. Это именно её проделки, но тебе о том знать необязательно. Это лишь НАША с НЕЙ тайна, хи-хи. И больше ничья.