Больше никогда не отпускай меня

***

«Последняя мрачная ночь»

      «Сумрачные тени беспокойно устремлялись вслед за убегающим прохладным ветром, распугивая ночную тишину. Раздражённое сознание пленилось одной важной целью, которая беспощадно гасла в потоке свежего воздуха, пока впереди расступались высокие сосны, а на тёмном небе тускло наблюдало полнолуние. Ничто не смело мешать бесконечно бежать вперёд, временами теряться в пространстве и снова двигаться дальше, несмотря на бесполезное усердие.       — Чёрт, мы упустили его! — нервный голос почти срывался на крик. — Он был так близко, но всё равно успел скрыться. И всё потому, что кто-то не умеет себя вести!       Возмущённый взгляд покинул безмерную даль и посмотрел в сторону близкого друга, пронзая его тихим негодованием. Пытаясь отдышаться после долгого бега, журналист старался держать себя в руках и не позволить эмоциям поглотить разум. Сейчас ему хотелось высказать всё, что накопилось – останавливало лишь осознание, что ни к чему хорошему это не приведёт.       — Какого хрена ты меня в этом винишь? — выпалил Джон, поправляя немного спавшие очки. — Откуда я мог знать, что в тех кустах лежит пластиковая бутылка? В этой темноте ни черта не видно и тем более ты знаешь, что в темноте я плохо вижу.       С раздражением посмотрев на Егора, писатель также пытался выровнить сбившееся дыхание. В этот момент ему хотелось высказать намного больше, наконец выпустить накопившееся недопонимание, выразить гнев и душевную боль, которая чёрным комом накопилась в сердце. Казалось, ещё одно гневное высказывание и ночная атмосфера затмится жутким мраком.       Однако ещё совсем недавно никто не мог представить, что совместное спокойствие сменится напряжением – всё нарастало постепенно, словно собираясь в большую огненную бурю, которая в любой момент была способна закончить долгую историю. Сложное расследование, связанное со странными пропажами, вывело на человека, который мог оказаться причастным к жутким убийствам. Возможно, дело давно бы завершилось, если бы не происходила череда небольших, но значительных ошибок.       — Я говорил тебе будь аккуратнее, но ты же начал причитать, что всё знаешь, всё умеешь, не надо тебе указывать, — продолжал испепеляться Егор. — Теперь мы снова остались ни с чем. И ведь это не первый раз, когда мы из-за тебя попадаем в задницу!       Каждое раздражённое слово пронзало сердце, поднимая свежие и давно похороненные обиды. В секунды надвигающегося конфликта писатель больше не собирался сдерживаться: хотелось высказать всё, что накипело, что наболело и ранило.       — Слушай, Егор Линч, — громко начал Джон, сжимая крепко кулаки. — Если я тебе в тягость, лишь мешаюсь и создаю проблемы, то тогда зачем ты зовёшь меня с собой? Потому что сам не способен справиться? Дай угадаю, тебе духа не хватает поехать на дело без меня?       Резкое высказывание заставило на мгновение опустить разъярённый взгляд и после снова посмотреть вперёд: он был готов переступить черту и позволить эмоциям сильной волной вылиться наружу. Больше никто не хотел идти навстречу друг к другу, вовремя остановиться и попытаться спокойно поговорить – слишком много обид было не высказано, утаено и захоронено в душе.       — Я зову тебя лишь из вежливости, чтобы ты потом не ныл, мол, почему я ничего тебе не сказал, — со злостью произнёс Егор и грубо продолжил: — На самом деле я устал от тебя, Джон. Почти в каждом нашем деле ты выносишь мне мозги, совершаешь какие-то глупости и пропадаешь, а я потом ищу тебя вместо того, чтобы заниматься расследованием. Просто... Это невыносимо, Джон!       Грубые слова, раскалённые огненным дыханием, вселили в голубые глаза душевное потрясение. На мгновение в лесном пространстве снова воцарилась тишина, такая громкая и до бесконечности душераздирающая: разъярённое сердце словно пронзилось острым лезвием ножа, которое заставляло разрываться в немом крике. Джон ожидал услышать всё что угодно, но не первое предложение, в котором Егор признался в истинной причине.       — То есть... — опустив взгляд, растерянно начал он. — Всё это время ты не хотел меня видеть, но всё равно звал, потому что... — он вновь посмотрел вперёд и гневно продолжил: — Какого ты мне говоришь об этом сейчас? Где ты был раньше? Почему ты водил меня за нос всё это время? Ты поступил как последний идиот! Никогда бы не подумал, что ты настолько лицемерный!       — Потому что я думал, что всё наладится, но каждый раз ты вытворяешь что-то новое. И сегодняшняя бутылка стала последней каплей, чтобы признаться тебе в этом! — раздражённо высказывался Линч. — Если бы я был лицемерным, то никогда бы не вытаскивал тебя из передряги, не пытался тебе помочь в тяжёлые периоды и...       — Да, давай говори мне об этом, а потом окажется, что на самом деле ты делал это из вежливости! — негативные эмоции полностью выходили из-под контроля. — Судя по всему, у тебя какие-то проблемы с головой раз так поступаешь с близкими людьми.       Испытывая страшный гнев, журналист полностью потерял контроль, позволив себе замахнуться рукой на писателя. Однако необдуманное действие осталось незавершённым, как только Егор внезапно задумался о собственном поступке, а после увидел направленный на себя револьвер. В изумрудных глазах застыл тихий страх, переходящий в ужас, пока в голубых мрачным заревом горела душевная боль, непонимание и недоверие. Казалось, теперь между ними навсегда образовалась бездонная пропасть.       — Только посмей, — сквозь зубы процедил Джон, держа палец на курке револьвера. — Я отдал рядом с тобой лучшие годы своей жизни и как жаль, что всё встало на свои места лишь сейчас. Знаешь, я ненавижу тебя, Егор Линч.       Напряжённая тишина окутала израненные окровавленные сердца, заставляя ощутить страшный конец. Начиная гневные высказывания, журналист даже не мог представить, что всё зайдёт настолько далеко: близкий друг неожиданно стал незнакомцем, оставив в тоскливых воспоминаниях совместное времяпровождение. На секунду захотелось вернуть всё назад, но гордость оказалась сильнее душевных чувств.       Отойдя на несколько шагов назад, писатель полностью дал понять, что между ними всё кончено. Внезапное известие навсегда оставило кровоточащую рану, которая лишь спустя время сможет затянуться в белый шрам, напоминающий о прошлом: его хотелось забыть, навсегда выбросить из памяти и не знать, что когда-то в душе сиял маленький огонёк чувств. Теперь он был уничтожен, обрекая на вечные страдания.

***

      Беспокойный сон медленно рассеялся в ярком солнечном рассвете, стоило свету нежным полотном разлиться на полу, согревая его своим теплом и слегка затрагивая двуспальную кровать. Прохладный летний ветерок тихо пробирался через приоткрытое окно и слегка дотрагивался сонного сознания, заставляя тяжело вздохнуть и снова укутаться в мягкое одеяло. Полностью покидать сон совсем не хотелось – оставалось желание немного вздремнуть.       — Сегодня меня снова ждут рутинные дела, которые мне изрядно надоели, — тихо пробормотал Егор и задумчиво приоткрыл глаза: — Ещё и сон этот... Зачем мне снится наше расставание? Мы давно перестали общаться, значит, и беспокоить меня это не должно.       Тоскливый диалог с собой привёл к неожиданному осознанию, что прошёл почти год после последней встречи. Каждый день, проведённый в гордом одиночестве, сопровождался редкими, но до глубины души горькими воспоминаниями о близком человеке, о котором журналист больше ничего не знал: возможно, Джон давно уехал из города и полностью изменил жизнь, навсегда вычеркнув Егора из своей памяти. Ему хотелось самому перестать возвращаться в прошлое, но даже во сне он не мог найти покоя.       Короткие летние ночи сопровождались затяжной бессонницей, которая покидала лишь перед рассветом, когда темнота начинала постепенно отпускать сонное небо. Тёплыми вечерами Егор часто сидел за работой и совершенно не замечал, как на часах пробивало два часа ночи, а после продолжительное время не мог уснуть, бесконечно ворочаясь на кровати, которая совсем не казалась уютной. В голову лезли навязчивые мысли, которые словно сковывали сознание и не позволяли наконец-то расслабиться, пока за окном не засияет утренний свет.       — Кажется, я больше не усну, — рассеяно произнёс Егор и лениво потянулся за телефоном: — Сейчас девять утра... Значит, я проспал около четырёх часов. Не густо.       Протерев сонные глаза, журналист застыл в полулежачем положении, ощущая, как постепенно охватывает головная боль. Приложив ладонь ко лбу, Егор попытался расслабиться, но каждый раз лишь чувствовал, как усиливается неприятная боль. В эти секунды он искреннее пожалел о том, что не выпил снотворное: недостаток отдыха и сна негативно сказывались на самочувствии, о котором Линч часто забывал заботиться.       — Когда-нибудь я доиграюсь с таким режимом сна. Если бы сейчас Джон был рядом, то снова говорил бы, что я совсем себя не берегу и мне пора завязывать, — задумчиво прошептал Егор и заметно смутился: — Чёрт, вот почему я подумал о нём?       Поймав себя на предательской мысли, он на мгновение принял неоспоримую правду, которую всегда старался безжалостно подавить ложью. В его сознании по-прежнему оставались воспоминания о близком друге, пока в груди горьким эхом кричала тоска и горело потаённое желание наконец наладить общение. Останавливала лишь догадка, что теперь слишком поздно, что «поезд» уже давно ушёл и больше никогда не вернётся назад.       Обеспокоенное осознание снова заставило почувствовать, как искалеченное прошлыми травмами сердце жалобно заскулило. Однако Егор не желал давать волю эмоциям, которые долгое время оставались скрыты за старой потрёпанной дверью: ему было страшно переступить через себя и попробовать хотя бы позвонить Джону. Слишком много времени прошло, значит, не имеет значение что-либо пробовать менять.

***

      Спальная комната тихо сменилась одинокой кухней, где в касаниях утреннего рассвета продолжала копиться немытая посуда. Создавалось впечатление, что журналист не замечал её уже второй день, утопая в собственных мыслях: они не давали покоя, каждый раз рисуя в сознании тревожные картины, переполненные застывшей тоской. Однако он пытался всеми силами отвлечься от горьких переживаний, которые до сих пор не хотел признавать.       Тяжело вздохнув, Егор медленно подошёл к кухонному гарнитуру и уверенно открыл верхний ящик, желая найти таблетки от головной боли. Перебрав несколько пластинок, он всё же заметил нужное лекарство и поспешил выпить обезболивающее. К большому облегчению, рядом уже стоял стакан воды и не пришлось делать лишних движений – хотелось лишь забыть неприятные ощущения и вновь погрузиться в работу.       — Надеюсь, через полчаса от головной боли не останется и следа, — тихо пробормотал Линч и задумчиво перевёл взгляд на холодильник: — Наверное, нужно что-то перекусить и потом заняться работой.       Внезапное желание воплотилось в реальность, как только на кухне почувствовался лёгкий аромат давно знакомой и уже изрядно надоевшей яичницы. Простое блюдо Егор готовил почти каждое утро, несмотря на то что сам испытывал к нему заметное отвращение: спустя несколько месяцев вкус потерял привлекательность, словно став серым и до бесконечности пустым. Казалось, Линч полностью утратил интерес к жизни, как только позволил яркому пламени разразиться давней ночью.       Задумчиво сев за одинокий стол, журналист взял в руку вилку и после снова застыл в душевном беспокойстве, которое тенью блуждало в груди. Бесконечные размышления постепенно перетекали в горькие воспоминания, задевая израненное сердце: возможно, если бы не роковая ссора, то они бы до сих пор оставались вместе; если бы не грубые слова, то тоскливой картины можно было бы избежать; если бы не проклятое дело, то дружеские отношения стали бы чем-то большим, самым родным и ценным. Последняя мысль ввела Егора в лёгкое потрясение, которое сразу же захотелось заглушить.       ...Несколько встреч перед последней совместной поездкой подарили особенное умиротворение, которое хотелось глубоко вдыхать и запомнить навечно. Просмотр захватывающего фильма, лежа рядом друг с другом; искренние разговоры, заканчивающиеся тихим смехом; тёплые взгляды, желающие рассказать о самом дорогом чувстве, которое никто не спешил всерьёз осознавать – впереди ещё много времени...       — Впереди ещё много времени... — вслух рассеяно прошептал Егор, пустым взглядом смотря в тарелку.       Однако глубокие размышления, затянувшие в омут прошлого, внезапно захотелось вдребезги разбить, как только сердце нервно сжалось и издало надрывистый плачь. Резко отодвинув от себя тарелку, Линч выразил в потухших глазах пассивное раздражение: он всеми силами пытался держать себя в руках, но душевные раны и болезненная горечь вызывали неутешительный всплеск эмоций – они оказались непрожиты, страшно подавлены и небрежно захоронены. Временами ему хотелось попробовать набрать знакомый номер, однако собственная неуверенность и гордость оказывались сильнее, заставляя испытывать невыносимые страдания.       — Почему я думаю о нём? Я засыпаю и просыпаюсь с этими проклятыми мыслями, которые хочу забыть! — выпалил Егор и нервно обхватил руками голову: — Мы давно прекратили общение, значит, мне надо выбросить его из головы. Уже всё равно ничего не исправишь!       Испытывая мрачный гнев, Линч продолжал прогонять навязчивые мысли. Ему становилось до безумия тревожно от незнания, чем закончилась давняя ночь: возможно, Джон так и не вернулся домой, находится в страшной опасности, наслаждается тихим спокойствием или его вовсе нет в живых. Последняя мысль пугала больше всего, вводила в опустошение и заставляла теряться в глубокой черноте.       В этот момент журналист больше не хотел прикасаться к еде, которая стремительно остывала на столе. В истерзанной душе горело желание выйти из светлой кухни и спешно сесть за рабочий ноутбук, закрыв шторами надоевший свет: он напоминал о совместных днях, проведённых с близким другом, которого больше нет рядом. Хотелось без раздумий сбежать, бесследно скрыться и навсегда разучиться чувствовать.

***

      — Мне просто нужно отвлечься, просто нужно отвлечься... — тихо бормотал Егор, пристально всматриваясь в экран ноутбука. — Я как раз несколько дней не проверял почту, так что мне есть чем заняться.       Как только тёмно-серые шторы скрыли солнечный свет, журналист полностью погрузился в работу. Временами ему казалось, что лишь долгое время, проведённое на просторах интернета, помогало ему забыться и сосредоточиться на значимых делах. Среди бесконечной информации Егор также, как и раньше, пытался выделить наиболее интересные события, которые можно было бы взять для расследования. Многие оставались пропущены, но, несмотря на это, Линч всегда находил стоящие дела.       Почти год занимаясь расследованиями в одиночку, журналист смог завершить несколько простых и довольно тяжёлых дел. Находясь в опасных ситуациях, которые могли стоить ему здоровья и жизни, Егор пару раз получил серьёзные травмы: ножевое ранение в живот и падение со второго этажа, закончившееся лёгким сотрясением и переломом руки, по-прежнему давали о себе знать. Они выражались в ноющей боли, которая иногда беспокоила заметно похудевшее тело.       — Всё это время мне просто везло, но однажды это закончится, — печальный голос медленно стих, как только на лице появилась слабая улыбка: — Каждое дело может стать последним.       Медленный просмотр почты иногда останавливался, как только изумрудные глаза снова поглощались неутешительными мыслями. Несмотря на то что писатель часто показывал себя не в лучшем свете, журналист чувствовал рядом с ним спокойствие: они могли повздорить во время расследования, но всегда были готовы защитить и спасти друг друга даже ценой своей жизни. Вместе дела получалось разрешить гораздо быстрее, чем в полном одиночестве против необъяснимых событий.       Временами, когда Егор испытывал животный ужас, воспоминания о близком друге позволяли ему взять себя в руки и продолжать двигаться вперёд. В тяжёлые моменты он невольно представлял, как Джон находится рядом и бережно берёт его за руку, вселяя тихую уверенность, а после бесследно исчезает, как тяжёлым годом ранее. Казалось, тайные мысли на мгновение вдыхали в него огонёк жизни, позволяя почувствовать себя лучше.       — Не знаю почему, но в тот момент я забываю, что между нами произошло, — задумчиво прошептал Егор и остановился на одном письме.       Длинное текстовое сообщение с первых предложений заинтересовало журналиста, позволяя забыть о переживаниях и погрузиться в описанную историю. С каждой секундой опустошённый взгляд сменялся удивлением и заметной заинтересованностью, в которой мелькало лёгкое непонимание. Продолжая перечитывать несколько строчек, Егор мысленно решил взять странное дело, которое вселяло давно знакомый страх.

«Внимание неожиданно рассеялось, стоило телефонному звонку пронзить долгую тишину: он звучал долго и настойчиво, словно стремясь навсегда изменить жизнь»