Desine sperare qui hic intras

      Если бы кто-то сейчас ворвался в комнату, принадлежащую сержантам МакТавишу и Гэррику, он был бы в полном шоке от увиденного.       На одной из коек лежал сержант МакТавиш. Его мускулистое тело было полностью обнажено, лоб и пресс покрывал пот, а лицо выражало такую муку и беззащитность, что случайному наблюдателю захотелось бы, как минимум, утешить его, а как максимум… но об этом пока промолчим.       Сержант сжимал левой рукой железную спинку кровати, а правой ритмично скользил по своему напряжённому члену. Его дыхание было прерывистым, мышцы живота напряжены, ноги широко разведены, что открывало полный обзор его великолепного тела.       Джон вгрызался зубами во внутреннюю сторону левого плеча , чтобы заглушить прорывающиеся стоны, одновременно вбиваясь в собственную ладонь, подаваясь бёдрами вперёд. Его пальцы скользили вдоль всей длины, от основания до самой головки, блестящей от обильного количества предэякулята. Джон аккуратно обводил пальцами головку, собирая влагу и размазывая её для лучшего скольжения, а иногда легонько сжимал свои яйца, чуть оттягивая их.       Глухие стоны и тихое мычание эхом отражались от стен комнаты. Как хорошо, что этим вечером он был здесь один — и в комнате, и на всем этаже.       Вдохновляясь собственными фантазиями, Джонни представлял совсем другие руки. Эти руки были крупнее, с длинными пальцами, покрытыми шрамами. Они смотрелись бы идеально на его загорелой коже и, казалось, могли бы дать ему именно то, чего так не хватало, сжимая мускулистое тело.       Думая о владельце этих рук, Джон захныкал, откинув голову назад и ударившись о железную перекладину. Освободившаяся левая рука начала блуждать по телу: сначала она нежно огладила шею, затем спустилась к накачанной груди, покрытой темными волосками. Пальцы начали играть с сосками, сжимая и поглаживая их, пока они не стали настолько чувствительными, что каждое прикосновение посылало волны маленьких импульсов в пах.       Облизнув ладонь, Джон протянул ее к яйцам и начал помогать себе в достижении желанной кульминации.               — Блядь… Блядь… Блядь… — стонал он в такт движениям своих рук.              Лицо МакТавиша пылало румянцем, глаза были прикрыты, а язык то и дело смачивал губы, саднившие от частых покусываний.       Раскинувшийся на простынях Джон МакТавиш воплощал собой чистый соблазн, но при этом оставался таким трогательным и нежным, что не смог бы оставить равнодушным ни одного наблюдателя.       В его мыслях вновь и вновь всплывал образ лейтенанта Райли, который, казалось, прямо сейчас находился на его кровати, надрачивая его член. Обжигающие карие глаза неотрывно следили за Соупом, пока тот изнывал на простынях. В воображении Джонни Саймон был одет в чёрные спортивные штаны и облегающую футболку. Одну из его рук покрывали татуировки, и именно она скользила по члену МакТавиша, пока его глубокий, восхитительный голос с британским акцентом нашёптывал слова:       — Да, Джонни, вот так, толкайся сильнее… Ну же, мальчик, не переставай стонать, мне нравится слышать твой голос…       Но как бы сильно Джон ни хотел кончить в этот момент, достичь разрядки у него не получалось. Обычных мыслей становилось недостаточно — хотелось не просто представлять руки Райли, а чувствовать их на своём теле и внутри себя. Ему невыносимо хотелось узнать, как выглядит всё тело лейтенанта без одежды, каким был его член, ощутить его вес на себе, пока Саймон сжимает его в руках и вбивается так, как ему угодно.       Джонни хотелось заплакать — он был на грани отчаяния, измученный этими навязчивыми мыслями.       Чёртов Саймон «Гоуст» Райли сводил его с ума — своим голосом, своим присутствием, своим пронизывающим взглядом. Эти обжигающие карие глаза преследовали Джонни даже в снах. Сейчас он почти рычал, отчаянно пытаясь достичь разрядки, но одной лишь руки на члене уже явно не хватало.       Приложив затылок к стене, Джон тихо промычал. Его глаза приоткрылись, и взгляд упал на маску с черепом, которая лежала на прикроватной тумбочке.       — Сука… — простонал он. Это была маска Райли, которую он получил во время выполнения миссии в Мексике. Именно тогда Гоуст впервые показал им своё лицо. Именно тогда последние крупицы здравого смысла покинули бренное тело МакТавиша, словно помолившись за его упокой.       Несколько секунд прожигая маску взглядом, Джонни принял отчаянное решение и надел её на себя. Почувствовав материал, прилегающий к лицу, он на мгновение задержал дыхание. Чуть приподнявшись, Джон открыл один из ящиков тумбочки и достал лубрикант. Приложив немалые усилия, он поднялся на колени и попытался мысленно воссоздать образ Саймона без маски: внушительный прямой нос, выраженные скулы, светлые волосы, чувственные губы, хищный взгляд и чёткая линия челюсти, которая была безупречно очерчена.       Выдавив немного смазки на пальцы, он начал разогревать её, растирая между ладонями, после чего отбросил бутылёк в сторону и опустился лицом на матрац. Его аппетитная, идеально сложенная задница была приподнята вверх. Левая рука в этой позе снова потянулась к члену, а правая начала аккуратно разрабатывать анальное отверстие, двигаясь уверенно и осторожно.       Джон не был неопытным юнцом — он знал, что ему нравится и с кем. С учётом его работы не возникало проблем с поиском как любовниц, так и любовников для коротких романов. Внешность МакТавиша была яркой и притягательной, а его ум и приятный характер делали его ещё более желанным. Но, чёрт возьми, он никогда раньше не сходил с ума ни по кому так, как по Райли, даже ни разу не переспав с ним. Он чувствовал себя подростком, у которого встает лишь от вида силуэта своего визави.       Он научился различать оттенки своего имени в голосе Саймона. Он знал, когда Райли доволен им, когда обеспокоен, когда раздражён и во множестве других случаев. Каждый из этих тонов, доносясь по связи или звуча рядом, проникал прямо в уши Джонни, посылая жар по всему его телу и заставляя внутренности сжиматься, а член подрагивать.       Постепенно вводя в себя пальцы один за другим и двигая ими, он прижимался лицом к ткани маски, уткнувшись в матрац. Мысли о том, что это была маска Саймона — та самая, которую он носил, касался, дышал в ней, — приносили Джону неописуемое удовольствие.       Пальцы внутри начали двигаться активнее, синхронно с рукой, скользящей по члену. Джон сгибал их, разводил в стороны, целенаправленно нащупывая простату, желая потереть ее. Наконец, найдя желаемое, он ускорил движения обеих рук, напрягаясь всем телом и выгибая спину. Его стоны стали громкими и неконтролируемыми — сил сдерживаться уже не оставалось. Влажные звуки усиливали ощущение, а нехватка кислорода из-за маски добавляла новых, ранее неведомых ощущений.       Представляя перед собой лицо Райли — без маски, с сильными руками на его теле и твёрдым членом в заднице — Джонни громко кончил, пачкая спермой себя и простыни, смазка стекала по внутренней поверхности бедер прямо на постель. Его тело напряглось, а дыхание сбилось от переполнявших его чувств. Казалось, будто он умер и воскрес вновь. Тело содрогалось в дрожи, а из его уст вырывалось лишь одно имя:       — Саймон… Саймон… Си…       Спустя время, дав мышцам возможность успокоиться, Джон тяжело дыша перекатился на спину. Протянув руку, он снял с лица маску и пробормотал:       — Чёрт, в таком состоянии я точно не смогу её вернуть.       «Конечно, не сможешь. Твой лейтенант явно не оценит, если ты вернёшь ему вещь, пропахшую потом вперемешку со... спермой.»       — Завали ебало.         «Отказываюсь, парень, так интереснее. Какое шоу ты устроил, — раздался насмешливый голос. — Если бы здесь был твой Райли, эта жопа уже давно бы сильно пострадала.»       Нет, Джон МакТавиш не был психом. Он был просто влюблён. Влюблён настолько, что однажды, не имея возможности поговорить об объекте своего обожания и захлёбываясь в ворохе мыслей, он начал слышать голос этого вымышленного сукиного сына. В один из дней Джон мысленно задал вопрос — и получил ответ. Собеседник попросил называть его "Старший". Пиздец.       «Попрошу повежливее. Я ведь единственный, кто готов 24 часа в сутки и 7 дней в неделю слушать этот трёп: «лейтенант такой сильный, лейтенант такой смелый, лейтенант так метко стреляет, я хочу быть как он» — и бла-бла-бла...»              Отчасти Старший был прав. Джон действительно не мог ни с кем поделиться своими чувствами. Если бы Прайс узнал, тот, скорее всего, предложил бы утешиться прикладом. Военный психолог наверняка упрятал бы его в лечебницу, а начальство просто уволило. Но больше всего Соуп боялся реакции самого Райли. Что, если он увидит в тех карих глазах отвращение? Эта мысль приводила Джона в ужас. Он был готов терпеть всё, что он сам называл своими "чувствами", только чтобы оставаться рядом с Саймоном. Лишь бы изредка видеть, как тот проявляет эмоции.       Это безумие длилось три долгих года. Просто в какой-то момент Джон начал внимательнее слушать голос Райли, запоминать его интонации. Его взгляд всё чаще задерживался на руках, спине, бёдрах и, боже помилуй, губах, когда тот вставлял в них сигарету (а хотелось бы совсем другого). Когда Райли демонстрировал лежачее положение со снайперской винтовкой, раздвинув ноги, его ягодицы маячили прямо перед лицом Джона. В такие моменты земля под ногами Соупа будто теряла плотность. Или это его собственные ноги переставали слушаться? Только вмешательство высших сил спасало его от того, чтобы не рухнуть перед Райли на колени.       "Парень, если ты закончил, лучше приведи себя в порядок и проветри комнату. Твой сосед явно не оценит эту атмосферу, когда вернётся," — насмешливо протянул Старший. — "Утром тебе нужно быть красавцем перед своим элти."       Тяжело вздохнув, Джон поднялся, чувствуя себя стариком. Окинув взглядом устроенный им беспорядок, он схватил первое попавшееся под руку и начал приводить комнату в порядок. Закончив уборку, он направился в душ, смывая с себя все улики.       Уже лежа на чистых простынях, Джон размышлял, как же, блядь, он так вляпался. Как говорил классик "В жизни каждого человека бывают моменты, когда заходишь не в ту дверь". Его мысли возвращались к той двери с надписью: "Саймон «Гоуст» Райли," окружённой предупреждающими знаками и словами: "Не лезь, оно тебя сожрёт." Был ли у него шанс пройти мимо, а не влететь в нее ебалом с огромной скоростью? И что же, чёрт возьми, было написано прямо над ней? Наверное, что-то важное, но тогда он не обратил внимания. Идиот.       Утром, сидя в столовой и слушая болтовню Газа, Джон чувствовал себя ужасно заебанным, хотя ему хотелось бы ощущать себя, напротив, восхитительно выебанным. Тяжёлый вздох вырвался из его груди.       "Не вздыхай так, парень. Может, не всё так плохо, и твой элти втайне пускает на тебя слюни. Разве можно оставаться равнодушным, когда у тебя такая задница? А тело? Ты своё тело видел? Или он асексуал, или идиот," — прокомментировал Старший.       Джон вздохнул ещё тяжелее. Единственный идиот в этой ситуации — он сам. После осознания своих чувств он даже взглянуть на кого-либо, кроме Гоуста, не мог. Его руки уже грозили отказаться функционировать.       "К слову, ты их здорово накачал," — подметил Старший, не теряя шанса посмеяться.       С таким лицом, телом и голосом, как у Райли, он мог иметь кого угодно. Эта мысль заставляла внутренности болезненно скручиваться. Джон чувствовал, как медленно приближается к своему пределу.       "Ну-ну, парень. Скорее капитан сбреет свою бороду, чем Райли начнёт с кем-то отношения," — пробормотал Старший.       Джона отвлёк Газ, толкнув его локтем в рёбра:       — Приём, Земля вызывает Соупа!       Вернувшись к реальности, Джон перевёл взгляд на Газа:       — М?       — Не мычи. Ты забыл, что сегодня у вас с Гоустом брифинг в кабинете Прайса перед вылазкой? Он, кстати, у входа и сверлит тебя взглядом.       "Упс…"       Джон резко поднял голову и действительно увидел Райли, который смотрел прямо на него. Быстро попрощавшись с остальными, он направился к лейтенанту, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо. Подойдя, Джон начал привычный трёп, чтобы отвлечь себя от ненужных мыслей. Старший молчал.       Брифинг оказался коротким: стандартная миссия, без особых сложностей. Отправление — завтра.       Следуя по коридору рядом с Райли, Джон внезапно остановился:       — Слушай, эм… твоя маска… она…       — Маска? — остановился Гоуст, слегка повернув голову.       — Да, помнишь ту, что мы носили в Мексике?       — Что с ней? — Саймон развернулся и пристально посмотрел на Джона.       — Эм…       "Поздравляю, МакТавиш, ты ещё и баранишь перед ним. Блеешь, как овца," — захохотал Старший.       — Джонни? — Саймон наклонился ближе к МакТавишу, вглядываясь внимательно в его глаза.       — Я постираю её и верну позже, — выдавил Джон, опустив взгляд в пол.       Он не мог смотреть Райли в глаза. Запах лейтенанта сводил его с ума, а рот наполнялся слюной. И тут Джон допустил роковую ошибку — его взгляд опустился на бёдра Райли.       "Господи, помилуй…" — пробормотал Старший. — "Джонни, эй, парень, оставайся со мной!"       Собрав всю свою волю, Джон оторвал взгляд от бедер Райли и перевёл его на подбородок, скрытый под маской.       — Хорошо, — спокойно ответил Саймон, находясь также близко.       Поспешно попрощавшись, Джон сослался на неотложные дела и почти выбежал из коридора, потирая шею и ругая себя.       <Во имя бездны, этот вид стоит всех денег мира. Ставлю тысячу баксов, что член у него, что надо,> — прокомментировал новый голос.       "Ты ещё, блядь, кто такой?!" — воскликнул Старший.       <Называй меня Младший,> — ответил тот с весёлой ухмылкой.       "Какого хуя ты здесь забыл?!" — воскликнули Старший и Джон.       <Этому мальчику явно нужен ещё один помощник, иначе мы его скоро потеряем,> — посмеивался тот.       "Тотальный пиздец," — думал про себя Джон, пока Младший и Старший продолжали увлечённо спорить.       Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф стремительно убегали от волка Райли, изо всех сил сдерживая желание повернуть обратно, умоляя его снести их хлипкий домик к чертям и сожрать целиком.       В этот момент Джон вспомнил, что за надпись была над дверью: "Оставь надежды, всяк сюда входящий."       Саймон Райли стал его личным искушением во плоти.       Провожая быстро удаляющуюся фигуру МакТавиша, Гоуст скользил взглядом от шеи Джона до его идеально обтянутой зелёными брюками задницы. Если бы Джонни обернулся, и если бы на Саймоне не было маски, он бы увидел, как тот медленно облизал нижнюю губу.       Но, увы, история не знает сослагательных наклонений, и кто знает, какие мысли блуждали в тот момент в голове Саймона.