Su perisi touch

Халис одному Аллаху известно как, но узнаёт, что Кайя в Стамбуле, и снова притворяется идеальным дедом, который хочет собрать всех за ужином. Суне и особенно Фериту смешно от этого спектакля, который пытается разыграть Корхан старший, но на ужин приехать всё-таки приходится. Никто из них не сомневается, что деду обо всём доложила Сейран. Мотивы её им не до конца понятны, может просто дело принципа? Чтобы и Ферит, и Суна были у неё под присмотром. А другого способа, кроме как позвать всех на ужин под предлогом приезда Кайи, она не нашла. Из уст Сейран, конечно, какой-либо интерес к семейному ужину с Кайей звучал как шутка. И сам Кайя, и Суна, и Ферит прекрасно знали, что она недолюбливала Сонмеза, но казалось, что в своём контроле бывшего мужа и сестры Сейран теперь была готова на всё. Сейран как главная помощница Халиса теперь сидит по правую руку от Халиса, отодвинув и Орхана, и Гюльгюн. Это могло бы удивить, но они уже поняли, что Сейран теперь главная любимица. Ферит скромно занял место в конце стола, следом за родителями и Ифакат, которая вопреки привычному месту сегодня сидела рядом с Орханом. Ферит хотел было поспорить за право сидеть поближе к деду, ведь всё ещё он был наследником Халиса, а не Сейран, которая даже фамилию Корхан сейчас не носила. Но потом понял, что остаться в тени будет проще и спокойнее, чем кричать и размахивать руками ради притворного уважения и любви от деда. Суна заняла место напротив сестры, ведь в последнее время они с Абидином сидели в непосредственной близости от Халиса. Эсме и Казым не стали двигаться, несмотря на отсутствие Абидина в доме, который теперь предпочитал проводить время с новообретенной мамой. А вот Кайя не постеснялся занять место рядом с бывшей женой. В конце концов, если верить Сейран, именно из-за его приезда дед и требовал присутствия всех на ужине. Было что-то одновременно странное и родное в том, чтобы снова сидеть рядом, будто они по-прежнему муж и жена. Почти незаметный, но пойманный Кайей взгляд Суны на него отдавал чувством дежавю. Раньше она редко на него смотрела, а вот он смотрел постоянно. Наблюдал за тем, как его жена мало ела, будто она и вовсе питается воздухом. Он заметил, что после этого украдкой брошенного взгляда, Суна аккуратно сняла кольцо под столом, пряча его в карман жакета, всё, как они и договаривались – не выдавать свой план Корханам раньше времени. И если он мог позволить себе и дальше носить кольцо от Суны, едва ли кто-нибудь обратил бы внимание на его коллекцию колец, то её выглядело слишком уникально для дешёвой бижутерии. Удивляло, почему же она сняла его так поздно. Глупое, некогда влюблённое в эту нимфу, или её образ, который Сонмез сам придумал, сердце тихонько шептало, что Суна носила кольцо до последнего, потому что тоже что-то чувствует, потому что для неё это тоже что-то большее, чем просто игра во влюбленных людей ради спасения финансового положения семьи. Но он больше не мог позволить себе очаровываться, ещё слишком хорошо помня, как больно было в прошлый раз, когда Суна в последний раз произнесла фразу о том, что им нужно развестись. Она тогда только вернулась из больницы, косметика уже не справлялась с тем, чтобы спрятать синяки под глазами, но она в очередной раз приехала «только принять бодрящий душ и переодеться». Он слышал это изо дня в день, как и ставшее до тошноты привычным «я не могу оставить Сейран на долго одну». Но в тот день он почувствовал что-то неладное уже тогда, когда Суна ещё только открыла дверь. Она выглядела особенно грустной и измученной, будто действительно не Сейран болела смертельной болезнью, а миссис Сонмез. Она тогда тихо прошептала «Кайя, давай разведемся», и он как-то почувствовал, что на этот раз она не шутила. «У нас все равно ничего не получится. Я не бываю дома, зачем тебе такая жена. Тем более, ты ведь и сам говорил, что тебе нужна та, кто подарит тебе ребенка. А я не смогу думать но о каких детях, пока Сейран не будет в порядке». Он тогда только уточнил, совершенно ли она уверена, и получив тихое «да», кивнул, а на следующий день занялся оформлением документов и купил билеты в Лондон. Раз она не хотела быть его женой, он не мог её удерживать. Как и сказал ей в их первую ночь, он бы никогда не позволил себе сделать что-либо с Суной против её воли. – Кайя, – из воспоминаний об их разводе его выводит тихий шепот Суны, которая наклонилась к нему поближе. – Как-то не было времени спросить, как там твоя мама? – Спасибо, что вспомнила о ней, – искренне улыбается Сонмез. – Мама в порядке. Сейчас на плановой регулярной терапии, но большую часть времени она ведёт себя вполне адекватно, хотя, конечно, регулярно посещать врачей всё-таки приходится. – Я рада. И ещё, – она пользуется отсутствием Халиса, чтобы продолжить разговор. Почему-то совсем не хочется молчать. – То место, которое ты занял. В последнее время тут сидел Абидин. – Мне не привыкать получать за то, что занял чей-то стул, – смеётся Сонмез, но Суна недовольно хмурится. – Не переживай, если твой муж всё-таки приедет, я сделаю вид, что не знал, что он мой дядя, и искренне удивлюсь тому, что водителю теперь предоставлено место за общим столом. – Он мой бывший муж, – поправляет Суна. – И это не смешно. – Это очень смешно, Суна, – подмигивает Сонмез, но не успевает продолжить, слыша приближающиеся шаги Халиса Корхана. – Кайя, что это ты даже никому не сказал, что приезжаешь? – интересуется Халис, присаживаясь за стол. Кажется, он решил заменить длинную проповедь на общение с внуком, и это даже удивляет. – Да спонтанно как-то получилось всё. Просто сорвался и приехал проведать брата, – он бросает взгляд на Ферита, – но я не на долго. – Оставайся, – настойчиво звучит голос Корхана. – Поможешь Сейран, поделишься опытом управления, – Ферит не может да и не пытается сдержать смешок, и Кайя не может осуждать его за это. – Нет, спасибо, у меня всё-таки своих дел в Лондоне полно. Я тут наоборот подумаваю о том, чтобы позвать с собой Ферита, тем более, что он мне сказал, что не пользуется теперь популярностью у вас, дедушка. А мы оба давно хотим наладить более близкое общение, мы ведь всё-таки братья. – Бежишь подальше от своих ошибок, – взгляд Халиса на Ферита даже немного пугает, но самому парню уже так откровенно насрать на мнение деда, что он даже не поднимает взгляд, когда старший Корхан обращается к нему. – Говори что хочешь, я все равно уеду. Ты ведь сам сказал мне проваливать подальше отсюда, – и смотрит так нагло, что даже Суне становится не по себе. – Отец, я бы тоже хотела поехать в Лондон, – чуть неуверенно начинает Суна. – Мужа, который бы что-то запрещал, у меня здесь нет, – она чувствует, как на её руки, собранные в замок под столом, опускается мужская рука, поддерживая её, и голос будто становится твёрже с ощущением тепла его руки на её. – И я давно, ещё тогда, когда мы с Кайей были вместе, хотела посмотреть Лондон. Я ведь все равно здесь не нужна, от меня одни проблемы. – Отец, нет! – Сейран чуть ли не подскакивает на своём месте, но садится обратно под строгим взглядом Хаттуч. – Отец, она хочет увести у меня Ферита, – всё-таки продолжает свою песню Сейран. – Тоже хочешь сбежать от своих ошибок, Суна? – начинает Казым после соответствующего жеста Халиса. – Ты опозорила нас столько раз, что ещё один позор мы не переживём. Может тебе вообще лучше остаться в Лондоне? Подальше от всех, кому ты приносишь проблемы, – она не может сдержать удивление от таких прямых, бьющих наотмашь слов отца. Чувствует, как рука Кайи будто держит её руки сильнее, но едва ли это помогает справляться с подступающими слезами. Нет, она не может позволить себе разреветься в присутствии всех этих змей, которым только дай повод позлорадствовать. – Не перебарщивай, Казым, – останавливает его Хаттуч, но Суна знает, что тётя считает также, как отец. Если бы они могли, давно бы заперли её в кладовке, без доступа к еде, воде и свету, лишь бы никчёмная Суна не приносила проблемы. – Езжай, девочка, – голос Халиса звучит притворно мягко, хотя Суна почти уверена, что он такого же мнения, как её отец и тетя. – Это пойдёт тебе на пользу, – она не знает, как ей это поможет, но не собирается спрашивать. Только в благодарном жесте опускает взгляд. – А теперь всем приятного аппетита! Аппетита, конечно, после таких слов в её адрес уже не остаётся, но Кайя так заботливо накладывает её любимый овощи, что совесть не позволяет не притронуться к ним. Они ведь давно друг другу никто, но он так поддерживает и заботится, что Суна готова расплакаться от этих волн тепла и поддержки, которые исходят от него. Но плакать она себе не позволяет, только незаметно опускает под столом руку чуть выше его колена и слегка поглаживает, желая хоть так выразить благодарность за всё, что делает для неё Кайя. И его сердце пропускает удар, когда она делает так. Ведь он множество раз поддерживал Суну в их браке, но это первый раз, когда она благодарит его за это, а не принимает это за должное.