Black Rite

Часть I

Волчье сердце

1

Война крадёт юность — стирая невинность.

5 июня 1976 года.

      Гримм-холл, дом на площади Гриммо, 12, всегда встречал гостей ледяным спокойствием. Тут царила вековая тьма рода Блэков. Полы из тёмного дерева гулко отвечали на шаги, а стены, увешанные строгими портретами предков, следили за каждым, кто осмеливался задержаться. Это место не знало тепла, здесь не было уюта — лишь холодные оттенки высокопарного величия. В родовом имении ничто не могло нарушить древний порядок, кроме, пожалуй, напряжения, витающего в воздухе.       Регулус остановился на лестнице, услышав яростный крик матери. Невольно с губ сорвалось хмыканье: «Идиот». Он знал, к чему сведётся разговор. Прислонившись к холодной стене и скрестив руки на груди, юноша замер, вслушиваясь. Дыхание стало тише. С лёгким прищуром он прикрыл глаза, сердце отбивало ритм — неумолимый отсчёт времени. Через полуоткрытую дверь донёсся свирепый голос:       — Ты бросаешь вызов всему, что связывало нас веками. Предаёшь предков! — слова Вальбурги Блэк хлестали, словно кнут. В гневе слышались злобное отвращение и болезненное презрение к собственному ребёнку.       Сириус застыл напротив, в позе — надменный вызов; спокойствие едва сдерживало рвущуюся наружу ярость. Лицо оставалось сосредоточенным, но в серых глазах тлел огонь, готовый вспыхнуть от малейшей искры. Он смотрел на мать равнодушно, как смотрят на ничтожную преграду.       — Всё это, — Сириус неторопливо обвёл рукой гостиную, где каждая деталь олицетворяла наследие, — для меня не что иное, как клетка, обёрнутая в золото. Вашей гордостью стало нечто напускное, мама, — фантом. Честь рода? Чистота? Всё это пережитки прошлого, отравленные страхом перемен.       Слова ударили по ведьме, оставляя след; её лицо исказилось в бешеной, неизгладимой ярости. Волосы взвились, напитавшись гневом, а Вальбурга Блэк предстала как истинная фурия. Позади невозмутимо стоял Орион Блэк, наблюдая за происходящим со странной отстранённостью. Он шагнул вперёд, сохраняя ясный взгляд; по лицу проползла тень разочарования. Голос прозвучал глухо:       — Ты всегда тянулся к чуждому, к тому, что нам ненавистно. Ты не был достоин своего имени с тех пор, как стал его позором. Если ты не согласен продолжить род с чистокровной ведьмой, если настолько презираешь своё происхождение, своё наследие, своё имя — уходи. Ты нам больше не сын. Не кровь Блэков.       На лице юноши промелькнула горькая усмешка:       — Это не я чужой, отец, — тон стал предельно ровен, но сквозила едкая острота. Он откинул пряди волос с лица, пристально глядя в глаза отцу. — Это вы чужие в новом мире. Мир меняется, движется вперёд, а вы остались в прошлом, и это пожирает вас, — последнее слово Сириус процедил сквозь зубы.       Регулус стоял в сумраке коридора, прислушиваясь к глухому стуку собственного сердца. Юноша знал, что этот день настанет. Однако с горечью осознал: глубоко в душе он надеялся на отсрочку.       Вальбурга неосознанно вскинула руку. Волна магии с раздирающим свистом прорезала комнату. Вазы вдоль стен взорвались. Осколки фарфора посыпались на пол, дробясь сухим эхом. Всплеск магии не кричал — он хрипел, отчаянно и с надрывом. Тягучая боль разливалась по комнате, будто трещины на зеркале её немого крика. Глава дома стоял неподвижно. Происходящее подтверждало неизбежное. Отец покачал головой, ставя окончательную точку. Слова, выжженные в воздухе, высекли вердикт:       — Ты покинешь наш дом… Немедленно.       Повисла тишина, вязкая, словно свинец. Приговор раскатился по коридорам — неизгладимым ударом. Сириус застыл, словно высеченная из камня статуя; взгляд затвердел, моментами вспыхивая подавляемым огнём, обжигающим каждую грань немого противостояния. Блэки воевали молча. Но это был бесповоротный финал. На лице Ориона отпечаталась безучастность: в чертах не дрогнуло ни единого мускула, он был лишён жалости. Взгляд, отсекающий привязанность, остановился на старшем отпрыске — на том, что отныне стало пустым местом, мёртвым отголоском родного сына.       Тишина. Воздух в помещении остыл, температура упала. У Сириуса заиграли желваки, но взгляд не дрогнул. Тишина. Бунтарь, выдохнув, отвернулся, бросив последний взгляд на гостиную. На строгие очертания фамильного герба. На потемневшие портреты предков, угрюмо следивших за развернувшейся сценой. В каждом символе проступал тяжкий гнёт удушающих оков, от которых он, наконец, освободился. Приземистый шаг разлился по гостиной, отдаваясь в стенах, как удары молота по закалённому металлу, — отрезвляюще. Взявшись за дверную ручку, юноша дрогнул, собираясь что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул, заглушая слова. Один удар сердца. Дверь захлопнулась, оставив всё так же звенящую тишину.       Регулус в неизменной позе опирался на стену. Лицо застыло в суровом, непроницаемом спокойствии, лишённом всякого сожаления или осуждения. Тёмные пряди спадали на лоб, затеняя глаза; едва заметное подрагивание плеч выдавало сдерживаемую бурю. Серые глаза поднялись из-под тёмных, густых ресниц, встречая взгляд брата. В молчаливом обмене скрывалось бремя осознания. Раздался пронзительный вопль Каллисто Блэк:       — Предатель крови! — с картины взирала прародительница Блэков. Глаза, горящие ледяной яростью, прожигали насквозь, а острые черты лица источали безжалостную власть. В облике угадывались черты Беллатрикс: чёрные кудрявые волосы, обрамляющие лицо — тёмный венец. Сжатые в тонкую линию губы хранили вековую клятву чистокровного семейства. — Предателей крови ждёт смерть, — ненавистно выплюнула ведьма, не унимаясь.       — Каллисто, хватит, — мягко отозвался младший Блэк.       В мгновение лик изменился: отвращение, ещё недавно окатившее Сириуса, сменилось обожанием. Глаза смягчились. Каждая черта преисполнилась нежности и гордости — перед ней стоял её любимый «сын», наследник, воплотивший всё, что веками чтил род. Даже сжатые губы дрогнули.       Регулус медленно отвёл взгляд от портрета, переводя его обратно к брату. Сириус коротко пожал плечами, как бы признавая: «Такова судьба». Младший Блэк медленно кивнул, едва указав в сторону своей комнаты. Старший Блэк в ответ поджал губы, моргнув. Затем он показал жест, которым братья пользовались в детстве: десять минут. После чего, откинув волосы назад, исчез за соседней дверью. Регулус вальяжно отпрянул от стены, не спешно двигаясь к комнате. На полпути, слегка повернув голову, он пролепетал:       — Спокойной ночи, Калли.       Портрет лелеюще проворковал:       — Спокойной ночи, милый.       Он устало выдохнул, закрыв за собой дверь. Спальня встретила спокойствием: каждый предмет сохранял неподвижное достоинство, в согласии с ритуалом, которому хозяин бессознательно следовал. Кровать застелена изумрудным покрывалом, без единой складки. Зелень ткани отливала холодом в свете луны, что пробивался сквозь тяжёлые, почти чёрные бархатные шторы. Изголовье кровати венчал сверкающий серебряный герб Слизерина — неусыпный символ убеждений. Он отражал клятву, с которой Регулус рос. Клятву, что впиталась в кровь с молоком матери. Над кроватью, аккуратно и симметрично, висели вырезки газет: заголовки и отрывки, собранные им с особым трепетом. Лики и строки, связанные с Тёмным Лордом — немое святилище. В каждом фрагменте отражение идеалов. На дубовом столе покоились книги в строгом порядке, корешки плотно прилегали один к одному. Всё выстроено с педантичной точностью.       Регулус тихо подвинул стул ногой, сев напротив двери. Сунув одну руку в карман, он начал неторопливо крутить палочку в другой, погружённый в размышления. Юноша замер: кончик палочки коснулся губ, и в эту секунду щёлкнуло окончательное решение.       Хлопок.       Кикимер стоял в центре комнаты, низко склонившись:       — Молодому хозяину не следует говорить с предателем крови.       Регулус невольно задержал взгляд на слуге. Домовик смотрел на него с неподдельным, безмолвным, зримым восхищением. Парень недовольно нахмурился — неожиданное появление вызывало досаду. Эльф, уловив это, не отпрянул, но почтительно отступил. Склонённый ещё ниже, он молча выражал извинение.       — Если ты мне понадобишься, я позову. Иди, — по слогам, с непреклонной твёрдостью проговорил Регулус, облачив приказ в холодную вежливость.       Домовик вздрогнул.       — Но, молодой хозяин… Отступник рода не достоин заботы. Он отверг кровь, пред… — эльф осёкся, прикусив язык.       В глазах юного Блэка блеснул острый, предупреждающий огонь. Кикимер, поджав губы, отвёл взгляд. Хлопок — эльф исчез.       Прошло несколько минут. Регулус погрузился в зыбкие мысли. С каждым витком логика блекла.       Стук. Дверь отворилась с лёгким скрипом, в комнату вошёл Сириус, одетый в тёмную дорожную мантию, с увесистым чемоданом в руке. Регулус, взмахнув палочкой, наложил чары непроницаемости. Дверь закрылась с тихим щелчком. Сириус приподнял бровь, промолчав; на этот раз он казался уставшим. Бунтарский огонь оставил обугленные угли. Младший Блэк поднял уголки губ, скрыв тем самым одолевающее его уныние.       — Ну и? — Регулус, с лёгким наклоном головы, тянул слова с неторопливой задумчивостью, взвешивая. — Скажи, оно того стоило?       — Что? — буркнул парень, небрежно бросив саквояж; тот с глухим стуком ударился о пол.       — Твой двухминутный триумф.       Сириус, облокотившись на дверь, скрестил руки на груди, полоснув брата злобным взглядом:       — Ты дурак, Реджи, — усмехнулся он, не разрывая зрительный контакт. — Дурак, который не понимает, что такое свобода. Ты живёшь по их безумным правилам, как цепной пёс. А самое смешное… не замечаешь этого. — Сириус скосил брезгливый взгляд на стену над кроватью. Лицо исказилось в гримасе отвращения.       Регулус не шелохнулся. Во взгляде вспыхнуло что-то острое, незыблемое, непоколебимое. Юноша закинул ногу на ногу.       — И это я-то дурак? — с ядовитой иронией парировал он. — Это говорит мне человек, который не смог продержаться в отчем доме и недели. Без пяти минут бездомный? А, Сири?       — Нужно было согласиться на помолвку? Серьёзно? — на лице бунтаря заиграли желваки.       Регулус томно выдохнул, отводя взгляд. Лицо оставалось спокойным, в глазах мелькнула усталость — разочарование, въевшееся в подкорку.       — Думаешь, мне не готовят «партию»? — он глумливо изобразил кавычки.       — В этом-то и суть, Реджи. Чёрт возьми, договорные браки? Мы что, в Средневековье? — Сириус насмешливо развёл руками, цокнув языком, подчеркивая тем самым всю абсурдность ситуации.       — Ты глупый. А глупость в наше время стоит дорого.       Младший Блэк взмахнул палочкой. Ящик стола резко распахнулся, и из него рьяно вырвался кошель, буйно ударив в грудь старшего брата. Сириус оторопел, подхватив «презент».       — Это что?       — Полагаю, все твои пожитки, — с издёвкой плюнул младший брат.       — Очень смешно. Мне это не нужно, — огрызнулся старший, агрессивно протягивая кошелёк.       — О, тебя никто и не спрашивает, — надменным тоном отозвался Регулус, сделав паузу, отмахнувшись. — Ты спускаешь всё, что имеешь. Я-то знаю. Едва ли ты планировал уход сейчас. На этом всё. Не вижу смысла продолжать демагогию, — он вальяжно указал за спину собеседника. — Как только ты выйдешь за эту дверь, я тебе больше не брат, — юноша, поднимаясь, скользнул горьким взглядом с примесью умаления. Он сник, сцеживая по слогам последние слова: — Ты отступник крови. Последствия тебе известны.       — Для пятнадцатилетки ты слишком много на себя берёшь, — выдохнул тот в ответ, тоскливо улыбнувшись.       — Проваливай уже, — в голосе проскользнул бесцветный смех.       Сириус развернулся было к выходу, как за спиной прозвучал тревожный вопрос:       — Куда теперь?       — К Поттеру, а там видно будет, — не оборачиваясь, бросил бунтарь.       В комнате глухо пробило десять ударов старых часов. Регулус осёкся, моментально накинув мантию и, ступая к двери, напряжённо выпрямился. Он потерял счёт времени; бровь дёрнулась. Регулус Блэк ненавидел ждать людей и ещё больше ненавидел опаздывать.       — Через камин?       — Нет настроения лететь на метле, — лениво отозвался брат. — А ты куда собрался?       Сириуса одолело негодование, быстро сменившееся насмешкой. Регулус парировал выпад, метнув испепеляющий взгляд, в котором явно читалось раздражение.       — Есть дело, — отрезал он, мысленно находясь уже далеко.       — И как ты собрался колдовать вне поместья? — старший Блэк прищурился.       — А то ты не знаешь, — Регулус повернулся, начиная всерьёз беситься.       — Я-то знаю, — протянул Сириус, растянувшись в глумливой ухмылке, смакуя каждое слово. — Но ты… мелкий, когда научился обходить правила? И научился ли?       — Сириус, — рыкнул Регулус, скривившись; губы сжались в жёсткую линию, во взгляде бесновались огни. Воздух стал вязким, а по стенам, казалось, поползли тени. — Я похож на дилетанта? — несмотря на усилия, голос звучал сдавленно, явственно выдавая уязвлённое самолюбие.       Старший Блэк весело пожал плечами, высокомерно глядя на брата. Очередной способ выплеснуть обиду — привычный. Сириус Блэк не отличался взрослой позицией, особенно в отношении младшего брата.       Они вышли из комнаты; шаги глухо раздавались в тишине Гримм-холла. Братья направились к камину. Старший с показной небрежностью пропустил младшего вперёд. Интерес взял верх, но это был не единственный мотив. Младший, уловив пристальный взгляд, и бровью не повёл. Он уже не реагировал. Не теперь.       Регулус взял летучий порох, с лёгкостью сжав его в ладони, готовый к привычному ритуалу, в последний момент почувствовав во второй руке что-то чуждое. Маленький конверт был ловко всунут братом — без пафоса и слов. Когда губы уже произвели слова:       — Дырявый котёл.       Сириус тихо изрёк отстранённым, но оттого не менее цепким тоном:       — С днём рождения, Реджи.       Зрачки младшего Блэка сузились. Он перевёл растерянный взгляд на конверт, исчезая в свете огня.

***

      Пламя погасло, уступив место шороху «Дырявого котла». Регулус застыл, прикованный к месту. В пальцах, будто раскалённая глыба, лежал чёрный конверт. Взгляд остекленел. Из-за полупустых столов доносились нетерпеливые возгласы: «Ну, выходи же!», — но он ничего не слышал, уставившись на обёртку в недоумении.       Наконец, моргнув, Регулус стряхнул наваждение. Резким движением спрятав «подарок» в карман мантии, он тихо хмыкнул: «Опаздываю». Юноша метнул взгляд на часы, накинул капюшон и двинулся вперёд, лавируя между посетителями. Оказавшись в Косом переулке, Блэк глубоко вздохнул, наполняя лёгкие терпким вечерним воздухом. Из полумрака донёсся шипящий, издевательский голос:       — Принц соизволил снизойти, — Барти Крауч-младший стоял, привалившись к стене.       Регулус ничего не ответил, сдержав досаду. Этого оказалось достаточно, чтобы второй, ленивый голос прозвучал язвительно:       — Что-то случилось? — Рабастан Лестрейндж небрежно вскинул взгляд, за спиной сгущались тени. Пальцы вальяжно чиркнули зажигалкой, добавив мерцающий отблеск.       Блэк качнул головой, стирая с лица следы эмоций. Лишь губы тронула тень удовлетворения, прежде чем он шагнул, сливаясь с мраком. Дерзкий смех Крауча разнёсся по подворотне:       — Не передумал?       Регулус, фыркнув, подошёл ближе и толкнул Барти в плечо:       — Не дождёшься, Бес.        Густо рассмеявшись, Рабастан затянулся сигаретой и с лёгкой усмешкой сунул пачку Блэку. Тот вытянул одну, приподняв бровь, когда Лестрейндж кивнул в ответ на немой вопрос. В воздухе повисло сплочённое молчание — молчание, в котором скрывалось куда больше, чем могли выразить слова.       Триада, как они себя величали, направилась в сторону Лютного переулка. Шаги ровно цокали по брусчатке, отворяя врата запретного. Из чернильных туч с раскатом грома ударили первые капли дождя, точно вторя шагам юных волшебников. Всполохи молний высвечивали мостовую, отбрасывая хищные тени.       Барти, с обычной непринуждённой ухмылкой, повис на плече Регулуса:       — После встречи выставляешься, Принц, — вяло протянул он, бросая на друга хитрый взгляд. — Огневиски. Много огневиски.       — Хамская наглость, Бес, — Блэк приподнял бровь, процедив ледяным тоном. — Слишком, даже для тебя.       Лестрейндж снова отозвался бархатистым смехом, поддержав товарища. Дождь барабанил все громче, струи стекали по мантиям, сливаясь в блестящие ручьи. Подойдя к заднему входу закрытой на сегодня «Белой Виверны», Триада замерла в тени. Тусклый свет одинокого фонаря пробивался сквозь плотные потоки ливня, создавая тревожную атмосферу. Очередной раскат грома выхватил лицо Лестрейнджа — на губах застыла кривая усмешка. Протянув друзьям чёрные карточки, он прошептал:       — Готовы окунуться в тёмные воды?       Регулус, приняв карточку, надменно бросил:       — Проблем не будет, Гриф?       Рабастан сощурился, склонив голову вправо. В хриплом смешке звучало отточенное презрение к нелепым уставам:       — Тёмному Лорду плевать на возраст, — он повернулся к двери, с лёгкостью взмахнув палочкой, — Алохомора.       Замок щёлкнул, дверь приоткрылась. Их встретил Пожиратель смерти — высокий, сухопарый волшебник с угрюмым взглядом, устремлённым на троицу из-под глубокого капюшона. Палочка, направленная на юношей, застыла, выжидая.       Лестрейндж шагнул первым, протягивая приглашение. Пожиратель направил деревко на магический пропуск, из которого выползла серебряная змейка, извиваясь и исчезая. После он молча отступил в сторону, освобождая проход. Блэк и Крауч, не колеблясь, повторили жест, предвкушая. Триаду ожидало собрание, затянутое дымом идеалов.       В нос ударила плотная завеса табачного смога, сопровождаемая притуплённым гулом голосов. Зал казался иным: столы, обычно расставленные беспорядочно, были отодвинуты к стенам, подчёркивая пустой центр, где под неподвижным светом парящих свечей возвышалось одинокое изумрудное кресло. Чёрные шторы плотно закрывали окна, отсекая помещение от посторонних глаз — изолируя.       Высеченные аккорды пианино заполняли воздух, навязывая ползучий ритм. Тихая мелодия обволакивала пространство плотной вуалью. Фигуры в тёмных мантиях были рассеяны по углам; лица скрыты капюшонами. Разговоры текли приглушённо, не для посторонних ушей.       Когда Триада вошла, гул угас. Взгляды скользнули в их сторону, оценивая, не слишком ли молодые лица для «посвящения» в ряды сторонников. Пространство застыло. Регулус бросил высокомерный взгляд на незнакомцев — ни слова, ни жеста, молчаливое предупреждение.       Трио направилось к столу у окна, оседая в полумраке. Блэк устроился в пол-оборота, пальцы почти незаметно напряглись, когда он опустил руку на край стола. Регулус Блэк редко показывал раздражение, но сейчас едва заметное движение выдавало бешенство с лихвой.       Лестрейндж сел напротив, сохраняя строгую прямоту, не опуская плеч: малейшая небрежность будет принята за слабость. Крауч занял центральное место, спиной к окну; ёрзание выдавало нетерпение.       — Слева, в углу, — равнодушно заметил Рабастан, подкуривая.       — Видел, — холодно отозвался Регулус, едва задержав взгляд. — Уже посвящён?       Лестрейндж молча качнул головой, выпуская кольцо дыма.       — Сдался он Тёмному Лорду, — хмуро проворчал Барти, закуривая.       Рабастан метнул в него острый взгляд:       — Насколько мне известно, Снейп на очереди. Хочешь оспорить решения Тёмного Лорда, Бес?       — Нет, — буркнул Крауч, сменяя тему. — Белла будет? — в глазах вспыхнули огоньки.       Лестрейндж с ухмылкой покачал головой:       — Они за границей.       — Отрадно, — брови Блэка приподнялись. Подавляя удивление, он язвительно прошипел: — Сомневаюсь, что её обрадовало бы присутствие «мелюзги» на диатрибе Повелителя.       Рабастан, проглотив смешок, величаво констатировал:       — Пропуск, Принц. Наше присутствие на собрании организовала Беллатрикс. Родольфус не в курсе.       Теперь брови Барти взлетели вверх.       — Что ж, — покосившись на Крауча, изрёк Блэк. — Тем легче.       Разговор прервал скрежет замка и скрип старинных стульев — все поднялись, приветствуя Волан-де-Морта. Высокий, худощавый мужчина в годах вошёл в зал расслабленным, грациозным шагом. Он источал холодное, безмолвное величие. Идеально сидящий чёрный костюм-тройка подчёркивал аристократичную стать, выгодно контрастируя с мертвенной бледностью кожи. Тёмные кудрявые волосы обрамляли лицо строгими линиями, а лёгкая проседь лишь подчёркивала безвременность образа. Под пятьдесят, но всё ещё пугающе хорош: резко очерченные скулы, впалые щёки, тонкая линия губ — лицо напоминало античное изваяние.       Только алый отблеск, вспыхивающий временами в глубине глаз, обнажал тёмную силу, кипящую под маской безмятежности. Угрожающее, осязаемое присутствие заполнило зал, сдавливая лёгкие, точно расползающийся по телу гнёт магии. Тёмный Лорд шагнул вперёд, просеивая каждого сквозь пелену презрения. Немота накрыла комнату — никто не осмелился пошевелиться, не говоря уж о том, чтобы нарушить торжественный миг.       Регулус ощутил, как сердце замерло, пропуская удар. Он едва дышал; само присутствие этого человека вытягивало способность мыслить. Ладони подрагивали; он спрятал руки за спину, дабы удержать эмоции в узде. Блэк обозревал воплощение собственных убеждений; на лице юноши застыл непривычный для него трепет.       Барти стиснул губы, подавляя болезненное восхищение, проступающее в фанатичном блеске глаз. Обожание обретало форму едва сдержанного пыла.       Рабастан остался спокойным. Он признавал авторитет как непреложную истину, с безмолвной готовностью к исполнению. Лояльность, подкреплённая уважением к власти.       Триада замерла в немом оммаже: благоговение, преклонение и преданность сплелись перед абсолютной мощью — поклоном, отданным Тёмному Лорду.       Следом вошёл Антонин Долохов. Он выглядел неестественно вытянутым. Бледное, длинное лицо с резкими, искривлёнными чертами источало зловещую угрозу; под тонкой кожей таился зверь. Глубоко посаженные голубые глаза мерцали холодным блеском. Каждый изгиб — от заострённого подбородка до резко очерченных скул — говорил о жестокости.       — Господа, что за балаган? Мы же не варвары, — голос тёмного волшебника прозвучал ледяным скрежетом, отрезвляя одним только звуком. Едва взмахнув палочкой, он наполнил зал свежим потоком воздуха, выметая остатки праздности. Демонстративно откинувшись на троне, Волан-де-Морт сделал едва заметный жест рукой, позволяя всем опуститься на свои места. — Добрый вечер, друзья. Приступим.       Тёмный Лорд медленно обводил зал взором, зацепившись за Крауча. Глаза прищурились, сверкнув багряной искрой; едва заметная ухмылка исказила правый уголок губ — пренебрежительная, хищная. Он изучил Блэка, затем полоснул взглядом Лестрейнджа, издевательски разглядывая.       — Крауч… Блэк… и… — брови насмешливо взлетели, — Лестрейндж. Как лестно — видеть молодых, жаждущих служить.       Юноши вытянулись, подскочив.       — Мой Лорд, — произнесла Триада в унисон. Почтение переплеталось с горечью страха.       — О, не надо официоза. Добро пожаловать, — саркастично протянул тёмный маг, глумливо распахнув объятия. Затем из рукава выскользнула палочка. — Крауч… отец в курсе?       Прокатился рокот колких смешков. Барти побледнел, спав с лица. Пальцы дрогнули, машинально коснувшись манжета, но тотчас замерли. Регулус стиснул зубы до болезненного скрипа. Он удерживал взгляд, не давая себе права опустить глаза, унижение съедало изнутри. Блэк предупреждал друзей, что могут быть проблемы.       Тёмный Лорд скучающе скользил длинными пальцами по деревку, в каждом касании сквозила угроза.       — Мой Лорд, — подал голос Рабастан, подчёркнуто ровно.       — Да? — прошипел раздосадовано тот, не прекращая поедать взглядом Бартемиуса.       — Мы здесь по инициативе мадам Лестрейндж.       Зал сник.       — Вот как… — задумчиво протянул Волан-де-Морт, голос обманчиво смягчился. — Белла… Ну что ж, садитесь, — отмахнулся он, потеряв к трио всякий интерес.       Барти с облегчением выдохнул, опускаясь на стул. Рабастан улыбнулся, оголив белые зубы, и подмигнул Регулусу. Тот сузил глаза, вспыхнувшие желчным раздражением.       Повисла гробовая тишина. Все ждали речи, открывающей собрание. Глубокий голос разнёсся по залу, захватывая, подчиняя и поглощая внимание:       — Мы стоим на пороге новой эры, дорогие друзья, — слова текли медленно. — Эры чистоты, силы и непререкаемой власти. Больше мы не будем терпеть беспомощных паразитов, чьё свободное существование оскверняет магию, обесценивает её суть. Наш долг — восстановить равновесие, уничтожив всё, что уродует мир, который по праву принадлежит нам. — Голос вибрировал в стенах, заставляя воздух звенеть от непреклонности. — Магглы — жалкая угроза, — продолжил он, отмахнувшись. Прозвучал презрительный смех. — Гораздо опаснее те, кто скрывает свою грязь под маской магии. Грязнокровки.       Волан-де-Морт на миг замолчал, глаза вспыхнули алым огнём. Кто-то затаил дыхание, жадно внимая. Кто-то страстно кивал в такт словам. Настроение загущалось.       — Их кровь обагрена всеми низменными чертами ничтожных предков. И всё же мы, в своём великодушии, позволили этим выродкам не только существовать, но и прикасаться к нашим знаниям, дотрагиваться до святынь, которые для них должны быть недосягаемы. Мы позволили им ходить по нашим землям, будто у них есть на это право.       Тёмный Лорд затих, давая словам проникнуть в сердце каждого, а затем продолжил угрожающе:       — Они прячутся за масками равенства. Порочное отродье. Недостойное наших знаний. Наших традиций. Нашей магии. — Пространство наполнилось незримым давлением. — Их присутствие в нашем мире — медленный яд, разъедающий наш потенциал. Болезнь, что ползёт по венам магического сообщества, отравляя его. Грязнокровки — тень силы, ложь, пустота. Держать их среди нас — значит позволить отраве угнездиться в самой сути магии.       Тон обжигал; лицо мага исказилось яростным отвращением, кипящим гневом. Пронёсся всеобщий брезгливый стон.       — Вы чувствуете это. Каждый из вас чувствует. Какое омерзение охватывает вас, когда вы видите, как они дышат тем же воздухом? Они посмели войти в колыбель превосходства, где им нет и не будет места.       Он скользнул глазами по залу, разжигая и без того тлеющую ненависть.       — Мы — наследники древней силы. Нам поручена великая судьба. Мир, в котором маглорожденные и предатели крови заявляют права, не может быть нашим миром. Мы его очистим. Вернём утраченное. Выкорчуем слабые ростки, что пытаются пробиться.       Послышались крики, кто-то свистнул, кто-то начал хлопать. Тёмный Лорд поднял руку, призывая к молчанию. Зрители стихли.       — Я даю вам возможность. Возможность вычистить грязь, разлагающую магию. Вернуть её первозданное величие. Возможность освобождения. Потому что сила — это привилегия. Прерогатива по праву рождения. Мы — те, кто несёт древнее право избранных. — Леденящий кровь шёпот прокатился по залу, сродни шипению. — Наш долг — искоренить тех, кто посмел осквернить это право.        Он театрально, с явным превосходством, убрал руку, подчёркивая непоколебимость своей власти. Робкий шорох аплодисментов зародился где-то на периферии, постепенно перерастая в громогласный, триумфальный аккорд восхищения.       Регулус как истинный представитель магической элиты, внимательно вслушивался, сохраняя врождённую осанку. Каждое слово ложилось на слух откровением, обостряя внутреннее чувство долга. Он ощущал, как неизменные истины, веками охраняемые его родом, проступают с новой, непререкаемой силой, оправдывая его собственное существование.       Барти поглощал речь с неподдельным энтузиазмом; в уголках губ проступала ехидная усмешка. Взгляд горел ненасытным интересом, впитывая каждое слово. Всё в нём отзывалось. Причастность к великому делу проникала всё глубже, обещая будущее, исполненное безоговорочного превосходства.       Рабастан внимал отрешённо, подходя к словам более расчётливо, чем кто-либо в зале. Он не столь эмоционален, как Барти, и не столь романтичен, как Регулус. В лице читалась спокойная выдержанность, одобрение — не пылкое, но твёрдое, которое, как и его верность, было бескомпромиссным. Сродни старшему брату, он был готов поддержать любое решение Тёмного Лорда, дабы укрепить власть и утвердить влияние.       — Итак, — Волан-де-Морт отмахнулся от шума хлопков, возвращая себе полное внимание, — дорогие друзья, у нас инициация в рядах Пожирателей смерти. — Он бросил насмешливый, слегка раздражённый взгляд в сторону дальнего стола.       Поднялся мужчина лет тридцати, с безвольным подбородком, едва прикрытым аккуратной козлиной бородкой с завитком на конце. Синие глаза смотрели в зал пронизывающей холодностью, а желтоватая, чуть перекошенная улыбка придавала внешности отталкивающий оттенок.       По пабу прокатились вздохи. Тёмный Лорд откинулся на троне, колкий взгляд скользнул по фигурам, замершим в оцепенении. Губы искривились в насмешке:       — Ну, ну, — с ленивой иронией протянул он, приглушая ропот. — Я знаю, что каждый из вас жаждет посвящения. Всему своё время. — Медленно поднявшись, он протянул руку с длинными, бледными пальцами, указывая гостю подойти. — Позвольте представить… Игоря Каркарова — нашего… соратника из Восточной Европы, который весьма порадовал меня в последние недели.       Мужчина шагал, стараясь выглядеть уверенно, но предательское движение руки выдало напряжение с лихвой. По залу снова пронёсся приглушённый шорох разочарования.       — Мой Лорд, — едва слышно сказал Каркаров, кланяясь с поспешностью, которая лишь подчеркнула волнение.       Воздух сгустился, впитывая давящую силу.       — Ближе, Игорь, — Тёмный Лорд произнёс слова вкрадчиво, но в тяжёлом, свинцовом тембре голоса явственно ощущалась безжалостная тирания.       Каркаров шагнул вперёд и опустился на одно колено. В затянувшейся паузе повисло гнетущее молчание, прежде чем Волан-де-Морт поднял палочку, направив её на предплечье волшебника.       Комнату окутал мрак. Воздух прорезал шёпот древнего заклинания — тяжёлого, липкого, подобно дегтю. Мужчина сгорбился, когда ледяное проклятие проникло в плоть, чтобы через секунду вспыхнуть разъедающим, жгучим жаром. Под кожей начала проступать метка: череп с извивающейся змеёй. Сродни ртути, отравляющей кровь, она распространялась по венам накалом пожирающей боли. Он зажмурился, сдерживая крик. Звук рваного дыхания смешался с вздохами наблюдателей. Лорд произнёс финальные слова, запечатав клятву:       — Клянешься в вечной верности?       Игорь, истерзанный болью, едва поднял мутный взгляд, прохрипев:       — Последний враг да истребится. Клянусь.       Волан-де-Морт, не спуская глаз, изящно опустил палочку, позволяя агонии ослабеть. Зал замер в немом преклонении. Издевательская усмешка скользнула по губам тёмного волшебника: этот момент неразрывно свяжет Каркарова с ним, а Метка станет вечным напоминанием о клятве, которую тот не посмеет нарушить.       Грохот.       «Белая Виверна» содрогнулась от мощного взрыва: кто-то обрушил «Бомбарду». Ударная волна вынесла тяжёлую дверь, отбросив сухопарого Пожирателя прямо в стену. Тело пробило кладку. В проём ринулись мракоборцы. Воздух застыл в ожидании предстоящей бойни. Один из них, с ноткой командной уверенности, крикнул:       — Всем оставаться на местах, именем Министерства!       Повисла тишина. Один удар сердца. Приказ утонул в волне смеха. Все в едином порыве подскочили. Блэк, не медля, метнул жалящие чары в лицо Крауча. На лице Лестрейнджа проступило минутное смятение, сменившееся пониманием. Регулус, усмехнувшись, едко бросил:       — Гриф, не хлопай.       Барти зло зашипел, хватая отекающие щёки:       — Чтоб тебя, Принц!       Тёмный Лорд, сохраняя спокойствие, иронично приподнял бровь, метнув испепеляющий взгляд к столу Триады. Изумлённый манёвром Блэка, он едва заметно сощурился, оценив ситуацию. Всё вокруг разразилось всполохами. Пространство разрывалось: гул, треск, магические всплески. Зал заполнился сокрушительными воплями — смесью боевых ударов и угроз.       Проступил аромат хаоса.       — Баубиллиус! — рявкнул Долохов, стремительно отбросив оппонента, в мгновенье оказавшись подле повелителя.       Волан-де-Морт окинул поле брани презирающим взглядом, ликуя.       — Авада Кедавра, — высоким, пронзительным тоном протянул он.       Взвился смертоносный зелёный луч, устремившись в одного из нападавших.       Дозволение. Воцарилась вакханалия. Авроры, лишённые уверенности, сплотились в группы, не успевая парировать залпы. Чары сотрясали стены, искорёженные обломки мебели взлетали к потолку. Хлестались проклятия — пересекая, разрывая, убивая.       Рабастан безмятежно обрушивал атаки. Барти, затаив безумное наслаждение, швырял проклятия в толпу. Регулус двигался выверенным шагом; чёткие, методичные удары, отточенные годами. Блэки всегда славились страстью к тёмным искусствам — зов крови рода — неотъемлемая часть души, тень, рождённая вместе с ними. Регулус Арктурус Блэк не исключение, скорее императив. В какой-то момент юноша встретился взглядом с Волан-де-Мортом, тот, не отводя взора, отдавал приказ Долохову.       Тёмный Лорд, вознёсшийся по центру хаотичного буйства, казался безмолвным эпицентром разрушения, метая убивающие с устрашающей грацией. Происходящее служило признанием его власти. Разносился звук раскалывающегося камня; осколки осыпались рваным каскадом.       Крауч едва успел отразить «Силицио», как в него ударил «Петрификус Тоталус». Тело застыло в щемящем напряжении, глаза наполнились мёртвой пустотой. Изувеченное лицо дёрнулось в судорожном спазме, он упал.       Щуплый мракоборец, бросивший проклятие, тут же выкрикнул:       — Круцио.       Лестрейндж выгнулся от внезапной вспышки боли, издав пронзительный вой. За него ответил Регулус. Блэк остервенел — палочка взметнулась, едва не переломившись в напряжённых пальцах. С дикой яростью он сорвался, выплеснув всё своё бешенство:       — Круцио!       Непростительное впилось в мракоборца; рот скривился в страдальческом крике, прежде чем тот рухнул, корчась в агонии.       Удар.       Регулуса пронзила острая, нестерпимая боль — заклятие полоснуло по левому плечевому суставу, оставляя жгучий след. Он едва удержался на ногах, стиснув зубы, подавляя накатившую слабость. Привкус крови обжёг губы. Хромая, подскочил светловолосый волшебник, прошипев:       — Протего!       Щит оградил от безжалостных атак. Юноша резко подтянул Блэка к Краучу, шепнув сквозь стиснутые зубы:       — Не поранилась, принцесса?       В обычных обстоятельствах Регулус метнул бы в него «Круцио», но не сейчас. Блэк тактично проигнорировал выпад. Лестрейндж, уже парировавший удары, подошёл ближе, задыхаясь.       — Розье! Твою мать, откуда? — процедил Рабастан, голос дрожал — последствия круциатуса.       — Проходил мимо, — осадил тот, отбивая очередной удар.       Блэк окинул взглядом беспредельную разнузданность. Затем метнул прищур на Лестрейнджа — цел. Бросил короткий взгляд на Крауча, распростёртого на полу — жив. Наконец, цепкий взор задержался на Розье, взвешивая. Жребий брошен. Кровь стекала по губам; он небрежно смахнул багровую жижу, приказав:       — Уходим. Кикимер!       Хлопок.       Появился домовик, над головой которого тут же пронеслось убивающее заклятие, брошенное Каркаровым в низкорослую даму. Эльф уклонился, выругался, но не дрогнул.       — В Гримм-Холл, немедленно! Лестрейндж, Розье — сейчас! — крикнул Блэк.       Они переглянулись, нехотя подчиняясь. Последнее, что увидел Регулус перед аппарацией, — алый блеск прищуренных глаз.

***

      Хлопок.       Тела с глухим стуком рухнули на паркет гостиной. Лестрейндж, скорчившись от боли, прижал ладонь к боку, где расползалось кровавое пятно, и сипло прошипел:       — Чёрт… задели в момент трансгрессии, Родольфус обхохочется.       Розье рассеяно метался взглядом по комнате, как загнанный зверь, в поисках угрозы. Рядом с Краучем лежал Блэк, мертвенно бледный, едва в себе. С невероятным усилием он поднял беспомощно обвисшую руку, прошептав:       — Фините Инкантатем.       Барти, вырвавшись из оцепенения, вскочил, метнув заклинание:       — Экспульсо!       Осколки керамики с пронзительным свистом взорвались вдребезги, разбрасывая комья земли и изломанные листья, оставляя затухающее эхо. Регулус осупился в усталом раздражении, не размыкая губ, сцедил:       — Бес! Чёрт тебя дери…       Рывком приподнявшись на правый локоть, юноша наложил чары непроницаемости, не будучи уверенным, удалось ли — палочка дрожала. Кровь тягучими каплями стекала с перебитого плеча, оставляя на полу багровую россыпь. Разлился густой ржавый запах, пропитанный смрадной гнилью. Помутневший взгляд задержался на темнеющей мантии Рабастана, пока Барти лихорадочно приходил в себя. Блэк дрогнул — они могли погибнуть. Внезапное прозрение сжало сердце ледяными тисками.       Кикимер, застигнутый видом изнурённого хозяина, остолбенел. Лестрейндж, корчась, дополз до кушетки; Розье, изнемогая, осел на диван. Крауч раскинулся на полу, откинувшись на подлокотник, швырнув на Блэка полунасмешливый взгляд:       — Выглядишь, как полудохлая птица.       — Х-хозяин…       — Уж краше тебя… — оскалившись, отозвался он, метнув хриплый приказ эльфу: — Бадьян, кровосполняющее, бинты… — Регулус на миг замолк, пытаясь восстановить дыхание. — И… огневиски из отцовских запасов, — добавил, криво усмехнувшись, с отблеском язвительного довольства на иссиня-бледных губах.       Эльф исчез.       Эван одобрительно приподнял бровь. Барти просиял. Рабастан попытался рассмеяться, но, согнувшись, закашлялся, скрипя зубами от вспышки беспощадного спазма. Блэк, сжав губы в тонкую линию, медленно поднялся, сбрасывая с плеч и эйфорию сражения, и пропитанную кровью мантию. Тон прозвучал ударом кнута:       — Трикси!       Хлопок.       Появилась домовиха. Миловидное лицо, потемневшее от времени, застыло в немом почтении. В глазах вырисовывалось беспокойство.       — Принеси чистую рубашку, — отчеканив слова, юноша сдержал стон, дрожащими пальцами стягивая жилет, который тут же бросил на пол. Агония жгла тело. Сдавленно выдохнув, он продолжил расстёгивать рубашку, усеянную алыми пятнами. Указание, обращённое к Лестрейнджу, прозвучало холодно, не терпя возражений: — Раздевайся.       Эльфийка дёрнулась, осознав — хозяин не один. Блэк нетерпеливо отсёк:       — Две рубашки. Быстро!       Хлопок.       Обернувшись к Краучу, он заговорил голосом, ужасающим в своей предельной сдержанности:       — Бес, помоги Грифу. Вопрос времени, когда псы Министерства будут здесь.       Комнату оглушила тишина. Воздух стал удушливым. Мрачный бой часов, пробивших полночь, заполнил пустоту металлическим звоном. Крауч застыл. Розье посерел. На губах Лестрейнджа появилась кривая усмешка:       — Принц прав… Нас видели, могли узнать. — глумливый взгляд скользнул к Краучу. — Кроме Беса, конечно. Если хотя бы один мракоборец выжил… — он медленно, сжав зубы, начал стягивать мантию.       — Натравят ищеек, — язвительно заключил Барти, скаля белоснежные зубы.       Розье испустил вялый стон, привлекая настороженные взгляды. Триада всегда держалась отчуждённо: они знали друг друга с детства, всегда вместе, не признавая никого извне. Впервые замкнутость дала трещину. Они изучающе смотрели на Эвана Розье — такого же Слизеринца, только старше на два курса, — с редким для них признанием: он прикрыл их. Сражение кует узы. Триада знала об этом не понаслышке.       Никто не успел вымолвить и слова. Появился Кикимер, левитируя ряд бутылей. Эван намерено пренебрег пристальным вниманием. Он махнув деревком, сдвинул столик, на который домовик аккуратно опустил настойки. Щелчок пальцев эльфа — кресло подлетело к обессиленному Регулус. Сохранив внешнюю надменность, он тягостно рухнул. Розье, не обращая внимания на кусачий взгляд Блэка, взял склянку с бадьяном.       — Будет больно, — сухо предупредил он.       Барти методично обрабатывал рану Рабастана, сдерживая кровотечение, виртуозно лавируя палочкой. Лестрейндж подавленно вскрикнул, когда шипящий экстракт, испуская едкий дым, впитался в рваную плоть, проникая жгучими вспышками.       — Чёрт, — сквозь зубы процедил Блэк, сжав подлокотники, до побелевших костяшек.       — Не нравится мне это, — беспокойно произнёс Эван, осторожно поливая рану. Сочился чадящий чёрный пар. — Ткани затягиваются, но…       Блэк заглушил рык, чувствуя, как каждая попытка пошевелиться отзывалась пульсирующей болью. Гордость не позволила явить слабость. Окинув блеклым взором почерневшее плечо, Регулус поразился: «Нестандартный арсенал мракоборцев, тёмное проклятие, наверняка редкое, раз бадьян не берёт…». Он начал поэтапно прокручивать ход боя, но резко осадил себя: «Позже». Вслух бросил только:       — Потом разберусь. Лей, — приказной тон.       Розье поёжился. Кикимер протянул хозяину настойку. Юноша откупорил пробку зубами, равнодушно сплюнув. Непристойное поведение Блэка свидетельствовало о необузданном накале напряжения. Рабастан хлыстал кровосполнительное зелье, наблюдая за тем, как Барти накладывал тугие бинты на едва стянувшиеся увечья. Регулус вскинул глаза, сознавая — время играет против них. Почувствовав слабое подчинение мышцы, он отмахнулся, поднявшись, дёрнул палочкой, притягивая свежий комплект одежды, оставленный Трикси.       Блэк привольно нырнул в рубашку, едва поморщившись, даже на ходу сохраняя самодовольный вид. Розье, недоумевая, изогнул бровь. Если бы мог, Лестрейндж залился бы хохотом от этого индюшиного бахвальства, но в этот раз удостоил друга лишь ехидной усмешкой.       — Позёр, — фыркнул Крауч.       Скрип двери заставил всех обернуться, ледяной ветер пробежал по комнате. В проёме возникла Вальбурга Блэк, укутанная в тяжёлую шаль, обрамляющую лицо с воспалёнными белками и маской бесстрастной строгости.       Регулус, уже успевший застегнуть рубашку, стоял прямо. Бледность выдавала тревогу. Барти оказывал молчаливую помощь Рабастану: несмотря на боль, тот сумел подняться, рубашка оставалась небрежно распахнутой. Ведьма смерила комнату кислым взглядом. Пренебрежительное выражение лица остановилось на Лестрейндже. Рабастан с надрывом подавил судороги, почтительно наклонив голову:       — Доброй ночи, миссис Блэк.       Ответ был краток — кивок. Взгляд скользнул дальше, останавливаясь на Розье, чьё лицо отражало исключительное спокойствие, но поклон был безупречно учтив:       — Эван Розье, мадам.       Элегантные черты исказила брезгливость, когда глаза остановились на Крауче. Барти заметно напрягся, пробормотав:       — Давно не виделись, миссис Блэк.       Прошла доля секунды, ровно один удар сердца, прежде чем в серебряных глазах промелькнуло узнавание. Брови чуть приподнялись, выражение лица приняло оттенок едва уловимого смягчения:       — Бартемиус?       Барти просиял, заметно кивнув, как бы нарочито небрежно, сохраняя показную беспечность. Вальбурга перевела пронизывающий взгляд на Регулуса; веки сузились. Блэк выдохнул, бросив заклинание в сторону Крауча. Первого усилия едва хватило, чтобы снять оцепенение: лицо всё ещё оставалось искажённым, как у побитого егеря — заплывшее, синеватое.       — Фините Инкантатем.       Крауч дёрнулся, сморщившись. Проклятие исчезло, заставляя кожу зудеть. Барти огрызнулся:       — Не надоело?       Регулус спокойно улыбнулся, не кривя душой, изрёк чистейшую правду:       — Нет.       Лик Блэка сменился, обрёл отпечаток учтивого безразличия. Сдерживая подлинные эмоции, он развернулся к матери, сохраняя вид идеальной галантности:       — Маман, я всё объясню.       — Придётся постараться, — обманчиво мягко проговорила Вальбурга. Она подняла изящный подбородок, не сводя глаз с сына, выражая нетерпение.       — Но не сейчас, — в тоне проступила жёсткость; вздрагивание плеча выдало с трудом обузданное страдание. — Вы должны сказать, что мы весь вечер были здесь. Праздновали, — склонив голову, он умолк, переведя взгляд на остальных, а затем отрезал с подчеркнутой определённостью: — Вчетвером. Когда сюда явятся… министерские кр… — Регулус осёкся, раздражённый собственной несдержанностью. Челюсть сжалась в тщетной попытке подобрать содержательное выражение.       Вальбурга с едкой иронией подытожила:       — Крысы. С чего им сюда являться?       Упала клокочущая тишина. Каждый звук отдавался гулким стуком сердца. Розье, сохраняя маску холодного аристократа, неторопливо вглядывался в гобелены. Крауч сдержанно отряхивал с мантии пыль, вцепившись глазами в пол. Лестрейндж спокойно застёгивал рубашку, не выдавая ни капли беспокойства. Блэк, погружённый в немой гнёт, подбирал слова, выстраивая в уме цепочку, дабы обойти спящий вулкан.       Сумбур прервал стук в дверь:       — Именем Министерства, откройте!       Ведьма сжала губы, зрачки сузились, в глазах блеснул огонёк. Она бросила ртутное:       — Позже.       Взгляд скользнул по комнате, задерживаясь на пятнах крови, пустых бутылках и хаотичных следах беспорядка, прежде чем она тихо рявкнула:       — Трикси!       Домовиха предстала перед хозяйкой, склонившись.       — Убрать, — холодно велела Вальбурга Блэк, гордо расправив плечи. Она облачилась в свою парадную, незыблемую надменность, грациозно шагнув в коридор.       Регулус, проводив её взглядом, едва приподнял уголки губ, пробормотав с неуловимой интонацией:       — Мама… — шаги замерли, он добавил почти шёпотом, — спасибо.        Ведьма шагнула вперёд, не удостоив взгляда назад, но что-то неуловимое дрогнуло в её лице, смягчив строгие черты.       Юноша развернулся с хлёстким движением палочки; массивный стол, подчинившись приказу, сдвинулся к дивану. Трикси подчищала последние следы суматохи, убирая кровавые брызги. Кикимер ловко отлевитировал четыре бокала и бутылку огневиски.       — Акцио карты, — бросил Регулус.       Колода с мягким шелестом проскользила через комнату, ложась на стол. Барти, усмехнувшись, поднял палочку, подтянув к столу кушетку, на которой, измождённый, но одетый, сидел Рабастан. Эван поправил волосы и опустился на диван, небрежно вытянув ноги.       Блэк натянул изумрудный жилет. Ловким движением затянул галстук. Окинув комнату острым взглядом, он царственно рухнул в кресло; на лице заиграли желваки. Кикимер щелчком пальцев разлил алкоголь, раздвигая бокалы. Все заметно напряглись, когда в коридоре послышались голоса. Крауч вытянулся, как струна. Лестрейндж поморщился. Розье томно вздохнул. Блэк вцепился в бокал до скрипа стекла, приказав:       — Собрались.       Хлопок. Эльфы исчезли.       — Мы располагаем сведениями, что вашего младшего сына видели среди сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть во время рейда на «Белую Виверну», — сухо произнёс долговязый аврор. Однако осёкся, когда дверь распахнулась.       Вальбурга вошла в сопровождении двух мракоборцев. Мужчины замерли, на лицах отразилось неподдельное замешательство.       — Моя взяла, — рассмеялся Регулус, вытягивая аркан «Луна».       По столу пробежал одобрительный смешок. Барти, ухмыляясь, накрыл её своей картой — «Дьявол».       — Бес в ударе, — хмыкнул Рабастан, осушив огневиски одним глотком и швырнув на стол аркан «Сила».       — Бить или пить? — спросил Эван, театрально наклоняясь к столу, с показной небрежностью водя рукой над картой.       Крауч расхохотался, склонив голову набок. Дверь закрылась со скрипом. Все разом обернулись.       — Что-то случилось, ма…ман? — растягивая слова, подражая пьяному тону, произнёс Блэк.       Вальбурга улыбнулась — высшая похвала актёрскому таланту.       — Джентльмены, — с ядовитой усмешкой произнесла ведьма, — утверждают, что вы, мальчики, бесчинствовали в Лютном, — она издала высокомерный смешок. — Я же уверила их, что вы весь вечер праздновали твой день рождения, дорогой. Но господа, как видите, мне не поверили, — холодно сцедила Вальбурга, прищурив глаза. — Назвав меня лгуньей.       — Миссис Блэк, мы не… я не… вы неверно поняли, — сбивчиво попытался оправдаться аврор, но осёкся под её прищуром.       Ведьма презрительно приподняла бровь. Воздух прорезал скрип кресла. Регулус, держа бокал, медленно подошёл, взгляд метнул гневный отблеск:       — Как вы смеете оскорблять мою мать?       — Прошу прощения, — запнулся второй мракоборец, бросив опасливый взгляд на Вальбургу.       — Мы были здесь весь вечер, мистер Грин, — ледяным тоном отчеканил Барти, впившись презирающим взглядом в долговязого мага.       Мракоборец потрясённо перевёл взгляд на Крауча, затем на бутылку, нахмурившись:       — Не ожидал от вас подобного, Бартемиус.       — А я не обязан соответствовать ожиданиям, — подчеркнуто скалясь, отозвался Барти.       — Насколько мне известно, распитие алкоголя законом не преследуется, — отсекла Вальбурга. — Если на этом всё, то утром я ожидаю письменного извинения от Министерства за ложные обвинения и вторжение в столь позднее время. А теперь, — голос обрёл свинцовый привкус, — покиньте мой дом.       Авроры замялись, обменявшись раздражёнными взглядами. Один удар сердца. Поклонившись, они молча вышли, оставив отзвук унижения.       Ведьма направилась следом, бросив на сына отрешённый взгляд. Розье с облегчением выдохнул, словно сняв тяжёлую ношу. Крауч зло опустил бокал на стол с глухим стуком. Лестрейндж, сжав зубы, простонал — боль давала о себе знать, он сильнее упёрся в спинку кушетки. Блэк, выдержав паузу, отправился следом, желая поговорить с матерью тет-а-тет.       Входная дверь захлопнулась. Вальбурга, развернувшись, замерла, завидев сына. Руки скрестились на груди.       — Это правда, мы были на диатрибе Тёмного Лорда.       Лицо ведьмы изменилось, одновременно смягчившись и помрачнев:       — Не рановато ли?       — Маман, я редко вас о чём-либо прошу, — Регулус осадил себя, взяв сдержанный, но настойчивый тон. — Я считаю это правильным, как и вы, — он поставил акцент на последнем слове. — Я долго ждал, чтобы попасть на собрание, и мне не в чем оправдываться. Мы не виноваты, что эти пс… — парень замялся, вновь не в силах подобрать подходящее выражение.       Вальбурга приподняла бровь, дополняя с ядовитой точностью:       — Псы.       Регулус, нахмурившись, кивнул:       — Устроили облаву.       Повисла тишина.       — Полагаю, подробности я узнаю из «Ежедневного Пророка», — протянула ведьма, сузив глаза. Она томно вздохнула, зная: из младшего отпрыска едва ли удастся вытянуть то, о чём он говорить не хочет. Мелькнула едва уловимая улыбка. Услышав шорох, она ненавязчиво поцеловала сына, мягко коснувшись тёмных волос. В красных белках блеснула гордость. — Можешь разместить друзей в гостевых спальнях на третьем этаже. Иди, отметь… Поговорим после.       Величественно развернувшись, она удалилась. Удивленный юноша застыл, потеряв нить происходящего. Растерянность сменилась мрачным осознанием.       — Регулус Арктурус Блэк! — свирепый вопль пронзил тишину.       Лицо побледнело, по телу прокатился озноб. Губы исказила горькая усмешка: «Ах, маман, играем грязно…». Каллисто редко обращалась к Регулусу столь резко, и потому её тон лёг на него с особенной, удушающей тяжестью. Он медленно обернулся, обшаривая взглядом стены, выискивая лик. С ужасом понимая — звук доносится из гостиной.       — Чёрт… — прошипел парень, обречённо волоча ноги. «Идиоты будут в восторге от концерта», — раздражённо фыркнул он, открывая дверь.       Войдя, Блэк обомлел. Охваченный ироничным восхищением, видя всю комичность картины. Крауч, побагровев, упрямо осушал бокал, прячась за его широким краем. Розье, смертельно бледный, безмолвно уставился в камин. Всегда невозмутимый Рабастан спал с лица, явно потрясенный. Гнетущая тишина висела в воздухе.       «Пропустил всё укрощение строптивых — даже жаль», — усмехнулся Регулус, в глазах блеснула алчная искра. Ничего удивительного: эта шестивековая химера могла осадить даже Ориона Блэка — чего не удавалось его супруге, которая могла дать форы любому демону.       Взгляд скользнул к портрету Арктуруса Блэка, тот предусмотрительно покинул свое пристанище, предвкушая предстоящий буран. Каллисто, скрестив руки, возвышалась в массивной дубовой раме, излучая устрашающее бешенство.       — Калли, давай не будем, прошу.       — Лицедей! Нахал! Бесстыдник! Отрок, как ты посмел обмануть меня? Рисковать… — ведьма запнулась, губы дрогнули, один долгий удар сердца, прежде чем ярость накатила с новой силой. — Единственный наследник. — Присутствующие переглянулись. Плечи Регулуса напряглись, он сцепил зубы. — Как ты мог поставить себя под удар? Самонадеянное чванство, мальчишка. Стремления похвальны. Но глупость и легкомысленную спесь, едва ли можно оправдать.        Блэк вздохнул, ощущая нервное подёргивание в брови. Ноющая боль в плече колко напоминала о себе. Он плавно откинул прядь волос со лба — холёное кокетство: сквозила нарочитая кротость. Лицо обрело умиротворённое, ласковое выражение. Крауч поперхнулся. Лестрейндж приподнял брови в изумлении.       — Прости меня. Ты права. Мне не следовало так себя вести. Но посмотри же, — он наклонился вперёд. Дива демонстративно отвернулась, давая понять — манёвр не пройдет. — Ну же, — с мольбой в голосе пробормотал Регулус. Розье ахнул. — Я жив, здоров… — он запнулся, зная, что это ложь. Но сейчас это не имело значения. — В чём трагедия?       — Ты солгал! — уязвлённо плюнула ведьма.       — Калли, мы оба знаем, что это не так, — ожесточенно отсек юноша. — Давай обсудим позже. Я имею право в этот проклятый день выдохнуть, как считаешь? — укоризненно промурлыкал Блэк.       — Мальчишка, — злостно бросила Каллисто. — Глупый мальчишка. Ты же знаешь, что я переживаю о тебе.       Регулус замялся, покосившись на друзей. Но все же пролепетал:       — Калли, дорогая, я тоже тебя люблю. — Он еще с детства усвоил: «Нельзя усмирить химеру, не преклонив колен».       Крауч выронил бокал — звук битого стекла отозвался скрежетом. Розье разинул рот. Лестрейндж расплылся в ухмылке. Видеть Регулуса Блэка покорным — отдельный вид искусства.       — А теперь прекрати меня позорить, — заключил юноша.       Она скосила взор на гостей, заставив тех посереть и удалилась. Регулус выдохнул, черты лица заострились, превращаясь в маску высокомерия. Обернувшись, он заметил, как Крауч, сверкая глазами, собирается отпустить колкость. Блэк мгновенно поднял руку, надменно опередив друга:       — Только посмей и я брошу в тебя Аваду.       Барти сцепил губы. Рабастан расхохотался: алкоголь притуплял боль, но наткнувшись на испепеляющий взгляд, он умолк. Напряжение разрядил Эван:       — Сыграем?       Ледяной взгляд скользнул к нему. Один удар сердца. Регулус кивнул. Сохраняя заносчивый вид, юноша горделиво сел за стол.       — Трикси.       Хлопок.       — Подай ужин, и, — он покосился на осколки, — принеси бокал.

***

       Завершив трапезу, компания погрузилась в разговор. В гостиной царил полумрак: мягкий свет лениво играл на лицах, густой дым вздымался завитками, растворяясь в тенях. Заклятие непроницаемости замкнуло пространство, призывая к откровенности.       — Розье, как ты попал на собрание? — Лестрейндж сузил веки, вперив в него настороженный взгляд.        Усмехнувшись, Эван лениво взъерошил золотые кудри, выпуская кольцо дыма:       — Снейп, процедуру-то знаете.       — Поручитель, — подытожил Барти. — Ты говорил, что сидел позади, а Снейп с Уилкисом были в углу.       — Я опоздал, — неохотно признался Розье. — Повезло — успел проскользнуть.       Регулус улыбнулся:       — Вовремя.       — Обращайся, — Эван расплылся в самодовольной ухмылке. — А то, что вас вообще допустили — удивительно. Даже не пятый курс.       — Повезло, — усмехнулся Рабастан.       — Да уж, видел, — едко бросил Эван, скользнув взглядом к Барти.       — Я жив — уже успех, — хохотнул Крауч, отставляя бокал.       — Это было предсказуемо, Бес. Я предупреждал, — надменно бросил Блэк, затягиваясь терпким вишнёвым дымом.       — Жутко, — выдохнул Розье.       — Обошлось. Тёмный Лорд позволил нам остаться. Только вот… — Лестрейндж замолк, осторожно подбирая слова. — Не свяжет ли он появление Беса с облавой?       Барти побледнел. Глаза Эвана округлились, как бусины, готовые выскочить из орбит.       — Не свяжет, — отсёк Регулус. — Тёмный Лорд видел, как я пустил Жалящее. — Все замерли, обернувшись. Юноша пожал плечами, кривя губы в улыбке. — Меня волнует не это, — он задумчиво постучал по краю бокала, — ретирада была логичным ходом. Но всё же придётся объясняться.       Рабастан кивнул:       — Поговорю с Родольфусом.       — Не убьют же, — фыркнул Розье.       — Посмотрим… — зловеще прошипел Крауч.       — Да иди ты! — отмахнулся Эван.       — Не так мы должны были себя проявить.       — Принц, что значит единственный наследник? — сменил тему Барти, переглянувшись с Рабастаном. Этих двоих явно насторожили слова ведьмы.       Регулус, посерев, отчеканил:       — Сириуса изгнали, отлучив от дома.       Произнеся вслух, Блэк нанёс себе сокрушительную пощёчину. Ощущение жара унижения — и за выбор брата, и от мучительной обиды — охватило с головы до пят. Лестрейндж устало выдохнул. Крауч брезгливо шикнул. Розье прищурился, губы сжались в тонкую линию. Он наконец решился спросить:       — Почему «Принц»?       — Быть Блэком — чуть ли не то же самое, что быть королевской крови, — съехидничал Барти.       Регулус раздражено закатил глаза:       — Из-за имени.       Крауч ухмыльнулся, поясняя:       — «Лев» нам не по вкусу. А «Принц» звучит лучше, чем «маленький король».       — Вот оно что, — на лице Эвана так и отпечаталось: очень интересно, но ничего не ясно.       — «Регулус» — ярчайшая звезда созвездия Льва, именуемая «маленький король», — заключил Рабастан, затушив сигарету. Он достал из внутреннего кармана сива́к, провёл пальцами по шероховатой поверхности и прикусил кончик. Древесина мягко хрустнула.       Блэк скривился. Розье сухо рассмеялся. Всё оказалось до ужаса прозаично.       — Ай… — фыркнул Барти. — Гриф, да твои зубочистки в каждой дырке затычки. — Юноша резко выпрямился, подняв с кресла забытую соломинку; он метнул гневный взгляд в сторону Лестрейнджа.       Рабастан лишь усмехнулся и небрежным движением палочки вызвал из тёмных углов гостиной рой фантиков от конфет «Ириска». Они взвились в воздух, закружились вихрем и обрушились на голову Крауча.       — Да что ты говоришь…       Смех накрыл пространство. Барти, бурча что-то несвязное, раздражённо смахивал обертки с плеч. Эван заливисто смеялся, едва не опрокинув кресло. Рабастан, скрестив руки, самодовольно оскалился, явно наслаждаясь триумфом. Регулус же лишь слегка улыбнулся, но за этим мимолётным выражением скрывалась тихая, колючая мысль: «Сколько времени у нас есть?». Радость, что все живы, отозвалась горечью. Война нещадна — за ней неизменно следуют потерянные жизни и разрушенные судьбы. Блэк старался отгонять эти мысли, но они неизменно возвращались, накатывая с новой, удушающей силой.       Потягивая бокал, Розье медленно повернул голову к Краучу:       — А ты тогда почему — «Бес»?       Барти открыл было рот, но Регулус, очнувшись от тревожного транса, насмешливо опередил его:       — Гений и безумие — две стороны одной монеты. — Блэк демонстративно поднял бокал.       — «Гриф»? — Эван сузил веки.       — Выйди с ним на дуэль — и поймёшь, — хмыкнул Крауч.       Лестрейндж бархатисто рассмеялся:       — Хладнокровие.       Тишина.       — Пытливый попался Ирбис, не находите?        Тени от пламени свечей играли на лице Крауча, пока он хмурился, взвешивая. Лестрейндж вновь засмеялся. Сигаретный дым клубился к потолку, обретая очертания зверя. Розье растерянно поднёс бокал огневиски к губам, наблюдая, как золотистая жидкость искрилась в приглушённом свете. Рабастан кивнул, улыбка ещё играла на его лице, но глаза потемнели. Барти наконец изрёк:       — Пойдет.       Хлопок.       — Хозяин…       — Что? — Регулус сердито обернулся. Увидев в руках эльфийки конверт, он осклабился; в глазах вспыхнули искры. — Давай сюда.       Домовиха вздрогнула, протянув предмет. Поклонившись, она исчезла.       — Поклонница? — подшутил Рабастан.       — Естественно.       — Ну… — протянул Барти. — Открывай.       Три пары глаз пристально уставились на него. Регулус томно вздохнул: «Не отвяжутся». Пальцы вздрогнули. Он вскрыл конверт: внутри лежал массивный платиновый кулон и записка. Крауч выхватил медальон, глаза оценивающе блеснули:       — Иронично… От кого?       Эван присоединился к изучению. Рабастан внимательно следил, подмечая растерянность друга. Регулус, бледнея, вцепился в записку, свежая рана мучительно саднила:

Ты — истинный Блэк по зову крови. Но не забывай: у тебя Львиное сердце. Не дай тьме поработить и его.

      Глаза остекленели. «Остроумно, Сири, остроумно», — он взвинчено прикусил губу. Воздух сгустился. Лестрейндж с опаской выгнул бровь. Блэк, отмахнувшись, властным тоном приказал:       — Дай сюда.       Крауч напрягся, протягивая кулон. Почувствовав нарастающее напряжение, Розье сорвал накал:       — Надевать будешь?       Регулус застыл, вглядываясь в медальон. Голова льва оживала в приглушённом свете, а изумрудные глаза отбрасывали хищный блеск. Сапфировая звезда, сиявшая в центре лба, настойчиво заявляла о своём праве. Гул собственного сердца гремел в ушах. Блэк качнул головой:       — К чёрту.       Кулон скользнул в карман.

***

6 июня 1976 года.

      В столовом зале, окутанном темно-зелеными бархатными портьерами, воздух был насыщен терпкими ароматами жареного бекона, крепкого кофе и пряных трав. Трикси скользила вокруг стола, подавая блюда и доливая напитки. Лапки дрожали, отражая напряжение, витающее в комнате. Каждый звук — стук серебра о фарфор, шелест салфеток — казался подчеркнуто громким, заполняя немую пустоту, повисшую над завтраком.       Орион Блэк, выбритый до блеска, в идеально сидящем тёмном костюме с серебряными запонками, олицетворял ледяное величие. Он сидел неподвижно, гранитная статуя, лишь легкое движение века выдавало недовольство.       — Мне сообщили о ваших… приключениях, — каждый слог звучал ядовитой каплей, отмеряющей время. — Похоже, я слишком крепко сплю, не ведая, что творится по ночам в собственном доме.       Регулус рефлекторно опустил голову. Рабастан с ленивой грацией накладывал в тарелку бекон, глаза напряглись, выдавая острое внимание. Эван, спокойный на вид, держал чашку кофе у губ, наслаждаясь ароматом, бровь предательски дрогнула. Барти притворно увлеченно ковырялся в тарелке, спина неестественно выпрямилась.       Вальбурга Блэк, в своей гордой красоте, как всегда, выглядела безупречно — мраморная дива; лишь приглядевшись, можно было заметить воспалённый оттенок глаз. Взгляд был устремлен вдаль, она безмолвно созерцала картину, видимую лишь ей одной. Воспоминания наполняли лицо тенями усталости и гнева.       — Утром я получил несколько сов, — продолжил Блэк старший, обернувшись к Краучу, отчего тот едва не выронил вилку. — Твой отец обвиняет меня в… спаивании несовершеннолетних.        Регулус позволил губам дрогнуть в напряжённой усмешке, принимая на себя удар отцовского гнева:       — Отец, прошу прощения, — тихо, но твёрдо произнес юноша. — Это был единственный верный способ, я бы никогда…       — Регулус, — голос ударил раскатом грома, не допуская ни возражений, ни попыток оправдаться. — Как вы оказались в такой нелепой ситуации? Если считаете себя взрослыми, чтобы отстаивать убеждения, то обязаны…       — …просчитать последствия, — неохотно закончил младший Блэк, голос охрип, губы досадно сжались.       — Именно, — кивнул отец, суровый взгляд смягчился едва уловимым признанием. — Бартемиус, ты ведь осознаёшь, насколько опасен выбранный тобой путь? Учитывая положение твоего отца. Ты должен быть предельно осторожен, как и все вы.        Барти кивнул, вена на лбу предательски вздулась — гнев едва удавалось скрыть. Отношения Краучей давно стали болезненным сплетением презрения и невысказанной обиды.       Орион Блэк перевел строгий взгляд на Розье, подчеркивая: замечание касается каждого. После коротко выдохнул: к регулярным визитам Крауча и Лестрейнджа Блэки давно привыкли; трио дружно с первого курса Хогвартса. А вот присутствие нового лица, несмотря на безупречные манеры и сдержанность, настораживало. Тем не менее он остался абсолютно невозмутим.       Трикси, затаив дыхание, покорно стояла позади, держа на подносе блюдо с дымящимся тостом.       — Мой дом всегда открыт как для друзей моего сына, так и для сторонников Тёмного Лорда. Но ваш юношеский максимализм… дорого обходится.       Регулус сглотнув, сдержанно кивнул, ощущая, как слова оседают в горле:       — Этого не повторится — даю слово.       Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками столовых приборов. Чувствовалось давление.       — Помимо прочего, — продолжил отец, откинувшись назад, аккуратно промокая уголки губ салфеткой, — я получил письмо из Малфой-Мэнора.       Каждое движение, до скрежета вилки по тарелке, остановилось. Взоры устремились к главе Дома. Все затаили дыхание.       — Малфой изъявил желание видеть тебя, — взгляд застыл на сыне, стал мягче, почти нежным, — на званом ужине в эту субботу.       Барти впал в ступор. Рабастан улыбнулся, оголив хищный зубной ряд. Эван вытаращил глаза. На губах Регулуса расцвела торжествующая ухмылка.       Пьянящее известие.       Приглашение в Малфой-Мэнор означало одно: аудиенция.