You're my tears...

Проходят дни, которые перерастают в недели и месяцы. Время не останавливает свой бег, не замедляет его, а лишь гонит вперёд, оставляя позади тех, кто за ним не успевает. И таким человеком в новом две тысячи двадцать пятом году стал именно Мин Юнги. Телом он может и живёт в наступившем году, но вот мыслями и жизнью он остался в прошлом. Прошло почти два месяца с тех пор, как Чонгука забрали в Нью-Йорк. И все эти два месяца Юнги бухает почти без остановки. Он вновь открывает глаза, морщась от адски сильной головной боли. Будильник надрывается, звонит, и очень сильно ездит по ушам, оповещая о наступлении нового рабочего дня. — Блять. Сука. — шепчет он, со злостью вырубая проклятый будильник. — Мин Юнги, сволочь, обратно нажрался перед работой. — уже в который раз ругает себя по утрам Юн. — Ненавижу тебя. — проговаривает он, садясь на край кровати и проводя ладонями по лицу. Для него похмелье с утра стало уже абсолютно нормальным и привычным делом. Оно и понятно. Каждый грёбанный день начинается именно с него, как к этому можно не привыкнуть? К ощущению, что голова весит чуть-ли не пятьсот килограмм и если не поддерживать её, то она просто сломает тебе шею. К ощущению, что с каждым громким звуком, голова может просто взорваться. Как можно не привыкнуть к ощущению тошноты, которая комком подкатывает к горлу? В конце концов, как можно не привыкнуть к этому прекрасному запаху перегара во всей квартире? Его день проходит примерно так: он специально просыпается на пару часов раньше нужного времени, чтобы просто привести себя и квартиру в порядок, избавится от своего «аромата», и более-менее протрезветь, потому что за пять, а иногда и за четыре часа, полноценно проспаться просто нереально. Потом работа, на которой он проявляет самую настоящую железобетонную выдержку, ведь там, для всех без исключения установлен «сухой закон». И он держится. Держится, как только можешь, чтобы не побежать в ближайший магазин за маленькой бутылочкой пива, которая хоть как-то успокоит и остудит ноющую голову, ведь от громкой музыки и хореографии она работает в режиме центрифуги для мозга. Но как только он возвращается с работы домой, то напивается чуть ли не до поросячьего визга, чтобы за полночь лечь спать, а потом вновь встать, запуская свою жизнь в новый, порочный круг, в котором снова нужно врать и строить из себя трезвенника. Юнги даже представить не может, как Намджун с Тэхёном ещё не поняли, что он стал беспросветным алкашом? Они ведь проводят с ним больше всего времени, они трутся с ним рядом, иногда замечают его хреновое самочувствие и видят то, насколько изменилось его лицо и голос. Даже Юнги заметил в себе эти изменения. Но что самое ужасное, это заметил Хосок…

/flashback/

Новогодние праздники подошли к концу. Все те, кто хоть как-то их отмечал, уже начинают потихоньку вливаться в работу. И Намджун с Тэхёном тоже уже потихоньку, но работают. Только вот Юнги не появляется на работе уже третий день. Парни сказали, что он на больничном, но Хосоку почему-то слабо в это верится, ведь он знает его столько лет, и запросто может отделить ложь со стороны Юнги от правды. Юнги очень редко уходит на больничный, потому что сам себя воспитал таким образом, что: «В каком бы ты не был состоянии, как бы сильно тебя не трясло от озноба и как бы сильно не закладывало нос, ты должен явиться на работу. Точнее не должен, а просто обязан». И для человека, который полжизни прожил с этой аксиомой, говорить о том, что он сидит на больничном как минимум странно. Именно поэтому в свой выходной, Хосок проснулся по раньше и отправив Тэхёна на работу, поехал узнавать, что же такого случилось с Мин Юнги и почему его скрутило сразу же после новогодних праздников. Вообще, все зимние праздники Юнги просидел дома. Он ни разу не позвонил никому из них, ни разу не приехал, а когда они сами пытались вытащить его куда-то, то у него сразу появлялись какие-либо дела. И Хосока это напрягало больше, чем всех остальных. И сейчас, его гонит туда только одно: узнать правду, которую Юнги так тщательно скрывает. Как только он оказывается во дворе его дома, то видит, что в его окнах не горит свет. А это может значить только то, что сейчас Юнги спит. Хотя оно и понятно, ведь время раннее. Всего полдевятого. У Юнги уже стандарт спать в такое время. Но Хосока это ни на секунду не останавливает, ведь у него есть ключи от его квартиры, а значит, пока он спит, можно понять, что с ним происходило. Но то, что произошло потом ввергает его в полнейший ступор и шок. Он подходит к двери в квартиру Юнги, и внимательно прислушивается ко всем звукам по ту сторону, но там идеальная тишина, а значит либо Юнги в квартире нет, либо он действительно спит. Он как можно тише отпирает дверь. Но стоит ему открыть её, как ему в нос ударяет едкий и непереносимый запах, от которого Хосоку сразу становится понятно почему Юнги не может ходит на работу. Понимает, что ещё тогда вовремя разговора с Тэхёном, месяц назад, был прав. Юнги начал бухать. Он набирает в лёгкие побольше воздуха, и как можно тише проходит в чужую квартиру, закрывая за собой дверь. Эта квартира стала просто неузнаваема. На полу неисчислимое количество бутылок и железных банок, в воздухе витают тучи пыли, сигаретного дыма вперемешку с этим отвратным запахом алкогольного распада. И это только в коридоре и на кухне, а что в спальной твориться, он даже представить боится. Хотя в спальную ему заходить не пришлось. Он нашёл хозяина квартиры спящего, за кухонным столом. Рядом с ним стояла недопитая бутылка коньяка и закрытая бутылка дорогой водки. Недалеко от его руки стоял стакан с недопитой тёмно-коричневой жидкостью, а чуть дальше пепельница, в которой было полным-полно сигаретных окурков. — И, как алкаш, без закуски. — шепчет Хосок, прикасаясь ладонью к чужим волосам. — На кровать-то не мог лечь? — спрашивает уже в голос, но не громко, чтобы не дай бог не разбудить его, потому что пьяный в хлам Юнги — это далеко не самое лучшее создание на земле. Поняв, что ответа он не дождётся, Хо решает уложить его пьяное тело на кровать, но как только он заходит в спальную и включает там свет, то сразу лишается дара речи. Спальная стала похоже больше на кладбище пустых бутылок. Они просто везде. На кровати, на полу, на подоконнике, на прикроватной тумбочке, но только на одной. Вторая тумбочка, стоявшая рядом с половиной Чонгука, была абсолютно чистая. На ней не было вообще ничего. Смотря на всё это Хосок понимает только одно: Юнги не спал здесь уже давно. И так же он понимает, что прежде, чем уложить его, здесь нужна генеральная уборка. Он тяжело вздыхает, но делать нечего. Придётся, ведь если он этого не сделает, то Юнги просто утонет в грязи. Ну и в алкоголе тоже…

/end flashback/

/flashback/

Непонятный шум исходящий с кухни заставляет Юнги проснуться. Точнее, пробуждением это назвать сложно ведь, глаза у него не открываются, тело на двигается, а голова не соображает. Так плохо ему не было уже очень давно. Его голова просто разрывается, и кажется, что вот-вот, и она взорвётся, разлетаясь на самые маленькие кусочки, которые потом не соберёшь. Вдруг раздаётся грохот, который заставляет его раскрыть глаза, и обернуться назад. Он лежит на своей кровати, в его комнате идеальная чистота, а с кухни горит свет. И это даёт ему понять, что в квартире он не один. Кто-то к нему пришёл и этот «кто-то» сейчас просто его убьёт. Спустя двадцать минут невыносимых пыток и огромного желания просто сдохнуть Юнги всё же находит в себе силы выйти из спальной. И стоит ему сделать шаг на кухню, как он сразу встречается со взглядом Хосока, который сидел за кухонным столом. Но выдержать его взгляда у Юнги сил не хватает. Он опускает глаза в пол, и медленно подходит к столу, садясь на против него. Он понимает, что сейчас его будет ждать. Понимает, что Хосок сейчас просто уничтожит его. Но в этот момент у младшего начинает звонить телефон, и эмоции на его лице сразу меняются. — Да, Тэхён? — он поднимается с места и уходит в сторону окна. — Ты уже закончил? — после этого он развернулся к старшему, складывая руки на груди. — Я сейчас у Юнги-хён. — Юнги поднимает на него голову. Взгляд Хосока просто прожигает его, и выдаёт только одну фразу: «Я могу рассказать ему всё». Но в противоположность этому он говорит: — Да он отравился чем-то. Сказал, что послезавтра выйдет на работу. — эта фраза с его стороны прозвучала как приказ, который вообще не обсуждается. — Нет, не надо. Не приезжай. Мне нужно поговорить с ним наедине. — повернул голову в сторону окна. — Да. По поводу Чонгука. — и только от этого имени по его коже проходят мурашки. Что он собирается ему рассказать? Неужели, что-то случилось? — Давай, отдыхай, я часа через два приеду. — он сбрасывает звонок, но к нему лицо не поворачивается, а буквально через пару секунд тяжело вздыхает и спрашивает холодным, злым голосом. — Давно? Юнги не нужно ломать голову в догадках что именно имеет ввиду Хосок. Он прекрасно понимает, к чему этот вопрос. — С нашей последней встречи. — отвечает тихо, прикасаясь ладонью ко лбу. Хосок резко поворачивается к нему лицо в одно мгновение оказываясь рядом с ним, заглядывая в его глаза с такой злостью, что её можно почувствовать физически. — Ты вообще, что ли охренел?! — криком спросил Хосок. И от этого Юнги почувствовал сильно эта фраза проехала по его ушам, травмируя больную голову. — Не кричи пожалуйста… — проговаривает тихо, чтобы не вызвать ещё одну волну крика с его стороны. У Хосока сводит зубы. Он просто не может сдержать себя от крика и злости к нему. Он садится на своё место. — Месяц. Целый месяц ты сидел здесь и бухал, да? — проговаривает намного тише, но злость возросла в разы. И Юнги не видит смысла скрывать. Хосок и так всё видел, когда зашёл в его квартиру. — Да. Младший сильно бьёт рукой по столу, вновь поднимаясь на ноги и возвращаясь к окну. — Ты же обещал мне, Юнги. — опёрся руками на подоконник. — Ты мне сказал, что дома тебе будет лучше. Пообещал, что с тобой всё будет нормально. — он посмотрел на него через плечо. — Я ведь расскажу ему всё. Я не буду тебя прикрывать перед ним. Юнги удивлённо посмотрел на него. — Он… — Да. Чонгук звонил мне недавно. — развернулся к нему лицом. — Спрашивал про тебя. Как ты? Всё ли с тобой хорошо? — горько усмехнулся, прикладывая ладонь ко лбу. — А я, дурак. Не знал ничего, поэтому сказал, что с тобой всё хорошо. — Хосок замолчал на какое-то мгновение, пытаясь понять, что нужно сделать, чтобы вытащить друга из этого алкогольного плена. — Тяжело пережить тот момент, когда теряешь веру во всё, что раньше имело хоть какой-то смысл. Я это понимаю, но, Юнги, жизнь на этом не заканчивается. Завтра будет новый день. Юнги сразу поднялся с места, но мгновенно об этом пожалел, потому что в глазах сразу начало темнеть, а голова кружиться. Но он не подал виду, поэтому немного прикрыл глаза. — Не говори ему ничего. Вообще никому ничего не говори. Не делай хуже…

/end flashback/

Слава богу, Хосок никому ничего не сказал, но после этого он, разумеется, установил за ним тотальный контроль. Каждый свой выходной он приезжает к нему, следит за ним. И Юнги знает, что просто так он от него не отвяжется. На тумбочке телефон вновь начинает разрываться от будильника, но только посмотрев в экран он понял, что сейчас ему наступит хана, потому что все те будильники, которые он сбрасывал, на самом деле были звонками от Хосока. — Да, Хосок. — ответил, стараясь скрыть в своём голосе сонливость. — Ты опять пил? — тихо, но очень злобно. — Нет. Вчера не пил. — он приложил ладонь к лицу. — Врёшь. — очевидно сквозь зубы. — Ты обратно врёшь мне. — он замолчал ненадолго, а потом в трубке раздался хлопок двери. А это значит, что Хосок ушёл туда, где сможет спокойно поговорить с ним. — По голосу слышу, что пил! — проговорил громче. — Мин Юнги, ты мне два дня назад обещал, что прекратишь всё это. А до этого неделю назад обещал. — он тяжело вздохнул. — Ты чего, моё терпение проверяешь что ли, я не могу понять? Мне к тебе переехать что ли и контролировать тебя? Я могу. Мне не сложно. — Хотелось бы, но Тэхён будет против. — Тэхён не будет. Я ему всё расскажу, и он меня пинками к тебе отправит. — он немного помолчал, а потом злостно проговорил: — Так, не переводи тему! Тебе вообще не стыдно обещать и не выполнять обещанное? — Стыдно, Хосок. — прошептал, взяв с тумбочки пачку. — Очень стыдно… В первые за месяц утро начинается действительно хорошо. Но похоже, только у Намджуна. Он сидит на кресле, попивая кофе, который купил по дороге в студию и чуть ли не светится он радости и счастья. Сегодня, впервые за месяц у него с утра хорошее настроение и отличный настрой на работу. Он выспался, смог встать с первым будильником, не попал в пробку и приехал раньше всех остальных. Разве утро может начинаться лучше? Вряд ли. Дверь открывается и в студию входит Тэхён, который снова выглядит очень помятым и грустным. И от этого у Намджуна сразу пропадает улыбка с лица. — Тэхён. — зовёт, привлекая его внимание. — Ты чего? Случилось что-то? — Хосок мне изменяет! — проговорил Тэхён, упираясь руками в стол. От этой фразы Намджун расширяет глаза, и давится собственным кофе. — Чего? — откашливаясь спрашивает парень. — Я слышал его утренний разговор с кем-то. Он собирается к кому-то переехать. — он начал ходить из стороны в сторону, нервно прикусывая палец. — Он собирается что-то мне рассказать… и я боюсь, что он меня бросит, хён. — проговорил, хватаясь за волосы. — Успокойся. — проговорил парень, вытирая губы. — Он тебя любит и никуда он от тебя не уйдёт. — Намджун поднялся с места, привлекая тем самым чужое внимание. — Ты сейчас просто накручиваешь себя и всё. — Нет. — ответил младший. — Он стал каким-то странным. В свои выходные постоянно куда-то ездит, и ничего мне не говорит. — посмотрел на старшего. — Намджун, он точно что-то скрывает от меня. — приложил руку ко лбу. — Тэхён, ну это бред. Ты сам-то себя слышишь? — он схватил его за плечи, заставив заглянуть себе в глаза. — Успокойся. Если уж тебя так сильно это гложет, то просто поговори с ним. — немного улыбнулся. — Поверь мне, это помогает. — Тебе этот «разговор по душам» помог в Нью-Йорке, да? — Можно и так сказать…

/flashback/

Два дня до нового года. Два дня до самого главного праздника, которого ждёт абсолютно каждый человек на планете. И всё, вроде бы, хорошо. И снега много, и город украшен яркими огнями, везде стоят наряженные высокие ёлки, вокруг которых будут собираться тысячи американцев, чтобы праздновать новый год. Но, как поймать подходящее праздничное настроение, если на личном фронте всё плохо? Сокджина уже почти месяц гложут мысли о Намджуне, с которым он так и не поговорил. То занят, то у него в Сеуле ночь, то просыпает нужный будильник, то опаздывает и спешит куда-то. Но сегодня, он звонит ему уже в десятый раз, и он ни разу не ответил. Сначала его телефон был недоступен, а сейчас он просто не отвечает. И от этого Сокджина просто псих берёт. Его раздражает и вымораживает тот факт, что его парень так себя ведёт. Вдруг в дверь раздаётся тихий стук, который вырывает Сокджина из обеспокоенных мыслей. — Господин Ким. — раздаётся голос девушки, которую он нанял себе в помощницы. — Заходи. — достаточно громко сказал Сокджин. Дверь открылась и внутрь зашла миниатюрная девушка с длинными распущенными волосами. Ещё специфическая американско-корейская внешность была невероятно привлекательной. Если бы Сокджин не любил Намджуна, то он бы сто процентов бегал бы за ней. — К вам пришли, Господин. Он повернулся к ней, немного отходя от окна. — Кто? Девушка подошла к нему на пару шагов. — Мужчина. Азиат. Он не назвал своего имени. Но сказал, что вы его ждёте. Парень задумался, прикладывая ладонь к щеке. — Ну зови. — девушка кивнула и покинула номер, и как только она ушла, Сокджин сразу побежал в спальную, доставая из тумбочки пистолет, который совершенно недавно выкрал из своей бывшей комнаты в доме Чимина, пока все спали. Он быстро перезарядил его и прижался к стене, направляя дуло пистолета в сторону двери, прислушиваясь ко всем звукам в коридоре. И вскоре услышал, как в сторону его номера приближаются шаги. Но когда дверь открывается, он встречается с прекрасными карими глазами и широкой улыбкой. — Не думал, что любовь всей моей жизни когда-нибудь встретит меня с пистолетом в руках. — проговаривает Намджун, закрывая за собой дверь. У Сокджина сразу открывается рот от шока, потому что сейчас Намджун был последним человеком, которого он ожидал увидеть. Он откидывает пистолет в сторону и сразу же несётся к нему в объятия. — Мог хотя бы на один звонок ответить? — спросил, прижимаясь к нему как можно сильнее, и целуя в плечо. — Мог, но тогда бы не получилось сюрприза. — парень обнимает его в ответ, проводя ладонью по чужим шелковистым волосам. — Я так скучал по тебе всё это время. Места себе не находил. — он немного отстранился от него, заглядывая в чужие глаза. — Прости меня. — прижался к нему лбом. — Прости. Сокджин закинул руки к нему на шею, примыкая к чужим губам. Ему на самом деле всё равно, что было тогда, что он ему наговорил. Главное, что сейчас он рядом с ним…

/end flashback/

Намджун улыбнулся своим мыслям и воспоминаниям о том, как же хорошо и спокойно ему было там в Ньюарке. Ведь все новогодние праздники он провёл именно там и именно с Сокджином. Они налаживали свои отношения, праздновали, общались, гуляли и чего только не делали. Но те семь дней, к сожалению, прошли слишком быстро, но для Намджуна это была словно эмоциональная разгрузка. И для Сокджина, кстати, тоже. — А если я спрошу, и он скажет, что бросает меня? — спросил Тэхён, вырывая его из рая собственных размышлений. — Ну, значит, тебе хана. — проговорил, закатив глаза, и похлопав его по плечу… Звонок телефона застаёт Хосока немного не вовремя. Сегодня, после того, как он проводил Тэхёна на работу, он решил никуда не ехать, а посвятить денёк своему сну, ведь он уже месяц живёт по графику «семь ноль» потому что каждый день встаёт в семь утра. Неважно выходной у него или нет. И сегодня, зная, что Юнги должен приехать на работу, он решил просто поспать. Но видимо, судьба против этого решения. Он хватает телефон с тумбочки и ответив на звонок подкладывает его себе под ухо. — Да. — проговорил, зевая. Звучит усмешка, от которой у Хосока сразу распахиваются глаза и по коже бегут мурашки. — Я тебя разбудил? — раздаётся в трубке голос Чонгука. Старший сразу садиться, протирая глаза. — Привет, Чонгуки. — на его губах начинает мелькать улыбка. — Да я Тэхёна с утра на работу провожал, и похоже опять задремал. — Понятно. Я-то думал, что ты сегодня работаешь, вот и решил позвонить по раньше, чтобы потом тебя не отвлекать. — в его голосе мелькает улыбка. Хосок — это единственный человек, которого он хотел сейчас слышать, единственный человек, с которым он хотел сейчас поговорить. — Как ты там? — Да всё, вроде, как обычно. — он поднялся с кровати, и подошёл к окну. На самом деле, Хосоку сейчас не особо хочется разговаривать с Чонгуком. А почему? Потому что ему стыдно перед ним. Ему придётся рассказать про историю с Юнги. Придётся рассказать о том, что он начал пить и придётся признаться в том, что в прошлый раз он сказал ему о том, что с ним всё хорошо только потому не знал всей ужасающей картины реальности. — А у тебя? — Тоже, вроде, всё спокойно. — Чонгук сел на свою кровать устремляя взгляд в потолок. — И слава богу. — со вздохом проговорил старший. Для него эта фраза, как бальзам на душу. Эта просто самая прекрасная новость, которую Хосок может услышать из уст родного брата. Нет ничего лучше, чем узнать, что с ним всё хорошо, что там в Америке Чимин его не достаёт и не терроризирует. — Это точно. — шепчет Чонгук. На самом деле не всё так радостно, как он ему рассказывает. Чимин хоть и стал к нему снисходительнее, но всё равно, иногда проскальзывает и злость, и крики. — Как наши? — перевёл тему, чтобы пресечь дальнейшие расспросы. — Ой, не спрашивай. — облокотился на подоконник. — Работают, как проклятые. Из студии практически не вылезают. — он тяжело вздохнул. — Тэхён приходит домой позже меня и сразу спать. У него не хватает сил даже раздеться. — приложил ладонь ко рту, вновь зевая. — И со всеми так. Намджун рассказал, что он в прошлый раз спал в коридоре, просто потому что лень было ползти до кровати. Чонгук рассмеялся и этот смех словно зарядил Хосока. От него стало так легко на душе, будто Чонгук прямо сейчас сидит рядом с ним на кухне и точно так же смеётся. — Серьёзно? — Да. — У них всегда так было. Ещё с тех времён, когда они были трейней. — на его губах мелькнула ностальгическая улыбка, а в голове всплыли воспоминания того, как Чонгук встречал Юнги после работы и помогал ему идти до кровати, потому что у старшего не гнулись ноги. — Ну, что я тебе могу сказать, хён. Ты знал, на что ты подписываешься, вступая в отношения со звездой. В ответ на это Хосок улыбнулся. Да, он действительно знал, на что подписался, когда согласился быть парнем Тэхёна. Знал, потому что ещё десять лет назад прошёл всё это вместе с Чонгуком. — Это точно. Они ненадолго замолчали, погружаясь в свои мысли и воспоминания, но вдруг со стороны Чонгука звучит самый страшный для Хосока вопрос: — А как мой? С ним всё нормально? Со стороны Хосока звучит немного разочарованный вздох, от которого Чонгук сразу понимает, что с ним что-то не так. — Чонгук… — потом он замолкает на несколько секунд. — … я даже не знаю, как тебе сказать. — Хосок, не пугай меня. — просит парень. — Юнги начал пить. — пролепетал старший, прикрывая глаза, потому что он знает какая реакция сейчас будет у его брата. — Как оказалось он начал сразу после того, как ты уехал. С его стороны раздался тяжёлый и недовольный вздох. — Ты же в прошлый раз сказал мне, что с ним всё в порядке? — он проложил ладонь ко лбу. — На врал мне? — Я не знал, Чонгук. — в его голосе Чонгук услышал стыд. И это действительно так, ему действительно очень сильно стыдно. — Я только после новогодних каникул узнал, что всё вот так. — и его слова действительно казались Чонгуку правдой. — Он просил ничего тебе не говорить, но я уже не могу смотреть на то, как он спивается. — Хосок прильнул лбом к холодному оконному стеклу. — Я пытался с ним разговаривать, но он меня вообще не слушает и не слышит. — Я сам с ним поговорю — проговорил и сбросил… Ужин. Самый прекрасный момент вечера. Что может быть лучше, чем сесть за стол, рядом с любимым человеком после достаточно-таки тяжёлого рабочего дня? Что может быть лучше, чем просто поесть, ведь целый день бегаешь как собака, потому что накопленные дела дают о себе знать, и не успеваешь закинуть в себя даже крошечку? Вообще, что может быть лучше, чем оказаться дома? Да нет ничего лучше. Чимин смотрит на Чонгука, который сидит рядом с ним и замечает какую-то странность в нём. После очередного разговора с Хосоком его как будто подменили. В его глазах вновь эта непонятная грусть, вновь отчаяние, которого Чимин не замечал уже полтора месяца. Ведь ещё тогда они поговорили и всё решили, неужели обратно что-то случилось. Это довольно-таки странно, с учётом того, что Чимин пообещал измениться. И он уже хочет спросить, что с ним происходит, как вдруг замечает, что он нервно перебирает пальцы под столом, бегает глазами из стороны в сторону. И ему, сразу, как психологу становится понятно, что он хочет что-то у него спросить или о чём-то попросить. И от этого ему становится немного легче. Он решает не спрашивать ничего, потому что причина, по которой он так странно себя ведёт, становится ему ясна. Он собирается с мыслями, подбирает слова, которые помогут ему донести до Чимина смысл своей просьбы или вопроса. И, наконец-то он поднимает голову и посмотрев на него, начинает говорить. — Чимин. — его голос звучит неуверенно, и Чимина это начинает напрягать ещё сильнее. Он переводит на него взгляд и совершенно спокойно спрашивает. — Что? — Можно попросить тебя кое о чём? — Чимин замечает, что младший начинает теребить край белой футболки, которая была на нём. — О чём же? — Только, я прошу тебя, не отказывай сразу. Выслушай до конца. — после этой фразы Чимин напрягается ещё сильнее, по ему ничего не остаётся, кроме как кивнуть. — Чимин, позволь мне поговорить с Юнги. — проговаривает как можно быстрее, потому что прекрасно знает, что Чимин будет не в восторге слышать это. И он оказался прав. Чимин бросает ложку на край тарелки, устремляя на него злой взгляд. — Что? — Прошу, дай мне сказать… Чимин отворачивает голову в сторону. — Нет. И это не обсуждается. — ответил строго, переводя взгляд в тарелку. Он никогда не позволит ему связаться с ним. Никогда. Это было решено ещё тогда, когда они вылетали из Сеула. Чимин не даст ему возможность связаться с ним. Только через его труп. Только вот Чонгук не отступает и даже не собирается. Он резко поднимается с места, опускаясь на колени перед Чимином. — Чимин, я прошу тебя. Пожалуйста. Ему очень плохо и это… Старший поднимается на ноги. — Да даже если он будет умирать. Мне плевать! — на повышенном тоне, и Чонгук уже чувствует, что ещё немного и Чимин взорвётся. — Он уже умирает! — кричит Чонгук, поднимая на него глаза. — Он умирает из-за меня! — он опускает голову и прикладывает ладонь к груди, потому что сейчас именно в эту самую секунду он почувствовал, с какой скорость и силой колотится его сердце. Есть такое ощущение, будто оно сейчас просто пробьёт ему рёбра и выскочит из груди. — Неужели в тебе совсем нет жалость? — проговорил тихо. Но буквально секунда, и он поднимает голову и чуть ли не кричит: — Неужели у тебя совсем нет сердца?! И сразу после этих слов ему по щеке прилетает звонкая и сильная пощёчина, от которой Чонгук мгновенно летит на пол. Буквально мгновение Чимина резко бьёт током осознание того, что он наделал. Он опускается к нему на пол, пытается поднять его и прижать к себе, но Чонгук резко отталкивает его от себя и, поднимаясь на ноги, кричит не своим голосом: — Я ненавижу тебя, Пак Чимин!!! — он убегает из столовой, сильно захлопнув за собой дверь. Какие-то мгновения Чимин продолжает сидеть на полу, смотря на дверь, за которой Чонгук только что скрылся. Но потом его резко накрывает чувство вины. Он понимается на ноги и взмахом руки сносит всё со стола. Вилки, ложки, тарелки и стаканы. Всё летит на пол. Стекло почти сразу же бьётся, и металл звонко падает на плитку. Чимин опирается кулаками на стол, склоняя голову и что есть силы зажмуривая глаза. — Есть у меня сердце. — взглянул на дверь. — Только ты этого в упор не замечаешь… — Ты сегодня ужасно выглядишь. — проговаривает Тэхён, открывая окно настежь. Парням не нужно думать кому именно были адресованы эти слова. Тут всё прозрачно. Это сказано Мин Юнги, по которому сегодня словно катком проехали. Хотя, если так задуматься, то и в другие дни Юнги выглядит не особо, но сегодня с ним явно что-то не то. Юнги поворачивается в его сторону, смотря на него злым взглядом. — Всегда мечтал услышать это от тебя. — пробубнил, медленно приближаясь к нему. — Ты просто мастер делать комплименты. — опёрся локтями на подоконник. — Хосоку можно позавидовать. — Ты обратно сегодня ночь не спал? — раздаётся позади голос Намджуна. — Синяки под глазами. Вид помятый. — он встал рядом с Юнги, пытаясь взглянуть на его лицо. Но Юнги в ответ на это лишь мотает головой. — Спал. — вдохнул через нос холодный уличный воздух. — Но не так много, как хотелось бы. Намджун и Тэхён переглянулись между собой, прекрасно понимая к чему клонит старший. Он подумали, что Юнги вновь полночи писал стихи, которые сразу же выкидывал. Выдавливал из своей головы строчки, которые мгновенно стирал, зачёркивал. Подумали, что именно из-за своей больной тяги к работе, он лёг сегодня за пару часов до рассвета. И если б только они знали, как на самом деле далеки от истины. — Обратно писал всю ночь. — заключает Тэхён. — «Да. Писал. Водкой по печени писал предсмертную записку». — именно это прокрутилось в его голове, после фразы младшего. Из-за этой мысли он прикрывает глаза руками, потому что уровень стыда вновь зашкаливает. — Да так. Хуйню какую-то придумывал. Ничего нормально. — он тянется к пачке, которая лежала в углу. — Надоело писать и стирать одни и те же фразы. Намджун закатил глаза, а Тэхён просто тяжело вздохнул. С одной стороны, сейчас бы сказать ему что-нибудь или просто дать люлей, потому что так относится к себе нельзя, а с другой стороны, они прекрасно знают, что сейчас Юнги им ответит. «Я сам во всём разберусь», «Не начинайте новую нотацию», «Избавьте меня от вашей опеки» и так далее и тому подобное. Ничего нового не будет. Он в очередной раз укажет им на то, что он взрослый мальчик и поэтому прекрасно обойдётся без их рекомендаций. Юнги поджигает сигарету и поворачивается в сторону младших, подмечая про себя то, что ни первый, ни второй ни слова ему не сказали и это просто прекрасно, ведь чем меньше они говорят, тем меньше ему приходится врать. А если честно признаться, то Юнги уже настолько сильно заврался, что стыдно даже находиться рядом с ними, не говоря уже о том, чтобы смотреть каждому из них в глаза. — Может тебе следует отложить на попозже? — проговаривает Намджун, забирая пачку и зажигалку из чужих рук. — Отвлечься на что-то. Обычно это помогает. — Да. Съезди куда-нибудь. — поддерживает Тэхён. — Да хоть на тот обрыв. — и как только он проговаривает эту фразу в него въедается грозный взгляд Намджуна, который выражает в себе только один вопрос: «Вот кто тебя просил рот свой открыть, а?». И Тэхён сам уже даже пожалеть успел о том, что даже упомянул словосочетание «тот обрыв» Самый старший смотрит на него ещё более удивлёнными глазами. — «Да. Вот только туда-то мне и не хватает съездить». — он опускает глаза в пол, выдыхая белый дым в сторону. — «Если я туда попаду, то живым вы меня уже не увидите». — но им он преподнёс эту информацию в более мягкой форме. — Нет. Туда я точно не поеду. Нечего мне там делать. И двое младших еле заметно выдыхают. Слава богу, что Юнги прекрасно понимает, что там ему находиться не нужно. — Если хочешь, можешь ко мне приехать. Остаться у меня. — переводит на себя внимание Намджун. И это просто прекрасное предложение, ведь тогда им не нужно будет переживать за то, как там Юнги, что он делает и приедет ли он на работу. Он будет под присмотром. А это просто отлично. — Да и жить ты, в принципе, можешь со мной. Юнги ухмыльнулся. Хорошее предложение. И у Юнги есть соблазн согласиться, ведь тогда он сможет выбраться им этого порочного круга пьянства, в которой сам себя вогнал, перестанет чувствовать себя вечно врущей скотиной, но… — Нет, Намджуна. У меня есть свой дом. И пока я буду жить там. Идиот. Просто сказочный идиот. Он ведь не может жить там спокойно. Просто не может. По пять раз за ночь и за утро молит о том, чтобы в его жизнь хоть что-то изменилось в лучшую сторону. Молит, чтобы всё это закончилось, но как итог, когда ему дают этот шанс, когда ему протягивают руку помощи, Юнги вот так легко отказывает. Гениально. Ничего не скажешь. — Ну смотри. Если передумаешь, то дверь в мой дом для тебя открыта… Очень долгое время из комнаты Чонгука раздаются всхлипы, которые пронзают Чимина. Он хочет зайти к нему, попытаться успокоить его и вновь попросить прощения, но понимает, что сейчас это бесполезно, ведь Чонгук сейчас находится в таком состоянии, что даже сам себя слышать не в силах. Ничего уже не говоря про окружающих его людей. Целую ночь он не мог сомкнуть глаза, потому что до сих пор перед глазами то, как Чонгук смотрит на него, то, какой костёр злости отражался в его глазах. Слышит, все вопросы с его стороны, как он кричит о том, что ненавидит его. И Чимину понятна эта ненависть. Он тоже себя сейчас ненавидит. Настолько сильно, что кажется ещё чуть-чуть и он просто разорвёт себя на куски. Но его мысли прерывает будильник, который раздаётся с такой пугающей громкостью, что Чимина аж передёрнуло. Он смотрит на часы. Семь утра. Через час нужно быть на работе, а он ещё даже не переоделся после прошлого рабочего дня, ничего уже не говоря о том, что спать не ложился. Да и в принципе, желания наряжаться у него сегодня нет. Как и настроения ехать на работу, видеть чьи-то лица и слышать чьи-то голоса. Хотя сегодня тот самый день, когда он должен спешить на работу чуть ли не в припрыжку, ведь сегодня на работе должны запустить тот рецепт мефедрона, который он украл с конференции два месяца назад, но теперь всё это не имеет для него значение. Он хватает со спинки стула свой пиджак, записку, которую он написал несколько часов назад, свой телефон и выходит из комнаты. Он не торопится спуститься по лестнице и дать распоряжение о том, чтобы за ним приехал водитель. Он останавливается напротив двери в комнату Чонгука, хватаясь за ручку, позволяя себе зайти в комнату. Чонгук спал на своей кровати, свернувшись в маленький клубочек. И Чимин нервно выдыхает, потому что представить боится, что сейчас было бы, если бы Чонгук не спал. Он прошёл к нему в спальную, опускаясь на колени перед чужой постелью. На той щеке, по которой Чимин вчера ударил его осталось небольшое покраснение, которое, скорее всего, превратиться в синяк, и от этого осознания ненависть к самому себе внутри Чимина начинает возрастать в геометрической прогрессии. Именно поэтому он не позволяет себе сейчас даже пальцем его коснуться. Он оставляет на его тумбочке маленький листочек, на котором корявым почерком, на родном, корейском написано: «Чонгук, прости меня, пожалуйста. Я уехал на работу, вернусь поздно. Тому, кому хотел, можешь позвонить.» — и просто ушёл, как можно тише закрывая дверь… Прикуривая очередную сигарету, Тэхён никак не может собраться с мыслями для того, чтобы поговорить с Хосоком, потому что каждая мысль в эту сторону, заставляет вновь и вновь копошиться, и пытаться понять, что и где он сделал не так, начать искать причину того, почему Хосок хочет с ним расстаться, только вот ни одной причины в голову вообще не приходит. У них же всё хорошо. Нет ни ссор, ни каких-то разногласий. И тут такое. Ему хочется понять, почему Хосок задумался об этом, но боится, что если затронет эту тему, то Хосок расскажет всю правду и выгонит его из своей квартиры. И от этого его чуть ли не дрожь кидает. — Тэхён. — зовёт старший, садясь рядом с ним. — Что-то случилось? Ты сегодня с самого утра какой-то странный. — он положил свою ладонь на его руку. — Расскажи мне, что тебя так тревожит? Младший тушит наполовину истлевшую сигарету, складывая руки в замок. — Хосок. — но стоит ему произнести его имя, как в груди начинает дико стучать сердце. Ему настолько сейчас страшно заводить эту тему и проговаривать вслух те вопросы, которые уже не первую неделю крутится в его голове. — Ты скрываешь от меня что-то? — спросил, заглянув в чужие глаза, которые сразу расширились. — С чего ты взял? — Каждые свои выходные, после того, как отправляешь меня на работу ты куда-то ездишь, каждое утро кому-то звонишь. — он тяжело вздыхает, смыкая губы в тонкую полоску. — Я не слепой, Чон Хосок. Парень, сидящий напротив Тэхёна, немного усмехнулся. — Я знал, что рано или поздно ты это заметишь. — он прикрыл глаза. — Значит, пора перестать держать тебя в неведении. Тэхён сильнее сжимает чужую руку. — Ты собираешься бросить меня, да? — произносит Тэхён, боясь сейчас услышать совершенно равнодушное «да». Но вдруг Хосок резко поднимается на ноги, и обнимает его со спины. — Нет, конечно. С чего ты взял? — Хосок целует его в макушку. — Ты сегодня с утра, сказал кому-то о том, что переедешь к нему. — в ответ Хосок лишь рассмеялся. — Дурачок ты мой ревнивый. — проговорил, обнимая его крепче. — Никуда я от тебя не денусь. — он развернул его к себе. — Я тебе расскажу, куда, к кому и зачем, но ты мне пообещаешь, что никому об этом не расскажешь. Особенно Юнги, иначе он меня сожрёт. — Хорошо. Хосок немного улыбнулся, прижимаясь к кухонному гарнитуру. — Короче, Юнги у нас начал пить. Причём пить по страшному. — у Тэхёна расширились глаза. Сначала он не мог в это поверить, ведь каждое утро он выглядит, как обычно. Не выспавшись и очень помято. Это его обычное состояние, когда он приезжает на работу к восьми. — Вы этого не замечаете, но пьёт каждый день до синих соплей. И я пытаюсь хоть как-то заставить его себя в руки, но он меня не слышит и не слушает. Именно поэтому я, сегодня с утра, со злости, сказал ему о том, что перееду к нему и буду контролировать его. — А давно? — После того, как в последний раз ночевал у нас. — после этих фраз Тэхёна охватывает ещё больший шок, ведь он вообще не замечал за ним такого. Юнги не похож на человека, который каждый день напивается, как сказал Хосок «до синих соплей». — Да не может этого быть. Я бы заметил. — Он сам мне об этом сказал. Ему не зачем мне врать. Младший тяжело вздыхает, прикладывая ладонь ко лбу. — Я говорил, что ему нужно пожить с нами. — Я сегодня разговаривал с Чонгуком, рассказал ему всё. Он сказал мне, что сам с Юнги поговорит, и я уверен, после этого разговора Юнги завяжет со всем этим… Очередной вечер в компании с бутылкой. Что может быть лучше? Скорее всего ничего, если за последние пару месяцев ты стал настоящим алкоголиком. Хоть Юнги и понимает, что завтра ему вновь будет настолько плохо, что желание сдохнуть возрастёт чуть ли не в четыре раза, понимает, что завтра в очередной раз получит пизды от Хосока и новую мораль о том, что он не выполняет свои обещания, но ничего с собой сделать не может. Руки сами тянутся к бутылкам, ведь когда душа горит, а сердце разрывает в клочья, то лечат именно те вещи, которые туманят сознание, притупляют боль и усыпляют чувства. Но во всём этом есть один единственный минус. На утро всё это возвращается. И боль, и чувства, и разум. Хотя, это не столь важно. Главное, что лечит. Да, временно, но лечит. Уже почти два часа прошло с того момента, как Юнги вернулся с работы. И это является для него своеобразным сигналом для запуска программы самоуничтожения под кодовым названием «допиться до цирроза». И Юнги очень чётко следует этой программе самоуничтожения. За последние два часа он успел прикончить в одиночку четыре бутылки соджу. Только вот картинка перед глазами не плывёт, нет такого ощущения, будто голова стала тяжелее. Не хочется разговаривать с самим собой. И это странно, ведь обычно, после второй бутылки он начинает проклинать себя за слабость, после третьей говорит, что ненавидит себя, а после четвёртой начинает называть себя алкашом и пытаться принять себя таким. Но сегодня ничего такого нет. Рядом с ним начинает звонить телефон, и Юнги даже гадать не будет кто это. Это сто процентов Хосок, который сейчас будет вновь втирать ему о том, что приедет к нему завтра с утра и надаёт ему по башке. Но стоит ему взять телефон в руки, как его глаза мгновенно расширяются, а губы будто сами произносят вопрос: — Чонгук? Да, ему действительно звонил Чонгук, и Юнги, не теряя ни секунды, отвечает, потому что сильнее всего сейчас хочет услышать его голос. — Да, Чонгук? Чонгука мгновенно разрывает на части. Когда разговаривал с Хосоком он даже представить не мог, что за прошедшие два месяца голос человека мог измениться на столько сильно. Он даже представить боится, как поменялось его лицо, если голос изменился почти до неузнаваемости. — Привет, Юнги-хён. — голос этого человека за одно мгновение и лечит, и калечит Юнги. Даёт новый смысл жить и смысл просто сдохнуть. От этого голоса легче дышать, сердце перестаёт болеть, но буквально на пару секунд, потому что его начинает съедать печаль. — Ты как? — спросил тихо, ведь если голос будет чуть громче, то будет слышна грусть в его голосе, а это совершенно ни к чему. — Всё хорошо. — врёт и даже не краснеет. Как ему только не стыдно врать любимому человеку? Хотя, ответ на этот вопрос есть, и он очень прост. Чонгуку не нужно знать, что всё это время, Юнги просто на просто уничтожает себя. Он, что есть силы, прикусывает губу, на ощупь ища пачку сигарет, которая должна быть неподалёку. — А ты как? — Врёшь. — приговаривает с еле ощутимым напором. — Не смей мне врать, Мин Юнги. — у него сжимаются кулаки. — Хосок рассказал мне всё. Сказал, что ты спиваешься. Сказал, что его ты вообще не слушаешь и не слышишь. — он тяжело вздохнул, потому что сейчас проговаривать эти слова очень тяжело. — И сейчас ты мне говоришь, что у тебя всё хорошо? — Хосок — предатель. — прошипел Юнги, вытаскивая сигарету из пачки. — Юнги, он твой спаситель. — после этой фразы его голос стал намного строже. — Спаситель от меня. Твоё счастье, что меня нет рядом. Я бы сейчас тебе такой разнос устроил. На другой стороне раздался тихий, но очень раздосадованный смешок, от которого у Чонгука по коже побежали мурашки. — Счастье? — болезненно усмехнулся. — Нет, Чонгук. Это несчастье. Я словно в ад попал. — Чонгук сильно сцепляет зубы, зажмуривая глаза. Ему тяжелее всего слышать такие слова со стороны Юнги. Со стороны человека, который никогда в своей жизни не опускался до такого. — Я не могу находиться дома трезвым. Просто не могу. — он поджёг сигарету. — Я умру здесь, если не буду пить. — Юнги. Пожалуйста. — проговаривает почти шёпотом, ведь нервы уже не выдерживают. — Ради меня. Прекрати изводить себя. Очень тебя прошу. Парень сильно зажмуривает глаза. — Поговори со мной, Чонгук. Ни о чём меня не проси, давай просто поговорим? — Я люблю тебя. — шепчет, присаживаясь на край собственной кровати. — Это всё, что я могу тебе сказать. — у него учащается дыхание. — Я очень сильно тебя люблю. — Чонгук прикладывает ладонь к лицу, прикрывая глаза. — Я думал, что ты справляешься, что ты держишься и от этого мне было хоть немного легче. Представь каково мне сейчас? — его голос становится громче. — Я знаю, что ты страдаешь, но я не могу даже элементарно быть рядом. Я же знаю, что мои слова тебе не помогут, а сделают только хуже! — его голос начинает дрожать, и для старшего это является сигналом о том, что эти слова ранили его намного сильнее, чем Юна. Парень выдыхает белый дым, который волнами поднимается вверх. — Знаешь, у некоторых историй нет счастливого конца. Наша история яркое тому подтверждение. — он тяжело вздохнул, зажмуривая глаза. — Не звони мне больше, Чонгук. Не нужно лишний раз травмировать душу. — Юнги… Он вновь делает затяжку, сцепляя зубы. — Давай просто останемся друг у друга хорошим воспоминанием. — ему тяжело произносить это. Очень тяжело, потому что боль расцветающая внутри не сравнима только с пулевым ранением. — Всё равно наши пути… — он замолкает на секунду, потому что те слова, которые он сейчас произнесёт, просто уничтожат его. — …вряд ли когда-нибудь пересекутся. А если и да, то встретимся мы совсем чужими людьми. — Не говори так. — просит младший, еле сдерживаясь о того, чтобы просто разреветься, ведь эти слова бьют его сильнее, чем отбойным молотком по голове. — Попытайся забыть меня. — шепчет старший, сжимая кулаки. — А я попробую забыть тебя. — Нет. — отвечает Чонгук. — Даже не подумаю. Я не хочу забывать тебя. Юнги закидывает голову назад, сильно ударяясь головой о собственный кухонный гарнитур. — «Я тоже не хочу». — прокручивает в собственных мыслях, но вслух он этого уже никогда не скажет. — Нужно, Чонгук. — шепчет, пытаясь скрыть все свои эмоции в голосе, но он знает, что Чонгук услышит всё, что он так отчаянно попытается скрыть. — Нужно, иначе мы просто не сможем жить дальше. — он сдерживает всхлип. — Знаешь, почему я всегда говорил, что любви не существует? — он прикладывает ладонь ко рту, чтоб не издавать не нужных звуков. — Почему? — Я боялся. — шепчет старший, делая последнюю затяжку, затушил окурок в пепельнице, которая тоже стояла неподалёку. — Боялся полюбить кого-то настолько сильно, что не смогу жить без него. И мой страх стал моей реальностью. У Чонгука сердце пропускает удар. А точнее не один и не десять. Ему кажется, что его сердце вовсе остановилось и теперь уже никогда не застучит вновь. Он убирает телефон от собственного уха, хватая себя за волосы с такой силой, что кажется вот-вот вырвет их вместе с кожей. — Я полюбил тебя, хотя сам себе раз за разом клялся, что не влюблюсь. — Юнги прикусывает собственные губы. — И сейчас, мы с тобой страдаем только из-за моей ошибки. На той стороне звучит приглушённый всхлип, от которого у Юнги с новой силой начинает гореть всё внутри. — Ты снова плачешь. И это тоже из-за меня. — он тяжело вздыхает, устремляя слепые глаза в потолок. — Знаешь, если бы мне дали шанс всё поменять, я бы не поехал в тот день на обрыв… И для Чонгука это финиш. Боль, которая прям сейчас разорвала его сердце, на огромный шматки, уже не сможет пройти. — Ты жалеешь? — чуть ли, не задыхаясь от собственных слёз спрашивает парень. — Жалеешь о том, что мы встретились? Юнги нужно сказать «да». Нужно сказать, чтобы Чонгук смог возненавидеть его после этой фразы. Чтобы они смогли друг друга отпустить Юнги должен произнести то, чего не хочет. Он хватается за собственные волосы на секунду убирая телефон от уха и тихо прошептал: — Прости меня, Чонгук. — сквозь слёзы, с усмешкой дикой боли, которая прожигает внутри него всё. Он возвращает телефон к уху. — Да. Жалею. — парень с трудом верит, что озвучивает эти слова. Тем более, после всего того, что между ними было. После тех пяти дней счастья рядом с ним он говорит о том, что жалеет о их встрече. — Если бы у меня выпал шанс всё изменить, я бы не позволил себе влюбиться в тебя. — и Юнги сам за собой не замечает, как в параллель с этими словами с его губ срывается достаточно громкий всхлип. И Чонгук его прекрасно услышал. И только после этого начинает понимать, почему Юнги говорит об этом. На самом деле Юнги не о чём не жалеет. Может он даже рад, что всё это произошло, но сейчас он врёт по той же причине, что и Чонгук когда-то. И ему бы тоже сказать о том, что он жалеет. Ему бы тоже сказать о том, что он бы просто не позволил бы себе влюбиться в него, если бы появился шанс всё изменить, только вот губы произносят совершенно не те слова. — А я не жалею. — чуть ли не шёпотом. — Я не могу пожалеть о лучшем, что было в моей жизни. А Юнги лишь до боли сцепляет зубы, прижимая колени к груди, чувствуя, как внутри всё раздирает он невероятно сильной боли. — А ты не мог соврать? — достаточно громко и строго. — У тебя же так убедительно получалось врать о том, что ты не любишь меня, так почему не соврал сейчас, когда это так нужно! Почему, Чонгук? — Хватит с меня лжи. — тихо, но твёрдо. — Я не хочу снова тебе врать. — он слышит очередную болезненную усмешку с его стороны и чувствует, как внутри него что-то ломается. И это точно не кости. — Запомни раз и навсегда, Мин Юнги. Я люблю тебя. Я не собираюсь тебя забывать. И если я вновь узнаю, что ты пьёшь, то я убью тебя. — сразу после этого он сбрасывает. В квартире мгновенно раздаётся очень сильный звон разбивающегося стекла вперемешку с чужим воплем… В квартире, которая уже достаточно давно погрузилась в тишину из-за того, что Тэхён лёг спать, звучит телефонный звонок, который заставляет Хосока подорваться и бегом побежать на кухню. Звонок, который так неожиданно прозвучал, был именно от того человека, от которого Хосок больше всего этого ждал. От Юнги. Это он звонит ему посередь ночи. И Хосоку не трудно догадаться почему. — Да, хён? — ответил парень, садясь за стул, потому что понимал, что разговор будет очень долгим и очень тяжёлым. — Выйди на улицу. — и голос, которым он говорил, подтвердил все его догадки. Чонгук сто процентов звонил ему и теперь Юнги приехал к нему, что начать новый скандал, и Хосок к нему готов. Он готовился, начиная с восьми утра, потому что знал, что Юнги будет явно будет не в восторге от разговора с младшим. Хосок сбрасывает и начинает быстро собираться на улицу, ведь заставлять Юнги ждать, особенно тогда, когда он такой злой, это равносильно танцу на мушке. Он натягивает на себя первые попавшиеся под руки штаны, куртку, кроссовки и выбегает из квартиры, спускаясь по лестнице настолько быстро, насколько это вообще возможно. Ему не терпится узнать, что такого наговорил ему Чонгук, от чего Юнги сейчас стоит около его подъезда просто вне себя от бешенства. Как только он вышел из подъезда, сразу встретился с невероятно злым взглядом Юнги. В его глазах костёр. А в этом костре тлеет тело Хосока. Вот, что он сейчас готов с ним сделать. Он готов его убить, и если Хосок даст такую возможность, то Юнги его убьёт. — Что случилось, хён? Ты чего так поздно? — спрашивает младший, строя из себя дурочка. — А то ты не знаешь? — сквозь зубы проговаривает старший, затушив сигарету о бортик лавочки, и что-то Хосоку подсказывает, что это уже далеко не первая сигарета, которую он выкурил здесь. Юнги поднимается с лавочки, на которой сидел до этого и подходит к Хосоку. — Ты ведь ему сказал. — он прижал его к двери в подъезд. — Кроме тебя никто не знает. — Да. — совершенно спокойно ответил младший, заглядывая в чужие глаза. — Я ему сказал. — Нахрена? — достаточно громко спросил, ударив ладонью по двери. — Нахрена ты ему сказал, что я бухаю? Кто тебя просил?! Хосок немного оттолкнул его от себя. — Послушай меня внимательно. — он медленно пошёл на него, заставляя Юнги немного попятится назад. — Во-первых, я сразу тебе сказал, что не буду прикрывать тебя перед ним. Говорил я такое? — но ответа он не дождался. — Говорил. Во-вторых, ты меня не слушаешь, обещания свои не выполняешь, с какого хуя я должен выполнять то, что говорил? — подошёл к нему ещё ближе. — В-третьих, хён, это уже не нормально. — А, по-твоему, то, что происходит в нашей с ним жизни, это нормально? — Но он, в отличие от тебя, не пьёт. Хотя совершенно спокойно мог закрыться в какой-нибудь комнате и бухать. Но он этого не делает. И ты не должен. — он ткнул пальцем в чужое плечо. — Держи себя в руках. — Схватил его за плечи. — Вместо того, чтобы бухать сидеть, мог бы заняться работой. Новый альбом начать писать или что-нибудь такое. Вернуть свою жизнь в нормальное русло. — он попытался поймать на себе его взгляд, но бесполезно. Юнги стоял, просто опустив глаза в землю. — Запомни, Мин Юнги, сидя дома, с бутылкой в руках, ты жизнь свою не поменяешь. — он отпустил его, отходя немного в сторону, прекрасно понимая, что сейчас он вновь просто так распинается перед ним. Юнги же его не послушает. У него в одно ухо влетело, а из другого уже со свистом вылетела. — Если такое будет продолжаться, я ещё раз ему позвоню, чтобы он снова вправлял тебе мозги. Чтобы тебе было стыдно перед ним так же, как и сегодня. Парень сел на лавочку, хватаясь за голову. — Я ненавижу тебя, Чон Хосок. — заглянул ему в глаза. — Ненавижу за то, что постоянно пытаешься вытащить меня из любого дерьма. — Взаимно, хён. Я тоже ненавижу тебя. За то, не слушаешь, когда тебе говоришь, что-то нужное… Чонгук сидел в своей собственной комнате, прижав колени к груди, уткнувшись в них лбом. Он никак не может отойти от разговора с Юнги. Никак не может выкинуть из головы его слова, которые оставили неизгладимый отпечаток на его сердце. Мысли о каждом скрытом смысле в его словах поедают его мозг и уничтожают разум. Вдруг с сильным грохотом открывается входная дверь в дом, и раздаётся очень громкий зов. — Чон Чонгук!!! — и этот голос Чонгук узнает из тысячи. Это голос того человека, которому он звонил вчера, находясь в полнейшем отчаянии. Голос того человека, которым может его спасти и вытащить из любой проблемы. Ким Сокджин. Он поднимается с постели и открывает дверь из своей комнаты. И точно. В холле стоит Сокджин, которого вообще не должно было здесь быть. — Здравствуйте, Господин Ким. — раздаётся голос Джессики, которая вышла из своего офиса и поклонилась перед ним. — Давно мы с вами не виделись. — Здравствуй, Джес. Да уж. Давно — он улыбнулся ей, а потом перевёл взгляд на Чонгука. — Собирайся давай. Я тебя забираю, как ты и просил. — Что? — Чонгук спускается к нему по лестнице. — Я… я не могу. Чимин… — Таможня дала добро. — с ещё более широкой улыбкой проговаривает старший…

/flashback/

Чимин зашёл к себе в кабинет, сразу прислонясь спиной к двери и уставши прикрывая глаза. Тяжело ходить, подписывать какие-то бумажки и совершать какие-то умственные размышления, если ты не спал целую ночь. А ещё тяжелее, если все мысли заняты не работой, а любимым человеком. — Хочешь сказать, что ты прям устал. — совершенно неожиданно раздаётся чужой голос, и Чимин прекрасно помнит обладателя этого голоса. Он резко открывает глаза, и видит в своём кресле Ким Сокджина, который сидит с дьявольской улыбкой на губах. — Подписал пару важных документов и уже устал, да? Усталость сразу пропадает с лица Чимина, вместо неё появляется ненависть и злость. — Ты как посмел сюда явиться? — сквозь зубы спрашивает Чимин, приближаясь к нему на пару шагов. — Я имею права здесь находиться, потому что по документам я всё ещё такой же владелец, как и ты. — он поднялся с кресла, и обошёл стол, приближаясь к Чимину. — Я приехал сообщить тебе о том, что я забираю Чонгука. — и сразу послей этой фразы. В сторону Сокджина летит кулак Чимина, но парень успевает увернуться, нанося удар в живот, от чего Чимин сразу сложился пополам. — Ещё раз повторяю. Я забираю у тебя Чонгука. Чимин вновь собирался накинуть на него, но Сокджин повторил свой удар. — Никуда ты его не заберёшь. — сквозь зубы проговаривает Чимин. — Это не моё желание, Чимин. — проговорил старший, немного отдаляясь от младшего брата, который сидел на полу, державшись за живот. — Он сам вчера позвонил мне и попросил забрать его. — повернулся к нему. — Сказал, что не может больше находится с той на одной территории. И я, дабы спасти его от тебя, вынужден забрать его. Чимин поднялся на ноги. — Я тебе этого не позволю, Ким Сокджин. Ты не заберёшь у меня моего мужа! — Мужа? — Сокджин рассмеялся. — Ну, да, да, да. Конечно. А я у тебя даже спрашивать не буду. — вновь подошёл к нему — Каждый раз, когда он будет мне звонить и говорить, что ты вновь поднял на него руку, я буду забирать его у тебя на три дня. А если ты будешь попробуешь хоть как-то коснуться парней в Сеуле, я заберу его у тебя навсегда. — Я убью тебя! — прошипел младший, хватая старшего за рубашку, потому что прекрасно понимает, что у Сокджина сейчас сил больше и это его убьёт. Тем более сражение двух одинаковых по силе соперников бессмысленно. Они либо убьют друг друга, либо объединятся друг с другом. — Чимин, давай будем реалистами, ты не можешь себя контролировать. — попытался отцепить чужую руку, но не смог. — А теперь у тебя есть уникальная возможность научится. В следующий раз, перед тем, как поднять руку в его сторону, ты будешь думать головой, а не телом. — отшвыривает чужую руку от себя. — Теперь у тебя есть три дня, чтобы переварить всё то, что я сказал. — проговорил, хватая свою куртку, которая висела на кресле. — До встречи в пятницу…

/end flashback/

— Да ладно? — не веря спрашивает Чонгук, хватаясь за чужое плечо. — Серьёзно? — Да, Чонгук. — посмотрел на него. — Но я бы посоветовал тебе отложить радость на потом, а сейчас бегом идти собираться, потому что, мне кажется, Чимин не сможет долго сидеть на работе, после такого унижения. — И куда ты меня повезёшь? — А куда ты хочешь? — старший повернулся в его сторону, немного улыбнувшись. — Любой штат и любой город. Кроме, разумеется, Нью-Йорка. Иначе Чимин слишком быстро найдёт нас здесь. — он медленно, оценивающе осматривал каждый уголок дома, в котором раньше жил, отмечая про себя тот факт, что здесь практически ничего не поменялось. — Сам знаешь, у него здесь по всюду глаза и уши. Чонгук задумался на пару секунд. Есть много штатов в Америке, которые бы он хотел посетить, только вот просить об этом Сокджина как-то не особо хочется, ведь этот человек и так слишком много для него сделал. — Прям любой? — Абсолютно любой. Аляска, Техас, Гавайи. Любой. — Тогда… — он немного задумался, но почти сразу выбрал штат, куда бы он сейчас хотел, но и который находился не очень далеко от Нью-Йорка. — Поехали в Пенсильванию? Сокджин улыбнулся. — Хорошо… Время два утра, а Хосок только-только возвращается домой. Почти три часа он сидел вместе с Юнги в его машине во дворе и разговаривал с ним о Чонгуке. И не только собственно о нём. Им много всего нужно было обсудить, и лучшего времени они не нашли, кроме как здесь и сейчас. Он заходит в собственную квартиру и прижимается спиной к двери, закрыв дверь на замок, закидывая голову назад, и прикрывая глаза. Этот разговор выжал из него все соки, ни оставив ни капли сил. Он в очередной раз смотрел на разбитого друга, вновь смотрел на то, как в его глазах отражается пламя, в котором он горит. Вновь видел, как он пожирается себя. Как убивает себя тоской. Хосок прекрасно понимал, что если не поговорить с ним по душам, то Юнги просто не протянет до утра. Он вздёрнется, потому что именно сейчас он очень близок к тому, чтобы сломаться без возможности на восстановление. А этого допустить никак нельзя…

/flashback/

В машине повисает омерзительная тишина, которая давит и на Юнги и на Хосока. Они просто сидят, просто молчат, просто смотрят на улицу через лобовое стекло. И всё вроде бы нормально, но так сидеть просто не выносимо. А почему? Да потому что они понимают, что впереди их ждёт далеко не самый приятный разговор по душам. Понимают, что столько дерьма сейчас выплеснут друг на друга, что потом ещё долго не смогут от него отмыться. И Хосок наконец-то прерывает это отвратительное молчание. — Ты снова сегодня пил? — спрашивает, но не так как обычно. Если Хосок и начинает что-то подозревать, то на его лице сразу меняются эмоции. Он начинает злится, начинает бесится, ругаться, но сейчас он спрашивает об этом предельно спокойно, без злости и криков. Смотрит на него не строгим, прожигающим взглядом, а с какой-то непонятной тоской. — Я по запаху чувствую. И Юнги ничего не останется, кроме как кинуть, потому что, если заплывшие глаза и опухшее и помятое лицо можно ещё хоть как-то оправдать, но запах алкоголя прикрывать бесполезно. Да и тем более, сейчас он не хочет врать ему. Хватит уже. Юнги настолько заврался, что уже сам с трудом может разобрать где ложь, а где правда. И это мерзопакостное чувство его ни капли не устраивает. — Сколько сегодня? — снова мягко. Без какой-либо строгости. — Только давай правду. Старший отвернул голову в сторону окна. Ему стыдно. До безумия стыдно перед Хосоком. Он ведь обещал, что бросит. И не один раз обещал. Только вот не выполняет он свои обещания. — Четыре. Парень смотрит на него удивлёнными глазами. Четыре бутылки. И этот дурак ещё и за руль сесть догадался? Гений. По-другому не скажешь. — Тебе не кажется, что эти четыре бутылки были… лишними? — Это последний год был лишним. — строго и холодно. — А бутылки самое то, чтобы помочь спастись от самого себя. — Юнги… — Ничего мне не говори, Хосок. — как отрезал. — Я знаю, что я конченый алкаш. Знаю, что стремительно падаю в твоих глазах, но я ничего не могу с этим сделать. — снова оправдания. Юнги уже сам от них устал. Устал постоянно придумывать оправдания своей слабости. — Мне это было нужно, потому что только тогда, когда я нажрусь в хлам, мне становится легче. — приложил ладонь к лицу. Что за бред? Легче становится? Да нихрена это не так! Сколько раз в пьяном состоянии он ловил себя на мысли о том, что ему невыносимо плохо здесь? Сколько раз он хотел вывалиться из окна девятнадцатого этажа. Он не понимает, как смог себя остановить, ведь обычно те, кто пьют, существа не управляемые, но всё же как-то получилось. — А теперь ещё и Чонгук мне позвонил. — раздосадовано улыбнулся. — Только вроде смирился и с тем, что не увижу и не услышу его. — усмехнулся, чуть прикусывая губу. — Теперь, чтобы не услышать его вновь, мне придётся бросить. — он сложил руки на руле, вновь устремляя взгляд на улицу за лобовым стеклом. Младший положил руку ему на плечо, с сожалением смотря на его лицо, которое за эти месяцы изменилось до неузнаваемости. Его молчание перестало быть подобно крику. Теперь оно похоже на вопль, на истерику. На что угодно, но не на крик. — Может тебе пока не возвращаться домой? — аккуратно спрашивает младший. Он понимает, какую реакцию может вызвать эта фраза, потому что, если бы ему такое сказали, он бы точно не стал молчать. — Если уж у меня ты оставаться не хочешь, я не могу тебя заставить. Пожил бы у Намджуна. Или, например, в квартире Тэхёна. Она всё равно сейчас пустует. — Нет. Я не хочу сидеть на чужой шее. — он развернулся к нему лицом. — Я просто хочу, чтобы всё закончилось. Хочу, чтобы всё было как раньше. — он приложил ладонь к глазам. — Нет ничего хуже, чем знать то, что тебе не нужно…

/end flashback/

Он стащил с себя все вещи в которых ходил на улицу, и медленно прошёл на кухню, хватая в руку пачку тэхёновских сигарет. Нет. Он не собирается курить. Хосок никогда не изменит своего мнения о том, что сигареты всего лишь ещё один способ убить себя. Он просто хочет сейчас почувствовать тот запах, который оставляют после себя сигареты. Его этот запах успокаивает. Хоть он и возмущается, говоря, что дым вредит ещё сильнее, чем сами смолы, которые оседают на лёгких у тех людей, которые курят, но сейчас ему на это плевать. Вытащив сигарету, он поджигает её и просто кладёт в пепельницу, наблюдая за тем, как медленно и красиво она тлеет, как её съедает огонь. Вверх поднимается столб грязного дыма, который сразу разносит по небольшой кухне приятный, но отвратительный запах. И от него у Хосока на душе появляется какое-то непонятное спокойствие. Ему значительно легче. Он прикрывает глаза, как можно глубже вдыхая этот запах, наполняя им свои лёгкие. Мгновенно появляется ощущение, что сейчас рядом с ним сидит Тэхён, что сейчас он возьмёт его за руку, а потом потащит за собой спать. И только от этой иллюзии ему становится проще переварить всё то, что сказал ему Юнги. Проще отпустить эту ситуацию и перестать ощущать себя виновником всех существующих и несуществующих проблем. Ему хватает двух минут. Хватает всего лишь наполовину истлевшей сигареты, чтобы расслабиться. Именно поэтому он аккуратно тушит её, и покидает пределы кухни, как можно тише пробираясь в спальную. Там идеальная тишина. Слышно только то, как тихо посапывает Тэхён, который так сладко спит, что аж зависть берёт. Он ложится рядом с ним, смотря на его лицо, имея просто огромное желание к нему прикоснуться. И это желание растёт у него чуть ли не на дрожжах. И ему не удаётся воздержаться. Он проводит пальцами по его щеке, боясь, что разбудит его. Но нет. Тэхён сейчас спит слишком крепко, чтобы просыпаться от единственного касания. Но вместо того, чтобы проснуться, Тэхён просто берёт и прижимает его к себе. И для Хосока это знак. Знак того, что именно сейчас именно в это мгновение нужно отпустить все свои проблемы и посвятить себя сну… Дверь в дом открывается намного резче, чем обычно. Слышится шум одежды, а потом появляется тот человек, встречи с которым Джессика боялась намного сильнее, чем огня. Ей действительно страшно от того, что Чимин сейчас ей скажет, но ей ничего не остаётся делать. Кроме как просто выйти на собственную казнь. Она смотрит на него и поверить не может, что всего за пару часов отсутствия человек может измениться настолько сильно, что его и человеком то назвать тяжело. Чимин выглядит так, будто его танком переехало. Причём не одним. Его чёрные волосы взъерошены, словно он пытался их выдернуть, лицо такое же белое, как и рубашка на нём. Помятый, не выспавшийся, злой. И девушка понимает, что сейчас ей точно придёт конец, потому что когда Чимин такой, то беги те все как можно быстрее и дальше. — Господин Пак. — тихо проговаривает девушка, боязливо приближаясь к нему. — Вон. — сквозь зубы, даже не взглянув на неё. Она замирает, смотря на него испуганным взглядом, который отражает в себе всё, и непонимание, и страх, и немую просьбу. Только вот Чимин этого не видит. А если бы и увидел, то ему всё равно. — Вон пошла. Ты уволена. Для Джессики эти слова подобны смертному приговору, ведь она прекрасно знает, что Чимине сейчас уволит её по волчьему билету, и на этом её жизнь просто закончится. — Господин… — Ещё раз повторить? — его голос становится ещё злее, от чего девушку пробирает дрожь. — Ты. Уволена. Убирайся. Отсюда. — чётко отчеканив каждое слово, он проходит мимо неё в свою комнату. — У тебя пятнадцать минут. Отчисти помещение. — после этих слов раздался хлопок двери в его комнату, а это значит то, что Чимин своего решении уже не изменит. Именно поэтому девушка вздыхает со всхлипом, возвращаясь в своё уже бывшее рабочее место, быстро собирая свои вещи, документы, и покидая этот дом. Но как только он выходит за пределы его двора, она резко вспоминает о том, что, когда домой приезжал Ким Сокджин, он дал ей свою визитку, и сказал, что, если будут какие-то проблемы, чтобы она непременно звонила ему. В тот момент девушка решила, что позвонит на «номер спасения» только в самом крайнем случае. Такое развитие событий действительно можно назвать крайним случаем. — Да, Джес? — отвечает Ким Сокджин буквально сразу же. Он ждал этого звонка, и знал, что она обязательно позвонит ему. Ведь он прекрасно знает Чимина, прекрасно знает его методы борьбы с проблемами. — Господин Ким, простите, что беспокою. — её голос дрожит, потому что ей сейчас максимально не ловко. Она редко обращалась к нему на прямую, поэтому хоть она и знала, что Сокджин намного мягче и спокойнее своего брата, но всё равно переживала, что сейчас он просто пошлёт её и скажет, что это не его проблемы. — Вы сказали, что я могу позвонить вам, если что-то случится… — Чего он сделал? — Он меня уволил. В ответ на это Сокджин рассмеялся. — Ничего нового. — пробормотал парень. — Значит так, Джессика Браун. Теперь ты будешь работать на меня. — проговаривает совершенно спокойно, ведь сейчас именно в эту секунду Сокджин сорвал куш. Чимин совершил свою самую главную ошибку, уволив такого работника, как Джес, ведь, на его памяти, никто не справлялся со своими обязанностями лучше, чем она. — Сейчас ты успокаиваешься и идёшь домой, собираешь вещи и едешь в свой родной город. Адрес я тебе сейчас скину… Открыв дверь в студию Намджун сталкивается с такой картиной: на полу снова валяются какие-то бумажки, какие-то просто смятые, а какие-то разорваны на самые-самые мелкие кусочки. Пепел и сигаретные окурки тоже перемешены с листами. А тот, кто всё это порвал и раскидал, спит, сложив руки на крышке старого пианино. — Картина маслом, ёб твою мать. — шепчет парень, закрывая за собой дверь, чтобы никто из посторонних не увидел всего того, что здесь творилось. — Мин Юнги!!! — строго и очень громко зовёт младший. Юнги мгновенно вскакивает на ноги потерянно осматривая всё вокруг себя. Но для того, чтобы понять кто перед ним стоит ему понадобилось чуть больше времени, чем на то, чтобы понять где он находится. — Чего разорался, Ким Намджун? — спросил, вновь садясь на стул стоящий рядом с пианино, и укладывая на него голову. — Поспать мне не даёшь. — У тебя рабочий день, а не сонный выходной. — сказал, приближаясь к нему. Старший протянул руку, и взял телефон который лежал неподалёку. — Мой рабочий день начнётся через полчаса. Поэтому нахуй иди и дай мне поспать. — отложил телефон в сторону, вновь закрывая глаза. — Нет. Не полчаса, а двадцать минут. Тебя ещё растормошить нужно. — Когда я подписывал договор, ключевым пунктом было то, что я не должен опаздывать и приезжать к восьми утра. Не важно в каком состоянии, я просто не должен был опаздывать. — пробурчал, зевая чуть ли не через каждое слово. — А теперь будь добр, заткнись, и дай мне поспать мои законные полчаса. Намджун закатил глаза, и пройдя мимо него сел в кресло, которое находилось недалеко от пианино. Он понимал, что вместо очередного скандала сейчас лучше просто дать ему поспать, потому что неизвестно во сколько он лёг, и сколько они сегодня здесь проведут. Лучше просто дать ему то, что он требует, потому что ему и Тэхёну ещё полдня с ним в одной студии сидеть и Намджуну не нужен здесь Юнги, который ходит и орёт, как бешенная истеричка. — Тогда ложись по нормальному, на диван. — предложил младший, только вот Юнги его проигнорировал. Наверное, потому что уже вырубился снова. Но вместо того, чтобы сидеть и заниматься какими-либо делами, Намджун закидывает голову назад и тоже закрывает глаза по примеру старшего, потому что сам нихрена не выспался. Потому что полночи сегодня просто лежал и смотрел в потолок. Он уснул только под утро, где-то часа в три, и, разумеется, в шесть утра, когда нужно было вставать и собираться на работу, он был абсолютно не выспавшимся и злым. Дверь открывается ещё раз и в студию влетает Тэхён. Настрой на работу у него сегодня тоже отсутствует. Это было заметно по его лицу. Он хотел уже было что-то сказать, но Намджун вовремя его остановил, приложив палец к губам, указывая на спящего Юнги. — Спит что ли? — шёпотом спросил младший, на носочках приближаясь к старшему. Намджун кивнул, вновь откидываясь на спинку кресла. — Обратно, наверное, полночи сидел здесь, а к утру уснул. — посмотрел на него. — Впервые что ли? — Ну да. Ты прав. — он сел рядом с ним. — Ну что, тогда по стандартной схеме? — Хуйню спросил. — он поднялся на ноги, и подошёл к дивану, забирая оттуда плед. — Выруби у Юнги-хёна будильник. — Тэхён максимально тихо подошёл к пианино, и взяв чужой телефон выключил будильник на 07:59. — Юнги — гений. В который раз уже в этом убеждаюсь. — вернул телефон на место, вновь садясь в своё кресло. — Приехал сюда часа в три утра, завалился спать, а потом в восемь встаёт. Не нужно вставать ни свет, ни зоря, не нужно стоять в пробках по два часа. Намджун развернул плед, укрывая им себя и младшего. — Ну да. Он гений. — он прикрыл глаза. — Всё, давай спать… Сильный стук в дверь мгновенно заставляет трёх парней вскочить на ноги, и резко осознать, что сейчас им придёт хана. — Мин Юнги, Ким Намджун и Ким Тэхён!!! Открывайте немедленно. — слышится голос директора, который по всей видимости стучит к ним уже не в первый раз. Юнги злостно посмотрел на донсентов, которые сонными глазами смотрели на него в надежде на спасение. Он прекрасно понимает, что младшие снова вырубили у него будильник, и вместе с ним завалились спать. — Наушники надели быстро. — как можно тише прошептал старший, кивнув на три предмета, которые лежали в полке. Парни кивнули и быстро, на как можно тише помчались к шкафу, в котором лежали большие наушники. — Садитесь и слушайте что-нибудь. Играем дураков. — он быстром шагом подходит к двери, и отперев замок, выглядывает в коридор. — Здравствуйте, директор Бан. — проговорил, поклонившись перед собственным директором. — Что-то случилось? — Обратно спите на рабочем месте? — максимально строго, проходя в кабинет рэперов. — Нет-нет. Что вы? — пропустил его внутрь, повернувшись к парням, которые идеально делали вид, что они слишком заняты прослушиванием композиций и чтением раскиданных бумаг. — Просто в наушниках не было слышно, что кто-то стучится. Взгляд директора почти сразу смягчился. — А дверь почему заперли? — А мы всегда запираем. Чтобы никто не отвлекал. — отмазывается Юнги. Мужчина пробегает взглядом по всему кабинету. — Что у вас здесь происходит? — он поднимает с пола один из листков, но потом нагибается повторно, потому что под бумагой заметил сигаретный окурок. — Мин Юнги, ты опять куришь в кабинете? — Директор Бан, вы же знаете, что ни я один имею такую привычку. — разводя руками. — Все мы тут… — он посмотрел на парней с еле заметной улыбкой. — А окурки валяются, потому что Ким Тэхён уронил пепельницу. — Так. Ещё хоть раз я узнаю, или увижу, или найду, — бросил на пол. — Я лично буду отнимать у вас сигареты на входе. — повернулся к нему, уставив руки в боки. — К концу рабочего дня всё здесь должно быть вылизано. Лично приду проверю. — Хорошо, директор. — А теперь пошли ко мне в кабинет. Мне нужно поговорить с тобой пока твои, — посмотрел на Намджуна и Тэхёна, которые вообще не обращали на них внимания. — коллеги находятся в творческом забытьи… Ночь. Самое важное, но в то же время невероятно бесполезное время суток. Столько часов, которые можно провести в работе пролетают в пустую. Но, к счастью, или, к сожалению, не все люди тратят по семь- восемь часов на сон. Сокджин стоит напротив окна, внимательно всматриваться в вид, который расстилается у него под ногами. Наконец-то хоть что-то поменялось, ведь если признаться по вид на Ньюарк ему уже начинает надоедать. Раздаётся тихий стук, который оповещает о том, что сейчас в номер кто-то зайдёт. И он прекрасно знает, что этим человеком является Джессика Браун, которая только недавно приехала сюда. Дверь открывается, и девушка входит в номер. — Господин Ким. — прозвучало немного не уверенно. Он поворачивается к ней. — Проходи. — подошёл к столу, на котором стоял небольшой графин с водой. — Как добралась? Сильно устала? — плеснул на дно стакана. — Всё хорошо, господин. Спасибо. — девушка робко подошла к нему. Парень немного улыбнулся. — Хорошо. Очень хорошо. — развернулся к ней. — Заходила к Чонгуку? — Да. Он спит. — Прекрасно. — эта новость действительно просто прекрасна, ведь дорога до Филадельфии и до отеля, в котором они остановились была очень тяжёлой. Чонгук был просто вымотан. На нём не было лица в тот момент, когда он вышел из машины. Казалось ещё немного, и он просто рухнет. Новая ссора с Чимином, разговор с Юнги. Всё это несёт отпечатки на общем состоянии. И кому, как ни Сокджину об этом знать. — Может вам что-нибудь нужно? — она подошла к нему на секунду выглядывая в окно. — Нет. — вновь повернулся к ней. — Ты можешь идти. Джес поклонилась перед ним и быстро зашагала к выходу из номера, но почти у самой двери остановилась, и развернувшись к нему спросила: — Во сколько вас разбудить завтра? Он немного призадумался. — Часов в восемь, полдевятого. Ещё раз поклонившись перед ним, девушка подкинула номер, не сильно захлопнув за собой дверь. Сокджин смотрит на часы. — Пора. — он вытаскивает телефон из кармана, расстёгивая свою рубашку на несколько верхних пуговиц. Сейчас его ждёт совершенно не лёгкая миссия. Сообщить в Сеул о том, что произошло. Сообщить Намджуну о том, что случилось. Тем более они уже почти три дня не созванивались. И честно, для Сокджин эти три дня были невероятно долгими. Он нервно вздыхает и в последний раз посмотрев на своё отражение в стекле, посмотрел на вид за окном. — Соберись Ким Сокджин. — приложил руку к лицу. — Соберись. Не в первой. — он набрал номер Намджуна и приложив телефон к уху, стал терпеливо ждать ответа, ведь если задуматься, то Намджун мог и не ответить, ведь сейчас он на работе. Он может быть занят. Но всё же… — Да, дорогой мой. — на другой стороне раздался радостный, можно даже сказать счастливый голос Намджуна. — Привет. — мелькнула улыбка, которая пропала почти сразу же. — Как ты там у меня? Намджун встал около окна, поворачивая голову в сторону Тэхёна и махнув на него рукой, мол: «отвали и не мешай». — Хорошо всё. На работе сейчас. Правда, спали полдня, но это детали. Немного рассмеявшись, Сокджин примкнул лбом к стеклу. — Дураки. Какие же вы дураки. — Это да. — губы Намджуна тоже растянулись в улыбке. — А ты как там? Старший тяжело вздохнул. — Намджун. Мне нужно тебе, кое-что рассказать… — И что ты хочешь этим сказать? — слышит Юнги, когда заходит в кабинет. Он видит, как Намджун стоит около окна с сигаретой, и внимательно слушает то, что говорят ему по телефону. Рядом с ним сидит Тэхён и внимательно смотрит на старшего, который явно чем-то расстроен. Юнги подошёл к нему и потряс младшего за плечо. — Чего это он? — шёпотом. — Ему Сокджин позвонил. — повернул голову в его сторону. — Там с Чонгуком что-то произошло. — кивнул в сторону Намджуна. — Вот он ему и рассказывает, только пока ничего не понятно. — Чего? — непонимающе посмотрел на Тэхёна, а потом на Намджуна. Намджун потушил сигарету и повернулся в сторону Юнги. — Но сейчас ему ничего не угрожает? — а после этой фразы он выдыхает, закинув голову назад. — Слава богу. — он сел в кресло, не сводя взгляд с самого старшего. — И сколько вы проведёте в Пенсильвании? — после этого вопроса Намджун долго молчал. А у Юнги сдавали нервы. Он смотрел на него не отрываясь, стучал ногой по полу, постукивая пальцами по подоконнику. — Хорошо. Я тебя понял. — он опёрся рукой на подлокотник. — Дорогой, держи меня, пожалуйста, в курсе. — не успел он убрать телефон он уха, как со стороны Юнги звучит вопрос: — Что с моим Чонгуком? Парень зажмуривает глаза и отворачивает голову. — Тэхён, мать твою. — прошептал, смотря на самого младшего максимально злым взглядом. — С твоим Чонгуком сейчас всё в порядке. — посмотрел на него. — Он сейчас в полной безопасности. — А что произошло? — хором. — Он звонил тебе, да, хён? — спросил, поднимаясь с кресла. Юнги кивнул. — Вчера звонил. — Так вот. Он спросил у Чимина разрешение. Как ты понимаешь, он ему отказал. — парень тяжело вздохнул, отворачивая голову в сторону. Ему не приятно сейчас говорить ему о том, что произошло вчера. Не приятно говорить, что у Чонгука снова проблемы. — Они снова поссорились и Чимин его ударил. — после этой фразы, Юнги стиснул зубы и приложив ладони к лицу сделал пару шагов в сторону окна. — Скорее всего, сразу после этого он позвонил Сокджину. Попросил забрать его оттуда. Они уехали и сейчас находятся в Пенсильвании. — Намджун смотрит на старшего и понимает, насколько ему сейчас омерзительно это слышать. Ведь с самого начала говорил, что не хочет отпускать Чонгука в Нью-Йорк, потому что Чимин неадекватный. И его опасения подтвердились. — Дурак. Просто дурак. — чуть ли не в отчаянии. Казалось бы, за сегодняшнюю ночь, за то время пока разговаривал с Хосоком и за то время пока сидел здесь с печали и тоске, не имея под рукой привычного способа расслабиться, он хоть немного, но отпустил ситуацию. За всю ту ночь, которую он просидел здесь, он перестал себя грызть и изводить на пустом месте, как сказал Хосок. А теперь. Теперь то что? Он прекрасно понимает, что если бы не он, то ничего этого не произошло. — И снова в этом виноват я. — с виноватой усмешкой. — О чём ты, хён? — неожиданно спрашивает самый младший приближаясь к нему. Старший зажмуривает глаза, отвернув голову в сторону. Он понимает, что сейчас пришло время всё рассказать. Пришло время озвучить то, что он усиленно скрывал целых два месяца. Пришло время рассказать, что было вчера вечером и сегодня ночью. — Парни. — проговорил, повернувшись к ним лицом, замечая, как напряжение скользнуло по их лицам. — Я… — он сцепил зубы. Потому что мало того, что им признаться тяжело, так ещё и саамом себе в этом признаться просто невыносимо. Перед ними Юнги не так стыдно, как перед собой. — Я алкоголик. — отвёл взгляд в сторону, боясь сейчас взглянуть на них, боясь прочитать хоть что-то в их глазах, ведь первое, с чем он столкнётся — это осуждение. — Я не понимаю, как вы этого не замечали, но я пью уже два месяца. Вечером в хлам, утром с дичайшим похмельем. — он зажмуривает глаза. Зря он думал, что перед собой ему будет стыдно намного сильнее, чем перед парнями. Зря, ведь это не так. Для Тэхёна это уже не удивительно. Он знает об этом из рассказа Хосока, но Намджуна это откровение просто поразило. Он стоял с широко открытыми глазами наконец-то складывая в своей голове тот пазл, на которым мучился долгие месяцы. И вот она. Та самая недостающая деталь головоломки. Тот самый ключевой фрагмент, который всё объяснял. И его голос по утрам, и его кошмарное состояние во время танцевальных репетиций, опухшее лицо. — После нового года об этом узнал Хосок. Он грозился, что расскажет Чонгуку обо всём. — он еле заметно ухмыльнулся. — Вчера рассказал. Именно поэтому он и звонил мне. — парень опустился на пол, смеясь с такой болью, что и Намджун, и Тэхён почувствовали её на себе. — Я столько ему наговорил вчера. — стиснул зубы от злости на самого себя, на те слова, которые вчера произнёс. — Если бы я знал… я бы никогда в жизни такого не сказал. — Что ты ему сказал? — спросил Намджун, садясь рядом с ним. Старший лишь горько рассмеялся, устремив взгляд в потолок. — Сказал, что жалею о том, что мы с ним встретились. Сказал, что если бы у меня был шанс всё изменить, то я не позволил бы себе влюбиться в него. — прикусил губу. — Но это снова лишь слова. — посмотрел на каждого из них. — Если бы мне действительно достался шанс всё изменить, то я просто не отпустил бы его в тот день. Я бы держал его крепче, если бы был хоть шанс вернуть всё назад… Раздаётся стук в дверь, который выдёргивает Чонгука из сладкого сна. Он открывает глаза, и видит перед собой совершенно не привычную ему комнату. Очень красивые, белого цвета стены, широкая двуспальная кровать. Над головой зеркало, которое отражает всё, что происходит на кровати. Он сразу понимает, что это не его спальная и это заставляет его подняться на ноги. Стук в дверь повторился, но следом за ним раздался очень знакомый голос. — Господин Чон, вы проснулись? Я могу зайти. — голос, который раздался за дверью был очень похож на голос Джессики, но что она здесь делает вместе с ним? — Да-да. Конечно. — произносит Чонгук, присаживаясь на край кровати. И действительно, дверь открывается и в комнату заходит Джессика, только вот выглядит она совсем не так, как выглядела у Чимина дома. Из офисного чёрного костюма она резко переоделась в красную юбку карандаш и белую рубашку. Каблуки сменились на кеды, в который ей было однозначно легче. — Доброе утро, Чонгук. — Джес? А ты что здесь делаешь? — Чимин уволил меня, после того, как вы с Господином Кимом уехали. — она немного улыбнулась ему. — Господин предвидел это и поэтому оставил мне свою визитку и сказал, что если он меня уволит, то работать я буду на него. — А где мы сейчас? — Филадельфия. Штат Пенсильвания. — она подошла к нему чуть ближе. Чонгук кивнул, пряча свою улыбку. Наконец-то, он снова будет где-то находиться и без Чимина. Наконец-то он может просто нормально и по-человечески отдохнуть. — Хорошо. Очень хорошо. — пробормотал себе под нос. Джес посмотрела на него, прекрасно понимая почему он так рад тому, что смог выбраться куда-то за пределы дома Чимина и уж тем более за пределы штата Нью-Йорк. Она прекрасно понимает его радость ведь сама очень счастлива, что больше туда не вернётся. — И ещё, Господин Ким просил позвать тебя на завтрак. Он кивнул. — Хорошо. — парень поднялся с места. — Подожди меня снаружи. Девушка поклонилась перед ним и вышла за пределы номера. И губы Чонгука словно самостоятельно растянулись в улыбке, которую скрыть невозможно. Он осмотрел собственный номер, в котором должен будет жить следующие три дня и просто был в шоке. Он был похож на те самые апартаменты для богатеньких клиентов. Всё по высшему классу. Он был полностью оформлен в белых и чёрных тонах, но на Чонгука это не давило, хотя обычно такие строгие цвета давят и гонят. Он прикоснулся к чёрным плотным шторам, но стоило ему раскрыть их, стояло ему увидеть то, что находилось у него под ногами, как у Чонгука сразу захватило дух. Под ногами расстилался город с его живописными высотками. Город он солнечного света, отражавшегося от стёкол, снега на улицах и здания. И признаться честно, находясь в Америке столько лет, Чонгук ещё не видел ничего прекраснее. Парень настолько загляделся на этот вид, что из головы совершенно вылетело то, что он должен был собираться на завтрак. Но когда это осознание нахлынуло с головой, Чонгук начал быстро собираться. Хорошо, что одежду не нужно было долго искать. В ресторане, этот отель выглядел ещё лучше. Очень просторный зал, со множеством круглых столов, укрытых белой скатертью. Сервировка просто идеальная. Придраться не к чему. За одним из таких столов сидел Сокджин. Он был просто идеален. Коричневый костюм, кремовая рубашка, и такой же коричневый галстук. Он сидел, и внимательно читал газету, которую предлагают здесь. У него между губ была зажата тоненькая сигарета. И если бы Чонгук не знал его, то принял бы за богатого мажора, который живёт за счёт других. Но нет, Чонгук знает, что он не такой. — Доброе утро, хён. — проговорил парень, присаживаясь за стол. — Доброе утро, Чонгук. — ответил старший, не отводя взгляда от газеты. Но буквально через несколько секунд он складывает газету, и кладёт её на край стола, устремляя взгляд на Чонгука. — Ну как? Выспался? Чонгук немного улыбнулся. — Да. Сегодня выспался. — Ну и хорошо. — он закинул ногу на ногу, укладывая ладонь на стол. — Я заказал тебе оладьи с клиновым сиропом. Надеюсь, угодил? — Конечно угодил. — стоит Чонгуку проговорить это, как им приносят поднос, на котором стояли две тарелки и две чашки. И, скорее всего, с кофе. Одну тарелку ставят перед Чонгуком и запах, который исходит оттуда просто кружит голову. Вообще запах только что приготовленной еды очень нравится Чонгуку. Он может не есть, но сходить с ума от аппетитного запаха он будет. Перед Сокджином ставят тарелку, в которой находится яичница с беконом. Стандартный американский завтрак. Ничего вычурного или вульгарного. Ведь Сокджин не Чимин, который на завтрак в отеле закалывает чуть ли не лобстеров под лимонным оком. — Джес сказала мне, что Чимин уволил её. Сокджин перевёл на него взгляд. — Да. Уволил. Сразу, как приехал. — взял в одну руку нож, а во вторую вилку. — Уволил за то, что позволила мне забрать тебя. — он ухмыльнулся. — Дурак. Такими кадрами разбрасывается. — он отрезал себе кусок яичницы. — Джес — уникальный работник. В доску расшибётся, но сделает всё в лучшем виде. А мне такие люди нужны. Да. Чонгук знает, о чём говорит Сокджин. За все пять лет, которые она работала у Чимина, она никогда не подвела и не заставила в себе усомниться. Всё всегда делает вовремя, даже наперёд, когда работы нет, она внимательно проверяет документы на наличие ошибок и недочётов. Она — очень ответственная и трудолюбивая. Именно поэтому Сокджин сейчас говорит о ней так, как будто он сорвал куш. — Ну да. Ты прав, хён. Они ненадолго замолкают, но потом Сокджин спрашивает. — Какие планы у тебя на сегодня? Отдохнёшь или город осмотришь? Чонгук смотрит на него немного непонимающе. — О чём ты? — Ну, если ты захочешь, то сегодня можешь целый день провести в отеле на собственной кровати. А если хочешь можешь вместе с Джес прогуляться по городу, осмотреть здесь всё. Честно, для Чонгука не привычно слышать фразу «если хочешь». Он привык к тому, что с ним всегда общаются фразами «ты должен» «ты обязан». Ведь так было всегда. А тут у него есть выбор того, что он может делать. — А ты? Сокджин ухмыльнулся. — Я бы прогулялся с тобой. Но есть несколько причин, по которым я не могу пойти с тобой. — он положил приборы по разным сторонам от тарелки, сложив руки в замок. — Тем более, сегодня у тебя есть единственная возможность пройтись по Филадельфии. — Почему? — Ну сам же знаешь, что не стоит задерживаться в одном городе больше суток. — он вновь улыбнулся. — Может быть таким образом мы с тобой всю страну объездим к концу этого года. — Ну значит, мне стоит прогуляться по городу. — Хорошо. — сделал глоток из чашки. — Когда соберёшься, зайди в соседний номер… Открывая дверь в собственную квартиру Юнги вновь чувствует этот омерзительный запах алкоголя, с которым, казалось бы, смирился ещё месяц назад. Но сегодня он кажется ещё более противным. Ещё более не выносимым. Именно поэтому он не разуваясь проходит в спальную, открывая настежь балконную дверь и все окна. Нужно всё это выветрить. Нужно, чтобы этот запах выдулся отсюда. Он замирает на кухне, внимательно осматриваясь по сторонам. Здесь всё не так. Юнги только-только понимает, что дом, в котором он живёт уже без малого пятнадцать лет стал чужим. Настолько чужим, что даже квартира соседа сверху намного роднее. Хотя, на двадцатый этаж, он ни разу не поднимался. Это не его квартира. Однозначно. Стены здесь невероятно холодные, воздух отравлен, атмосфера лишена уюта и тепла. Она стала просто непригодной для жизни. Во всяком случае для жизни трезвого человека точно. Только сейчас он начинает понимать, почему ему было так тяжело дышать, почему ему было так трудно сдерживаться. Алкоголь делал своё дело, он закрывал ему глаза на правду. Помогал ему справится, ведь проще, когда пьяные мысли терзают душу, а не трезвые. Он тяжело вздыхает и садится на пол, рядом с кухонным гарнитуром. Там, где он сидел в тот момент, когда разговаривал с Чонгуком. Рассматривает осколки пепельницы, которую разбил так же, как и недопитую бутылку. Выводит какие-то непонятные буквы на пепле, который был рядом. Только потом он понял, что сам того не замечая, все те буквы, которые он медленно выводил, сложились в имя. Чон Чонгук. На губах растягивается разочарованная улыбка. — Да, Юнги. — несильно рассмеялся. — Такими темпами и с ума сойти можно. — он закидывает голову назад, устремляя взгляд в потолок, прикусывая губу. Но с каждой минутой ему всё тяжелее находиться здесь. Вокруг него словно сгущается тьма, которая просто отнимает у него кислород. И именно поэтому у него не хватает сил сдержаться. Он вытаскивает из кармана телефон набирая заветные цифры номера телефона. Он понимает, что это единственный человек, который сейчас поможет ему. — Да, хён? — явно уставшим голосом проговаривает Намджун. — Намджун… — немного не уверенно, потому что у него, как обычно, в самый последний резко передумал звонить, и даже хотел сбросить, но не успел. — а предложение переехать к тебе ещё в силе? Намджуну на мгновение даже показалась, что он ослышался. Юнги? Наконец-то попросил его о помощь? Самостоятельно? Он наконец-то сам подписался на своеобразный контроль? Не верит. — Что? — он переспросил на всякий случай, ведь такого просто не может. Наверное, ему всё же послышалось? — Я всё ещё могу переехать к тебе? Он сдвинул брови. Серьёзно? Ему не кажется? Если да, то где-то вымерло племя. Не важно кого. Оно просто вымерло. — Да. Конечно в силе. — Тогда жди. Скоро буду… Прошедшая ночь была самой ужасной. Даже хуже, чем тогда, тринадцать лет назад. Чимин думал, что просто свихнётся от той тоски и горя, которая сжимала его в тески на протяжении последних суток, ведь почти столько времени прошло с тех пор, как Сокджин забрал Чонгука в неизвестном ему направлении. И на самом деле он даже искать его не будет. Сокджин ясно дал ему понять, что скоро он его вернёт. Но каждый час. Каждую минуту. Каждую секунду его всё сильнее растворяет в щёлочи собственной беспомощности и в кислоте собственной тоски. Куда он не смотрел, то видел, что Чонгука рядом нет. Нет в комнате. Нет на кухне. Нет во внутреннем дворе. Нет в доме. Нет в Нью-Йорке. Без него этот дом вновь стал таким пустым, ледяным и неуютным, что находится там было просто невозможно. Именно поэтому сегодня всю ночь он лежал на диване в собственном кабинете и смотрел в потолок. Сходил с ума. Кричал. Ломал вокруг себя всё. Даже поджигал, но потом очень быстро тушил. Он находился в таком отчаянии, что хотел орать дуриком, но не мог себе этого позволить. Он не хотел разочаровываться в себе. Ведь Чимин человек-маска, чьих эмоций никто и никогда не видел и увидеть не должен. Ни сожаления. Ни жалости. Ни радости. Ни грусти. Ни слёз. А тут его разносит намного сильнее, чем в любые другие ссоры с Чонгуком. Чуть ли не до тряски, не до истерики. Чимин открывает глаза от сильного стука в дверь кабинета. И Чимин даже гадать не будет о том, кто это. Он прекрасно знает, что это Юн Вон Иль, которому неймётся. Он больше всех горит желанием пустить себе в вену иголочку и новым рецептом морфина, чтобы наконец-то опробовать его на себе. И Чимина это вымораживает. Он просто ненавидит, когда люди не могут ждать. Хотя, он сам такой же… Но за собой же не видно, так? — Входи. — достаточно громко отозвался парень, садясь на край дивана, протирая сонные глаза. Дверь открылась и к нему в кабинет действительно был Юн Вон Иль. — Эх, брат, побила тебя жизнь. — Вон Иль прошёл к нему заглядывая в его глаза. — Хочешь сказать, что ты ночевал здесь? Чимин кивнул, поднимаясь с дивана на ноги и зевая пошёл в сторону своего кресла. — Чего тебе нужно? — он сел за стол, откидываясь на спинку стула, положив руку на голову. — Там к тебе девушка пришла. Секретарём к тебе домой устраиваться. — упёрся руками в его стол. — Не знал, что ты уволил Джессику Браун. Чимин ухмыльнулся. — Она — самородок. Я бы никогда не уволил её без веской причины. Но пришлось. — прикрыл глаза. — В конце концов, незаменимых людей нет. Ушла одна, пришла другая… — Говоришь, незаменимых нет. — протянул старший, отходя от стола в сторону окна. — А Чонгук? Он тоже входит в список людей, которых ты можешь заменить? — повернулся к нему, встречаясь с чужими, ничего не понимающими глазами. — Если уж ты сказал, что незаменимых людей нет. Тогда замени его. Младший мгновенно поднялся на ноги. — Рот закрой! — Видишь. — повернулся к нему лицо. — Есть всё-таки незаменимые люди… Выходя из дверей отеля, Чонгук вдыхает немного прохладны воздух февральской Филадельфии. Промозглая погода, на улицах грязь, потому что снег начинает потихонечку таять от тёплой погоды, и у парня сразу пропадает желание куда-нибудь идти в такую погоду. Но в Джессики он видел огромное желание наконец-то пройтись по этому городу. И Чонгук знал почему, ведь она родилась и жила здесь до того момента, пока не поступила в нью-йоркский колледж. — Куда хочешь пойти, Чонгук? Я могу показать тебе много красивых мест. — с нескрываемым энтузиазмом спросила девушка, переводя на него взгляд. — На твоё усмотрение. — Чонгук повернулся в её сторону. — Веди куда угодно. — Тогда пошли. — она уцепилась за его руку, потянув прочь он входа в отель. Хоть Чонгук и не особо любит гулять по городам днём, но признаться честно, сейчас для него это было нужно, чтобы просто на просто отвлечься от дурных и болезненных мыслей и расслабиться, ведь нет ничего лучше, чем прогулка по новому городу. Они проходят по оживлённым улочкам, где повсюду одни сплошные люди. Все они куда-то спешат, бегут по делам, все в своих собственных мыслях. Кто-то в наушника, чтобы не забивать свою голову лишними мыслями, кто-то просто не обращает на это внимание и просто идёт, смотря вперёд. Джессика идёт рядом с ним и увлечённо рассказывает ему о том, насколько же прекрасен этот город в другие времена года, рассказывает о том, насколько хорошо ей здесь жилось, когда она была обычной школьницей, рассказывает, что в некоторых места она сидела целыми часами не вылезая, потому что там настолько красиво, что захватывает дух. А Чонгук внимательно случает, просто потому что ему интересны её рассказы. Ещё тогда, два месяца назад, когда они сидели на кухни болтали до самого утра, Чонгук понял для себя, что она очень интересный собеседник. Её приятно слушать, приятно что-то ей рассказывать, ведь Чонгук чётко знает, что дальше неё ничего не выйдет. И от этого он расслабляется рядом с ним. Они реально похожи на старых добрых друзей. И пусть говорят, что не существует дружбы между девушкой и парнем, ведь рано или поздно один начнёт хотеть другого, но Чонгук в это слабо верит. Они проходят мимо достопримечательностей, мимо важных государственных зданий, красивых и оживлённых кварталов и мимо не менее красивых набережных, занятые больше не рассматриванием окружающих объектов, а разговорами, ведь на самом деле им это нравится намного больше. Джес слушает его внимательно и очень увлечённо, не перебивая. Рассказывает о прошлом, в котором он был таким же свободным и беззаботным человеком, как и все прохожие. И она рассказывает. Тоже о прошлом. Об огромной туче проблем, которая привела его к дьяволу в человеческом обличии по имени Пак Чимин, поподробнее рассказала о том, что произошло в тот вечер, когда Чонгук уехал. Вообще, Джессика очень благодарна Чонгуку, только вот сам он не понимает за что, ведь он ничего такого не сделал. Наоборот, он чувствовал вину перед ней, потому что если бы не он, то она бы продолжала работать на этой очень прибыльной работе, продолжала бы возится с документами, но как потом объяснила сама Джес, эта работа была для неё бомбой замедленного действия, которая могла рвануть в любой момент. А теперь, благодаря этому увольнению, у неё появилась стабильность, которой она жаждала всегда. И Чонгук в этом её прекрасно понимает. Он тоже хочет этой стабильности, ведь нет ничего лучше, чем быть уверенным в завтрашнем дне. Слушая её, парень понимает, что они очень похожи. У них намного больше общего, чем казалось на первый взгляд…