You're my tears...

Стрелка часов пересекает отметку в два часа ночи. Во всём доме идеальная тишина, которая очень уж хорошо давит на уши. Слышно только то, как в холле тикают старые часы, как не сильно посапывает Лорелин, которая больше трёх часов назад уснула на диване, стоящий на первом этаже. Звуков в этом доме достаточно, но тишину это не разбавляет. Ни капли. Чонгук сидит на краю своей постели, рассматривая темноту в своей комнате, прислушиваясь ко всем звукам за дверью. Для него до сих пор кажется странным факт того, что Чимин до сих пор не выходил из своего кабинета…

/flashback/

Без пятнадцати девять. Не самое лучшее, для Чонгука, время суток, ведь обычно ровно в девять к нему приходит тиран по имени Чимин. Когда Чонгук болеет, плохо себя чувствует или как сейчас, оправляется после попытки самоубийства, Чимин приходит, интересуется его самочувствием, и внимательно следит за приёмом вечерних лекарств, делает перевязки, если они были нужны. Чимин хоть и тиран, но после аварии, он очень внимательно и трепетно начал относиться к здоровью Чонгука. Нужно отдать должное, лечит по-хорошему. Но как уже не раз было сказано, лечит, но потом сразу же калечит. Скоро девять и Чонгук знает, что Чимин обязательно придёт. Придёт, для того чтобы сделать перевязку, узнать о самочувствии Чонгука и поговорить обо всём случившемся. Чимин вряд ли успокоится, пока не поговорит с ним, и Чонгук знает это, как никто другой. Пять минут десятого, десять минут десятого, пятнадцать минут десятого, но Чимин так и не пришёл. Он даже из кабинета своего не вышел, ведь если бы он вышел, то Чонгук бы это услышал, ведь кабинет Чимина находится через две комнаты. С одной стороны, это хорошо, ведь желания видеть его не было, нет и быть не может. С другой стороны, чем больше он задерживается, тем сильнее Чонгук сходит с ума от догадок, ведь если так подумать, то Чимин может потом прийти и обратно устроить ему скандал. А для Чонгуку сейчас это не нужно. Двадцать минут десятого, двадцати пять минут десятого, полдесятого. Стук, и в комнату Чонгука входит та самая гувернантка, которая приносила ему ужин пару часов назад. — Господин Чон. — поклонилась перед ним. — Простите, за поздний визит. — подошла ближе к его кровати. — Господин Пак послал меня сделать вам перевязку. Чонгук ничего не сказал, лишь протянул ей руку, внимательно смотря на дверь. Всё это, как минимум странно. Чимин, который всегда делал все перевязки сам и не доверял это дело никому, даже собственному брату, сегодня послал к нему гувернантку, которая вообще ничего в этом не смыслит. — Чимин всё ещё у себя в кабинете? — тихо спросил парень. — Да. У него ещё очень много работы. — женщина села рядом с ним, начиная развязывать бинт, на его запястье. — Господин Пак сказал вам не дожидаться его и сразу после перевязки ложиться спать. — А почему вы не идёте домой, Лорелин? — Господин Пак попросил меня остаться сегодня на работе, чтобы присмотреть за вами. Сказал, что сегодня я буду… спать в вашей комнате. — Нет. — ответил очень сухо, переводя взгляд на женщину, которая на мгновенье остановила свои действия. — Здесь вы спать не будете. Так что, передайте, когда пойдёте к нему. — Но он мне приказал… — Мне всё равно. Я не могу спать, когда в моей комнате находятся посторонние. И Чимин об этом прекрасно знает. Лорелин сомкнула губы и опустив голову, продолжила развязывать бинт на запястье. По ней было видно, что она хотела возразить, на орать на него, ведь именно она, тот человек, который всё время поливает Чонгука грязью за спиной. Но в лицо она ему ничего не имеет права сказать, потому что работы не хочет лишиться. — Хорошо. Я вас поняла. Она быстро закончила свою работу и, предварительно поклонившись, покинула комнату. Но, удивление Чонгука, гувернантка не вылетела из кабинета Чимина, как пробка из бутылки. Даже криков о том, что она бесполезна, и что вылетит с работы, если ещё хоть раз ослушается его, из кабинета не было слышно. С той стороны вообще не было ни звука, кроме звука закрытия двери и цоканья невысоких каблучков по лестнице. Это определённо подозрительно. Даже более чем…

/end flashback/

Нет, видеть его он не хочет, но для него, как для человека, который живёт с Чимином больше семи лет в «законном браке», сразу понятно, что здесь что-то не так. Лорелин сказала, что он сидит там, потому что у него много работы, но Чонгуку ли не знать о том, что Чимин никогда не занимается работой дома. Для него работа всегда заканчивается тогда, когда он пересекает порог дома. Объясняется это всё тем, что: «Я не собираюсь тащить всё это дерьмо, к себе домой. Мой отец совершил такую ошибку, и за неё поплатился. Именно поэтому — работа только на работе.» Сейчас Чонгуку очень и очень страшно. Ведь если Чимин всё это время не сидит за работой, то он явно занимается чем-то другим. Он ведь может сидеть и вызванивать всех своих знакомых корейских киллеров, оформляя заказ на головы Хосока, Юнги, Тэхёна и Намджуна. Или самостоятельно придумывать план, по их убийству. Ведь Чимин, перед вылетом из Кореи чётко ему сказал: «Не забывай. Они всё ещё у меня на прицеле. Одно твоё не верное движение, не верный взгляд, не верное слово, и они будут приезжать к нам в Нью-Йорк по частям. По одному. Начиная с Юнги». И если подумать, то эта попытка самоубийства была тем самым «не верным движением» о котором Чимин предупреждал. Теперь он чуть ли не в страхе молится о том, чтобы все те картинки, которые время от времени появляются в его голове, не исполнились в реальности. Молится о том, чтобы завтра или послезавтра, или послепослезавтра, к ним не привезли гроб, в котором находится убитое тело, кого-нибудь из парней. Вдруг с сильным ударом об стену раскрывается дверь кабинета Чимина, от которого Чонгук мгновенно вскакивает, ведь этот хлопок прозвучал с такой пугающей громкостью, что даже гувернантка проснулся. — Господин Пак. — раздался её голос за дверью. — Вы закончили? Дальше, Чонгук услышал звук какого-то шипения. — Тише. Завтра с утра в мою комнату принесёшь стакан холодной воды и обезболивающее. — у Чонгука широко раскрываются глаза. Голос Чимина звучит так, будто он пьяный в хлам, что скорее всего так и есть. Но Чимин же редко напивается. Очень редко. За все семь лет Чонгук видел Чимина пьяным всего лишь раз пять. Не больше. — Во сколько прикажите вас разбудить? — В семь. А сейчас замолчи. Я к мужу иду. Чонгук мгновенно ложится на кровать, спиной к двери, укрываясь одеялом полностью, внимательно слушая то, как Чимин шатаясь приближается к его комнате. В этот раз дверь открывается намного тише, чем в прошлый раз. Чимин прокрадывается в спальную, ложась на кровать рядом с Чонгуком, обнимая его. И Чонгук мгновенно задерживает дыхание, потому что тот алкогольный смрад, который исходит от Чимина просто ужасен. — «Ну теперь понятно, как и над чем он работал». — Спишь, любовь моя? — тихо шепчет Чимин, прижимаясь к нему. И Чонгуку от этого как минимум не по себе. Его объятия сравнимы с петлёй, которую накинули ему на шею. Это максимально искреннее «любовь моя» вводит его в ступор. — Это хорошо. Сон тебе полезен. А я вот не могу уснуть. — чмокнул его в затылок. — Я не хотел показываться тебе на глаза в таком виде. Именно поэтому послал к тебе эту бездарность Лорелин. Надеюсь ты простишь меня. — он на мгновенье замолчал, а потом тихо усмехнулся. — Хотя тебе же всё равно. — Чонгук широко раскрыл глаза. Он шокирован. Чимин наконец-то понял, что Чонгуку он полностью безразличен. Но разве это хорошо? Нет. Это губительно для всех. Губительно в том плане, что если завтра утром Чимин вспомнит об этом, то будет новый скандал. — Я люблю тебя, Чонгук. Я никогда не говорил тебе этого и скорее всего никогда не скажу, но я больше жизни тебя люблю. И больше жизни любить буду. Я никогда не отпущу тебя. Если бы это признание прозвучало лет тринадцать или четырнадцать лет назад, то Чонгук был бы ему несказанно рад. Только вот, когда нужны были эти слова, Чимин поливал его грязью и морально уничтожал. — И если бы ни твой Юнги, то у нас всё было бы хорошо. — «Нет, Чимин. Ты сам всё испортил. И Юнги тут абсолютно не при чём». Парень вновь поцеловал его в макушку. — Ладно. Отдыхай, любовь моя. — провёл ладонью по его волосам, как можно тише поднимаясь с чужой постели… С края обрыва открывается просто шикарный вид на море, которое своими волнами бьётся о скалу. Открывается прекрасный вид на небо, которое стало разделено на две стороны. Над лесом светит яркое, но ни капли не греющее солнце. Оно своими жёлто-белыми лучами освещает воду, лес, скалу, только его лучи совсем не греют. От них как будто становится только холоднее. С другой стороны, над морем, повисла тёмная туча, которая разливается дождём, но где-то там. Но это не суть важно, ведь скоро ветер принесёт её сюда. Холодный ветер дующий со стороны моря нежно сдувает солёные дорожки с холодных щёк, словно успокаивая, говоря о том, что всё обязательно будет хорошо. Но не во всех сказках добро побеждает зло. Не все сказки заканчиваются счастливым финалом. Юнги сидит на краю скалы свесив ноги вниз, смотря на облака, которые лениво плывут по небу. Уже не так больно. Уже легче. Легче даётся осознание того, что Чонгук снова ушёл. На много легче, ведь не одна боль и не одно страдание не может длиться вечно. Стоит просто потерпеть и рано или поздно она стихнет. Вот так и у Юнги. Боль стихает. Да, медленно, но проходит. Хотя кого он пытается обмануть? Себя? Если да, то это просто презренно. Юнги слишком хорошо делает вид, что всё стихает, что в душе начинает затихать тот пожар, который до этого горел с невероятной силой. Но на самом деле, его чуть ли не на атомы расщипывает от всего того, что творится внутри. Он слишком хорошо маскирует своё страдание, даже от самого себя. Он не хочет разочароваться в себе, не хочет, чтобы разочаровались в нём, ведь Юнги слишком долго пытался создать образ того человека, который может вытерпеть и пережить всё. Но как оказалось, одна единственная ошибка может разрушить этот образ до основания. В стельку пьяный, абсолютно не выспавшийся, он приехал сегодня на этот обрыв, чтобы просто скрыться от всех лишних и любопытных глаз. Он мог так же оставаться в студии, только вот там, как и в любом агентстве слишком много людей, которые могут пустить не очень хорошие сплетни, который в итоге повредят не только ему, но и всей группе в целом. Именно поэтому, после не самой сладкой ночи, рано утром, ещё до прихода всех остальных работников агентства, Юнги уехал именно сюда. С неба, Юнги на ладонь, упала первая капля дождя, которая свидетельствовала о том, что скоро дождь разойдётся, но Юнги не торопится уходить. Хоть он и не любит декабрьские дожди, но сейчас ему абсолютно плевать. И правда. Совсем скоро, с неба косой стеной начал лить ледяной дождь, капли которого падали за ворот куртки, тонкими струйками пробираясь вниз по всему телу. Они падали на джинсы мгновенно впитываясь в ткань, делая её сырой. Дождинки пробирались даже в кроссовки. Юнги холодно, от этого ледяного дождя, от ветра, который пронизывал его словно иголкой, но он с натянутой улыбкой продолжает упёрто сидеть на краю, как дурак, и смотреть в небеса, надеясь, что вместе с очередным порывом ветра, к нему в руки попадёт листок, на котором написана чёткая инструкция о том: «Как пережить все свои проблемы». Но, за все те пять часов, которые он сидит здесь, ничего подобного не было. Да и вряд ли будет. — Мин Юнги, ты просто ничтожество. — он лёг на холодную сырую земля. — Вновь нажрался, как свинья. — он сложил руки на груди. — Алкаш ты несчастный. С неба на его лицо капала ледяная вода, которая хоть немного, но приводит в сознание. Жар с красных щёк потихонечку спадает, оставляя за собой лишь больной полутрезвый рассудок. Внутри за последние сутки сожрано всё, что только можно было. Разбито в щепки, разорвано, уничтожено, растерзанно, убито. Но в этом, как ни странно, виноваты только Юнги и Чонгук. Никто больше. Почти каждые пять секунд Юнги проклинает себя за слабость. Проклинает себя за то, что не смог противостоять ему. И от этого становится максимально неприятно и мерзко на душе. Настолько, что кажется будто внутри проворачивают огромный нож. И, честно признаться, Юнги это ощущение ни грамма не нравится… Громкий голос Чимина, раздавшийся с первого этажа мгновенно заставляет Чонгука раскрыть испуганные глаза и подскочить с постели. — Вам что, надоела эта работа?! — криком спрашивает Чимин. В его голосе звучит ярко выраженная злость и агрессия. Его голос давит, создавая в доме не приятную атмосферу, и Чонгук уверен, что не только он это чувствует. — Да вы у меня сейчас все вылетите отсюда на улицу. И поверьте мне, я сделаю так, чтобы вы никогда и нигде не смогли устроиться на работу! — следом за этими воплями раздаётся едкое молчание, которое давит даже на Чонгука. Он просто представить не может что чувствуют те, кто стоит сейчас перед ним. — Лорелин Грин — уволена! Эшли Эриксон — уволена! Медлен Джонсон — уволена! Эллин Грейт — тоже уволена! — секундное молчание. — Да все вы уволены!!! — Господин Пак… — раздался слезливый голос Лорелин. — Прошу вас. Не увольняйте… — А зачем ты мне здесь нужна? — голос Чимина стал чуть тише, но злость в нём возросла в разы. — Чтобы ты ходила и продолжала моего мужа грязью поливать? — раздались тяжёлые шаги, и скорее всего они были именно в сторону Лорелин. — Ты даже перевязку нормально сделать не смогла. Чонгук подошёл к двери, и открыв небольшую щёлочку попытался рассмотреть то, что происходит. Он застал такую картину: перед Чимином стоят в ряд восемь гувернанток с опущенными головами. Лорелин сидела на коленях перед Чимином, тоже опустив голову. — Я могу закрыть глаза на отсутствие каких-то навыков, но то, что ты ходишь по моему дому и обсуждаешь Чонгука… — наклонился к ней и, схватив её за подбородок, поднял её голову. — … я тебе не прощу. Это было не уважение не к Чонгуку, а ко мне. Ты меня не уважаешь, если позволяешь себе раскрывать поганый рот в сторону моего мужа. — он распрямился, окидывая всех женщин, стоящих перед ним. — Это касается всех. Именно поэтому каждая сейчас идёт собирать свои манатки. В течении часа я не должен видеть ни одну из вас. — он развернулся в сторону офиса секретарши. — Джес! — позвал он достаточно громко. Буквально через пару секунд раздалось быстрое цоканье каблуков в сторону Чимина. — Слушаю вас, господин Пак. — Подготовь восемь заявлений на увольнение за неисполнение трудовых обязанностей и дисциплины. И проследи, чтобы через час их здесь не было. Отбери восемь новых претенденток и позови их на дополнительное собеседование тринадцатого декабря, где-нибудь после обеда. — Будет сделано, господин Пак. Чимин повернул голову в сторону женщин, которые всё ещё стояли с опущенными головами. Похоже, что они всё ещё надеялись, что он не уволит их. Только вот зря. — Я что-то непонятное сказал! Корейский язык понимать разучились?! На родном объяснить? You're fired! Get out here!!! — в одно мгновение все женщины которые до этого стояли в ряд разбежались по разным сторонам. После того, как в холле не осталось ни единой посторонней души, Чимин подошёл ближе к Джессике и, сменив интонацию голоса на абсолютно спокойную, проговорил. — И ещё, Джес, — он осмотрелся по сторонам, убеждаясь в том, что их никто не слышит. — Мне нужно сегодня срочно уехать в Сиэтл. Там будет очень важная конференция, на которой мне обязательно нужно присутствовать. Меня не будет дня три точно. Скорее всего, я вернусь либо двенадцатого поздно ночь, либо тринадцатого рано утром. — А во сколько вы уедите? — После работы. Сейчас нужно доделать дома кое-какие дела. — он расстегнул одну из верхних пуговиц, хватаясь за шею и немного морщась. Наверное, сушняк замучил, ведь выжрал он вчера прилично. — К обеду я поеду в офис. Нужно собрать всё самое необходимое. — Какие документы нужно подготовить и к какому времени? — Никаких. Всё что нужно я уже подготовил и собрал. У тебя будет работа намного важнее и ценнее, чем бумажная волокита. — промелькнуло секундное молчание. — Не переживай, если всё будет хорошо, каждый день моего отсутствия оплачу в тройном тарифе. Ещё и два выходных дам. Со стороны девушки раздался немного напряжённый выдох. — Что мне нужно делать? — Чонгук. Вот твоя работа. — А вы разве не возьмёте господина Чона с собой? — робко спросила девушка. Чимин повернул голову в сторону двери в комнату Чонгука. Парень как можно быстрей и тише закрыл ту щель, через которую подглядывал всё это время. Сердце забилось в несколько раз быстрее, ведь сейчас он находится на волоске от нового скандала. — Нет. Не возьму. Сейчас за ним нужен постоянный надзор и забота. А в Сиэтле у меня будет слишком сумасшедший график. Мне-то будет очень тяжело везде успевать. А Чонгуку тем более. Ещё и перелёт тяжелый. Это почти девять часов в небе. А по пути нужно ещё залететь в Висконсин по делам. — вновь раздалось секундное молчание, от которого Чонгуку стало не по себе. — Так вот, пока я не вернусь, ты должна будешь пожить здесь и о каждом шаге, о каждом слове, даже о каждом вздохе с его стороны, ты должна докладывать мне. Ходить за ним везде, как приклеенная, чтобы не было так, как вчера. По вечерам будет приходить Эрик, чтобы следить за приёмом лекарств и делать перевязку. Если вдруг случится что-то серьёзное сразу звони мне. — Хорошо, господин Пак. Я вас поняла. — её голос звучал очень безрадостно. И Чонгук прекрасно понимает почему, ведь если что-то будет не так, то Чимин уволит её так же бесцеремонно, как и восемь гувернанток сегодня. А Чонгук знает, что эту работу ей потереть нельзя. Ей очень сильно нужны деньги на лечение больной матери, которая сейчас лежит в больнице с раком головного мозга. Нужны деньги на содержание брата аутиста. В конце концов, деньги на существование. И для неё этот тройной тариф за каждый день, равносилен дару богов. В этом плане Чимин прекрасный и ужасный человек одновременно. Он берёт к себе на работу только тех людей, у которых есть тяжёлые жизненные обстоятельства, требующие большого или частого заработка. И он даёт эти деньги. Платит исправно, без каких-либо задержек. Но если случается какой-то серьёзный косяк, то Чимин не смотрит на эти отягощающие обстоятельства. Он просто выгоняет, не давая возможности в дальнейшем хоть как-то подняться на ноги в этом и без того жестоком мире. — Я надеюсь на тебя, Джессика Браун. Надеюсь, что ты отнесёшься к этому делу как можно ответственней. — проговорил очень серьёзно. — Мой дом и моя жизнь будет находиться в твоих руках… После того, как Чимин покинул дом, Чонгук долгое время не мог отойти от их не совсем приятного разговора с Чимином. Его трясло и чуть ли не выворачивало наизнанку от собственной беспомощности и слабости. Парень чувствовал себя настолько жалким, что желание убить себя и похоронить в стенах этого дома, росло, как на дрожжах. Но он не имеет на это права, ведь в его голове наконец-то появились мысли о том, что те, кто его любят, вновь будут страдать. А они и так уже слишком много вынесли…

/flashback/

Как у Чонгука до сих пор не сдали нервы? Он сам уже не представляет, как можно выносить всё это и до сих пор не тронуться умом. Как оказалось, Чимин сегодня просто в гневе и от этого ему действительно не по себе. На последний час он уволил ещё троих гувернанток. Ходит и рычит на всех, кто попадется ему под горячую руку. Пару раз даже собирался зайти к Чонгуку, но так и не зашёл. Он лишь стоял у двери чуть ли не пять минут, а потом психовал и уходил на первый этаж, срывать весь свой гнев и свою беспомощность на других, не в чём не повинных людях. Чимин так и ни разу не зашёл в спальную Чонгука, но стоило ему подняться на второй этаж, у Чонгука сразу сердце в пятки уходит. Ему страшно от того, что история может повториться, страшно, что Чимин сейчас вновь придёт и всё будет, как тогда. Честно признаться, у него уже нет сил, раз за разом выдерживать эти эмоциональные качели. Каждый раз, когда Чимин проходит мимо его спальной, Чонгук подписывает себе приговор, молясь всем известным богам, чтобы его пронесло. И пока его молитвы слышат. Но фортуна, рано или поздно, отвернётся от него. Но время, к счастью, сегодня тоже на его стороне. Оно спешит, торопится, и даже не думает останавливаться. Часы сменяют друг друга очень быстро, и Чонгук даже не успевает заметить, как стрелки перебежали с восьми на одиннадцать. В дверь раздаётся стук, и Чонгука мгновенно бросает в дрожь. — Господин Чон. Вы позволите мне войти? — раздаётся за дверью голос Джессики. — Да, конечно. Входи. — Джессика открывает дверь, сталкиваясь с испуганным взглядом Чонгука. — Господин Пак просит вас спуститься в столовую. Вот до чего, до чего, а до еды ему точно нет дела. Его больше напрягает тот факт, что Чимин отправил Джессику для того, что позвать его. Обычно он сам приходит за ним, либо же просто кричит с первого этажа. На крайний случай, посылает гувернанток. — Джес. — шёпотом зовёт парень, поднимаясь с кровати. Девушка развернулась к нему лицом. — Он сильно злой? — девушка на это лишь кивнула, покидая пределы комнаты, и Чонгук понимает, что сейчас самое время исповедоваться и проститься со всеми родными и близкими. Понимает, что сейчас начнётся ужас. Он на негнущихся ногах спускается вниз, медленно плетясь к двери в столовую. Но открыв её, он обнаруживает, что Чимина там нет. На широком столе стоят лишь две одинокие тарелки, а значит Чимин всё же решил поесть вместе с ним, перед тем, как уедет в Сиэтл. И ему ничего не остаётся, кроме как сесть за стол, на своё место, и ждать. Только вот ждать приходиться не долго. Буквально через минуту с кухни выходит Чимин. Глаза сонные, волосы взъерошенные и лицо, опухшее после вчерашнего драбадана. Но к его одежде вообще нет ни одной претензии. Идеально выглаженная кипенно-белая рубашка, на шее не завязанный галстук. На ногах чёрные брюки со стрелками. Он подходит к столу, но на Чонгука даже не смотрит и с одной стороны это даже хорошо. У Чонгука нет такого ощущения будто его хотят сожрать глазами, нет такого ощущения, что его вдавливают в пол, но в тот же момент Чонгук понимает, что если он вспомнил те слова, которые сказал вчера, то это значит только одно. Им всем хана. Чимин садится за стол и сразу хватается за свой стакан с водой, который стоял рядом с тарелкой и опустошает его практически мгновенно. Видимо сушняк у него действительно сильный. — Как ты себя чувствуешь? — от этой фразы у Чонгука пошли мурашки. Вроде это и прозвучало максимально спокойно и максимально нежно, но в его голосе чувствовался напор и строгость. Взгляд, который после этой фразы переметнулся в его сторону, отражал в себе лишь печаль и Чонгук это сразу заметил. — Всё хорошо. Только голова немного кружится. — ответил тихо, пряча свои глаза за чёлкой своих волос. — Давай мы с тобой сделаем так. — любые другие эмоции, которые присутствовали в его голосе до этого, исчезли, как будто их там и не было. — За каждую твою новую попытку суицида, я буду кого-нибудь убивать. И их кровь будет не на моих руках, а на твоих. — он отворачивает голову в сторону, разместив локти на столе и, сложив руки в замок, приложил их к своему лбу. — Ты уже убил одного человека своим вчерашним поведением. Чонгук поворачивает голову в сторону Чимина с удивлёнными глаза. — Ты… что ты сделал? — заикаясь через звук выдавил из себя младший. Чимин поднялся с места, повернувшись в сторону Чонгука. — Ни я, а ты. Ты меня вчера убил. — подошёл к нему ближе. — Именно поэтому вчера была последняя капля моего терпения. Дальше я за себя не ручаюсь. — он смотрит на него внимательным прожигающим взглядом, понимая, что его слова подействовали именно в той степени, в которой нужно. На лице Чонгука меняются разные эмоции, но все они примерно одного характера, и вызваны они именно словами Чимина. — Сейчас я уеду на работу. В восемь часов я уеду в Сиэтл. Меня не будет какое-то время. — нагнулся к нему вплотную. — Я надеюсь, что ты меня услышал. Я своё слово сдержу. Не дай бог чего, и я начну убивать прям там…

/end flashback/

Стук в дверь вырывает его из собственных мыслей. — Господин Чон, я… — Входи, входи, Джес. — проговаривает он, быстро вытирая слезящиеся глаза. Девушка появляется в дверном проёме, почтительно поклонившись перед ним. — Простите за беспокойство. Я просто хотела узнать, может вам нужно что-нибудь. Чонгук садится на край кровати. — Джес, давай договоримся. Когда Чимина нет дома, не обращайся ты ко мне на «вы». На «ты» и просто Чонгук. Этого будет более, чем достаточно. Девушка сомкнула губы и скромно кивнула. — Хорошо. Я поняла… тебя. Чонгук на это лишь улыбнулся. — Так лучше. — поднялся на ноги. — Нет Мне ничего не нужно. Если что, то я обязательно спущусь и скажу тебе. — Хорошо. — она вновь немного поклонилась и уже собралась покинуть его комнату, но остановилась и вновь развернулась к нему. — А, Господин Чон… ой… — она немного замешкалась, но почти сразу исправила свою ошибку. — Чонгук, я хотела сказать, что пока Господина Пака не будет, к вам… к тебе по вечерам будет приходить мистер Нельсон. Конечно, Чонгук об этом знает ведь он же подслушивал их с Чимином разговор в коридоре. Он прекрасно знает, какие указания Чимин дал ей, но тем не менее, нужно продолжать играть дурочка, который ничего не знает и не понимает. В эту игру, Чонгук учится играть последние семь лет. И в этой игре он однозначно преуспел. — А во сколько он будет приходить? Она пожал плечами. — Наверное, после своей рабочей смены в больнице, либо перед ночными дежурствами. — она развернулась к нему полностью. — Сегодня, когда он придёт спроси его об этом. Чонгук кивнул. — Хорошо. Я тебя понял… Сокджин просыпается от очередного кошмара с сильной отдышкой, которая наполняет всю комнату. Его широко раскрытые глаза потерянно бегают по потолку пытаясь разглядеть рань что-то в кромешной тьме. Совершенно неожиданно в комнате загорается свет, от чего Сокджина ослепило буквально на пару секунд. — Кошмарики? — раздался рядом голос, от которого Сокджина мгновенно кинуло в дрожь. Он медленно поворачивает голову и видит в дверном проёме Чимина, который стоит с ножом в руках, нагло улыбаясь. — Ч… Чимин? Что… что ты здесь делаешь? — Мне так приятно смотреть на то, как ты мучаешься. Так приятно смотреть на твои ночные кошмары. Как ты возишься на этой кровати, пачкая всё в своей поганой крови. — он медленным шагом начинает приближаться к нему. — Этот нож помнит многие вещи. Помнит, моё первое жестокое убийство. Помнит, как я точил его перед каждым наступлением. А сколько крови разных людей он хранит на своей рукоятке? — он замер, распиливая Сокджина, который сидел на кровати, и держался ладонью за раненный живот, злым и максимально прожигающим взглядом, но в параллель этому продолжая хищно улыбаться. — Но есть одна мелочь, из-за которой этот нож стал моим любимым. Каждый, в кого я втыкал его — умирал. — Хочешь сказать, что ты пришёл сюда только для того, чтобы завершить начатое? — наигранно ухмыльнулся и разочаровано кивнул. — Ну да. Ты прав. Любое дело должно быть завершено. — парень нервно засмеялся, понимая, что Чимин долго ждать не будет. Понимает, что даже если от будет ползать за ним на коленях, лишь бы вымолить прощение, то это уже ничего не изменит. Жизнь Чимина сломана. Её уже никак не изменить. Он и живёт только ради мести. И её нужно завершить. — Ну что ж, тогда бей. — Не повеселишь меня своими жалкими попытками сбежать? Мне было бы куда интереснее. — Нет, братец. В отличие от тебя, я готов умереть. Хоть сейчас. — Тогда, ты уже мёртв. — проговаривает парень. Он словно пантера кидается на кровать, перерезая старшему брату горло… Парень резко открывает глаза, поднимая голову с подушки и хватаясь за собственную шею, ища след от пореза Чимина. Но, когда он не находит на своей шее ничего, кроме его любимой золотой цепочки, до него начинает доходить то, что всё это было сном. Кошмаром, к которому Сокджин, как нестранно готов. Он предполагает, что Чимин ищет его и рано или поздно найдёт. И если так случится, что Чимин действительно придёт, чтобы его убить, то Сокджин не будет сопротивляться. Но и сам напрашиваться, чтобы Чимин ему голову открутил, он не будет. Он смотрит в окно, за которым, светило тусклое, почти скрывшееся за различными зданиями, солнце. Небо было окрашено в самые красивые цвета. Где-то чуть розовое, переходящее в красное и рыжее небо, просто захватывало дух. Редко можно узреть такую красоту. Вдруг на прикроватной тумбочке начинает вибрировать телефон и Сокджин сразу тянется к нему, чтобы посмотреть, кто это. Но увидел он не совсем тот номер, которого ожидал. — Да, Чонгук? — Привет, хён. — Сокджин начал внимательно вслушиваться в эмоции в голосе младшего, но на его удивление, голос звучал спокойно и даже как-то радостно. — Как ты? — Привет. Да нормально, вроде. — он сел на край кровати, продолжая смотреть в окно. — А ты как? Случилось чего? — Чимин уехал в Сиэтл, на какую-то конференцию, и его не будет почти всю неделю. — голос младшего начал звучать ещё радостнее. — Он вернётся только двенадцатого или тринадцатого числа. — А на какую именно ты не знаешь? — заинтересованно спросил старший, проводя пальцами по подбородку. — Нет. А что? Тебя в этом что-то настораживает? — радость в голосе Чонгука мгновенно пропала. — Ну не то, что настораживает. Больше удивляет. — поднялся на ноги, медленно направляясь в сторону соседней комнаты. — Сам ведь припомни, он же никуда никогда не ездит, кроме работы. А тут, почти на неделю, бросив свою любимую работу на произвол судьбы, и оставив тебя одного дома. Это как минимум странно. — он сел за стол, взяв пачку, и доставая оттуда последнюю сигарету, поджигая её. — Я тоже думал об этом, но меня он оставил дома по другим соображениям. Я тебе как-нибудь потом об этом расскажу. — в трубке раздался какой-то непонятный шум. — Сегодня с утра я подслушал его разговор с Джессикой. Меня насторожило то, что не велел ей собирать никаких документов, а лишь сказал, что всё сделает сам. И ещё, сказал, что у него будет тяжёлый перелёт. Сказал, что, по пути в Сиэтл, ему нужно будет залететь в Висконсин. Сокджин насторожился. — Висконсин? Он же ненавидит этот штат всеми фибрами души. — пробормотал парень. — А зачем ему туда, тоже не сказал? — Нет. — Ну, хорошо. — он сделал короткую затяжку. — Я попытаюсь узнать через своих, но не знаю, получится ли… Утро нового дня началось и ужасно, и прекрасно одновременно. Ужасно, потому что сегодня понедельник, потому что началась новая рабочая неделя, а значит новая рабочая смена. И Хосока этот факт совсем не радует. Из сладких объятий сна и Тэхёна, его вырывает громкий и очень пронзительный будильник, который мгновенно долбит по ушам. Причём не только Хосоку, но и Тэхёну тоже. — Хосок… — сонно зовёт младший, поворачиваясь на другой бок, и засовывая голову под подушку. — Выключи… И Хосок как можно быстрее находит свой телефон и выключает раздражающий звук будильника, проводя ладонью по сонным глазам. Ему сегодня вновь нужно на работу. Вновь нужно надевать рабочую улыбку и идти обслуживать людей, хотя желания нет. Собственно, как и сил. Эта неделя выходных, которую он взял за свой счёт, была намного тяжелее рабочей. И усталость эта была далеко не в физическом плане, а в эмоциональном. И теперь, после всего того, что произошло снова возвращаться к работе очень тяжело. Но как бы его не тянуло снова вернуться в тёплую постель и вновь уснуть рядом с Тэхёном, послав всё далеко и на долго, работа ждать не будет. Он кое-как поднимается с постели, как можно тише покидая комнату, прикрывая за собой дверь, чтобы посторонним шумом не тревожить и окончательно не разбудить Тэхёна. Ему нужно хорошенько выспаться и отдохнуть, ведь за сегодняшнюю ночь у них не получилось сделать ни того, ни другого. Первое место, куда он направляется, выйдя из спальной, это ванная. Почему именно ванная? Потому что только холодная вода сейчас поможет ему окончательно проснуться и вернуться в человеческой состояние. Только холодная вода послужит своеобразным клеем для того, чтобы плотно приклеить маски «хорошего официанта» и «вечно жизнерадостного человека». После хорошего контрастного душа, Хосок бегом бежит на кухню, заваривая себе очень крепкий, но холодный кофе, потому что времени ставить чайник, и ждать, когда он соизволит закипеть, у Хосока нет, ведь он и так уже опаздывает. А ему ещё нужно добираться на другой конец города. — Как же, однако, хреново, что мы с Тэхёном не соседи. Выпив свой кофе почти залпом, Хосок начинает искать по всей квартире свои вещи. Он не то что не помнит, он не знает, куда Тэхён мог убрать его вещи, после того, как очень бурно их снимал. — Так, Чон Хосок. Думай, как Тэхён. — он присел на один из стульев в кухне, начиная рассуждать в слух. — В тот день мы пришли насквозь сырыми после дождя. Тэхён, скорее всего выстирал их. — поднялся со стула. — Значит они, скорее всего, на сушилке. — и его размышления не подвели. Вся его одежда действительно висела на сушилке, и к счастью, сухая. — Да ты ж моё золото. — с улыбкой проговаривает Хо, стаскивая одежду с железных прутьев, начиная одеваться на ходу. Парень, как можно тише, открывает дверь в спальную, вслушиваясь в каждый звук. Он слышит, как тихо посапывает Тэхён, завернувшись в одеяльный кокон, и от этого на его губах мелькает улыбка. Он на носочках прокладывается к окну, как можно тише задёргивая шторы, а затем крадётся к Тэхёну, присев на корточки перед кроватью. — Тэхёна… — зовёт шёпотом, легонько тряся младшего за плечо. Но реакции никакой. Тэхён мало того, что не открыл глаза, он вообще не пошевелился. — Тэхён. — зовёт чуть громче. В этот раз реакция всё же произошла. Тэхён прошептал что-то невнятное, повернувшись к Хосоку. — Тэхён, я поехал на работу. — провёл ладонью по его волосам. Парень открыл глаза. — Может тебя подвезти? — сонно проговорил младший. — На чём ты меня подвозить собрался? — с небольшой улыбкой. — Ты же машину в ремонт отвёз после аварии. — чмокнул его в лоб. — Ты лучше спи. Я оставлю тебе ключи. Когда выспишься приедешь ко мне домой. Тэхён на это лишь не сильно кивнул, вновь закрывая глаза. — Позвони мне, когда закончишь. — Хорошо… — Ну, здравствуй, мой ненавистный Висконсин. — пробормотал Чимин, медленно спускаясь по трапу. Этот штат встречает Чимина холодным ветром и пушистым холодным снегом. Хоть на улице и потемнело уже давным-давно, но город, в аэропорту которого они совершили свою остановку, даже не думает засыпать. Ведь сами посудите, какой крупный город будет засыпать в десять часов вечера? Правильно. Никакой. — А нашему психу, как всегда, что-то не нравится. — раздался громкий женский, но достаточно низкий, голос, где-то неподалёку. И как только Чимин услышал этот голос, на его губах сразу промелькнула улыбка-оскал. Только хорошо приглядевшись, он увидел, как в темноте, под крышей стоит девушка. У неё были очень длинные, выкрашенные в чёрный цвет волосы, на плечах был накинут чёрный полушубок, который контрастировал с белой рубашкой под ним. На талии короткая чёрная юбка, со шлейфом до пола и высокие чёрные ботфорты. В руках у этой девушки, была тонкая сигарилла. — По-прежнему острая на язык. Прям, как катана. — Чимин спустился на землю, медленными шагами приближаясь к ней. — Да, Тан Хёджин? Девушка подняла на него свои глаза кофейного цвета, надевая такую же улыбку, как и у Чимина. — Я всегда была катаной. Даже, когда стала обычной Тан Хёджин. — сделала пару шагов к нему на встречу. — А ты… — провела своими длинными ногтями, по его щеке. — как был психом, так и остался, Пак Чимин. Парень лишь усмехнулся. — Я, наверное, никогда не привыкну к тому, что ты называешь меня по имени. — Что верно, то верно. — развернулась к нему спиной. — Иди за мной. — девушка скрылась за дверьми в здание аэропорта. И Чимин не раздумывая пошёл за ней. Он шёл за ней сквозь весь аэропорт, словно на цепочке, но не приближался слишком близко. А именно так, как их учили, при маскировке в толпе, на расстоянии семи метров. Вскоре она зашли в один из кабинетов. И Чимин пошёл следом за ней. — Не знал, что ты стала директором аэропорта. — поговорил, запирая за собой дверь. — Давай без лишних, никому не нужных, льстивых речей. — сняла полушубок с плеч, присаживаясь в своё кресло. — На них нет времени. Да и ни к чему они. — показала рукой на один из стульев. — Присаживайся. Чимин медленными шагами, приближался к стулу, внимательно осматривая каждый уголок чужого кабинета. Всё как у всех нормальных людей. Ничего необычного. За не большим исключением. — Катана на стене? — Чимин устремил свой взгляд на дальнюю стену. Там в ножных, подвешенная на верёвках висела катана. — Подделка. Сразу видно. Девушка усмехнулась. — А ты догадлив. — перевела взгляд на катану. — Да. Она действительно подделка. Оригинал лежит в сейфе, и достаётся крайне редко. — переводит взгляд на Чимина. — Но её копия висит здесь, чтобы каждый день напоминать мне о том, кто я на самом деле. Что я не просто Тан Хёджин, которую все знаю, а что я — самая опасная девушка- киллер Южной Кореи, что я — одна из самых опасных участников «Кёнги», единственная девушка и одна из немногих, кто смог пережить последнюю бойню. Чимин на эти слова лишь ухмыльнулся и сел на стул. Он понимает, почему эти слова прозвучали. Понимает, зачем всё это нужно. Чтобы в моменты отчаяния вспоминать то, что довелось пережить не каждому. Чтобы вылечивать себя воспоминаниями о том, через что пришлось пройти. Он помнит, и надеется, что никогда не забудет. Девушка вновь зажгла сигариллу, внимательно рассматривая чужое лицо. — Так, что же привело тебя ко мне, Пак Чимин? Чимин повернулся к ней. — Я что, не могу заехать, повидаться со старым другом? Девушка засмеялась. — Я была бы рада, будь это действительно так, но тот Пак Чимин, которого я знаю, никогда не придёт к человеку, которого мечтает забыть, без какой-то весомой причины… Наконец-то у Хосока начался обеденный перерыв. В первые в жизни он ждал его настолько сильно, что за последний час посмотрел на часы около восьми раз. Для него сегодня максимально тяжёлый день, ведь поскольку сегодня понедельник, то народу приходит намного больше, чем в любой другой день. В основном все приходящие это рабочие, которые приходят на обед. И чтобы накормить их, всё нужно делать быстро. Именно поэтому последние два часа Хосок летал по залу, словно с пропеллером в одном месте. Но сейчас, когда он закрылся с в маленькой комнатке «только для персонала» он может спокойно выдохнуть, потому что в ближайшие пятнадцать минут его никто не будет дёргать с фразами: «это за тот стол» «давай быстрее неси заказ» и так далее. Он плюхнулся на диван, наконец снимая с себя ту рабочую маску, которую носил полдня, и наконец-то выдыхая, ведь сейчас у него есть прекрасная возможность расслабиться и дать отдохнуть спине, рукам и ногам. В его кармане начинает звонить телефон и Хосок без какого-либо желание достаёт его оттуда. Но как только он увидел, кто ему звонит, то сразу захотел снять трубку, ведь голос этого человека вылечит его буквально за мгновение. — Да, Тэхён. — губы растянулись в широкой улыбке, которую скрыть было просто невозможно. — Привет. — его низкий, сонный голос, сразу поднял Хосоку настроение на оставшийся день. — Не отвлекаю? — Нет-нет. — протараторил старший. — Я, вроде как, на обеде. Урвал пятнадцать минут отдыха. — со стороны Тэхёна раздался смешок, от которого улыбка Хосока стала ещё шире. — Ты только проснулся что ли? — Да. — на той стороне раздался характерный зевок. — Мне в отличие от тебя на работу не нужно. У меня понедельник, почти всегда, выходной. Хосок закатил глаза. На самом деле ему максимально завидно от того, что Тэхён сейчас лежит там, в тёплой постели, только просыпается, а он тут пашет, как проклятый. Но если взглянуть на то, как они обычно работают, то завидовать там нечему. Хосок лучше в кафе будет работать, чем пойдёт работать айдолом. — Везёт тебе, Ким Тэхён. Я тоже хочу сейчас находится дома. — У тебя завтра и после завтра выходные. Завтра и выспишься, и отдохнёшь, как следует. — Ну это да. — вдруг в дверь раздаётся стук и громкая фраза: «Чон Хосок, выйди пожалуйста, там в зале рук не хватает». — от которой Хосок вновь закатывает глаза. — Ладно, Тэ. Я пошёл. Меня снова зовут. — Хорошо… Как только Чимин вышел из здания аэропорта, в его сторону сразу начал дуть омерзительный, холодный и сильный ветер. Именно поэтому он бегом бежит к самолётному трапу, поднимаясь вверх по лестнице. Там его уже ждали. И ждали не одного, а вместе с Тан Хёджин. — Привет, Чимин. — раздался голос фон Витте, который уже сидел на одном из кресел. — Здравствуй, Питер. — Чимин подошёл к нему, протягивая руку. Питер повернул голову в сторону входа, ожидая увидеть там ещё одну фигуру, но там никого не было. — А где Тан Хёджин? — Она отказалась…

/flashback/

Девушка засмеялась. — Я была бы рада, будь это действительно так, но тот Пак Чимин, которого я знаю, никогда не придёт к человеку, которого мечтает забыть, без какой-то весомой причины. — Я всегда поражался твоему умению видеть людей насквозь. — его взгляд вновь приковала к себе катана, висящая на стене. — Я хотел попросить тебя о помощи. Взамен, проси всё, что хочешь. — Всё? — Чимин повернулся к ней и кивнул. — Даже… твою жизнь? Со стороны Чимина раздался лишь короткий смешок. — Зачем ты собираешься просить о том, что тебе не нужно? — Мне интересен твой ответ. — повернула голову в сторону окна. — Если уж ты сказал, что сделаешь всё, то и жизнь свою ты тоже должен отдать мне. — посмотрела на него. — Если бы я в ней нуждалась. — Так вот, если бы тебе нужна была моя жизнь, то мы бы с тобой договорились. Девушка улыбнулась, вновь выглядывая в окно. — Что тебе нужно? — Я лечу в Сиэтл. — он поднялся с места. — Там будет проходить очередная конференция, посвящённая онкологическим заболеваниям, на которой будет решаться вопрос о введении нового рецепта изготовления морфина. Но разглашать его не будут, так изготовлением будут заниматься специальные лаборатории. — подошёл к ней, садясь на край стола. — Так вот, птица моя, я хотел попросить тебя, выкрасть для меня этот рецепт. Девушка развернулась к нему, заглядывая в чужие глаза. — Заманчиво. — девушка потушила сигариллу в пепельнице. — Очень заманчиво. — поднялась с места, подходя к Чимину вплотную. — Но я вынуждена отказать тебе. — прошептала, проходя мимо него в сторону окна. — Хёджин… — Нет, Чимин. Я не буду этого делать. — опёрлась руками на подоконник, внимательно разглядывая своё отражение в поверхности стекла. — Я не стану подставляться ради чужих интересов. — Раньше это было твои неизменным правилом. — сложил руки на груди. — И ты подставлялась раз за разом. — Раньше мне было нечего терять. А сейчас есть чего. — повернулась к нему, заглядывая в глаза. И Чимин прочитал в них только печаль. — У меня есть муж, есть дочь, которые ничего не знают о моём прошлом. Которые не знают, кто я такая. — подошла к нему вплотную, схватив его за ткань рубашки и прошептала сквозь зубы. — Я не хочу потерять то, что строила долгие семь лет. — отпустила его. — Тебе лучше уйти…

/end flashback/

— В смысле она отказалась? — строгим голосом спросил Питер, устремив в его сторону злой взгляд. — И ты ничего не сделал? Чимин сел напротив него, закинув ногу на ногу. — Нет. Не сделал. — он выглянул в иллюминатор, устремив взгляд на окно директорского кабинета, в котором продолжала стоять Хёджин. — Я могу её понять. Глаза фон Витте расширились настолько сильно, что казалось будто они вот-вот вылетят из орбит. — Что ты сейчас сказал? — мужчина поднялся на ноги. — Повтори. — Я сказал, что могу её понять. — развернул голову в его сторону. — Она боится за семью. Боится за себя. Ведь если что-то пойдёт не так, то я никак не смогу её защитить. — сел по удобнее, уперев свой подбородок на ладонь. — У меня тоже есть семья, и я не готов жертвовать ею, ради работы. Только вот у меня нет выбора, а у неё он есть. И она, в отличие от меня, выбрала правильно… Балкон. Снова очередная сигарета. Снова бесконечные мысли о том, кто находится на другом континенте. И как бы не хотелось этого признавать, но для Намджуна это уже норма. Норма бесконечно думать о Сокджине, норма постоянно переживать за него, ведь Сокджин всегда был таким человеком, которому от души похрен на себя. Он больше переживает за тех, кто ему дорог, но не за себя. И Намджун его в какой-то степени понимает, ведь он сам такой же. Ещё в его голове безвылазно сидят мысли о Юнги. Мысли и догадки о том, где он и что с ним. Хоть Намджун и сам сказал о том, что нужно дать ему время, но его не покидает ощущение, что в этот раз он уехал не просто на пару дней. Есть стойкое предчувствие того, что с ним что-то случилось и сейчас он сидит где-то на обрыве и сходит с ума. Так же отдельное место в бесконечных мириадах мыслей посвящено Чонгуку. Он переживает за него не меньше, чем за Юнги и Сокджина, потому что знает, рядом с каким тираном он живёт и что он может с ним сделать и именно поэтому есть очень веские основания переживать за него. В принципе, есть такие же веские основания, чтобы переживать за каждого из них. Вдруг от всех этих размышлений его отвлекает звонок телефона из спальной. И, честно признаться, Намджун уже даже боится смотреть кто это и боится представить, что ему сейчас скажут. Ему звонит Тэхён. — Да, Тэхён. Привет. — отвечает он максимально напряжённо, ведь он, реально боится услышать то, что сейчас ему скажет младший. — Привет, хён. Ты как? — голос Тэ немного сонный, а значит он только недавно проснулся, но при всём при этом, он совершено спокойный. Не сказать, что радостный, но хотя бы спокойный. — Нормально, вроде. А ты? Голова не болит после аварии? — Нет. Всё намного лучше, чем я думал. — в его голосе прозвучала улыбка, которая свидетельствовала о том, что с ним действительно всё хорошо, и для Намджуна сейчас это самые лучшее новости. — А Хосок как? — Он сейчас на работе. Я только что с ним разговаривал. — раздался щелчок зажигалки, а это значит, что Тэхён пошёл курить. — Домой хочет. Заебали его на работе. Намджун немного улыбнулся. — Знакомо. — пробормотал, потушив окурок в пепельнице. — А после вчерашнего не сильно ругался. На той стороне раздался короткий смешок. –Ну… сильно, но потом он решил всё-таки не отнимать у меня права. Намджун засмеялся, вспоминая то, с каким же серьёзным лицом Хосок сказал эту фразу, и как изменилось выражение лица Тэхёна. — Ну это хорошо. А о Юнги-хёне слышно что-нибудь? Раздался очень тяжёлый вздох. — Нет. Не слышно. — слышен выдох сигаретного дыма и недолгое молчание. — Ты же сам знаешь и понимаешь, что что в ближайшее время он не вернётся. — да, Намджун это действительно знает и понимает. Понимает, что ему нужно время, но ничего не может с собой сделать. Переживания никуда не денешь. — Понимаю… Спустя пять часов перелёта, самолёт наконец влетает в воздушное пространство крупнейшего города в штате Вашингтон — Сиэтла. Наконец-то самолёт начинает снижаться и вскоре наконец- то тормозит в одном из аэропортов. Фон Витте, которые весь перелёт провёл в негодовании и раздумьях о ситуации в Висконсине, поднимается с места, разминая затёкшую спину. — Чимин. — достаточно громко зовёт он младшего. Чимин уснул, когда они пролетали над Южной Дакотой, свернувшись в небольшой комочек. И всё бы ничего, мужчина мог бы оставить его спать дальше, но поскольку он так и не смог уговорить Тан Хёджин выкрасть для него новый рецепт морфина, то его однозначно нужно будить, чтобы сидеть и выстраивать план действий. — Чимин, просыпайся. — проговаривает ещё громче, чем в первый раз. Но увидев, что реакции ноль, он поворачивается к своему телохранителю. — Ну что ты стоишь? Разбуди его. — парень подбежал к Чимину. — Просыпайтесь, Господин Пак. Мы прибыли в Сиэтл. — проговаривает, тряся Чимина за плечо. — Да отвали ты от меня, Питер. — проговаривает Чимин, зажмуривая глаза, пытаясь не разогнать жалкие остатки сна. — Дай мне хоть раз выспаться. — Не дам. Поднимай пятую точку и поехали в отель. — он затягивает на своей шее галстук. — Нам ещё думать, как ты будешь выкрадывать рецепт. Чимин открывает глаза, смотря на фон Витте со злостью. — Ещё одно слово, и воровать его будешь ты. А я просто разверну самолёт и поеду домой. — парень нехотя поднимается с кресла. — Сколько сейчас времени? Фон Витте достал из кармана телефон, посчитывая время. — В Сиэтле 22:38. В Нью-Йорке сейчас без двадцать два, поэтому, если ты собрался звонить домой, то тебе нужно дождаться утра. — Даже в мыслях не было. — он поднялся с кресла и быстро схватив свои вещи, пошёл к выходу из самолёта. После того, как Чимин налюбовался видами ночного неба, в ожидании того, когда Питер соизволит спуститься, они прошли к лимузину, который ждал их у главного входа в аэропорт. — А тут хороший сервис. — шепнул фон Витте Чимину. — И лимузин подали, и номера в отеле на нужные дни забронировали. Не удивлюсь, если завтра, когда мы прибудем на конференцию, нас будут облизывать с ног до головы. — А так и будет. Поверь мне. — Чимин задумчиво рассматривал вечерние пейзажи города за окном едущего лимузина. — Им нужна наше согласие. Нужно, чтобы мы согласились, и поэтому они будут подкупать нас именно таким образом. И не только нас, кстати. — Думаешь всех? — Конечно всех. — подпёр подбородок рукой. — Это главный закон оборота дел. Стараться во всём угодить, чтобы в итоге получить своё. По-другому в нашем мире дела не делаются. — чуть развернул голову, пробежавшись глазами по лицу старшего. — Тебе ли об этом не знать. Мужчина на эту фразу лишь улыбнулся, понимая, что Чимин вне всяких сомнений прав. — Нам нужно что-то решать с тем, как будем добывать рецепт. — Завтра, Питер. Всё завтра. — протянул парень, закинув голову назад. — Не торопи события. Конференция всё равно будет идти три дня. — прикрыл глаза. — Завтра сходим на разведку всё выясним, и от этого уже будем двигаться… Кто говорил, что: «Понедельник добрым не бывает»? Кто говорил, что: «Понедельник — день тяжёлый»? Где этот человек и как его найти? Хосок просто ёбнуть готов этого человека, ведь из-за того, что эта аксиома стала для многих девизом первого дня каждой недели, они считаю, что можно хамить, грубить и орать на других людей. Они думают, что, если на них наорал босс, значит они могут выплеснуть свой гнев на одном из коллег, думают, что могут вытирать ноги и сплетничать о каждом, кто им не нравится. А поскольку Хосок любимчик у начальства, и просто хороший работник, то этим «кто-то» был именно он. Конечно, Хосок сегодня тоже далеко не идеально выполнял свои обязанности. Он ходил, в какие-то моменты путал заказы, но это были только первые два часа. Потом, он быстро взял себя в руки и всё стало хорошо. Но то, что сегодня на него срывались из-за какой-то ерунды, его это конкретно взбесило. Но, к счастью, всё приходит к концу. И рабочий день, не исключение. Хоть он и тянулся как резина, хоть и приносил уйму противоречивых эмоций, но день прошёл и слава богу. Осталось просто прийти домой и рухнуть спать. Завтра будет новый день. Завтра всё будет по-другому. Он выходит из своего кафе сразу поёживаясь от холода, ведь зимой, по вечерам, холоднее всего. И он уже успел смириться, что в такую холодрыгу ему придётся топать домой и мёрзнуть, но совершенно неожиданно кто-то подходит к нему сзади и обнимает за талию. В нос сразу бьёт знакомый запах крепких сигарет и очень знакомого парфюма, от которого становится намного теплее. — Я же просил тебя позвонить мне, когда закончишь. — рядом с ухом раздался голос Тэхёна, от которого вся злость и усталость мгновенно пропали. На губах расцвела улыбка, а глаза просто засияли. Парень развернулся к нему лицо, замечая такую же широкую улыбку на губах младшего. — Прости, я забыл. — он прижался к нему. — Ты давно ждёшь? — Да нет. Только подъехал. Хосок отстранился, смотря на него немного не понимающе. — Подъехал? На чём? Тэхён вновь улыбнулся, и взяв Хосока за подбородок повернул вправо. Там Хосок увидел машину Тэхёна, без единой вмятины или хоть какого-то следа, который говорил бы о том, что вчера она действительно попадала в какую-то аварию. Она была просто идеальна, будто только что с конвейера. — Да ладно? Починили? За такое короткое время? — он быстрым шагом направился к машине, внимательно рассматривая каждый сантиметр. — Ну… тут мне помог мой статус звезды. Они не могли отказать VIP-клиенту, который просит сделать машину в экстренном порядке, и обещает докинуть ещё деньжат сверху. — парень подошёл ближе к Хосоку. — Они мне ещё чистку салона в подарок сделали. — открыл перед ним дверь. — Поехали домой. Замёрзнешь ведь. Хосок на это лишь улыбнулся, и сел внутрь… В ночном сумраке, разрезаемый лишь холодными огнями фонарей, идёт парень, который в третий раз в своей жизни пожалел о том, что вообще родился. Юнги потерянно бродит по холодным, можно даже сказать ледяным улицам. Его руки, на которых только-только успели покрыться тоненькой корочкой прошлые порезы и царапины, вновь начали кровоточить. Кожа изуродована парой небольших кружочков. Ему на руку вместе с пеплом падали горящие уголки с сигарет. Они прожигали ему кожу, оставляя после себя не глубокие дырки. На прикрытых рукавами запястьях большие невесомости из синяков, красные линии кровоподтёков. Синяки под глазами, которые явно говорят о недосыпе. Хотя он и пытался ненадолго прикрыть глаза, но всё бесполезно, ведь стоит ему хоть на секунду закрыть глаза, как перед глазами возникает Чонгук. Его широкие, шоколадного цвета глаза, которые светят ярче любой звезды на небе, которые грею сильнее, чем солнце. в одной руке у него тлеет наполовину выкуренная сигарета. В другой руке наполовину пустая бутылка арманьяка, который за последние два дня стал ему просто отвратителен и на вид, и на запах, и на вкус. Мимо него проходят люди, которые могли узнать его, которые могли начать распространять слухи про то, что видели одного из участников группы «NoDream’s» ходит по городу пьяный в щепки. И так по любому будет, ведь именно так устроено омерзительное создание по имени «человек». Ему всегда нужны сплетни, грязь, дрязги, в которые он сможет вставить свои пять копеек. «Человечество — это пустой звук». Эту фразу Юнги запомнил ещё из учебника по философии старших классов, и похоже уже никогда не забудет. Юнги сворачивает с оживлённой улицы на задние дороги, чтобы избежать тех взглядов, которыми его одаривают проходящие мимо люди и не усугублять то дерьмовое стечение обстоятельств, в котором он оказался, конфликтом с агентством. Ему это не нужно. Вдруг Юнги начинает осознавать, что ноги занесли его в какой-то знакомый район. Знакомые фасады зданий, знакомые повороты и знакомые улицы. Знакомые переулки, которые за очень долгое время стали для Юнги почти родными, ведь раньше Юнги ходил в эту сторону намного чаще, чем домой. Но только зайдя в один из дворов и посмотрев в сторону одного из окон на седьмом этаже, в котором горит свет, Юнги понял, почему этот район показался ему знакомым. Понял, потому что ноги и искалеченное сознание специально привели его к тому дому, где живёт Хосок. Завели его к тому человеку, который абсолютно точно спасёт его, поможет выбраться из петли боли, которую он сам себе сплёл и на шею повесил. И первая правильная и абсолютно трезвая идея, которая посещает его пьяную и больную голову, это пойти к Хосоку, ведь этот человек никогда не откажет ему в помощи, никогда не выставит его за дверь. Он всегда помогал ему чем мог, всегда был рядом, когда это было нужно. И когда не нужно тоже. Хосок сейчас воистину является его спасением, которое поможет хоть немного ожить. Он достаёт из кармана телефон, который уже около двух дней находится в выключенном состоянии. И от этого ему становится стыдно. Юнги уверен, что как только он включит телефон начнут приходит оповещения о пропущенных звонках, и почти все они будут от Хосока. И стыдно становится из-за того, что Юнги пошёл на поводу у эмоций, вырубил телефон, и вновь заставил переживать за себя. Как только его телефон включился, он долго вибрировал в его руке, оповещая о том, что за те два дня, пропущенных со всех номеров было много. Но Юнги даже просматривать их не стал. Он не хотел расстраивать себя ещё сильнее. Гудки, раздававшиеся в трубке, очень сильно напрягают, и заставляют каждую клеточку тела сжаться. Мысли в голове кричат, говоря о том, что зря он сейчас звонит ему, зря собирается показаться ему на глаза. И в тот самый момент, когда мысли почти выигрывают и Юнги всё же решается сбросить и уйти отсюда, на другом конце раздаётся голос: — Юнги… — Привет, Хосок. — Где ты? — его голос звучит максимально взволновано. — Как ты? — Я. около твоего дома. Можно я. переночую сегодня… у тебя? Секундное молчание на той стороне очень сильно напрягло Юнги. Он поднял глаза на окно, встречаясь с удивлённым взглядом младшего, который так пристально разглядывал его. — Конечно. Поднимайся давай… Прошло уже около часа с тех пор, как Юнги и Хосок закрылись в дальней комнате, и около двадцати минут с тех пор, как в ней утихли все звуки. И честно признаться, Тэхёну от этого не по себе. Он сидит на кухне и уже просто не знает куда себя деть. Ему безумно интересно узнать, что Юнги говорил Хосоку, безумно хочется знать, что происходило с Юнги, если Хосок летал по всему дому, словно пчелой ужаленный. Хотел сам поговорить с Юнги, но Хосок даже близко не подпустил его к нему. И от этого не очень-то и приятно. Но наконец-то дверь из дальней комнаты открывается, и раздаются тихие шлёпанья босых ног по коридору в сторону кухни. В дверном проёме появляется Хосок. Вид у него максимально уставший и грустный. Глаза красные и опухшие, на щеках красные линии, которые говорили о том, что Хосок достаточно слёз вылил за последний час. Он медленными шагами проходит в кухню, берёт один из стульев, и садится рядом с Тэхёном прислонив свой лоб, к его плечу. Он молчит, но по нему видно, что за последний час его просто разорвало на куски. И не только его. Тэхён прикасается ладонью к его волосам, перебирая их. — Как он? А Хосок в ответ на это лишь мотает головой. — Вообще никакой. — поднял голову с чужого плеча, вновь вытирая глаза. — Уснул, какое-то время назад. Но с какими страданиями он уснул. — Он рассказывал тебе что-то? Хосок кивнул, поднимаясь с места, и наливая себе воды в кружку. — После того, как Чонгук уехал, к нему приходил Чимин…

/flashback/

Заварив максимально крепкий чай Хосок проходит в комнату младшего брата и садится на край кровати, рядом с Юнги. Он сам на себя не похож. Эти два дня в одиночестве, наедине с своими мыслями просто расщепили его. Переломали и превратили в нечто другое, но точно не в человека. Синяки под глазами дали Хосоку понять только то, что он совсем не спал. Раны на руках, дали понять то, что он пытался заглушить боль душевную, причиняя боль телесную. Он просто сидит и молчит, но его молчание вновь подобно крику. Его глаза смотрят в пустоту, но что только в них не отражается. Кажется, что вот-вот и его просто на части разорвёт от внутренней истерики. И что самое противное для Хосока, во всей этой ситуации, так это то, что он никак не может ему помощь. — Хён, может тебе нужно что-нибудь? — самый глупый вопрос, который можно было задать в этот момент. Максимально глупый. Но Хосок просто уже не знает, что можно сделать, чтобы хоть на время облегчить его страдание. — Хочешь я тебе выпить налью? Старший в ответ лишь помотал головой. — Нет, Хоби. Не надо. Я и так уже третий день не просыхая. Надо завязывать. — проговорил, прикрывая лицо руками. Юнги стыдно. До безумия стыдно, что он пришёл к Хосоку в таком состоянии. Стыдно, что он снова увидел его таким, ведь Хосоку самому ни капли не легче. Хо в ответ на это лишь еле заметно ухмыльнулся. — «Ну хоть это понимает. Уже хорошо». — он поставил кружку с чаем на тумбочку. Хосок смотрит на его лицо и поверить не может в то, что за два с половиной дня человек может так резко поменяться. — Хён. — положил руку ему на плечо. — Тебе больно. И эта боль тебя терзает. — он положил голову к нему на плечо. — Расскажи мне всё. Не молчи. Сам же знаешь, лучше до срыва голоса орать, чем молчать и терпеть. — Что я тебе расскажу, Хосок? — повысив голос спросил Юн, убирая руки от лица. — То, что бухаю без пауз? — скинул его руку со своего плеча. — То, что не могу спать, ведь закрыв глаза вижу лицо твоего брата? То, что после прихода Чимина я еле держусь, чтобы вновь не связать себе петлю? Глаза Хосока после последней фразы максимально расширились, выдавая в себе только удивление и смятение. — К тебе Чимин приходил? — спросил тихим, немного дрожащим голосом. Парень наигранно засмеялся. — О, да. И разговор у нас ним сложился просто замечательный. — он закинул голову назад, тяжело вздохнув, потому что вновь прокручивать у себя в голове разговор с Чимином максимально тяжело. — Он максимально доступным языком объяснил мне то, что Чонгука мы больше никогда не увидим. — Хосок начинает замечать, что у него дрожат губы, и по щеке катится одна единственная слеза. — Он увёз его навсегда и нам он его больше не вернёт. — у него сжимаются кулаки. Хосок видит, что Юнги еле держится, чтобы не начать реветь в голос. На его губах вновь появляется наигранная улыбка. — Пришёл, сука, нажал на больное, а потом просто ушёл. — после этих слов он рассмеялся, но смех был с таким отчаянием, с такой болью, что Хосок мог почувствовать всё это физически. — Почему он просто не воткнул нож мне в сердце? — проговорил, прикрыв глаза. Хосок больше не мог всего этого слышать, он чувствует, как его сердце просто разрывается на части от всего сказанного. Чувствует, что на сердце появляется новая рана. Он прижимает старшего к себе, обнимая, как можно крепче, проводя ладонью по его белым волосам. — Почему, Хосок? — шепчет Юнги. — Почему именно мы с ним? За что? — Я не знаю, хён…

/end flashback/

Хосок перевёл взгляд на Тэхёна. — На Юнги больно смотреть. Его словно прожевали. — провёл ладонями по лицу. — Просто представь, что твориться у него на душе? — Боюсь представить. — Тэхён поднялся с места и подошёл к Хосоку ближе, прижимая его к себе. Он понимает, что сейчас ему тяжело уложить в своей голове то, что сказал ему Юнги, понимает, что ему страшно принимать тот факт, что его брат может не вернуться сюда. Что он просто больше не увидит его. — Юнги-хёну нужно какое-то время пожить у нас. Иначе он просто уничтожит себя в одиночестве…