Sniper cat is not okay

Придав лицу невозмутимое и будничное выражение, Огата подошёл к Ушияме и Иенаге, которые распивали какой-то алкоголь — навскидку старше деда Хиджикаты — и о чём-то переговаривались у очага. — Иенага-сан, — позвал он, — не хотели бы вы осмотреть мой… глаз? Тот, которого нет. На лице обернувшегося Иенаги засияла улыбка неподдельного счастья. — Что же ты раньше молчал, мальчик мой! — сделавшись внезапно очень ласковым, он вскочил, подбирая длинный подол платья, и убежал в свою комнату за медицинскими принадлежностями. — Что, тебе и от второго не терпится избавиться? — скептически спросил Ушияма, когда Огата пристроился на опустевшее место, подобрав под себя ноги. Тот лишь многозначительно хмыкнул. Поэтому он и подловил момент, когда Иенага будет в компании Ушиямы, потому что этот здоровяк одним своим присутствием гасил каннибальские наклонности их безумного доктора. — Нет, серьёзно, почему ты не показался мне раньше? — вернувшийся Иенага теперь звучал почти с упрёком. — Потому что только сегодня я подстрелил утку. И мне нужно приготовиться к тому моменту, когда я подстрелю дичь посущественнее, — снимая повязку, ответил Огата. Он замер, стараясь не морщиться, когда тонкие пальцы Иенаги раскрыли его пустую глазницу. — Ничего интересного, — после тщательного осмотра наконец вынес вердикт доктор. — Всё чистенько. Удивительно даже. А я-то надеялся, что там будет гуро повеселее, ещё чтобы и мозги было видно… — он вздохнул. Цепко держа Огату за подбородок, повертел, оценивающе разглядывая его. — Очень жаль, что так получилось. У тебя, мальчик, самые зоркие и самые красивые глазки на севере Японии. Очень, очень жаль, что один из них достался кому-то ещё, — Иенага облизнулся. — Не думаю, что человеческие глаза вкуснее глаз рыбы или птицы, — подал голос со своего места Ушияма. Иенага тут же обернулся к нему и парировал: — А если с винишком? Ушияма издал звук, который выражал нечто среднее между сомнением и неуверенным согласием. Он был куда искушённее в женщинах, чем в еде. — У вас не найдётся чего-нибудь ему на замену? — спросил Огата чуть сдавленно из-за того, что Иенага всё ещё держал его подбородок, сплющивая губы. Тот непонимающе приподнял бровь. Огата объяснил: — У таксидермиста Эдогая я видел чучела зверей с искусственными глазами. Нельзя ли мне вставить что-нибудь такое же? — А-а, ты об этом, — Иенага покивал и снова умчался к себе. Вернулся уже с целой коробкой, полной различной протезной мелочёвки. — Можешь выбрать, какой понравится, — он принялся вынимать свои сокровища. — Вот, скажем, есть реверсивные, с чёрными белком и белым зрачком — смотрится жутенько и стильно. Есть кавайные, будешь как из махо-сёдзё, только с винтовкой вместо волшебной палочки. Есть жёлтенький, — он показал кошачий глаз с узким зрачком. — Тебе пойдёт, котик. Есть… о, есть ещё такой, — Иенага достал стеклянный глаз с чёрным зрачком и несколькими слоями белого и глубокого синего цвета. — Инкармат мне подарила. Сказала, что это «глаз от сглаза». Может, пригодится тебе? Огата вгляделся в назар, раздумывая. Хмыкнул. Очень уж амулет напоминал небесно-голубые глаза Асирпы. Те самые испуганные глаза, которые были последним, что видел его собственный правый глаз. — Думаю, что даже для меня это будет слишком уж иронично, — покачал он головой. — Есть просто чёрный? — Да, конечно, — Иенага принялся рыться в коробочке, напевая «чёрные глаза, вспоминаю — умираю…» Когда нужный глаз нашёлся и Огата примерил его, пластинка доктора переключилась на «очи чёрные, очи страстные… как люблю я вас, как боюсь я вас… знать увидел вас я в недобрый час…» На этом репертуар русского романса, который Иенага подцепил от Цукишимы, закончился. Огата снова замотал правый глаз повязкой. На вопросительный взгляд ответил: — Как снова смогу называть себя снайпером, так и верну его по-настоящему.