Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Огата Хякуноске не в порядке, но это совсем не его проблема.
Примечания
В общем, как дело было: в попытках эмоционально познать Огату я потянула мозг, и мозг стал защищаться так, как привык — сделал из всего шутку.
Если вам интересно в двух словах, что тут происходит, то вот: Огата материт всё на свете, все остальные матерят Огату, а я занимаюсь авторским кибербуллингом (но в конце за все страдания кот-психопат получит в награду младшего братика получше).
Автор снимает с себя ответственность за кринж, который вы испытаете при прочтении, и предупреждает сразу: I hate Ogata Hyakunosuke. Но нельзя также забывать о том, что нет преданнее фанатов, чем хейтеры.
К некоторым частям будут прилагаться вопросы, от которых я отталкивалась при написании и без которых чуть теряется контекст. Если же вам интересно ознакомиться с полным контекстом из сопроводительных мемов, вам в первоисточник: https://vk.com/vsratotext
Ориентиры
12 марта 2024, 06:00
Огата любит набэ с удильщиком.
Огата ненавидит набэ с удильщиком.
Мать готовит набэ с удильщиком каждый день в надежде, что отец вернётся. Но набэ с удильщиком — не те сигареты, за которыми он однажды вышел и так и не вернулся. Даже если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то набэ с удильщиком явно уводит мать куда-то совершенно в неправильные дебри. Набэ с удильщиком уводит её куда-то далеко от сына.
Огата ненавидит набэ с удильщиком.
Огата сыпет яд в набэ с удильщиком.
…
Огата иногда жалеет, что больше никогда не попробует набэ с удильщиком, который готовила его сумасшедшая отравленная мать.
***
— Здоро́во, бать. Я тебе сигареты принёс. — Класс. А связал ты меня зачем? У мамаши-шлюхи научился шибари? — Да так, чтобы ты не убежал. У тебя сегодня по расписанию сеппуку, бать. На, покури на дорожку. — Иди нахуй, выблядок ебанутый. — Ладно. Чего злишься-то. Не хочешь сигареты — так и скажи.***
Цуруми стоило бы открывать курсы пикапа вместо того, чтобы строить военную карьеру. Его залихватские офицерские усики были пропуском в сердце и трусики любого, на кого он направлял своё безупречное оружие, вне зависимости от пола, национальности и ориентации. «Соблазнитель хренов», — думал Огата, позволяя лейтенанту лапать себя за ляжку. Он почти не слушал, какие феерические перспективы Цуруми расписывал для его будущего, потому что уже хорошо усвоил: каждое участливое и ободряющее слово лейтенанта было пропитано опасной и сладкой, как пчелиные жопки, ложью. Возможно, Цуруми думал, что сможет занять ставшее вакантным место отцовской фигуры и навсегда сделать его одной из своих кукол. Но такой хуйнёй, как любовь, Огату уже было не наебать.***
— Даже зверь понимает, что если он нагадит в каждый родник, в итоге ему будет неоткуда напиться, — холодно произнёс Хиджиката. Огата ответил ему не сразу, лёжа возле очага и отогреваясь после долгого пути обратно с Сахалина. Этот путь был одиноким — потому что все, кто был с ним на Сахалине, сейчас или мертвы, или жаждут его смерти. Холодным — потому что ему пришлось бежать из больницы в одном халате, даже без исподнего. И нервным — потому что он с непривычки постоянно озирался на слепую сторону. Работать с бывшим вице-командиром Шинсенгуми с самого начала было очень легко и приятно. Чисто деловые отношения. Никаких заливаний про клятвы верности и вечную любовь. Правда, Огата всё-таки опасался, что бешеный дед из своих самурайских принципов прирежет его за то, что он свалил в закат на Сахалин, прихватив с собой Асирпу. Но Хиджиката снова принял его — хотя, видимо, теперь уже чисто на кошачьих правах. Однако бусидо всё-таки не могло в какой-то момент не вырваться из деда. — Зверь может начать пить дождевую воду, — пробурчал наконец Огата. Он может прожить и без Хиджикаты. Без Цуруми, без отца и без матери. Ему не нужны никакие опоры и никакие ориентиры. — Но что за жалкая жизнь будет у этого зверя, — хмыкнул Хиджиката. — Вечно скитаться без прибежища. Вечно молить о дожде.