Ренегат

      Три года назад       Руки едва слушаются, пока замёрзшие пальцы пытаются удержать тонкую спичку. Неудачное скольжение по фосфорной намазке провоцирует нервный тихий выдох. Заветный огненный треск раздаётся после нескольких попыток, и тонкое пламя подкрашивает небесно-голубой цвет глаз мутными разводами, портя оттенок радужки.              Рвение к пагубной привычке пробудилась в нём, стоило пересечь границы так называемой малой родины. Как символ чего-то первозданного, давно сидевшего в нём, но не имевшего возможности всплыть наружу.       Объятие вечной зимы и суровость края, припорошенного густыми слоями снега, цепляли давно отброшенную тягу, как рыбу за крючок. Протыкали насквозь, оставляя наедине с щекотливым желанием обхватить губами коричневый фильтр.              — Мог бы не маяться, — лёгкий толчок локтем в плечо почти не ощущался под плотной тканью меховой дублёнки.              Краем глаза Дмитрий заметил, как сослуживец подбросил бензиновую зажигалку и ловко поймал её в воздухе, спрятав в кулак. Перчаткой закрывалась гравировка поверх металла — знак ценности. Единственная вещь, которую Павел ни за что бы не променял на что-то более преимущественное.              — В такой мороз лучше побереги конечности, — продолжал бубнить Павел себе под нос, спрятав лицо в поднятом воротнике куртки.              Дмитрий не ответил, заворожённо наблюдая за тем, как единственный — ощутимый — источник тепла поглощает первые миллиметры сигареты. Те, что выдавались военным, были редкостной дрянью. Но за неимением большего и их можно было выкурить с внушаемым удовольствием.              Удерживая догоравшую спичку пальцами, мужчина сделал первую затяжку спустя долгий перерыв. Было не так мерзко, как жаловались многие. Во всяком случае, лучше, чем ничего.              Очередной ухабистый участок заставил кунг подскочить. За несколько часов Дмитрий почти привык к выбоинам на том, что когда-то называлось дорогой. Прокатанный базой путь постоянно заваливался длительными осадками. Расчистить его было почти невозможно. Помогали лишь снегоходы, разворашивающие сугробы для остальной техники.              — Командир, сколько нам ещё трястись? — спросил Павел, постучав по стенке водительской кабины.              Помимо членов спецподразделения Дельта, в кузове находился военный представитель Сибири, приставленный в качестве сопровождающего. Павел не горел желанием обращаться к нелюдимому военному. Возможно, в этом был толк. За всю поездку тот не проронил ни слова, спрятав лицо за экипировкой с отличительным знаком базы, приказ которой он выполнял.              — Часа этак полтора минимум, — сквозь шумное эхо двигателя ответил голос по ту сторону. Он говорил на ломанном английском, универсальном языке для поддержания связи. — Прогноз бурю передавал. Даст Бог, управимся раньше, чем бесовка нас догонит.              Дмитрий бесшумно хмыкнул, услышав забытые, но такие клишированные и полные надежды слова. Знал бы этот мужик все тонкости того, что происходило за пределами грузовой кабины, был бы аккуратен с тем, к кому обращался.              К Богу больше никто не взывал так, как раньше. За исключением тех, в ком вера закостенела настолько, что религиозные фразы остались единственным маятником.              — Мы ещё не прибыли в Сибирь, а я уже успел пожалеть о том, что вызвался, — Павел откинулся обратно на деревяную промёрзлую скамейку, нарочно задев ногой вещевой мешок.              — Хватит причитать, — беззлобно, но с суровой выдержкой сказал Дмитрий. Сбросив пепел в открытую жестяную банку, в которой когда-то хранились консервы, он выпустил изо рта дым, перемешавшийся с тёплым паром. — Никто не просил тебя тащиться за мной, как сторожевую псину.              — Ага, как же, — закатил глаза сослуживец. — Дельта ни за что бы не отпустила такого ценного кадра в одиночку на другой конец света.              Он был жадным до болтовни. Особенно, когда дело касалось споров. Дмитрий мог поклясться, что всё то время, что они молчали в пути, Павел весь извёлся.              — Подразделение не раскидывается людьми просто так, — ощетинился мужчина, впечатав окурок в дно банки. — Если бы не совал свой нос, куда тебя не просят, продолжал бы отсиживаться в Северной Каролине.              Павел поднял руки в сдающемся жесте. Ему было нечего ответить на очевидный факт, несмотря на то, что единственным развлечением сослуживца была пустая болтовня, чтобы хоть она смогла ненадолго заглушить завывавший ветер, вбивавшийся порывом в небольшое окно в кузове.              — Во всяком случае, здесь точно не соскучишься, — поёжившись от сновавшего повсюду холода, произнёс Павел. — Выживают только сильнейшие, да?              — В этих краях не так плохо, как ты думаешь, — Дмитрий мало помнил об этой бескрайней местности, но воспоминания из детства не угасли в нём до конца. Кое-что он смог обнаружить в водовороте прожитых лет. — К холоду быстро привыкаешь.              Грузовик резко затормозил, заставив мужчин съехать по деревяной лавке вбок. Быстро сориентировавшись, они схватились кто за что успел. Павел упёрся руками в груду утрамбованных мешков, Дмитрий впечатал ладонь в потолок. А неизвестный солдат лишь вжал берцы в пол кузова для сохранения равновесия, не сдвинувшись ни на сантиметр.              Дмитрий инстинктивно просунул руку под расстёгнутую дублёнку, попутно задев кожаные ремни, и обхватил пальцами рукоятку пистолета. Оружие холодило не меньше, чем температура воздуха вне кузова, но именно оно служило гарантом того, что всё в этой жизни можно взять под контроль.              — Это ещё что за херь? — Павел задал вопрос одними губами, покосившись на приставленного к ним парня.              Тот никак не отреагировал, лишь крепче сжал табельный автомат, выглядывавший из-под кобуры, натянутой поверх куртки.              Все они мыслят одинаково.              Грузовик все ещё был заведен, но двигался на медленной скорости, из-за чего тишина становилась гуще, почти давящей. Двигатель не заглушал посторонние звуки природы, что следила за путниками зорко и варварски.              Сквозь свистящий ветер послышался протяжный вой, что мог заставить кровь непривыкшего человека застыть в жилах. Диких зверей здесь было полно, даже учитывая нынешнюю ситуацию в мире. Катаклизмы для них были очередным вызовом. Негласностью, вписывавшейся невидимыми чернилами в закон дикой природы.              Павел был прав.              Здесь и вправду по силам выжить только сильнейшему.              — А к этому быстро привыкаешь? — с издёвкой протянул сослуживец, усевшись обратно на место.              — Дельта тебя избаловала, сопляк.              — Заткнись, — по-русски бросил Павел, рассмеявшись в голос.              Однако Дмитрию было совсем не до смеха. Он сжал губы в тонкую полоску, поставив жестяную банку у ног. Мужчина нутром чувствовал, что бояться им стоит не обморожения или стаи волков. Против них оружия было навалом.              Во всяком случае, Дмитрий предпочёл бы отдать своё тело во власть неутихающей морозной ночи, нежели стать жертвой того, что хранит в себе непроглядная тьма.              Может быть, Павел впервые говорил дельные вещи о том, что им не следовало сюда соваться.              Но Дмитрий не мог поступить иначе. Распоряжение о временном переводе воспринялся им, как личный приказ. Вышколенный рефлекс заставил броситься в пучину без раздумий. На каждое его слово Дмитрий отвечал с рвением доказать.              И дело здесь было отнюдь не в солдатской чести. В чём-то намного глубже. В том, куда мужчина по собственной воле лезть не стал бы.              Павел же мог в любой момент отказаться, если бы в нём отсутствовала слепая преданность ко всякому, кому он был обязан жизнью. Именно поэтому Павел пошёл на поводу у импульса, предложив свою кандидатуру для бессрочной командировки в Сибирь. Не мог позволить себе оставаться в долгу у Дмитрия, часто прикрывавшего его задницу.              Вечная бравада о том, что Дмитрий был в любимчиках у командира Донахью — пустой трёп. Павел никогда бы не признался в том, что просто не хотел оставаться в Дельте без своего лидера.              Это было что-то вроде привычки, снабжаемой годами службы бок о бок.              Мужчины познакомились ещё до всего того, во что превратился нынешний мир. Они были простыми рядовыми солдатами, когда их свела судьба. И пока один пытался внушить всем, и особенно себе, что он обязательно выберется из тени семейных регалий, второй слепо следовал за ним. Павел был одним из немногих, кому Дмитрий разрешал держаться близко.              И если кто-то назовёт это дружбой — Дмитрий не станет отрицать.              Они часто оказывались на грани жизни и смерти, и ни разу никто из них не подорвал доверие друг друга. Павел никогда не позволял усомниться в своей верности и честности. Эти людские качества ценились Дмитрием сильнее всего. Своеобразное мерило, критерий, по которому немногие проходили отбор, чтобы в дальнейшем продемонстрировать свою полезность.              Может, хотя бы поэтому Дмитрий позволял Павлу без умолку болтать всю дорогу. Он привык к тому, что сослуживец — или друг? — по-другому просто не умел. Пусть Павел старался не обнажать свои слабости перед остальными, но Дмитрий знал, что таким образом он справлялся со стрессом.              Павел являлся членом элитного отряда и первоклассным солдатом, но ничто человеческое ему не было чуждо. Учитывая, через что прошёл этот парень, Дмитрий относился к его повадкам снисходительно. Почти понимающе.              Множество травм, в том числе и ментальных, никогда не проходили бесследно. Шрамы можно было прочувствовать и услышать. И у Дмитрия был хорош развит слух.              — Почему Донахью не разрешил тебе взять остальных? — понизив голос, спросил Павел. Дмитрий непонимающе покосился на сослуживца, и тот поспешил объясниться, всё также полушёпотом. — Я имею в виду, отряд.              — Распоряжение не подразумевало под собой объяснение, — коротко бросил мужчина, покосившись на безымянного солдата. Лишние разговоры при чужаках были ни к чему. Особенно обсуждение планов командира. — Уверен, они не подставятся во время моего отсутствия.              Дмитрий верил в своих людей. Он никогда не бросался пафосными фразами, называя их своей семьёй или что-то вроде того. Но в глубине души знал, что никто не подведёт их общее дело. Будет ли он контролировать их на расстоянии вытянутой руки или держаться на расстоянии, пока Ллойду не надоест маячащее лицо Дмитрия.              Обычно это не длилось долго.              Месяц — вот сколько давал мужчина своему пребыванию в Сибири.              — Как отреагировала Анна?              Дмитрий замер. Мышцы его лица сковало, нечитаемая маска вшилась нитками в каждый нерв, замораживая эмоции. Типичное проявление чувств, когда дело касалось близкого. По-настоящему. Скрепленного родственными узами, о которых мужчина старался не разглашать ради её безопасности и спокойствия.              — В последнее время ты стал часто её упоминать, — рука, все ещё покоившаяся на пистолете, опасно дёрнулась, задев курок. Конечно, он не бы выстрелил в Павла. Пока тот следил за языком. — Мне стоит начать волноваться? — с тенью издёвки продолжил Дмитрий.              — Грозный старший брат, — Павел подхватил ироничный тон товарища, но не стал давить на уязвимые точки, прекрасно понимая, что всему есть предел. — Не беспокойся. Я всего лишь не хочу, чтобы она снова расстраивалась из-за тебя.              Благородно.              Но не правдоподобно.              Павел был единственным в отряде, кто знал о том, что у Дмитрия есть младшая сестра. Если бы Анна не была такой своенравной и держалась на расстоянии, он бы и дальше молчал.              Но Павлу стоило отдать должное. Несмотря на свою излишнюю страсть к болтовне, поистине важные секреты он хранил лучше, чем ящик Пандоры охраняет губительные для человечества кошмары.              — На твоём месте я бы не увлекался.              Глубокий взгляд сослуживца дал ясно понять, что он прекрасно понимал, к чему клонил Дмитрий. Даже простые разговоры о ней были под запретом. Мир переживал глобальные изменения, находясь на грани уничтожения. И события никак не пересекались с чем-то приземленным и обыденным, вроде того, о чём втайне мечтал Павел.              — Иначе проверишь свою теорию о выживании сильнейшего раньше, чем планировал, — озвучил часть своих мыслей Дмитрий, ясно давая понять, что не разделяет желания потакать хождению по тонкому льду. — Тайга безжалостнее, чем пуля в лоб. Имей в виду.              — Да понял я, понял, — Павел провел указательным пальцем вдоль линии губ, жестом гарантируя честность произнесенных слов. — Ни слова про твою хорошенькую сестричку.              Дмитрий бросил последний предупреждающий взгляд на сослуживца, прежде чем отвернуться. Он прикрыл глаза, облокотившись о промерзлую стену. Металл холодил затылок, приводя в чувства лучше любой инъекции адреналина, пробивавшей грудную клетку.              Слова Павла задевали не только потому, что Дмитрию хотелось уберечь Анну от неуместного внимания посторонних. Ему казалось, что так будет лучше для всех. Особенно для него, чьей целью всей сознательной жизни было оберегать девушку.              Именно поэтому Анна никак не отреагировала на его отбытие в Сибирь.              Потому что она не знала.              По удачному стечению обстоятельств сестра отсутствовала в городе. Лаборатория, в которой она работала, засекла вспышку вируса в одном из городов в Иллинойсе, где все ещё сохранилось подобие жизни. Анну, как одного из перспективных вирусологов, отправили в научную экспедицию.              И Дмитрий снова принял эгоистичное, но правильное — по его меркам — решение. Если бы Анна узнала, куда он направлялся, она бы ни за что не позволила ему отправиться в одиночестве. Брать её с собой было рискованно по ряду причин. Пока все они были заточены в его голове на уровне теорий.              Но что-то интуитивное вновь окутывало мужской разум, заползая ядовитой змеей в недра сознания, шепча о том, что в своих суждениях он был близок к опасной истине.       

***

      Шагая по одному из сотен бескрайних лабиринтов, Дмитрий с присущей ему дотошностью осматривал каждый сантиметр. Впитывал острым взглядом каждый пролёт, соединявший в себе многочисленные отделы.              Разумеется, ему, как военному, здесь делать будет нечего. Как только он выслушает указания, его и Павла отправят в корпус для военных. Тот находился ближе к выездной части, выходившей на дорогу к ближайшему городу, граничившему с территорией базы.              Фактически Сибирь была территориально закреплена за Ротковом. Но только условно. Никакие документы, за исключением внутрибазовых, никогда не подтвердят, что здесь вообще что-то находилось.              Толстые стены, напичканные звукопоглощающими материалами, выглядели безлико. Местами потрескавшаяся серая краска простилалась вдоль узкого длинного коридора. Флуоресцентные лампы, раздражающе мигавшие каждые несколько секунд, отсвечивали от кипенно-белой формы работников.              Девушка средних лет в круглых очках и пышными карими волосами семенила перед мужчинами, постоянно сверяясь с папкой-планшеткой, крепко зажатой в бледных руках. Дмитрий не помнил её имени, когда она представлялась, встретив их на контрольно-пропускном пункте. Дрожавший голос поглотил ветер, унося набор букв далеко за пределы обширной территории.              Единственное, в чём он был уверен, так это в том, что она была одной из секретарей Донован. Эту, вероятно, держали на свободном поводке, чтобы позволить самостоятельно встретить подкрепление из Дельты.              Донован не отличалась доверием к людям, постоянно тыча им, что они абсолютно некомпетентны. Не более, чем мусор, удачно подобранный на улице.              Удивительно, что нашёлся хоть кто-то, кто смог удовлетворить её профессиональные потребности и остаться у неё в подчинении без урона психике.              Хоть с последним Дмитрий и поспорил бы, но не осуждал Донован в жёсткости. Времена требовали бескомпромиссности и выточенного хладнокровия.              И в некоторых вопросах их взгляды совпадали.              Шарканье массивных берцев раздавалось за спиной, а прицел автомата, пусть и не ощущался телесно и не был приставлен к Дмитрию, как к мишени, всё равно разбавлял стерильный воздух подозрением. Тот же военный, что сопровождал их по дороге, продолжал сновать по пятам вплоть до кабинета главы базы.              Дмитрий — новичок, пусть и с многолетним опытом службы. И никакой успешный послужной список не искоренит тот факт, что в суровом крае ему не рады.       Ещё одно доказательство, что закон дикой природы идеально ложился на людей. Они с Павлом что-то вроде диковинки, привезённой с Запада. Пусть понятие о территориях были размыты, однако человеческая память всё ещё хранила в себе воспоминания о былой цивилизации.              — Донован и генерал Ллойд ожидают вас, — по-английски произнесла секретарь, остановившись возле массивной двери. Она искоса поглядывала на неё, словно физически ощущала на себе контролирующий надзор руководства. — Ваши личные дела я уже подготовила и оставила в кабинете. Заберёте их перед тем, как вас направят в отряд.              — Спасибо, Натали, — каждый раз, когда Павел добавлял голосу галантности, его русский акцент слышался намного чище. — В долгу не останусь.              — Ох, ну что вы, — девушка — Натали — заметно раскраснелась, и кожа на её щеках больше не выглядела мертвецки-бледной. — Это моя работа.              Они продолжали обмениваться никому не сдавшимися любезностями, на мгновение забывая, что в коридоре они находились не одни. Павел очевидно пытался разговорить её для дальнейшего… сотрудничества. Идиот. Он никогда не умел держать руки при себе, норовил вечно распустить их, чтобы правильно раскинуть сети.              Дмитрий уже порывался толкнуть товарища в плечо, чтобы тот оставил бедную девушку в покое, и зашёл в кабинет.              Но дверь, словно по веянию немого желания, раскрылась сама. Металл скользнул по начищенному полу, выпуская одну из сотрудниц. Она не отнимала взгляда от пола, пряча лицо в длинных распущенных волосах. Смотрела исключительно себе под ноги, игнорируя посторонних.              Её понурые, слегка сгорбленные плечи прикрывал чёрный лабораторный халат — отличительный из всех тех, что он успел заметить в Сибири. На контрасте с Натали, утопавшей в белоснежной форме, незнакомка казалась сгустком черни. Фурии, проносившейся за долю секунду в надежде остаться незамеченной.              Дмитрий находился ближе всех к ней, из-за чего ему удалось прочувствовать на собственной шкуре, как кислород наполнялся въедливым ароматом. С первых нот базового, но смешение всевозможных запахов резало носовые пазухи начищенным лезвием.              Это слышалось как нечто неизведанное раннее. Тем, что он точно нигде и никогда ощущал. Слишком резкого, но идеально сочетавшегося с той, кого он успел оглядеть краем глаза.              Наверное, на нём сказывался недосып и усталость после долгой дороги. Мужчине всегда было проще заострять внимание на мелочах, чтобы не потерять общую концентрацию. Незнакомка попалась его взгляду чисто машинально, становясь причиной, чтобы не потерять контроль.              И девичьи чёрные как смоль волосы, бившиеся о лопатки при её быстрой ходьбе, не имели ничего общего с тем, что на какое-то время Дмитрий все-таки потерял контроль.              Он моргнул несколько раз, наконец выпустив из виду скрывавшуюся в другом конце коридора фигуру.              Бесовка.              И без того трещавшее по швам терпение начинало крошиться под костями, вынуждая Дмитрия прочистить горло и пихнуть товарища в плечо. Для военного реакция Павла оказалась плачевно-заторможенной. Ничего шокирующего, учитывая, что он буквально поедал молодую секретаршу своими широкими глазами.              — Генерал не терпит опозданий, — твёрдо заявил Дмитрий, надеясь, что хотя бы на временную спутницу Павла произнесенное имя окажет необходимый эффект.              — Прошу меня простить, Натали. Дела-дела. — Он потянулся к пальцам девушки, отрывая их от планшетки. Её ладонь скрылась в его широкой руке. — Надеюсь, ещё увидимся?              Не дожидаясь ответа Натали, Дмитрий удержал металлическую дверь и рывком втащил Павла в грёбаный кабинет.              Серьёзно, иногда он был неуправляем. Вёл себя, как сопляк, когда дело касалось кого-то хоть на йоту привлекательнее, чем рота безжалостных солдат.              До мужчин донеслись обрывки услужливых фраз Натали, но они быстро рассеялись, как только Дмитрий захлопнул за ними дверь. Ему не хотелось, чтобы о его профессионализме судили по идиотским повадкам товарища.              База — не место для межличностных отношений и всякого рода ребячества. Существовали долг и обязательства, которые буквально уничтожали идеи подобного рода на корню.              Он поговорит с Павлом позже, а пока тот удостоился многозначительным взглядом голубых глаз, сверкавших разочарованием. Дмитрий не станет устраивать сцен перед начальством, от которого зависело их будущее в этих стенах.              — Только прибыли, а уже грызутся, — женский голос слышался холоднее, чем бескрайняя Тайга, через которую прорывался военный грузовик. Очевидно, говорила та, чьё имя отливалось страхом в глазах подчинённых. — Дельта подослала нам интересные кадры.              — Лучшие из тех, что американцы могли нам предложить, — бесстрастно ответил Ллойд, вжав напряжённый кулак в высокую спинку кресла. — С ними не должно возникнуть проблем.              — Это лишь вопрос времени и выдержки, — скучающе пожала плечами Донован, говоря так, словно новобранцы не были свидетелями этих многозначительных фраз. — Сломать можно всех, без исключений.              Ирония плескалась в голосовых связках, пока Донован демонстрировала мастерски освоенный цинизм. Она говорила о военных, как о куске мяса. Животных, которых можно было отправить на убой. Без какой-либо цели, а ради забавы. Её почерк был хорошо узнаваем даже спустя годы.              — Донован, — Дмитрий коротко кивнул в знак приветствия, глотая острую необходимость возразить претенциозности женщины. — Генерал Ллойд, — очередной кивок и взгляд, направленный на человека, когда-то считавшегося центром грёбаной вселенной.              Генерал никак не отреагировал, продолжал осматривать прибывших членов Дельты без единого проблеска эмоций. Его губы были сжаты в тонкую полоску, а хмурый вид — вечная константа — лишь подтверждал, насколько он был недоволен поведением новобранцев.              Внезапно в Дмитрии взыграло давно утерянное ощущение. Броня, сотканная из многолетней разлуки, постепенно мельчала. И пусть безликие глаза принадлежал сейчас не отцу, а генералу, мужчина на мгновение ощутил себя на порядок младше. Словно всё такой же ребёнок, нарушивший очередное правило, за которое придётся расплачиваться плотью и кровью.              С Ллойдом невозможно было удерживать самоконтроль. И пусть Дмитрия давно не пугали телесные наказания и выговоры, фантомный жар прошёлся по каждому затянутому шву на его теле. Он прекрасно помнил, каким мог быть отец, когда что-то шло не по плану.              Донован располагалась за широким дубовым столом, на котором были хаотично разбросаны всевозможные папки с исследованиями и документами под грифом секретно. Позади неё были развешены грамоты в разного рода достижений, в основном научных. Каждое пестрило хвалебными подписями, лишний раз теша самолюбие женщины.              Ллойд возвышался над ней, стоя у кресла, подобно главному соратнику, служа голосом разума в их дуэте. Он был единственным, кто мог усмирить внутренний пыл той, кто удерживала в кулаке каждую личность Сибири — от ценных работников до мелких сошек.              Хищный прищур женщины сновал от Дмитрия к Павлу, растягивая момент заинтересованности дольше положенного. И если Дмитрий был для неё давно изученным материалом, то Павел по новой разжигал и без того неумолимое любопытство женщины.              Они являлись полной противоположностью друг другу. Дмитрий отличался тёмными, почти чёрными волосами. Сослуживец же внешне оттенял хмурого товарища. Его короткая, по бокам выбритая причёска ассоциировалась исключительно с солнцем. Пшеничный цвет волос подчёркивался зелёными глазами, до невозможного широкими, — именно на это сочетание и клевали девушки, как на наживку.              Донован не стала исключением. Просто к слову.       Угловатые черты лица Дмитрия воспринимались окружающими резко, порой с отторжением. Шрам, рассекающий верхнюю губу, добавлял мужчине грозности.              В Павле не существовало ничего, что могло ассоциировать его образ с суровостью, исключительная мягкость. И ни единой отметины в виде рубцов и исполосованной кожи.              Чёртов счастливчик.       Она оценивающе оглядывала каждого мужчину, медленно склоняя голову набок. Сигарета в её руках почти истлела, разнося дым по кабинету, но сейчас это ничуть не волновало Донован.              — Готовы послужить на благо Сибири, мальчики? — она внезапно задала вопрос, смочив каждый слог ядовитой слюной и щедрой порцией уничижительности. В этом ей не было равных.              — Для этого мы и прибыли в эту глушь, — попытался отшутиться Павел, все ещё сохраняя стойку и ровную осанку.              — Какой самоотверженный, — рассмеялась Донован, и Дмитрий мог поклясться, что от этого звука в кабинете повеяло холодом, несмотря на герметичность окон. — Мне нравится.              — В распоряжении не указана причина, по которой Сибирь внезапно стала нуждаться в подкреплении, — Дмитрий оборвал подобие непринуждённой обстановки, надеясь поскорее приступить к делу.              — Если не указана, значит, не вашего ума дело, — вмешался Ллойд, впервые лично обратившись к Дмитрию. Щетинистая челюсть отца напряглась, а глаза больше напоминали презрительные щели, нежели полноценный взгляд. — Всё, что от вас требуется, — молча выполнять свою работу. Единственный вопрос, который разрешено задать: «Когда нам приступать к своим обязанностям?»              Дмитрий бесшумно выдохнул, чиркнув языком по стиснутым зубам. Каждая мышца в предплечьях дёрнулась, будто по сухожилиям пустили ток. Будь он падок на эмоции, ладонь давно бы обхватила пистолет, закрепленный поверх тёплого свитера. Но мужчина сдержался, выдержав на себе ястребиный взгляд Ллойда.              Давно он не слышал подобной интонации и пренебрежительности в свой адрес. Никто не смел разговаривать с ним в подобном тоне.              Кроме отца.              — Не будь таким категоричным, Ллойд, — Донован затушила окурок о фарфоровую пепельницу, а после подняла голову на генерала.              — Тебе напомнить о твоей категоричности и о поставленной тобою печати “секретно” на документах? — с нажимом спросил мужчина, зрительно вцепившись в женщину мёртвой хваткой.              Они буравили друг друга взглядом около минуты. Это была невербальная дуэль за право обрести долгожданное первенство в очередном споре. Очевидно, никто не хотел отдавать право поставить точку в этом вопросе. Лицо Донован исказилось, становясь ещё жестче и принципиальнее. Пресловутая деловитость смылась, приоткрывая её истинную сущность.              Теперь прояснялась причина, по которой именно она стала главой Сибири.              Донован боролась за эту нишу отчаянно, как изголодавшаяся собака за брошенную кость. Была готова разорвать любого, кто хотя бы попытается поставить под сомнение её значимость.              Впервые Дмитрий видел, чтобы кто-то противостоял Ллойду с таким рвением. Он всегда догадывался, что отца и Донован связывали… особые отношения, но он никогда бы не подумал, что она имела на него такое влияние. Равно тому, как генерал мог дёргать за ниточки, подобно опытному кукловоду.              — Они имеют право знать, — чуть слышно произнесла Донован. На ощупь, с присущей женской аккуратностью, она отодвинула безымянную папку на край стола.              Вероятно, в ней и хранился самый главный ответ.              Ллойд махнул рукой, никак не прокомментировав внезапно возникшее желание Донован вызволить скелеты, припечатанные в шкафах. Но только последний идиот мог поверить ей. Конечно, она поделится лишь тем, чем посчитает нужным.              — Один из отрядов Сибири не пережил рекогносцировки, — равнодушно декларировала Донован, переместив взгляд на солдат. Всякое любопытство на её лице сошло на «нет», оставив вместо себя нечитаемое выражение. — С геодезистами к очагу вспыхнувшего катаклизма отправились и военные, но никто не вернулся.              — То есть как — не вернулись? — нахмурившись, задал вопрос Павел. Его голос не дрогнул, но вспышка разговорчивости выдала в нём волнение. — Опытные бойцы не справились с природными условиями? — насмешка облачала его неверие, и Дмитрий негласно был согласен с мыслями товарища. — Боюсь спросить, кого вы приняли на службу, если они не смогли справиться с такой простой задачей.              — Послушай… как там тебя? — она прекрасно знала, кто он. Его личность маячила прямо перед глазами в виде дела, где красным по белому было выведено полное имя. Ещё одна форма унижения.              — Павел, — невозмутимо ответил товарищ.              — Прежде чем осуждать работу моей базы, Павел, продемонстрируй, на что способен ты, — Донован схватила пачку, и выудив из помятого картона сигарету, подожгла её. — Готова поспорить, что мальчик ты нежный и не привыкший к суровым условиям, — сделав глубокую затяжку, она направила истлевший кончик на солдата. — Смотри, как бы Сибири не пришлось выделять деньги на твою бесполезную тушу, чтобы отправить свинцовый гроб твоей мамаше.              Дмитрий успел заметить, как ботинок Павла соскользнул в попытке сделать рывок. Но самообладание военного и атрофированная чувственность сыграли на руку бойцу. Единственное, что могло выдать в нём слабость к провокации Донован, — это нервный тик и едва заметно заходившие желваки. В остальном Павел отлично справился с личным триггером.              Тема его родителей была табуированной и обсуждалась только когда оба напивались до беспамятсва. Однако это всё равно не помогало Дмитрию забыть о рассказанном. Он никогда по собственной воле не вынуждал товарища делиться страшными подробностями их смерти. Единственное, о чём он знал, — что они стали жертвами некого культа и убийц так и не нашли.              — Здесь никто не застрахован от смерти, — продолжила Донован будничным тоном, не обратив внимание на пошатнувшееся состояние Павла. Её мало интересовали люди, находившиеся ниже её ранга. — Будь ты членом элитного отряда или простым лаборантом. Шансы у всех равны.              — Эти бездари не прошли должной подготовки, вот и сдохли под обвалами, — перебил её Ллойд, морщась от клуба дыма, выдыхаемого морщинистым ртом женщины. Донован искоса взглянула на генерала, но никак не прокомментировала его слова.              У Дмитрия не укладывалось в голове, как кто-то, кто находился под командованием Ллойда, мог не пройти должного инструктирования. Он был дотошен до самых мелочей, и никогда бы не подпустил к заданию, очевидно особого назначения, неопытных солдат.              Всё это звучало до странного нелепо.              — Каковы шансы, что мы не повторим судьбу погибших? — Дмитрий старался говорить как можно беспристрастнее, пряча в себе недоверие к версии, озвученной первыми лицами.              — Согласно вашим личным делам, вы уже сталкивались с подобным, а, значит, и опыт, и подготовка имеется, — произнесла Донован, докурив очередную сигарету. — Новый отряд, частью которого вы станете, сформируется из лучших военных, которых Сибирь смогла привлечь со всего мира.              — Ставлю полтинник, что рассказ дамочки и твоего папаши — абсолютный пиздёж, — по-русски прошептал Павел, звуча в унисон с женским голосом, продолжавшим раздавать указания по поводу дальнейшей службы.              Дмитрий был согласен. Никакой конкретики в словах, дополнявшей судьбу сгинувшего отряда, не было. Теперь он полностью убедился в том, почему Донован так стремилась поделиться с новобранцами лживой версией случившегося. Это лишь уловка, способная отвлечь мужчин. Бросить пелену, полную неведения, чтобы оттащить их подальше от неудобных вопросов и неуместного интереса.              — И помните: никакой самодеятельности, — слова Ллойда, прозвучавшие напоследок, вернули Дмитрия из собственных мыслей. — Если, конечно, хотите вернуться на запад целыми.              Наставление генерала больше походило на вызов, брошенный сыну в очередной раз, чтобы посмотреть, как он сможет противостоять соблазну сорвать поддельную призму, сквозь которую главы базы транслировали реальность, которая была им удобной.              И Дмитрий знал, что поставленная задача будет ему не по силам.              Несмотря на толстокожесть и высокую выдержку, он порой шёл на поводу у разного рода соблазнов.              Особенно тех, что могли ответить на его главный вопрос.              Что за чертовщина творилась в этих краях?

***

      Настоящее       Вязкое и липкое нечто просачивалось из пустоты, сливавшись в глубокую яму внутри подсознания. Кроваво-красные реки огибали целое пространство, казавшееся чем-то бесконечным и малым одновременно.              Это не по-настоящему.              Лэйн знала, потому что научилась распознавать игрища той части мозга, что всегда внушала страх. Она водила за нос искусно, подбрасывая реалистичные образы, снижая бдительность. И если бы не мелкие детали, идущие помехами вдоль бутафорных сюжетов, на очередную ложь можно было бы купиться.              Однажды с ней уже случалось нечто подобное. Много раз. Она уже проваливалась в замкнутый круг сомнамбулы, тасуя реальность и очередное иллюзорное путешествие, подобно игральным картам.              Как Алиса, падавшая в кроличью нору, Лэйн ныряла безвозвратно за голосом, шептавшим отнюдь не праведные речи.              И в своей последней попытке добраться до источника лукавых фраз, девушка не нашла выхода обратно. Затерялась в небытии, барахтаясь на самом дне.              Как давно она находилась в… нигде?              И чем оно на самом деле было?              Густой холодный туман проникал в каждую пору на теле, остужая кровь в сосудах. Ничего, кроме леденящего душу ужаса, одиночества и пустоты, Лэйн не чувствовала. Только лишь то, как рвутся внутренности, и дыра разрастается настолько, что она теряла последние крупицы прежней личности.              Почти все её воспоминания стёрты. Как бы Лэйн ни пыталась дотянуться до них, собрать воедино, прощупать на дне памяти, всё, до чего она добиралась, обрывалось кроваво-дымчатым забвением.              Монотонное скрежетание внезапно затихло. Эхо, доносившееся из ниоткуда, прервалось гулом, похожим на завывавший ветер вдалеке.              Желая дотянуться и вырваться из клетки, в которой Лэйн пробыла нещадно долгое время, она делает шаг вперед. Или ей кажется, а все движения — лишь имитация её воображения.              Тело совсем не слушается, но мозг сменяет заточение. Багровые реки мельчают, а туман рассеивается, будто никогда не душил своим вездесущием. Вместо чётко выстроенных собственными нейронами образов наступает темнота. Спасительная, освобождающая. Она баюкает обессиленный разум, даруя надежду на высвобождение.              Но колыбель за считанное мгновение превращается в адское песнопение, когда в лёгкие попадает чистый морозный воздух, царапая слизистую порцией кислорода. Рецепторы стираются из-за многообразия ощущений, прежде забытых и таких далёких.              Глубокий вдох раздался почти криком, сошедшим с губ Лэйн. Попытавшись на ощупь дотянуться до точки опоры, она распахнула веки. Глубокие и приглушённые оттенки сменились заснеженной местностью, отражавшей лунный свет. Её глаза слезились, проталкивая предательскую слезу по обветренной щеке. Жидкость ощущалась чем-то инородным. Неприсущим для той, кто забыла, что такое эмоции.              Скользнув подошвой ботинка по сугробу, Лэйн оттолкнулась назад, чиркая голыми ладонями по пушистому снегу. Её слабые попытки подняться не увенчивались успехом. Сбежать так быстро, как ей хотелось, у неё не получалось.              Очередной рывок оборвался о знакомый гул, пронзивший слух. Ветер, напомнила себе Лэйн. Но то, что она увидела перед собой, слабо вязалось с природным буйством. Из обрыва, кишащего багровым свечением, — похожим на то, что преследовало девушку в собственной голове, — вылетело существо.              Скелетообразное, с морщинистой плотью, и подобием головы, из которой прорастали утолщенные рога, оно двигалось прямо на Лэйн. Пустые глазницы и перекошенный рот напоминали жерло, на дне которого плескалось пламя. Дьявольское нечто царапало воздух когтистыми лапами, изрыгая пронзительный вопль.              Хлопая костистыми крыльями, существо сокращало дистанцию между ними, старательно навеивая ужас на бессильную девушку. Но Лэйн не предпринимала никаких попыток к бегству. Между ними оставалось не больше пары метров, когда она не просто застыла на месте, а смогла подняться на ноги, чтобы поравняться с чудовищем.              Вместо страха и мучительно-холодной пустоты, отродье, восставшее из обрыва, растопило в ней неизвестное чувство. Притягательное. Подобно первобытному интересу, дробившему каждую кость в слепом желании добраться до объекта своего наблюдения. Лэйн наблюдала за ним почти благоговейно, чувствуя, как на смену обморожению приходит тягучее тепло, ложившееся слоями поверх одежды, кожи и самой её сути.              Уголок её рта дёрнулся в подобии мазохистской улыбки. След от замерзшей слезы на щеке растянулся, запав в небольшую ямочку. Она на физическом уровне ощущала, как собственные глаза отражают демоническое пламя, исходившее свечением от существа.              Такого прилива энергии Лэйн не ощущала… никогда. И это было потрясающе. Похоже на чистый допинг, раскрывавший каждый аспект забытой ею сущности. Как эйфоретик, вводимый внутривенно, раскрашивая алую кровь вкраплением черноты.              Протянув ладонь, девушка рассекла пальцем воздух в попытке дотянуться до тонкой плоти. Существо застыло в воздухе, размахивая крыльями, удерживая равновесие. Не подбиралось ближе, чтобы напасть. Они оба застыли в моменте, чувствуя невидимую и необъяснимую никакими законами связь.              — Ложись! — крик из-за спины разрушил немой контакт, отвлекая чудовище на себя. — На землю, мать твою! Быстрее!              Лэйн почти обернулась в сторону кричавшего, но оглушительный визг снова перетянул внимание девушки на себя. Мотнув головой, она ощутила, как былое чувство удовлетворения рассеялось, а разум внезапно сковала паника.              Существо молниеносно сократило расстояние, отделявшее его от своей жертвы, жаждая ухватиться за протянутую девичью ладонь. Дёрнувшись в сторону от когтей, Лэйн пригнулась. Приготовившись быть истерзанной чудовищем, она зажмурилась.              Тварь завывала прямо над ухом голосами грешников, что сгорали в огне Лимба, пока раздавшийся выстрел не оглушил её. Боль так и не пронзила тело, в отличии от густой чёрной жидкости, окропившей одежду и неприкрытые участки лица.              Тяжело дыша, Лэйн выпрямилась, смотря на то, что осталось от существа. Пробитая часть тела, что должна восприниматься черепом, размозжилась на снегу перемолотым месивом. Чернильные разводы стекали в подобие ручья, а тухлый запах, напоминавший серу, вбивался в носовые пазухи тошнотворностью.              Стерев след от чужих внутренностей с подбородка, Лэйн отвернулась. Позади неё послышались приближавшиеся шаги. Вероятно, они принадлежали тому, кто спас её от существа.              Она пыталась устоять на негнущихся ногах, пересиливая нахлынувшую вновь слабость. Но тщетно. Она не смогла продержаться и пары секунд, прежде чем рухнула к телу простреленного чудовища.       Перед глазами всё замерло прежде, чем девичьи веки вновь закрылись, погрузив сознание во привычную тьму.       Последнее, что услышала девушка, — имя.              Её имя.       — Лэйн.       Единственное, что она смогла сохранить от себя прежней, не отдав эту часть в когтистые лапы неизвестности.