Осколки гордости

      — Действительно ли экси для тебя дороже? — с отчаянием в осевшем голосе, спросил трясущийся от боли и страха Кевин. «Хозяин», стоящий за его спиной лишь подливал масла в огонь, и делал это лишь одним своим присутствием. Рико сглотнул ком в горле: по крайней мере, попытался. И не пожалел, потому что почувствовал как он остановился прямо в глотке и ограничил доступ к кислороду.       Сейчас бы он определённо выбрал задохнуться, чем отвечать на такой вопрос, который разбивал ему сердце, которое по частям каждый раз собирал тот, кто сейчас стоял перед ним на коленях, захлебываясь собственными слезами и соплями. Он бы никогда не ответил да, если бы не власть, которая была в руках Тренера «Воронов», Тэцудзи Мориямы. Чтобы заставить их обоих чувствовать больше страха, он с холодным безразличием постучал кончиком трости по полу, издавая глухие стуки. Капитан «Воронов» перестал считать время, которое прошло за этот вечер, и перестал чувствовать боль, которую испытывал за двоих.       — Очевидно... — хмуря брови и сужая глаза, начал он, сжав руки в кулаки. — Очевидно, что дороже.       Сзади послышался довольный смешок мужчины.       — Ты разбил его, — спокойно подтвердил произошедшее Тэцудзи. — И этого более чем достаточно. Уходи в свою комнату, по пути позови Моро.       Рико не смотрит на него, когда уходит. Это ранит, но Кевин знает, что он бы до ужаса сильно хотел бы это сделать, а в худшем исходе упасть перед ним, вправить наполовину раздробленную кость, обнять и вернуть всё на круги своя. Дэй понимает это, возможно где-то в глубине души, которая оказалась сломана вместе с его телом, но не хочет до конца это признавать.       Сдавленный стон вырывается из его рта, когда трость под давлением приносит ему боль, уткнувшись концом в его руку, словно желая прибить к полу.       — Ты жалок и бесполезен, — со странным удовольствием прошептал японец, усилив давление. Кевину показалось что трость вот-вот пробьёт его руку. Видеть свою кровь снова ему не особо хотелось, поэтому он попытался вытянуть свою ладонь, но не получилось, и это принесло лишь ещё больше боли. — Скажи это.       Единственное что он говорил, и делал это настолько быстро, потому что ему было до жути больно, так это повторял одно и тоже в виде «хватит, пожалуйста, не надо» и то, что Тэцудзи всегда желал «мне больно». Ещё более кровожадная улыбка появилась на его лице, и Дэй панически сильно не хотел даже открывать глаза, чтобы ненароком её не увидеть.       — Ты лишь материал, который потерял свою ценность, — продолжил тренер, придавив ногой и вторую руку, которую он вытащил из под себя чтобы вытащить первую. Очередной всхлип был словно музыка для ушей. Он больше не смог держаться и перестал сдерживать слёзы вперемешку с нытьём, поэтому стал гораздо громче. — Кевин. Ты никто. Ты никогда не был тем, кем ты думал.       Он бы согласился, если бы не ревел, потому что знал — жизнь в «Гнезде» не показывает того, что ты кто-то. Она показывает что ты лишь пустое место, но почему-то он искренне хотел верить что он - это он, а не то, что забудется в случае смерти. Его мысли оказались приглушены едва тихими шагами Жана, который был в своей немного помятой пижаме, сонный и растрёпанный, но насторожившийся, потому что наверняка видел в каком состоянии был капитан.       — Слишком долго, — наконец-то убрав трость и ботинок, проговорил Тэцудзи. — Собери его, а позже приведи к главному входу. Вещи тоже.       — Да, «Хозяин». — монотонно говорит защитник, опускаясь перед Кевином, и взяв его за запястье. Тот вскрикнул из-за боли, и попытался оттолкнуться, но крепкая хватка не позволила ему это сделать. Тренер развернулся и направился прочь, под симфонию в виде плача Кевина, его болезненных стонов, криков и Жана, который решил что ему стоит вправить хотя бы одну кость, иначе если пройдёт много времени, она нормально срастись не сможет.       Долгое молчание между ними прерывалось лишь тяжёлым дыханием. После истерики тело ощущалось вымотанным, словно выпустило последние силы. Руки дрожат, особенно та, которая когда-то была его ведущей для экси. Он не может на нее посмотреть, потому едва ему стоит это сделать как на глаза снова наворачиваются слёзы. Моро не предупреждает, и рывком вгоняет немного вылезшую кость обратно. Истошный крик оглушает его, и он ещё несколько мгновений смотрит на сокомадника, который впился отросшими ногтями в его кожу, оставляя красные полосы, и новую волну боли Жан проигнорировал, потому что понимал - по-настоящему больно из них только Кевину. И даже не в физическом плане.       — Рико не рассказал мне, — спустя некоторое время заговорил француз. — Но я догадываюсь, в чём дело. Единственное, что мне сейчас действительно интересно, так это... Зачем собирать твои вещи?       Опустошенный, и как казалось ему, немой Кевин даже на него не смотрел, а пялился лишь в одну точку, изредка сжимая пальцы и наблюдая за тем как они работают, чтобы понимать, насколько всё плохо.       — Кевин, — стиснув зубы из-за раздражения повторил ворон, в руках которого была его одежда. — Ты уходишь?       Почему-то он тоже решил, что уходит. И казалось, что он никогда не пожалел бы о таком решении.       Тэцудзи встречает их, наблюдает за Дэем с холодным безразличием, сузив глаза и ухмыляется. Перебирает пальцы на своей трости, словно желая замахнуться и убить его прямо здесь, на лестнице «Замка Эвермор», обставить всё как несчастный случай и жить словно белоручка, которой он по сути и был. На здоровом плече висит сумка с его вещами, а сверху на промокшей от слёз футболке чёрный свитер. Он открывает массивные двери, сканирует свою айди-карту, которая регистрировала во сколько он выходил и заходил в здание.       Жан остаётся позади без лишних слов, потому что услышал приказ.       Кевину плохо. Он чувствует как желудок вот-вот вернёт всё съеденное в обед через рот, но позеленевший от поступающей рвоты ворон под рукой «Хозяина» его не так сильно интересует, потому что теперь он не тот, кто должен за него отвечать. Эту кашу придётся разгребать другому человеку, и он знал его слишком хорошо, поэтому по приезду Кевина ему придёт сообщение.       На улице дождь льёт как из ведра, и он слышит щелчок распахивающегося зонта, который вылез из нижней части трости. Одновременно с этим голова становится тяжелее, потому что волосы мокреют от падающих крупных капель, и он кое-что понимает: так вот почему было так больно когда он давил - потому что зонт делал кончик стальным и тяжёлым. Впрочем, это уже не так важно.       Важно то, что перед ним останаливается тёмная машина. Сначало в голове мелькают мысли что его убийстве, как гремят новости что Кевин Дэй пропал без вести, и фанаты строят теории что Рико его убил из-за славы и нежелания делить с ним первое место. Рико бы убил его безболезненно, метким ударом прямо по голове и раскрошил бы череп, не заставляя его мучаться. В конце-концов мало кому нравилась возня с пытками и органами, все были такими смелыми лишь на словах. Все смелые лишь на словах.       Лисы тоже не исключение, единственный человек который действительно мог нести угрозу своими руками - Эндрю, но не более чем убийство. Кевину никогда не нравились «Лисы». Ни своим составом, не тем как они играют, и не тем как они выглядят. Обычный стандартный набор: низкий блондин, высокий блондин, темнокожий, королева красоты, темнокожая девушка. Ну и ещё несколько в виде ангелочка-белобрыски и смуглого гея.       Он бы ни под каким-либо предлогом не стал бы частью состава этой команды, если бы не то, что происходит сейчас. Он засыпает, потому что уже больше не может выносить боль, и лишь слышит как бьёт дождь по стёклам машины, в которой его везли в Пальметто. Слёзы печали потекли по лицу самостоятельно.       Тэцудзи некоторое время наблюдал за удаляющимся авто, а после поправил зонт, и вытащил из кармана телефон, начиная листать список контактов. Появилось ощущение что после того как он набрал номер, гудок эхом раздавался по всей территории замка, который хранил в себе слишком много секретов. Стоило лишь надавить на стену и можно было выжать оттуда столько плохого, что ты сам станешь таким же, потому что впитаешь в ответ словно губка.       — Тренер Морияма, — сонный голос Ваймака послышался из телефона. Наверняка лежал в постели и мирно спал, пока он копался и устранял это дерьмо. — Вы никогда не звонили. Надеюсь, у вас адекватная причина чтобы будить меня в четыре утра.       — К тебе кое-кто возвращается.       Повисла долгая тишина, и он почувствовал внутри желание рассмеяться.       — Я не понимаю. — мужчина явно поднялся, потому что он услышал длинные шорохи постели.       — Кевин сломал руку, — снова заговорил он, проходя сквозь колонн в сад. — И он решил что хочет поехать именно к тебе. Будь готов его встречать, либо вырази протест что не хочешь иметь с ним никаких дел.       — Ты выбросил своего игрока?!       — Винсент, у тебя с головой всё хорошо? Я тебе сказал что он сам решил вернуться, — чувствуя накаляющееся раздражение, снова возразил японец. — Я звоню тебе, чтобы ты сказал ему чётко и ясно, что больше он не сможет вернуться в «Гнездо».       — А как он сломал...       — На лыжах. Он не умеет кататься и зачем-то полез на них, наверняка из-за нескольких моих игроков, с ними будет разговор. — он провёл рукой по холодной коре дерева, которое росло в центре. Вишня всегда была сладкая, будто пыталась ослабить горечь в его жизни. Или в жизни того, кем он притворялся. Но если судить так - то он должен лежать в гробу на семейном кладбище Морияма.       Он никогда не забудет тот момент, когда стоял перед «своим» телом в гробу. И то, как сзади проливал слёзы глава клана. Нет, не Итиро. Тот, кто был до него. У него не хватило сил развернуться и сказать что-то вроде слов утешения, хотя нужны были они? Горе чужое не поймёшь, пока у тебя не случится. Женщина, которая отдала приказ чтобы он встал на место тренера «Воронов» ему запомнилась. С жестокой решимостью, желанием отрывать головы если почувствует хоть каплю неповиновения, она оглядела его с ног до головы, искала то, что могло бы отличаться, даже в походке и манерах речи, но так и не нашла.       Зато нашёл его родной брат. Имел ли он право его так называть? Ему казалось это лишним. Когда-то его звали Иори Сато, а сейчас он Тэцудзи Морияма - тренер «Воронов» с непоколебимой волей и желанием вести за собой людей. В конце-концов, то что попадало в гнездо никогда нельзя назвать людьми, это лишь глина, которую в руки должен взять скульптор. Взвесить, определить сколько нужно, разрезать, размять, при необходимости добавить воды, и сделать статую, которая кажется вот-вот сделает вдох.       Ни одна из его статуй даже не пыталась дышать. По крайней мере в его присутствии.

***

      Лёгкий аромат женских духов смешался с резким мужских. В комнате было темно: единственным источником света было солнце, отчаянно пытающееся пробраться внутрь через тёмные занавески. Ну, светило не только солнце. Мужчина, сжав в руках небольшую стеклянную баночку положил туда свечу с запахом хвойи. Когда-то его брат любил путешествовать. И особенно любил леса. Чиркнув спичкой по наждачной бумаге, он зажёг торчащий «хвостик» из воска, прикрывая глаза.       Тихие шаги, и в его свободной ладони снова появилась свеча. С едва ощутимым запахом цветов. Спичка, которая почти догорела поделилась огнём с фитилем, а затем потушил её, и оставил в пепельнице. Послышался шорох ткани об друг друга, стук, он прикрывает глаза, сидя на коленях и склонив голову, прямо напротив портрета умершего. Жена остановилась рядом и приняла такую же позу, в воздухе витала лишь напряжённая атмосфера, изредка прерываемая их дыханием.       Вернув прежнее положение, женщина смотрела на японца, который поднялся чуть позже, и повернул голову в другую сторону. Она заметила как он вытирает глаза большим пальцем, и решила не назревать, а лишь аккуратно коснулась своей ладонью его мягкого кимоно. Запах благовоний усилился, потому что они вдвоём зажгли ещё две палочки.       Кажется, Кенго был готов провести здесь всю оставшуюся жизнь, готовый каждый час зажигать новые благовония и свечи, чтобы его брат в мире ином не чувствовал себя одиноко. Было ли это правильно, хранить прах в комнате в которой он жил? Чувствовал ли он себя спокойно в такой атмосфере?       — Кенсуке, — тихим голосом шепчет она, услышав шум в коридоре, нахмурив брови. — Нам нужно идти.       Мужчина вздыхает.       — Оставь меня. Я хочу остаться здесь.       — Ты уверен?              — Я хочу поговорить с братом.       Она молча поднялась и направилась к двери.       На глаза снова навернулись слёзы.       — Твой брат бы этого не хотел, — внезапно произнесла его жена, краем глаза взглянув в его сторону. — Он бы не хотел, чтобы ты оставался здесь и тратил своё время. У тебя много работы, он бы не стал заставлять тебя сидеть здесь.       Кенго вздрагивает от этих слов, и она видит как его тело пробивает дрожь, а кулаки сводит от боли, потому что он сжал их слишком сильно, а зубы заскрипели.       — Заткнись, — севшим голосом произнёс Морияма, опуская веки и вздыхая. — Заткни пасть. И выйди.       — Поверь, я права. — таким же отчаянным тоном проговорила она, а затем отодвинула дверь и вышла из комнаты. Кенго молчал ещё некоторое время, а затем осмелился посмотреть на фото, украшенное чёрной лентой. Прямо перед ним лежала трость. Длинная, тяжёлая, и сделанная на заказ, специально для руки и роста Тэцудзи Мориямы, которую ему подарила Кейли Дэй.       В его голове всплыл звук, который будет наводить на него ужас всю оставшуюся жизнь. Сквозь шум, крики его людей, которые болезненно умирали самой мучительной смертью, пока он с липким хрустом отрывал тело брата от досок, которые пропитались его плотью. Никто не мог определить, задохнулся он от пожара или сгорел заживо, потому что как только пожар устранили и Кенго своими руками вынес тело - он сразу отправил его на кремацию. Нельзя было позволить чужим людям рыться в теле того, кому он доверял всё. Да и брат бы не оценил.       Его отец, Тадао, был похоронен, а не кремирован. И причины он не знал, даже не особо хотелось. Отношения у них были, как сказать помягче, вообще не очень. Конечно, какие отношения будут у тебя с человеком, на которого в будущем у тебя поднялась рука? И он даже не про насилие, а про то как убил его в собственной кровати. Брат смотрел с одобрением, но не сказал ни слова. Они вдвоём выкопали яму на семейном кладбище и закопали там же гроб. Тогда Кенго забыл о всех своих переживаниях, потому что большинство из них были по вине его никчёмного и жалкого отца, который давным-давно лишил их матери.       Он не помнил о ней так много, как хотелось бы, потому что Тэцудзи всегда был к ней ближе, так как младше, и забот у него было не очень много. Зато не забудет её историю о клане, в котором вырос. Ему нравилось её слушать, пусть это и в какой-то степени лишь легенда для детей. Ложиться на улице, наблюдать за звёздами и слышать её нежный голос.       «В те далёкие времена, когда власть и кровь ходили рука об руку, клан Морияма правил своей железной рукой в тенях. Их знамёна были пропитаны страхом, а каждый шаг сопровождался шёпотами. Но за этой силой стояли не просто клинки и предательства — два духа, чьи имена заставляли даже самых отчаянных воинов якудза замолкать: Рёдзин, Судзаку и Курамару.       Кои, или же иначе Рёдзин, древняя рыба из мрачных вод, была символом не только стойкости, но и жестокой трансформации. Клан Морияма верил, что как Кои борется за выживание в яростных водах, так и они должны пробиваться сквозь кровь и боль, поднимаясь всё выше по лестнице власти. Но за легендой скрывалась тёмная правда. В одной из древних легенд говорится, что каждая рыбка Кои, пытающаяся достичь водопада, должна пожертвовать чем-то неотвратимым — своим телом или разумом. Она становилась драконом, но в её глазах плескалось безумие. Точно так же и Морияма: каждый лидер, пытавшийся достичь высшей силы, отдавал нечто важное — либо свою душу, либо разум. Жестокие испытания, которым подвергались новые главы клана, закаляли их, но и разрушали изнутри. Легенда гласила, что те, кто не выдерживал, тонули в водах, их тела терялись в стремнине, а память о них стиралась, как капля крови в воде.       Тануки по имени Судзаку — дух-хитрец, чьи проделки превращались в кровавые игры, — стал настоящим воплощением безжалостной тактики. Для него не было границ между правдой и ложью, между жизнью и смертью. Он мог менять обличья, вводить в заблуждение и играть на страхах. Именно он обучил клан Морияма своему главному закону — предательство не просто допустимо, оно необходимо. Внутри клана существовала неумолимая традиция: каждый наследник должен был предать своего учителя, своего наставника. Это была проверка не только на хитрость, но и на бездушие. Слабость, проявленная хотя бы раз, превращалась в приговор.       Третьим хранителем был ворон. Логично, что Курамару — символ судьбы и смерти. Его чёрные крылья разрывали ночной воздух, а глаза видели будущее так же ясно, как прошлое. Он предупреждал клан о надвигающихся бедах, но никогда не вмешивался. Ворон — хранитель времени, и его крылья приносили одновременно страх и ясность. Он напоминал Морияма о том, что каждое действие имеет последствия, и каждая победа — лишь краткий миг в длинной цепочке судьбы. Они научились принимать свои решения с осторожностью, зная, что каждый шаг может приблизить их к пропасти.       С годами эта жестокая практика развратила клан. Лидеры Морияма перестали доверять даже своей тени, превращаясь в зверей, охотящихся за любой слабостью. Любой союзник мог оказаться врагом, и они жили, зная, что каждое рукопожатие могло обернуться ударом в спину. Тануки, со своей улыбкой, прятал за этим обманом острие ножа, оставляя за собой тех, кто достаточно силён, чтобы выдержать предательство.       Каждая война, каждый налёт сопровождались не просто кровопролитием, а жестокими тактическими играми. Морияма никогда не нападали в лоб — они внедрялись в ряды врага, взращивая ложные союзы, отравляя источники доверия, пока противники не начинали убивать друг друга. Они использовали слабости, как оружие, и смеялись, когда в конце те, кого они предавали, осознавали истину слишком поздно.       Враждовать с кланом были самому себе хуже. Они были, как Кои — прекрасные снаружи, но скрывающие монстра внутри. И как Тануки — те, кто шел за ними, обрекались на вечную тьму, в которой невозможно различить друга от врага, правду от лжи. Каждый член клана знал: либо ты обманешь, либо обманут тебя. В этом мире не существовало другого пути.       Курамару предсказал всё что произойдет, но Лорд - Акайо Морияма, как поговаривают среди поколений, был первым, и самым упрямым. Он пошёл против судьбы и за это поплатился, заставляя расплачиваться за грехи предка своих потомков.»       Он с замиранием сердца слушал, и иногда задерживал дыхание от восхищения. Тэцудзи рядом говорил что было три пути, а не два. Первый следовал Кои, второй Тануки, а третий - ворон. И он был самым правильным, не трогать свою судьбу, не менять её в главный момент, потому что всё плохое может произойти в три раза хуже, чем могло бы. Кенсуке часто задумывался, что это ему стоило быть старшим сыном. Ума побольше, будто он был взрослее и опыта больше.       И Йоко, их мама, говорила абсолютно также. И он не обижался, потому что это была правда, а её никак не поменять. Тэцудзи бормотал что-то, и отворачивался, погружаясь в сон. Тадао забирал его на руках и ложил в постель, а Кенго устраивался рядом. Мысли ещё долго не покидали его голову и он не мог думать о чем-то другом, кроме этого.       Он помнил тот запах запекшейся плоти. Запах, который напоминал ему истинную смерть. Трясущимися от ужаса руками он отрывал тело брата от голых досок, которые впитали в себя его кровь. На его лице застыла смесь страха и отвращения, он надеялся что брат задохнулся, а не чувствовал того, как сорвёт заживо. Горло жгло, но он все равно пытался истошным криком окликнуть мертвеца пока его насильно вытаскивали из резиденции, поглощённой огнём.       Потом его привезли на опознание. Честно, Кенсуке узнал его далеко не сразу. Лорд пожелал чтобы как только было найдено тело, его привезли ему, чтобы Кенго смог взглянуть на Тэцудзи в «естественном виде». Весь в собственной крови, ожогах, с отсутствующими кусками плоти, слипшиеся челкой, почему-то пропитавшейся плотью. Грязный, голый, и... Такой... Родной. Рядом положили остатки остатки той одежды в которой он умер. Мягкое кимоно, когда-то подаренное им самим.       — Приведите его в порядок, — с нарастающим желанием обнять труп, приказал он. — До двенадцати часов.       — В каком смысле, «привести в порядок», господин? — спросил один из слуг, который стоял рядом.       — Помойте его, расчешите волосы. Одежду такую же нужно найти, — глубоко вдыхая ощутимый запах гари, произнес он. — Найди людей, можешь взять моих слуг. И начните работу. Я ненадолго останусь здесь.       Как только послышался тихий хлопок двери, он взглянул в сторону Тэцудзи. Через несколько медленных и будто боящихся чего-то шагов, он приподнял тело за спину, и прижал к себе, чувствуя как глаза предательски сильно зашипало. Ему на мгновение показалось что брат вздохнул, и обнял его крепче.       — Мы вдвоем должны были умереть, не думаешь? Итиро вырос, и наверное уже готов взять клан в свои руки. Жаль... — дрожащим голосом продолжил японец. — Что ты так и не познакомился с моим вторым сыном, хотя так сильно хотел.       Последние слова эхом отдалились от стен.       Люди — интересная вещь, но Кенго больше не хотел в них пачкаться. Второго раза он бы не перенёс. Он бы не хотел видеть внутренности Итиро или Морэны - потому что после этого всё будет... Хуже. Для всей империи. Людей, которых он убивал мучительно и жестоко, он не мог назвать людьми. Потому что для него эти жалкие создания — лишь скот, который обязательно отправится на забой либо раньше, или позже. Просто вопрос времени. Он был выше всех этих животных, слепо борящихся за своё существование, и знал, что на самом деле в его руках лежит кнут, которым он должен заставлять подчиняться тех, кто думает что сильнее.       В руках Тэцудзи была трость. Но это был не тот Тэцудзи, которого он знал, которого считал самым родным человеком на свете для себя.       Тот человек, который мастерски менял макси и знал, что такое «подчинение», и стоило взмахнуть рукой как он склонял голову, проявляя уважение к тому кто может по-настоящему разрушить жалкую и никчёмную людскую жизнь.       — Он бы этого не хотел, — шепчет одними губами, глядя в чужое лицо, но такое знакомое. — Ему бы это не понравилось.       — Это необходимо, Кенго, — это обращение заставляет его вздрогнуть. Прежде она звала его так лишь при решении дел. Хотя отличался ли этот случай от них? Её голос хоть и сильно уставший, но как обычно полный уверенности. Ему хотелось иметь хоть каплю её мужества, чтобы больше не бояться самых незначительных вещей, по типу треска дерева во время поджигания и мягких кимоно. Как же это глупо. — Смирись.       Прозвучало как приказ, и почти заставило его засмеяться.       — Как твоё имя? — слышится вопрос. Человек поднимает свой взгляд на него.       — Тэцудзи Морияма.       Долгое молчание.       — Не каждый осмеливается врать мне в лицо. Неплохо. Что насчёт настоящего?       — Иори Сато, господин.       — За тобой придёт человек, — продолжает за него Морэна, стряхнув пепел с сигары в прозрачную стеклянную тарелку. — Введёт в курс дела, даст доступ в гнездо и проверит тебя. Такая проверка будет появляться в любые дни, чтобы удостовериться в том что ты не выходишь из образа. За непослушанием и несоответствием следует наказание, а за распространение закрытой информации долгая и мучительная смерть. После того как ты пройдёшь проверку никакого Иори больше никогда не будет, и не было.       Он молча кивнул, и сделал низкий поклон. Настолько низкий, насколько позволял пол. Кенго поднялся, и протянул ему черный и длинный футляр. Открыв его, он увидел трость, когда-то принадлежавшая настоящему. Конечно она не была основной: ворона на рукояти нет. Поблагодарив их обоих словами, а затем очередным поклоном, он принял вещь и направился в сторону выхода.       Директор торговой компании направился к большому панорамному окну. Морэна, спустя несколько мгновений появилась рядом. Он услышал запах цветов, смешанных с табаком, но не обратил на него внимания. Вздохнув, начал говорить.       — Это неправильно.

***

      Итиро всегда был одиноким. В клане не было детей его возраста, и он всё своё свободное время проводил среди слуг, отца, других его подчинённых и с мыслями о том, как было бы приятно родиться в побочной ветви. Иногда в его голове было разное. Как хорошо быть первым сыном, и как плохо быть им. Местами он завидовал своему младшему брату, который купался в славе, но за такими вещами всегда стоит нечто зловещее.       Да и вообще, у каждой вещи есть тёмные стороны, это необходимо принимать так, как есть, потому что если всё время носить розовые очки, то жить становится невозможно. Как бы его родная мать не пыталась навязать ему прекрасный мир, он всегда ломал её восприятие на многие осколки, которые она собирала потом в одиночестве. Может, потому что хотела побыть одна, может, потому что она не хотела жить, или потому что всё казалось таким незначительным, что можно отложить на потом.       Итиро многое откладывал до лучших времён. Например, выполнение домашнего задания с репетиторами, которых десятками нанимал для него отец. А смысл? Он всё знал, и они всегда во время отчётов писали одно и тоже, что он хороший умный и способный ребёнок, так что делать что-то другое он считал лишним.       Но одиночество было словно чёрная дыра: после разных встреч с людьми, не достигших совершеннолетия он понимал, насколько тяжело бывает быть одному. Даже жаловаться Кенго хотел, а потом отложил снова. Потому что мешать не хотел. Мачеха не казалась ему настолько плохой, насколько была, и знать в каком количестве грязные её руки он тоже не хотел. Потому что у отца на совести убийств больше было, но счёт никто не вёл. Многие слуги пытались общаться с ним на лёгкие для подростков темы, но это было глупо, неинтересно и бесполезно. Ему нужен был ровесник, но это никто не хотел решать.       По крайней мере он так считал до пятнадцати лет. Потом судьба решила что-то изменить.       До пяти лет он не знал что рыжие люди существуют, потому что никогда не видел их. Есть брюнеты вроде него, блондины, которые постоянно ошивались в офисе отца, потому что были его торговыми партнёрами. Потом прогуливаясь по офису, когда отец взял его с собой, даже не понимая зачем, он встретился с Натаном. Крепкого телосложения, отросшей щетиной на подбородке, с коротко стриженными волосами, которые были словно медь на свету и бездонными голубыми глазами, которые смотрели на него с безразличием.       Они ни слова друг другу не сказали, но Итиро было интересно. Вдруг существуют люди с синими волосами? С фиолетовыми? А если с белыми? На человека с белыми волосами он бы посмотрел.       И потом он действительно увидел человека с белыми волосами. И фиолетовыми глазами. Для него это было целое открытие. Если бы не этикет, которому его учили слуги и покойная мать, он бы указал на бедного паренька с глупым криком «Ахуеть!». В его голове почему-то устоялся тот факт что темнокожие люди это нормально, а рыжие и альбиносы (как он узнал позже от своего слуги) это... Ну, прям праздник. Позже он услышал что тот белый в буквальном смысле парень десять лет бегал от своего отца, и недавно люди Мориям убили его маму, и он остался при клане.       Тогда над его головой загорелась лампочка.       Ему нужен друг. И ему это не тому белому, и не самому Итиро. Лампочка погасла, а затем зажглась снова.       Им нужен друг. Не общий. Их не должно быть трое. Двойка - хорошая цифра. Не по повериям, а по его мнению. И оно было самым правильным.       И его отец додумался отдать этого бедного парня своему сыну на перевоспитание. Итиро искренне не понимал, что тут перевоспитывать. Покорный, молчаливый, внимательный и не привлекающий к себе много внимания, по крайней мере своим поведением.       Стоило им встретиться как все мысли выползли из его головы, словно тараканы, к которым в обитель в виде квартиры залили литры дихлофоса. Он осознал, что думать это точно не для него. Стоять и распинаться как идиот - вот что его дело. Акихико, как его оказалось звали, даже научил играть его в экси. Бегать с клюшками конечно было утомительно, зато приятная боль гулом раздавалась по телу. Они многое делали вместе - гуляли, общались, ели.       Кенго не обращал особого внимания на их взаимоотношения, пока... Не случилось то, что поменяло его навсегда. Смерть дяди. Да, того Тэцудзи Мориямы который просвятил его в «пестики и тычинки», научил кататься на велосипеде, которого он однажды застал в коридоре с Натаном, который так ничего и не узнал. Точно, насчёт этого мясника... Кажется, он не особо изменился. Или же наоборот, обезумел сильнее, женился на бедной женщине, которая родила ему сына, и сбежала с некоторой суммой, которую он так и не смог узнать, пока не взял империю в свои руки.       Возможно, место Натана должен был занять другой человек. Ну, ему так казалось изначально. Оливер, тот русский который постоянно ошивался с Акихико не вызывал у него никакого доверия. Возможно потому что с русскими работать сложнее, он как-то связывался с мафиози, которые работали... Странно. Но это не так важно. Джонс отлично прятал и маскировал трупы, но ему всегда нужен был тот, кто мог бы перенести его, поэтому чаще всего брал с собой на всякие выполнения кого-то из близнецов Коллинз, Майкла Морана или Андо.       За которым он сейчас наблюдал.       «Лисы» матч с «Шакалами» играли не так активно, как могли бы. Их счёт постоянно менялся, но вторые не были в силах сделать так, чтобы забивать больше мячей. Либо поровну, либо «Лисы» выигрывали. Сам альбинос находился за пределами поля и внимательно вёл анализ игры, чтобы знать куда бить, потому что в полузащиту он выходит во втором тайме.       Итиро склонил голову, глядя на то как Ваймак ставит Андо, Рене, Ники и Ванлина на защиту, а в нападение... Рико и Нила. Он знал, что их дела не ладятся и хмыкнул. Ему не было интересно, что там происходит в команде, потому что планировал посетить её на следующей неделе, для того чтобы подписать контракт, меняющий многое. И это было то, что не даст Ваймаку в случае чего исключать кого-то из бывших игроков «Воронов» из состава «Лисов», а также и то, что не даст никому из них уйти после.       Его план не имел никаких ошибок. И никакого права на них.