Через тернии к спасению

      Он почти задыхается, чувствуя, как сдавливает от невыносимой боли сухое изодранное горло. Хватает воздух точно из последний сил, стараясь хрипеть чуточку тише. Это будто режет не по ушам, а глубже. Глубже эти острые ветви вонзаются в легкие, прорастая и загнивая. Рюноске чувствует, будто сам гниет изнутри, это ощущение полной беспомощности преследует его на яву и во сне, словно его маленький мир может воплощать собой лишь отвращение от самого себя.       Мерзкое першение плавно перетекает в солоноватость обильной слюны, и рот горит в страшной агонии, когда хочется вырвать из себя все неживое кашлем, но боль от этого точно громом прогремит под сердцем. Парень со скрежетом сжимает зубы, подавляя жалобный писк. Он будет делать это снова и снова, пока силы не покинут его, пока в легких есть еще немного воздуха, ядовитого в представлении.       Голоса в округе звучат приглушенно, словно сквозь толщу воды, и он старается привести состояние в норму, жадно вдыхая носом режущий ноздри воздух. Картинка плывёт, перед глазами чёрные мушки – он крепко-крепко, почти до боли, зажмуривает стеклянные очи, чувствуя, как противно отбивает звон колокол где-то у него в голове.       Земля уходит из-под ног, конечности теряют опору, и трясущееся в мандраже тело вынужденно падает на дощатый пол, отражавший встревоженные голоса и шаги тяжелых ног.

***

      Акутагава проклинает слабость в ногах и ноющую боль в плечах, выпрямляет спину и вышагивает по полупустому коридору, сглатывая соленую слюну. Неаккуратные пряди изящно обрамляют болезненно-бледное лицо, щекочут кожу щёк и липнут к пульсирующим, набухшим вискам. Руки все ещё немного трясёт, несмотря на то, что приступов за сегодня пока что не было.       Пока что.       Мерзкое липкое 'пока что'. Будь проклято его отвратительно-слабый иммунитет и отвратительно-болезненное тело.       На этаже расположены батареи, а окна плотно зашторены, но жгучий холод все равно проникает под кожу, пронизывает до самых костей; веревкой оплетает вытянутое горло, поддевая дернувшийся кадык и затягивая до самого основания. Этот холод раздирает горло, рвёт лёгкие, болью стреляет в голову и мерзко ноет где-то под едва выпирающими ребрами.       Перед глазами плывёт, и Акутагава отгоняет непрошенную густую дымку с очей, прищурившись. Старается сфокусировать взгляд на монотонных стенах, треснувшем потолке и снующих в разные стороны фигурах. Вроде как, получается. До этого сбитое дыхание постепенно приходит в норму, и напряжённые плечи плавно опускаются.       Совсем немного, самую малость, но становится легче. Постепенно отпускает, и Рюноске позволяет себе заполнить лёгкие воздухом. У плывущей картинки проявляются очертания и детали. Шум перестаёт беспощадно тарабанить по ушным перепонкам, больше не отдает вибрацией в висках. До слуха медленно доходят едва уловимые ноты знакомого голоса.       — ...слышишь? Ты чего встал посреди коридора? – тонкие пальцы щелкают перед глазами, заставляя Акутагаву снова сфокусировать взгляд. На аккуратном носу красуется свеженький пластырь, серьги в ушах дергаются, тонкие губы поджаты в немом беспокойстве.       – Задумался просто, не бери в голову. – отвечает он отстраненно и сухо, откашливаясь. Вышагивающий рядом парень смотрит подозрительно, но возникший у него вопрос так и остаётся бесцветным послевкусием на сухом языке.       Остальной их путь проходит в неловкой тишине. Тачихара озирается по сторонам, высматривая что-то или кого-то; Рюноске прикрывает рот ладонью, подавляя рвущийся наружу кашель. По просторному коридору гуляет холодный ветер, и Акутагава надеется не подхватить простуду от очередного морозного сквозняка, сильнее кутаясь в мягкий ворот чёрного свитера. Лампочки горят неназойливо и тускло, безликими лучами падая на холодные монотонные стены второго этажа.       Рюноске выдыхает, ступая в кабинет следом за Мичизо и занимая место у стены – поближе к разогретым батареям. Гул немногочисленной группы старается игнорировать, лишь удостоив сокурсников презрительным взглядом. Отдалённо слышит любопытные шёпотки, гадкие и не очень сплетни, обсуждение предшествующих мероприятий и прочую, присущую студентам, чушь. Брошенные на ветер фразы о новичке с первого курса он успешно пропускает мимо ушей.       Тачихара все ещё на него скептично поглядывает, даже не пытаясь скрыть пронзительный взгляд жёлтых глаз.       С Акутагавой они закадычными друзьями никогда не были, да и вряд ли будут. Рюноске скорее занимает роль знакомого, с которым Тачихара таскается по вынужденной мере.       Он не то, чтобы против, да и как таковой ненависти к тому не испытывает – просто странное чувство недосказанности со стороны молчаливого одногруппника заставляет сердце сжиматься в тиски, предвещая что-то неладное.       Мичизо эти ощущения старается отмахивать. Спихивает все на излишнюю встревоженность за едва знакомого парня и ярко выраженную эмпатию, устремляя взгляд в окно.       За твёрдым стеклом накрапливал мелкий дождь, мешаясь с плотной коркой мягкого снега и оставляя после себя почерневшую субстанцию. Январь в этом году выдался зябким и холодным.

***

***       Ацуши немного неловко, потому что внимания к его персоне слишком много, что, в прочем-то, неудивительно – мало кто переводится в университет на другом краю страны почти под самый конец не только второго семестра, но и самого первого курса.       Он жмется, дернув плечами, наблюдая за своими разговорчивыми одногруппниками; переводит взволнованный взгляд с одной фигуры на другую, вслушиваясь в бесконечные вопросы и невнятную болтовню. Голова идёт кругом от льющейся кокофонии, но на бледном лице это не отражается. Ацуши старается выглядеть заинтересованно, абстрактно отвечая на очередной вопрос о том, почему он перевелся в такое время, когда до сессии осталось два с небольшим месяца.       О прошлом универе и вспоминать не хочется. О людях оттуда — тем более. Слишком гадкий привкус во рту вызывают воспоминания о нелюбимых однотонных стенах, неприятных одногруппниках и тяжёлой атмосфере в небольшой аудитории. Картины из прошлого непрошенными мыслями застревают в голове, смазанно отпечатываясь в памяти. Поганое чувство, которое хочется испепелить, вырвать с корнями и больше никогда к нему не возвращаться.       Но Ацуши все равно вернётся. От такого быстро не отходят. Такое быстро не забывается, сколько бы люди не говорили о защитных функциях мозга почти под чистую стирать негативные воспоминания.       Он осознает, что слишком глубоко уходит в свои раздумья, когда узкого плеча касается легкая рука. Под неожиданным прикосновением хочется дернуться, отпихивая от себя конечность, но он успешно подавляет в себе это желание, немного поежившись. В поле зрения попадает рыжая макушка. Пушистые локоны заколоты шпильками сбоку, тонкую талию обвивают плотно завязанные рукава лёгкого джемпера.       'Кажется, он представился, как Танизаки?'       Любопытные глаза интересуются, все ли у него в порядке, и Ацуши старается поскорее отмахнуться, спихнув все на неловкость. Джуничиро напоследок недоверчиво стреляет глазами, а после отстаёт, не задавая лишних вопросов, за что Ацуши ему даже благодарен.       Познакомится и сблизится со всеми он успеет чуть позже. Сейчас, после всей этой суматохи с переводом в новое учреждение, хочется почаще проводить время в одиночестве, наблюдать за людьми со стороны и не вмешиваться в их размеренно льющийся поток мыслей. Так проще адаптироваться, проще ещё раз проанализировать случившееся и находить новые детали; потому даже контакты с членами семьи были сведены к минимуму, несмотря на всю ту любовь и привязанность, которую Ацуши испытывал к ним.       Учёба с заносчивыми детишками всегда доставляла хлопот, но парню всегда казалось, что подобное будет обходить его стороной. На фоне своих обеспеченных сокурсников он выглядел мышью, сливающейся с серой массой, но совсем не считал это плохой чертой. Ладно, почти не считал. Легкие сомнения по поводу своего внешнего вида периодически могли возникать в виде неприятной тяжести в груди или вороха хаотичных мыслей в голове в особенно затруднительные моменты, но они быстро отметались каждый раз, стоило Ацуши взяться за очередной конспект или переговорить о чем-то с семьёй. Семья.       Такое странное слово. Все ещё непривычное, ощущается непонятным вкусом на кончике языка, хотя прошло уже более десяти лет с того момента, как он покинул стены ненавистного себе приюта.       Ацуши снова уходит глубоко в собственные спутанные меж собой мысли: не знает, почему из того ужасного места, среди сотни других детей, более здоровых и активных, ластившихся к чужой ласке и рукам, решили забрать именно его.       Новый дом, фамилия, окружение. Теперь нет никаких изорванных футонов и пыли. Теперь Ацуши спит в мягкой кровати, стабильно меняя постельное белье раз в три недели.       Он все ещё зовёт приёмного отца по имени, робко обращаясь на "-сан", но больше не вздрагивает, когда слышит звуки чужих тяжелых шагов, или когда гладят по голове в попытке подбодрить, оказать поддержку; правда, странный привкус тогдашнего молока и мерзкий хруст сгоревших хлебных сухарей все ещё помнит. Но это так, мелочи.       Говорят, время лечит. Ацуши хочет верить, что так оно и есть.

***

***       – Ты совершенно за собой не следишь.       – Я принимаю витамины.       – Ага, звучишь очень убедительно с сигаретой в руке. И смысл этих таблеток тогда?       Мичизо скептично оглядывает темный силуэт, наблюдая за тем, как постепенно растворяется сгусток сигаретного дыма в воздухе. В размеренном голосе чувствуются отголоски пассивной агрессии. Тачихара терпеливый. Очень. Но упрямость Рюноске стирает все четко выделенные грани, мерными стуками капая на напряжённые нервные струны.       – Слушай, мы с тобой даже не друзья. Давай без нравоучений.       Акутагава снова зажимает сигарету меж губ – на этот раз более плотно, – отводя взгляд в сторону. Греет ледяные руки в глубоких карманах старой толстовки, наблюдая за тем, как снежные хлопья кружат друг с другом в морозящем воздухе, уплотняя ещё нетронутую снежную корку. Завтра, вероятно, уже будет слякоть.       В помещении прохладно, потоки ветра пробираются через открытое окно, целуют бледную кожу, пускают лёгкие разряды по телу, вынуждая съежиться.       Мичизо скалит зубы, а Рюноске будто бы и не чувствует холода вовсе.       '– Присмотри за ним.       – И что мне за это будет?       – Какие мы наглые. Получишь ты своё, но только не сейчас.       Он цокает, сверху вниз глядя на рыжую макушку, скрытую за концами какой-то новомодной шляпы. Руки, обрамленные чёрной тканью перчаток, размеренно жестикулируют, объясняя что-то, выводят незамысловатые символы в воздухе, будто бы хотят лучше донести свою мысль.       – Витамины он должен принимать стабильно раз в три часа. Следи за тем, чтобы курил он как можно меньше. Я уже пытался ограничить его от сигарет полностью, но в итоге только ухудшил ситуацию. Физически он слаб, иммунитет тоже хромает, так что никаких больших физических нагрузок, освобождение у него есть. Запомнил?       – Да запомнил-запомнил, вот только не понимаю, почему именно я?       – Гин за ним присматривать не может, она на первом курсе, а смежные пары бывают нечасто. Тебе необязательно пытаться сдружиться с ним, просто играй роль знакомого-одногруппника и старайся вести себя естественно. Если он узнает, что я тебя 'подослал', опять скандал закатит.       – ...слушай, не мне конечно говорить об этом, но...       – Я знаю.       Голубые глаза пронзают насквозь, смотрят стойко и уверенно, будто вот-вот собьют с ног. Тачихара даже осекается, шумно сглатывая.       Накахара не маленький, прекрасно понимает все, что сейчас проворачивает. Акутагава будет зол, очень зол, если узнает, что старший брат подослал человека, чтобы наблюдать за ним, используя чужие глаза. Чуя осознает, что перегибает, что оправданий его действиям нет, но есть объяснение — это ради блага самого Рюноске.'       А у Тачихары, после всплывшего в голове давнего диалога, легкое чувство паршивости сосет где-то под ложечкой. Видно, совесть крошечным огоньком пытается давать сигналы, но он игнорирует. Старается игнорировать, если точнее.       Это не его дело. Он просто выполняет чужую просьбу. Да, не за бесплатно, но кто сейчас в такое время откажется от выгоды? Акутагава в целом спокойный, но порой слишком дерзок на язык, а ещё очень упрям. В остальном он хлопотов не доставляет, проблем не создаёт.       Больше Тачихару ничего волновать не должно. Но сигарету у Рюноске он все равно ловко из рук выхватывает, потушив её о собственную руку. Рядом стоящий парень на это лишь ухмыляется.       – Один другого не лучше.