ради тебя я живой

Замай свалился с температурой, а Игорь, похоже, умудрился травануться чипсами, которые взял в магазине на последней вылазке. Рома говорил ему не страдать хуйней, но кто остановит Александрова? Только Антон, но его с собой на вылазки никто не брал. Игорь знал, что пиздюлей получит, поэтому рассказывал парню, как там ужаснострашнобублятьтошненадонаситакдохуя. Дарио качал головой, но вырывать пачку из рук не стал. Тем более, видя, с каким аппетитом уплетает лакомство мужчина. — Консервы заканчиваются, — в комнату, где сидит Рома и Ваня, заходит Маша и садится на стол, через который переговариваются парни. — Чё там с Андреем и Игорем? — Евстигнеев выглядывает из-за плеча девушки и смотрит на Худякова. Парень пожимает плечами, ловит взгляд Рудбоя, и, поняв, встает и выходит из вагончика. Первым делом идет в вагон Дудя. Если Замай не там, то Юра точно знает, где тот может находиться. Как и предполагал Рома, Замай находится там. Лежит себе под одеялом, пьёт горячий чай и спорит о чем-то с Юрой. Судя по последней услышанной фразе — Замай хочет ехать на вылазку, куда теперь точно собираться пора. Юра громко шлёт его нахуй, хватает Рому за руку и утягивает обратно на улицу, затаскивая за вагончик. Достает из кармана штанов пачку сигарет и протягивает ее Худякову. Он, благодарно кивнув, берет одну и закуривает. Дудь курит нервно, ногтями отросшими щелкает, губы грызет, и всё не может начать разговор. А сказать, похоже, было что. — Ему всё хуже, — выдыхает Юра, выкидывая окурок за пределы лагеря и доставая еще одну сигарету, пока Рома не может и до середины докурить первую. — То ли ему уже перестают помогать таблетки, то ли… — Юра опускает голову и, кажется, всхлипывает. Думать о таком даже и нельзя. Замай почти всё время на вылазках находится за рулём и из машины выходит только чтобы поссать. Так что зомби его точно не могли достать. Рома объясняет Дудю это, хлопает по плечу и заходит в вагончик. Отталкивает ноги Замая с края кровати и садится туда. Андрей поднимает на него уставший, красный взгляд. Видать, тоже заебался болеть. Больше недели вот так лежит, поссать чуть ли не в утку. Похудел, замечает Рома. — Ты, мудачьё, — хмыкает Худяков, хлопая Андрея по коленке. — Давай уже хватит противиться, пей все колеса и вылезай нахуй из койки Дудя. Зашедший в комнату Юра краснеет густо, поворачивается спиной к парням и начинает готовить чай, насвистывая тихо песню, не мешая парням разговаривать. И Андрей, и Рома скользят по его спине взглядом, а потом смотрят друг на друга. Худяков хмыкает и кивает. — Ладно, болей, — Рома подмигивает, дважды не больно бьет мужчину по колену и выходит из вагончика, пожелав Дудю удачи. Рома выкуривает еще одну сигарету около вагончика Игоря и Антона, а только потом заходит внутрь. Зеленый Александров смотрит в потолок, а спокойный и, кажется, привыкший, Антон протирает его лоб мокрой тряпочкой, что-то рассказывая. Увидев в дверях Худякова, Басаев кивает на кресло и Рома садится на него. Игорь переводит измученный взгляд на парня, а потом переворачивается на бок, накрывается полностью одеялом и засыпает. Антон спокойно рассказывает, что всё окей, что ещё пара дней и Игорь как новенький. Как типичная яжемамка не рассказывает, чем блюёт, и на этом спасибо. Басаев отдает булку Игоря, которую принесли на завтрак. Просит или отнести девочкам или съесть самому, потому что к утру её есть будет невозможно, а сейчас Александров точно жрать нихуя не будет. Худяков булочку отдает Евстигнееву, пока отчитывается о том, что оба живы и вполне могут через несколько дней ехать на вылазку, но Ваня качает головой — нужно уже сегодня, ведь на завтра-послезавтра может и не хватить всем еды, а убивать коров и кур раньше зимы нельзя, иначе в морозы все будут лапы сосать. После обеда Евстигнеев просит зайти Рому и Дарио к нему, поэтому, закончив с супом без мяса (а мясо, как оказывается, идет на второе на ужин), Худяков ловит Вийера и ведет его к вагончику Вани, который, почему-то, на обед решил не являться. Но да ладно, никто себе голову особо этим не занимает — хуй знает, что там в голове главы лагеря. Рома и Дар садятся на стулья и смотрят на Ваню. Конечно, Худяков примерно представлял, что он скажет — нужно в магазин, думайте, кто за рулём, а кто стрелять пойдет, — но он удивил. Спросил, умеет ли водить машину Вийера и сказал, что рано утром они втроём (Рома, Ваня, Дарио) едут на вылазку. Конечно, тащить с собой Евстигнеева было не самой хорошей идеей — а вдруг что случится, а вдруг нападут? Но Рудбой все вопросы перекрывает громким криком. — Даня, позови Витю и Федю! Гевиксман и Игнатьев на пороге вагончика стояли уже через 7 минут после просьбы Евстигнеева. Два брата из ларца, как сразу прозвал их Рома. В плечах оба широкие, в одинаковой одежде, с винтовками. Короче, если бы не лица, то хуй различишь. Ваня сообщает, что ему придется утром отъехать из лагеря, и чтобы они решали, кто будет руководить целый день людьми. Мужчины почти сразу решили оставить Федю на охране, а Витю, как более умного, что ли, во главе маленького, выживающего государства. Утром Ваня растолкал и Рому, и Дарио. Попросил налить им чай, а потом, где-то около 7 утра, он выехали в город. За эти пять лет осталось только несколько магазинов, в которых они не бывали. Один из них — тот самый, около которого Рома нашел новое жильё. Худяков вместе с Евстигнеевым сидит в кузове машины и переговариваются. Рома спрашивает, что будет дальше, когда еда и в этих магазинах закончится еда. Рудбой плечами пожимает, но в раздумья уходит до самого приезда к магазину, а потом уже и думать некогда. Они обвешиваются автоматами, Худяков заставляет чуть ли не со слезами на глазах надеть Ваню толстовку и куртку сверху, но не объясняет, почему он на это так реагирует. Рудбой всё же сдается — толстовку достает из багажника и натягивает на футболку, в которой был, потом и куртку достает из кабины. Дарио он кивает, просил вернуться как можно скорее, а, как только Худяков и Евстигнеев заходят в магазин, разворачивает машину. Ваня берет тележку и грустно улыбается, видимо, что-то вспомнив. Рома с вопросами не лезет, и у самого есть воспоминания с этим местом. Например, за две недели до эпидемии он украл пачку гондонов. За этим следил Стёпа, а потом спасал его из ментовки, обещая, что этот умалишенный больше ничего подобного не сделает. А потом они оба смеялись, когда Худяков достал еще одну из трусов. — Я же обещал спиздить, — Рома махал пачкой перед лицом Кармы, а тот лишь кивает. — А ты обещал поцеловать меня. И тогда был их первый поцелуй. Трезвый, со всеми ласками. Кажется, ещё чуть-чуть бы, и Рома бы трахнул парня, но он взял себя в руки, улыбнулся в поцелуй и они пошли в бар, как и хотели до этого. Худяков вернулся из воспоминаний, когда Ваня больно дергает его за руку. Перед ними, метрах в пяти, зомби. Он с явным аппетитом жрет труп какой-то огромной крысы. Весь в крови и смотрит прямо в их сторону. В грязном от крови и грязи лице Рома узнает Стёпу и делает шаг вперед, но Евстигнеев не отпускает, кажется, лишь сильнее руку сжимает. Карма крысу на пол кидает и она противно хлюпает об туши таких же недоеденных крыс. Шаг, второй, третий делает на встречу к ним, а Рома стоит и смотрит, даже не обращая внимание на то, что его дергают за руку. Стёпа, видать, тоже узнал его, потому что убивать не рвется. Смотрит своими глазами, не дышит. Идет, переваливаясь с ноги на ногу. Они слишком близко, а Рома даже и не думает его убивать. Чувствует горячие слезы на щеках, но взгляда не отводит. Стёпа жив. Хоть так, но жив. Они одновременно поднимают руки, но за спиной слышится щелчок затвора. — Не убивай его! — молит Худяков, взгляда не сводя с Кармы. А тот, явно заинтересованный, смотрит на Ваню, будто бы изучая. Будто бы в голове до сих пор есть мозг, которым может мыслить парень. Будто бы понимает что-то. Потом смотрит на крепко держащую руку Евстигнеева. Карма вновь взгляд поднимает на Рому. Кажется, тоже сейчас на эмоции пробьёт. Но нет, Стёпа разворачивается и идет в сторону недоеденной крысы… Резкий выстрел и крик Ромы оглушает его самого. Он падает на колени и ревет. Нельзя, так нельзя. Дважды потерять того, кого любил. Рудбой пару минут по голове Худякова гладит, успокаивает его. Говорит, что это для блага всех. Зомби, — Рома поправляет Ваню, что это не какой-то там зомбяка, а Стёпа, — запах их запоминал, чтобы напасть на лагерь. Они только кажутся тупыми — ходят вон, крыс жрут, — а на самом деле-то умные существа. По запаху могут отследить. Худяков успокаивается только когда они возвращаются в машину. Его всё ещё мелко трясёт, но истерика прекратилась. Дарио спрашивает, нужна ли помощь, а потом заводит машину и двигается с места. Рома на грязный пол съезжает, глаза прикрывает, тихо приходя в себя, а Евстигнеев рядом садится, за плечи обнимает и помогает успокоиться, слова там всякие успокаивающие шепчет да вопросов не задает. Надо — сам расскажет. И Рому надолго не хватает. Буквально минут через 10 он начинает свой рассказ прямо с переезда в Питер. И про устройство к Мирону рассказывает, и про знакомство с Кармой. — И, когда я нашел новый дом и решил, что там жить лучше, — спокойно выдыхает Рома, хотя его нихуево так трясет. — Его убили. По приезду в лагерь Евстигнеев, притянув к себе Рому, тащит его в мед к Жене. Девушка дает парню успокоительных и просит отвести его в его вагончик и уложить спать. Именно это Рудбой и делает — приходит в вагон к Худякову, помогает ему переодеться, укладывает его на кровать и сидит рядом, пока тот не провалится в сон. — Вань, — сонно зовет Рома, когда Евстигнеев уже собирается уходить. Он берет мужчину за руку и тянет обратно на кровать. — Останься со мной?