ради тебя я живой

Дом, в котором выживали Рома и Стёпа, почти никогда не интересовал зомби. Парни вели себя очень тихо, редко куда вылезали, да и вообще были с запасами на целый год, не меньше. Так что дом, со стороны, был заброшенным — как миллионы и миллиарды других. Но они жили, любили друг друга, выживали и прятались от мертвецов. Очередной день, уже 1099 с начала эпидемии, из-за которой умерло огромное количество людей. И это было не так, как показывали в фильмах — первый укусил второго, второй — третьего, а второй и третий покусали еще пятерых. Через неделю их всех поймали и убили. Нет, всё совершенно не так. Просто… какая-то болезнь, объяснения которой не могли дать даже самые крутые врачи Лос-Анджелеса. Раз — болеют. Два — половина умирает, а вторая превращается в зомби. Их ополовинили уже, три года как никак прошло. А еще остались люди. Боящиеся умереть люди. Некоторые в 15 лет впервые взяли оружие и пошли на убийство зомби. Роме было 22, когда появилась эпидемия. Он закидывался антибиотиками и заигрывал со своим коллегой — Стёпой. Тот, конечно, не соглашался, но и не отказывал. Разрешал быть рядом, ухаживать, но в кровать не пускал. И это заставляло Худякова влюбляться с каждым разом всё больше. — Если эта хуйня нас не убьет — я буду с тобой, — шутил Карма, когда пошла первая информация о умирающих от вируса. — Ради тебя я живой, — кивал в ответ Худяков и натягивал на лицо парня, которому на тот момент было 21, маску. Она, правда, мало чем помогала, но желание жить заставляло покупать их и носить, будто бы одна маска должна вылечить людей от всех болезней. Но помогла же. Вот три года парни почти спокойно живут вместе, два из которых искали нормальный дом. Неприметный, недосягаемый зомбаками. И нашли же! — Стёп, — улыбается Рома, смотря на парня, лежащего рядом с закрытыми глазами. Карма открывает один глаз и смотрит на Худякова. Рома молча двигается ближе и целует его в уголок губ. — Лишь ради тебя я живой, — шепчет он. Стёпа слышит это каждое утро после вылазки Ромы на улицу. И он очень рад, что Рома живой, лежит тут рядом, напоминает, что это всё ради него. Как и обещал три года назад. Карма никогда не бурчит на него, мол, да, я знаю, что всё ради меня любимого, хватит говорить об этом каждую неделю. И даже не думает об этом. Он знает, что Роме надо это повторять, не для Стёпы, — для себя. Так что Стёпа лишь кивает, ближе двигаясь с парню, обнимая его. — Ром, — зовет Стёпа, умываясь (правда, не так, как привык за 20 лет жизни: он просто обтирает лицо влажной тряпкой, чтобы не использовать много такой дорогой воды). Рома, закончив с утренними процедурами, занимается завтраком — газовая плита и украденный газовый баллон в одном из домов недалеко от их дома. Он поворачивается к зашедшему Карме и улыбается. Как всегда тепло. Будто бы по улицам не разгуливают мертвые люди, желающие убить нахуй всех на своем пути. Будто бы это самая обычная жизнь — вот сейчас они позавтракают, а потом пойдут на работу, слушать противного Яныча, который, опять завалив их работой, свалит в какой-нибудь Египет отдыхать, как самый уставший. — Я уже устал дома сидеть, — хнычет Стёпа. Иногда ему надо побыть ребенком — в такое время, когда ты почти весь прошедший день думал лишь о том, чтобы любимый вернулся живым, надо устроить отдых своим нервам. — И что ты предлагаешь? — Худяков отключает газ и убирает готовую тушенку с лапшой с печи, ставя сковородку на стол. Карма садится на стул и тупит в стену. А правда, что он предлагает? Балконов в доме нет, так что тут даже и думать не надо. А вот чтобы выйти самому с Ромой на улицу… Это ведь можно? И Стёпа озвучивает эту мысль, на что получает непонятливый взгляд Ромы. Худяков сам выходил на улицу потому что знал — кто, если не он? Правда, никто. Стёпа в жизни не держал оружие. Точнее, держал. Когда помогает Роме собраться на вылазку. Когда гладит холодную сталь, когда восхищается тем, как легко и быстро Рома прячет пистолеты в кобуру, а автоматы вешает на спину; а ножи убирает в ножны. И всё это вызывает в нем бурю ебаных эмоций, так что, после удачных вылазок Стёпа седлает Рому и не дает ему спать часов до трех ночи, наверное. — Стёп, давай не сейчас? — Худяков садится на стул и дает Карме вилку, которой он начинает медленно есть. — Да, наверное, сейчас не время, — соглашается Стёпа, по голосу Ромы понимая — с ним сейчас лучше не спорить, не перечить. Лучше просто согласится и ждать «того-самого-времени», которое не приходит уже месяца два. Но да ладно — Рома бывает на улице, он знает, кажется. И Карма не обижается на это даже. Нет так нет, быть так называемой домохозяйкой, тоже не плохо. И день проходит так же однообразно, как и все дни последние три года — они читают, разговаривают. Рома рассказывает, что убил двоих зомби, и Стёпа смотрит с уважением. Сам ведь не смог бы и одного убить, сам скорее бы умер. Они ведь… да, глагол «живые» тут явно не уместен. Но ведь когда-то были! Когда-то они так же, как и Стёпа, кого-то любили. Может, у них семья была, которая так же сильно любила их. А тут — раз — отобрать жизнь…смерть. Карма ложится на колени Ромы и читает ему найденную в этом доме книгу. Рома с удовольствием слушает, зарываясь пальцами в отросшие волосы парня. Если бы не куча гуляющих зомби по всему миру, может, Стёпа бы и рад был так проводить дни — чтение, еда, ласки. День заканчивается так же, как и вчерашний. Как и неделю назад. Как и через месяц. Темнеет. Рома забирает у Стёпы, который ползет за уходящим лучом света к окну, книгу. Целует в лоб и отправляет умываться. И Стёпа идет. Опять обмакивает тряпку в воду, протирает лицо и внимательно смотрит на себя в зеркало, которое висело в ванной и которое было видно из-за луча, который бил прямо в него. Светлая борода, неровно подстриженная взятыми из магазина ножницами. Потускневшие глаза, которые давно не видели нормального солнечного света. Только через чуть приоткрытые плотные шторы и через окно. После Карма переодевается и, оставив обувь около кровати (на всякий случай!), ложится спать, близко прижимаясь к Худякову. Следующая неделя проходит примерно в таком же темпе — проснулись, поели, почитали, легли спать. Каждый день одно и тоже. Стёпа уже, кажется, знал про Рому вообще всё. Как и Рома про него. Серьезно, о чем еще разговаривать, когда вы вдвоем и ничего особо не меняется? Рассказывать, как проходило детство. Какие-то шутки из школы, про родителей, про первую любовь. Худяков рассказывал, как в родном Томске дрался ни на жизнь, а на смерть. В итоге выиграл, а тех, кто был против него, увезли в реанимацию. Карма рассказывал, каким пай-мальчиком он был всю школьную жизнь — на нем наживались хулиганы и вылезали в хорошисты. А ещё они танцевали. Много. Рома, со стороны похожий на гопника, который танцевал в школе только брейк, умел крутить вальс и научил его танцевать Стёпу. И кружились они, открыв шторы, при лунном свете. И тихо смеялись. И были счастливы, хоть и на пороге смерти. И так проходит день за днём. Неделя за неделей. Месяц за месяцем. Три года. И Стёпа три раза был готов выйти на улицу, когда Ромы не было дома. Дать зомби убить себя, превратить в похожего на себя. Заставить хотеть убить любимого за его мозги. За то, что он не такой, как Стёпа. Но здравый смысл выигрывал всегда — Карма понимал, что, отдайся он зомби, Роме придется тащить всё это одному. Одному выживать, приходить в пустой дом, готовить на одного… Стёпа понимал, что Рома нахуй загнется, узнав, что остался один. Будет, возможно, терпеть пару недель, а потом безумие захлестнет его — или выстрелит в себя, или выйдет на улицу без оружия. Рома ведь ради него живет. И Стёпа живет ради Ромы. Любовь, она штука такая. И как-то Карма не сдержался, завел этот разговор, как только они легки спать. — Чтобы ты сделал, если бы меня убили? — Стёпа, удобно положив голову на грудь Ромы, смотрел на зашторенное окно. За ним — улица, зомби, слышны стоны и рыки этих мертвых существ. Карма как-то видел зомби. Он, на вид молодой некогда парень, лет 25 где-то, шел прямо на Стёпу. Его вещи, местами сгнившие, липли к серо-зеленой коже. Руки, в огромных красно-серых болячках, были вытянуты к лицу парня. И Стёпа уже прощался с жизнью, молил всех богов, чтобы Рома, его Рома, выжил, и всё с ним было хорошо. Но Худяков подоспел вовремя — выстрел пришелся ровно в центр лба. Карма тогда глаза крепко зажмурил, ожидая удара струи горячей крови в лицо. Но этого не произошло, лишь тихий треск и крепкие руки Ромы на плечах. Худяков тряс его, шепча, что всё хорошо, а потом почти на руках тащил в дом. — Я бы нахуй убил всех зомби, а потом застрелился сам, — спокойно отвечает Рома, гладя Степу по плечу. Он спокоен и это спокойствие передается Карме. Как раз то, что нужно. — Я выжил во время эпидемии не для того, чтобы тебя тут убили. На этом разговоры про смерть были закончены, а мысли про выход из дома без Худякова были отложены в самый-самый дальний угол мозга… …Ровно до того момента, как Рома не вернулся вовремя. Стёпа, отодвинув плотную ткань штор, выглядывает во двор, ища там Рому. Где-то чавкают зомби — точно сожрали кого-то. И Карма начинает вновь вспоминать все молитвы, которые знал, лишь бы во рту этих существ был не Рома. Стёпа уже хватает обувь и спускается на первый этаж. По дороге берет с собой пистолет, которым отродясь не пользовался, и в самых дверях сталкивается с Худяковым. Ещё бы минута — и Карма мог сам сдохнуть. Он налетает на Рому, крепко к нему прижимаясь, чуть ли не начиная плакать. Умри Рома — Стёпа бы кожу с себя стянул без наркоза и ржавыми инструментами, серьезно. Рома успокаивает Стёпу, валерьянкой, взятой из аптеки, поил, не жалея воды на парня, протирая его лицо мокрой тряпкой. Сам отказывает себе в воде — всё для милого, всё для Стёпы. А Карма, от осознания того, что и умереть мог, и что Рома, считай, свою недельную порцию воды ему отдает, плакать начинает лишь сильнее. И это бесит — он хочет успокоиться, чтобы потом не страдать без воды, которой в ближайших магазинах становилось все меньше и меньше, а от дальних слишком долго идти и возможность напороться на зомби была в разы больше. И ещё неделя, вторая, третья. Ничего не меняется, лишь Стёпа всё меньше верит в то, что их найдут и спасут волшебники на голубом вертолете — всё, как в любимом мультике детства. А ведь когда-то, года полтора назад, они крутили по радио, что всех найдут, всех спасут, лишь не давайте панике охватить вас, отбивайтесь от зомби и ждите — помощь вот-вот прибудет. А помощи как не было, так и нет. Вот и справлялись Рома и Стёпа сами, своими силами. Рома еду добывал, зомби убивал, шмотки какие таскал, а Стёпа еду готовил да латал некоторые раны, которые Рома получал при вылазках. Такими темпами еще год прошел. Стёпа даже не заикается уже о том, чтобы выйти на улицу вместе с Ромой. А Рома пропадает все дольше. Говорит, шутит, что старый уже — бегать быстро не может, и путь до магазина, который был в 10 минутах ходьбы, преодолевает на все 30. Карма, конечно, в эту ложь не верит, но головой понимающе кивает всегда. А еще Рома все так же каждое утро после вылазки повторял свою фразу — ради тебя я живой. И Стёпа жив теперь только ради Ромы. Потому что другого смысла он не видел — радио, притащенное из старого дома, молчит больше двух лет, а значит и спасения, как такового, тоже нет. И Карма смирился, как и Худяков. Они выживали друг для друга. Всё так же любили, танцевали, читали и ели, но уже без надежды на спасение. Стёпа не выдерживает после седьмого часового похода в магазин. Настраивает себя, чтобы говорить спокойно, но не может совладать с эмоциями — кричит, хочет даже кинуть и разбить пару тарелок, но вовремя вспоминает, что надо быть тише. Почти успокаивается. Рома садит его на кровать, а сам садится на колени около его ног на полу. За руки берет, каждый палец, каждую костяшку целует на обоих руках, объясняясь. — В нашем магазине еда закончилась, поэтому я хожу в другой, который находится дальше… намного дальше, — шепчет он, медленно поцелуями поднимаясь по запястью до сгиба локтя. И Карма успокаивается. Пока до него не доходит — Худякова могут убить, если он будет так далеко ходить. Его начинает трясти, Стёпа хватается пальцами за руки Ромы и просит не ходить больше так далеко. Простит придумать что-нибудь другое. И Рома обещает, что придумает, совсем скоро придумает. Через две недели Худяков возвращается домой с улыбкой и несколькими чемоданами. Кивает Карме, говорит собираться — нашел новый дом. Тоже хороший, тоже не привлекает зомбаков. И находится близко к магазину. Стёпа собирается за сутки: все вещи в чемоданы, еду — в сумки, оружием занимается Рома, так что к вечеру они заканчивают. Спать ложатся в одежде, в которой пойдут завтра утром в новый дом. Стёпа жмется к Роме, благодарит его за всё, что он делает для них. Целует его, пальцы переплетает с Ромиными, и сна ни в одном глазу. Мысли о том, как выглядит их новое место выживания, поглощают его целиком и полностью. Так что утром, когда Худяков проснулся, Стёпа уже умылся и приготовил завтрак. Рома целует Карму, они завтракают и выдвигаются в сторону нового дома. Дорога проходит более, чем нормально. Худяков держит при себе пистолет, везет чемодан и несет на плече сумку, а Стёпа все также восхищается им. Самый лучший, серьезно. Дом оказывается самым обычным, правда этажей было больше — если в доме, в котором они жили, было всего два этажа — на первом была кухня, ванная и зал, а на втором — три спальни, то тут все три этажа. И Стёпа не очень рад этой перемене. Вновь приживаться к дому, вновь думать, куда что поставить, положить, повесить… Не любил Стёпа этого. — Пойдешь первый? — Рома с улыбкой протягивает Карме ключи от двери и тот принимает. Подходит ближе, открывает замок и дергает дверь на себя. Первая минута проходит спокойно — Стёпа проходит в дом, Рома идет следом. А как только парень выворачивает в зал, на него нападает зомби. Худяков тормозит, — пистолет застрял в кобуре, — но стреляет прямо в лоб. С хрипом девушка-зомби умирает и падает на пол. Рома обнимает Стёпу, успокаивает и говорит, что всё нормально, что она мертва. Потом проходит по всему дому, возвращается и отправляет Карму с вещами наверх, а сам вытаскивает дважды труп на улицу, выкидывая в мусорный бак. Вытирает кровь и застилает это место ковром. Рома винит себя в том, что произошло, как бы Стёпа не уговаривал его, что всё хорошо. Хотя всё было ультрахуёво. Стёпа, поднявшись на второй этаж, заходит в первую комнату и ставит чемодан рядом с кроватью. Руку резко прострелило болью. Ромина толстовка, в которой был Стёпа, была порвана на предплечье, а из раны на руке льётся кровь. И тут всё предельно ясно — зомби успела цепануть его за руку. К горлу подступила тошнота, Стёпа, зажимая рану пальцами другой руки, тихо скулит до прихода Худякова. Конечно, можно было обработать царапину перекисью, заклеить пластырем и обмотать бинтом, но подвергать Рому такой опасности ужасно не хотелось. Умереть самому, убить Рому… Ну нахуй! — Ром, — шепчет Карма, когда Худяков устало падает на кровать и прикрывает глаза. — М? — Рома открывает один глаз и переворачивается со спины на бок, обнимая Стёпу за талию и притягивая к себе. Карма упирается, а потом и вообще встает с кровати. Худяков садится на кровати и вопросительно смотрит на него. Типа, какого хуя? — Я умираю, — Стёпа протягивает раненую руку и Рома пару секунд смотрит на кровь. Поднимает взгляд на лицо Кармы, который кусает свои губы со слезами на глазах. Четыре года бороться с этой хуйнёй, чтобы вот так умереть… — Я не царапался, это она, — Стёпа кивает на пол и садится на стул, стоящий рядом. Рома не верит. Не хочет в это верить. Скидывает с тумбы телевизор, пока Стёпа просто принимает то, что ему пришел конец. Рома кричит, Рома разбивает всё, что видит. Рома падает на колени около Кармы и просит прощение. За всё, вообще за всё. И за то, что эпидемия вообще началась, и за то, что Рома повел его сюда. Винит себя, очень винит. Он должен был зайти первым, и, возможно, умереть тоже должен был он. Не Стёпа — Стёпа не заслуживает этой хуйни. Карма слишком хороший для смерти. Даже сейчас сидит и гладит Рому по волосам, шепчет, как сильно любит, а сам плачет — тоже умирать боится. Боится оставить Худякова. Просит прощение за то, что целый год динамил его, а потом соскальзывает на пол, целует Рому и просит бежать, но только не в тот дом, где они жили — Стёпа понимает, что вернется туда и, если найдет Рому, убьет. — Будь живее живых, — Карма кладет руку на щеку Ромы и смотрит ему в глаза, пытаясь сморгнуть слезы. — Будь живее всех нас. — Только ради тебя я живой, — шепчет Рома, вновь целуя Стёпу. И Худяков бежит, взяв с собой лишь оружие. Успокаивается и бежит. Бежит, пока в боку не начинает колоть. Впереди, метров через пятьсот где-то, бар. Сейчас бы набухаться и стараться сдержать обещание — быть живым и жить только ради памяти о Стёпе. В баре, знаменитой раньше «семнашке», Рома убивает пару зомбаков и наливает себе виски, выпивая первый бокал залпом. Потом второй, третий. Худяков берет с собой пару бутылок и идет искать себе место жительства. Надо и дальше выживать. Ради Стёпы. Жить за них двоих. Рому хватает на месяц. Ровно на месяц, который он бухал, как чёрт. Бегал в бар, брал там бутылки, возвращался. А потом мысли всё же сжирают его. Он перелистывает станции радио, даже не надеясь, что услышит человеческий голос. В руках — рюмка с водкой. Рядом на стойке — пистолет. — Если в Питере остались живые люди — подайте знак! — слышится вдруг из колонок голос настоящего человека. Он больно режет по ушам Ромы, который не слышал весь месяц ничего громче, чем рык зомби и их чавканье. — Мы отправим к вам людей и вас привезут на базу… Худяков, научившийся разбираться в радиотехнике за четыре года жизни со Стёпой, нашел какую-то херню и соорудил из нее передатчик. Настроился на волну и, не зная азбуки Морзе, просто много раз тыкал на кнопки. …пожалуйста, заберите…