Попытка номер 18

— Шевелись, — меня толкнули в спину, но даже такая малость отозвалась болью в ребрах. Мы шли в цепочке со связанными жесткой веревкой руками. Кое-где она царапала кожу бурой засохшей кровью. Кисти мерзли от слабого притока крови. Я, стараясь особо не крутить головой, осматривала окрестности. Из грузовика нас повели куда-то в лесные дебри и, кажется, водили кругами, чтобы запутать и не дать понять, в какой стороне находится лагерь. Умные ублюдки. Я шла самой последней и поэтому огребала больше всех от наших провожатых. Веревка методично натирала кожу, особенно если за нее дергал кто-то из красных пиратов — просто так, по своей больной прихоти. Усталость сменилась злостью. Я сжала челюсти до боли в зубах, так, тихо, незаметно, выплескивая свою ярость. Ну, я думала, что незаметно. — Че, не нравится? — это был тот самый пират, что жаловался мне на Вааса. С того самого дня он приглядывал за мной. Не в том плане, что опекал, а, скорее, следил внимательней, чем за остальными. Видимо, он решил, что раз у меня есть какие-то дела с Демоном, то я могу быть не самым спокойным пленником. — А ты у нас ведь не особо неженка, а? — Я предпочла не отвечать, но скосила глаза в его сторону. Он поймал мой взгляд и непонятно усмехнулся, то ли доброжелательно, то ли понимающе. — Еще и молчунья. Ну прям чудо, а не баба. Я уставилась на спину впереди идущей островитянки. На ее шее отчетливо виднелись фиолетово-желтые следы недавних засосов. Пираты здесь знали меру, но новички любили помечать таким образом товар, за что часто получали от старших. Удивительно, однако их можно было бы назвать, если не семьей, то довольно систематизированной общиной с практически неоспариваемой иерархией. Младшие уважали и подчинялись старшим, а те в свою очередь приглядывали за новичками, воздавая им по заслугам — как хорошим, так и не очень. Особо отличившиеся получали негласное моральное право на равных общаться со старшими своего возраста и даже оказаться под опекой одного из них, образуя суровый убийственный тандем. На охоту, на вылазки такие парочки ходили вместе и доверие между ними росло с каждой проведенной операцией. Словом, это была самая настоящая стая, ведомая вожаками, над которыми стоял Ваас и под которыми были старшие. Бывало, что вожаков смещали, однако происходило это редко. В борьбе против местных агрессивных жителей надо было доверять своим, чтобы победить. Спереди раздался резкий выкрик, и колонна медленно остановилась. Я вопросительно обернулась на пирата, но тот лишь пожал плечами: — Меры предосторожности. На нас нацепили вонючие мешки, пропахшие потом и рвотой, и мы пошли вперед, не видя и не понимая, куда идем. Ослепшая человеческая многоножка шла еще дольше, чем плутала, но сколь желанным был свежий воздух после! Я вдохнула полной грудью воздух, осматриваясь, и закашлялась от боли. Это был аванпост. На вышках дежурили снайперы, расчерчивая воздух линиями коллиматорных прицелов, поднимая пыль, вышагивали бронники — этакие здоровые махины с грубой, но эффективной защитой, то тут, то там мелькали красные пираты — плескался гогот, вокруг нас столпился народ. Нам развязали руки, и теперь мы стояли, потирая затекшие кисти, в страхе наблюдая за беснующимся кровавым морем перед нами. Мужчины, уставшие и грубые, истосковавшиеся по женским ласкам, то и дело лапали то одну, то другую. Звонкие шлепки и грубые словечки разрезали мигом загустевший воздух, не хуже снайперов. Я инстинктивно отошла ближе к пирату, с которым недавно разговаривала. Он положил руку мне на талию, притягивая ближе. — Ты же понимаешь, что ты теперь будешь моей? — его губы оказались у края уха, опаляя его горячим дыханием. — Если хочешь, чтобы спас, будешь моей. Поняла? Я закусила губу и кивнула, глядя, как разбирают покорных островитянок. Его руки прижали меня к себе, отдавая болью в ребрах, и переместились на грудь. — Хм-м-м, — раздалось сзади. — Могли бы быть и побольше. Но сойдет. Я стояла безвольной куклой, но лучше уж так, в руках вожака, чем простого солдата, который использует тебя только как тело, который и не запомнит твои черты, для которого ты — просто одна из многих. Где-то на подсознании я уловила, насколько силен здесь авторитарный режим — если вожак главный, то и его вещи нельзя трогать. Ведь это значит покуситься на того, кто стоит выше тебя, на авторитет, на силу, которая тебя превосходит. — Идем, — он крепко взял меня за руку, утаскивая в ближайшую пустую халупу. Рядовые спали в казармах, вожаки же имели отдельную хлипкую хижину, в которой порой собирался совет для решения важных вопросов. Хотя, советом это было сложно назвать, скорее растолковывание самым надежным людям, что от них требуется на ближайшее время. Не все, даже, скорее, мало кто, тут блистал умом. В основном это были люди жестокие, дикие, тупые, идущие на поводу инстинктов и своих прихотей. Вожаки выделялись хоть какими-то проблесками интеллекта и осознанием того, что за каждое действие, возможно, придется отчитываться перед вышестоящим и не дай бог что-то ему не понравится.

***

Всю информацию я силком вытягивала из моей подруги по несчастью, запертой в одной со мной клетке. Сперва она отмалчивалась, как партизан, но все же мне удалось ее разговорить. Не сразу, по кусочкам, еле двигая губами и практически неслышно, она наконец рассказала мне о том, что это за место и что это за люди. И знаете, сопоставляя друг с другом полученные факты, я поражалась тому, насколько наивно мы живем. Я думала, что меня жизнь потрепала и что розовые очки я выбросила давным-давно, но вот я здесь, в клетке, ожидающая, когда за меня потребуют выкуп или продадут какому-нибудь любителю нежного мясца, не вдаваясь особо, зачем оно ему. Под носом у нас — жестокость и противоестественная торговля, отринувшая мораль и человечность. А мы и не знаем. И непонятно — скрывает ли от нас это государство в угоду своим проблемам или же само не знает о том, что творится прямо за его спиной. Прошло пару дней, а Демон не возвращался, и я изводила себя, не в силах придумать хороший план для того, чтобы сбежать. Положиться было не на кого, только на саму себя, а у меня был лишь сломанный прут клетки и сломанные ребра. Пару раз к нам подходил знакомый пират. Чаще он просто смотрел, наблюдая, но порой даже начинал разговор, кажется, не слишком сильно беспокоясь о том, на каком моменте тот оборвется. Ему словно бы важен был сам факт контакта, будто он обдумывал что-то, налаживал отношения, как мог, в таком положении. Что ж, отчасти у него это получилось.

***

Хлипкая дверь со стуком закрылась на щеколду, и я почувствовала, как хват чужой руки исчез. Это не была та цепкая хватка Демона, от которой у меня остались синяки, но сильная мужская ладонь сжимала руку, не оставляя следов на раздраженной коже. Пират медленным движением снял с себя майку, обнажая торс и поворачиваясь ко мне спиной, достал из походного морозильника бутылку дрянного пива и с кряхтеньем плюхнулся на нагретый солнцем диван, закидывая ноги на стопку каких-то ящиков. Я встала у входа, не зная, куда деться — идти и сесть к нему, снять и с себя одежду, следую ли я теперь по его приказам или же я довольно свободна в своих действиях. Со стороны дивана раздался смешок, и мужская рука пару раз хлопнула по сиденью, выбивая из него тучу пыли. — Садись уж, не стой столбом. Я пристроилась рядом, положив руки на колени, как будто в школе. Я не знала, чего ожидать, поэтому боялась пошевелиться, чтобы не спровоцировать пирата на активные действия. Но тот вроде и не думал об этом. — Да расслабься ты. Не буду я тебя трахать. Ну, по крайней мере не сейчас, — он расплылся в широкой ухмылке, крайне довольный своей шуткой. — Ты мне для другого нужна. — Для… — мне пришлось откашляться, чтобы внезапно осипший голос начался снова меня слушаться, — для чего? — Знаешь, зачем столько проблем с тем, чтобы вас, куриц, сюда привезти? — Нет. — У нас тут, недалеко, прекрасные поля, полные отличной травки. Высший сорт. — Он сделал движение, похожее на итальянское, и чмокнул пальцы. — И собирать его будете вы, хоть на что-то сгодитесь. Ну, по крайней мере так думает Хойт, и в целом он прав: парни воюют, девки хозяйничают. Но на тебя у меня есть особые виды. — Какие? — я цеплялась за каждое слово, надеясь увидеть проблеск надежды, проблеск намека на то, что мне удастся повернуть эту ситуацию в свою сторону. — Я видел, как ведет с тобой Ваас. Ни к чему хорошему это не приведет, уж поверь, скоро ты будешь либо инвалидом, либо мертва. Этот псих терпеть не может, когда у кого-то кишка тонка воспользоваться его шансом. А ты, как видно, шанс этот проебала, да? Ну, раз Ваас не с дырявой башкой ходит, то, выходит, я прав. То есть, терять тебе нечего, а я… — он выдержал паузу, на всякий случай прислушиваясь, — я хочу сместить Вааса. И ты мне в этом поможешь. Смола обильно лилась на пальцы, пока я срезала твердые стебли каннабиса. Принцип был прост — срезаешь стебель поближе к земле, кладешь в корзину, срезаешь следующий. Если мешают листья — срезаешь те, которые не кристаллизировались. Как только корзина заполняется до верха — относишь ее в «парники». Там их складируют и немного подсушивают, чтобы потом мы же срезали шишки. Потеря шишек грозит потерей пальцев рук. Секаторов нам никто не дал, но ножей хватило на всех. И все же, нам не особо доверяли оружие, даже холодное. По краям поля стояли красные майки, зорко следя, чтобы не произошло ничего, что могло бы оросить зеленые листья кровью. От методичной работы, солнца, жары, ноющей боли клонило в сон или в простое забытье. Никто не переговаривался, все работали в полной тишине. Никто не смотрел друг на друга. Мы были подавлены. Мы боялись. Одно дело, когда ты сидишь в клетке. Прутья, окружающие тебя, хоть и ограничивали твою свободу, но все же давали может быть и ложное, но все же ощущение защищенности. Другое — когда ты на открытом пространстве, под пристальным надзором убийц. И кто знает, что взбредет им в голову, какое твое действие покажется опасным. Наконец, глаза начали закрываться сами собой. Встряхнувшись, я начала еле слышно напевать про себя песенку, которую мать пела брату в детстве: London Bridge is falling down, Falling down, falling down. London Bridge is falling down, My fair lady.* Мотив был несложный, и я постепенно втягивалась в работу, незаметно для себя напевая все громче. Незатейливая мелодия вдруг прозвучала справа от меня, начала расползаться по полю и вскоре она неслась над зелеными листами каннабиса, сливаясь в песенное марево. Нас особо не затыкали, кажется, пиратам было насрать на то, что происходит, а для нас это было все равно, что соломинка для утопающего. Немного мы воспряли духом. Когда солнце было в зените, нас согнали в казармы, чтобы напоить водой и дать похлебку. Это было самое жаркое время суток, поэтому нас все же берегли — как берегут товар, за порчу которого можно получить по шее. Поэтому сейчас мы сидели в тени, изредка лениво обмахивая друг друга руками, и потели, лишний раз не желая шевелиться. Прогретый солнцем воздух, казалось, стал плотнее и обволакивал нас своими теплыми струями. Я сидела в сторонке, обдумывая недавний разговор.

***

— Я вообще-то не полный кретин, — сказал пират, делая глоток холодного пива, — так что я долго об этом размышлял. Пока ты не появилась, у меня была лишь пара мыслишек. Ну знаешь, так, прикинул. Его можно было бы вызвать типа на честный, хе-хе, бой, но тут тебе не сказочка, честностью пахнуть и не будет. И поверь мне, крошка, ты бы не захотела встретиться с Ваасом лицом к лицу в битве, особенно если он против тебя. Я видел как-то, как его вызвали на честняк. Я тогда зеленый был, он еще не главенствовал, так что они просто посрались из-за товара или травки, уж не помню. М-да. Все закончилось быстро для того пацана. А эти предсмертные хрипы и вылезший глаз из смятого черепа я долго помнить буду. — Тут он примолк, видимо, вспоминая. Я сидела, не смея расслабиться, и вбирала всю информацию до капли. Против Демона сгодится все. Все, что может хоть как-то помочь. — Ну короче, этот вариант я как-то не хотел особо выбирать, так что оставил его на крайняк. Потом думал еще наших подбить на то, чтобы перестать слушаться его приказов. Но тут все себе головы в жопы позасовывали. Солдатня ебаная. Боятся, черти, его. Боятся, поэтому хер против него пойдут. Да и его личный отрядец точно его не предаст ни за какие шиши, слишком уж тщательно он их отбирал и приручал к себе. Так что тут тоже выходит глобальный проеб. Он и правда много об этом думал. Он не был глуп, но, пожалуй, и изворотливого ума не имел. Просто и топорно — высчитывал возможные варианты и отметал те, где исполнение вышло бы самым неудачным. И он знал, о чем говорит. — Так вот, — он откинулся назад, кладя голову на спинку дивана, открывая моему взгляду шею с жутким шрамом поперек нее, будто кто-то ему пытался перерезать горло. Будь со мной что-то острое, я, наверное, могла бы убить его сейчас. Но за стенками — куча бандитов и ни один из них не даст мне сбежать. Бесполезно. Да и смогу ли я убить кого-то? Вааса же не получилось, — поэтому оставалось два варианта — втереться к нему в доверие и предать в самый подходящий момент или же анонимно долбать мозг начальству. С первым, правда, херово выходит, я не нравлюсь Ваасу. Может быть чувствует, гад, что я что-то замышляю. Такие, как он, живут на инстинктах и звериной чуйке. Псих, короче. А вот со вторым он сам мне дает все карты в руки. У него уже несколько раз сбегали пленники, да и калечит он их довольно часто, а Хойт с такого дико бесится, но, сука, все равно прощает свою дикую псину. Приручил, блять, ракьята. Но теперь у меня есть ты. Мне тут на ушко шепнули, что у нас вообще улов богатый в этот раз, особенно твой братишка и ты. Одни из самых ценных пленников тут у нас, за вас попросим кучу бабок. А продадим еще дороже. Но тебе ведь не это нужно, верно? — его глаза победоносно сверкнули в полутьме. — Как тебе такое… Я расскажу тебе, куда сбежать, чтобы переждать погоню. За это время я смещу Вааса, а тебе только и остается, что дождаться меня. А затем — пиздуй хоть на все 4 стороны. Нам и малого хватит, чтобы затребовать кучу бабла. А? Вроде неплохой для тебя вариант? Он сидел, крайне довольный своей сырой, непроработанной задумкой, гордый за то, что придумал охуительный план. Я уже было открыла рот, чтобы отказаться — слишком уж много брешей было, и я точно понимала, что живой он в любом случае отпускать меня с острова не собирается. И все же… Все же это был тот маленький, призрачный шанс, что у меня получится выбраться отсюда. С Эриком. Живой. Я медленно кивнула, подписывая себе приговор. — Отлично, я знал, что ты согласишься. Свою жизнь не хочется ведь портить, да? — он снисходительно улыбнулся, думая, что обманул всех, оставил в дураках. Вот только он не знал, что последней буду улыбаться я. Приходи, Демон. Сыграем нашу с тобой пьесу как следует.