Morphium

      Прошло двенадцать дней с момента прибытия Даниила Данковского в Город-на-Горхоне. Эпидемия остановлена, но легче не становилось. Напротив, у Даниила складывалось ощущение, что он не справился со своими задачами, и этого он не мог простить себе. Ученый, фактически объявивший войну смерти, потерпел поражение. Смерть насмехалась над ним, а вместе с ней над ним теперь будут насмехаться и власти. Бакалавр не смог спасти «Танатику» и остался ни с чем. Его ничего не ожидало ни в Столице, ни здесь, в Городе, несмотря на поддержку новых товарищей и коллег. Одиночество разъедало изнутри. Данковский презирал это место; Город и мор изменили его, сделали из него больного. Ненависть появилась и к тем, кто посмел лишить его исследований, которым он посвятил значимую часть жизни. Даниил ненавидел и себя. Алкоголь нисколько не отвлекал от депрессивных мыслей — скорее, наоборот, — но это не мешало Данковскому заливаться им, как в последний раз — быть может, в какой-то степени он и хотел, чтобы это был последний раз. Не только он выбрал данную тактику: братья Стаматины, сидевшие напротив него, явно чувствовали себя более паршиво. Однако ученый разделял эти чувства с ними, поскольку знал, насколько больно терять то, что создавалось собственными руками. Многогранник был не просто прекрасным творением талантливых архитекторов: Даниил был уверен, что башня являлась ключом к победе над смертью. Возможно, это было ошибочным мнением — оставалось лишь догадываться.       Траурную атмосферу попытался развеять Гаруспик, что явился в «Разбитое сердце» и подошел к их столику. Его визит не изменил ситуацию, поскольку Андрей злился, а Петр продолжал искать спасение в твирине, однако он спровоцировал Даниила излить душу. Артемий умел слушать и поддержать диалог, несмотря на разногласия, которые иногда возникали в процессе, и это подкупало Данковского. Тем не менее, мужчины смогли найти общий язык за то недолгое время, что они были знакомы. Смешанные чувства наполняли подвыпившего Бакалавра, разбираться с ними не хотелось совершенно: мужчина слишком сильно вымотался за двенадцать дней, чтобы пытаться разрешить очередную проблему, засевшую в голове. Хотелось чувствовать легкость и спокойствие. Нужно было отвлечься и расслабиться… Бакалавр потянулся к бокалу с твириновой настойкой и осушил его за несколько глотков — должно было помочь на какое-то время. Бурах выпил вместе с ним и за разговором предложил Даниилу остаться в Городе, поскольку тот был обеспокоен ситуацией в Столице. Он утверждал, что столичного ученого здесь приняли, зауважали и полюбили, на что собеседник лишь горько усмехнулся. Данковского никто и нигде не принимал, о чем шла речь?       Артемий сообщил о том, что ему нужно завершить некоторые дела в Городе, и пообещал Бакалавру, что заглянет к нему позже. Он попрощался с приятелями и удалился из кабака, а Данковский вновь погрузился в свои мысли. «Для чего мне оставаться здесь? Почему он так отчаянного желает этого?» — не укладывалось в его голове. Даниил задумался о том, что возвращаться в ближайшие дни в Столицу не имеет смысла: стоило хорошенько обдумать, что он мог бы предоставить властям и в каком направлении развивать исследования дальше. Он мог предположить, что Бурах планировал улучшить ситуацию с медициной в Городе-на-Горхоне, с чем неплохо было бы помочь. Возможно, с этим будет проще, чем тратить силы на возобновление научной деятельности в Столице. Мужчина напряженно выдохнул и тряхнул головой, протягивая руку к бутылке и наполняя свой бокал. Не думать, отвлечься, заглушить боль…       Вечерело; обстановка в «Разбитом сердце» начинала давить, а количество выпитого спиртного превышало всяческие нормы. Давненько Данковский не выпивал, однако. Он попрощался с Андреем — Петр был не в состоянии, а Юлия ушла около часа назад — и направился в сторону временного жилища. Хоть Даниила ужасно изматывала бесконечная беготня по городским улицам во время эпидемии, небольшая прогулка была как нельзя кстати. Молодой ученый смог немного расслабиться — влияние чудодейственного твирина — и даже насладиться видом Города. Не видеть зараженные и заколоченные кварталы уже было в радость. Степной городок раскрывался иначе в такой обстановке; закатное солнце окрашивало оживленные улицы, на которых веселились дети и общались взрослые. Чувство опасности и тревоги медленно спадало. Танатолог поймал себя на мысли, что исход оказался не таким плачевным, как он думал изначально. «Поживем — увидим».       Данковский, прокручивавший в голове последние события, медленно приближался к нужному району. На мосту он приметил знакомую фигуру, что шла навстречу. В который раз Гаруспик оказывался неподалеку. Даниил подошел к нему и усмехнулся:       — Мысли читаешь или следишь за мной?       — Я обещал навестить тебя, ойнон, ты забыл?       — Ах, верно… Хотел что-то обсудить, эм… эмшен? Я правильно произнес?       — Обращайся ко мне по имени. Заодно язык не сломаешь. Думаю, нам есть что обсудить. Пройдемся?       — Честно говоря, я бы передохнул немного… — ответил Бакалавр, на что Артемий кивнул и увел его за собой в сторону дома Евы. Небольшой пруд, возле которого находилась обрамленная лавочками тропинка, был тихим и умиротворенным местом, подходящим для беседы. По правде, Данковский рассчитывал избежать разговора: достаточно было потрясений и откровений на сегодня; Бурах, в свою очередь, хотел поделиться своими планами на ближайшее время и выяснить, что происходило с другом. Будто у того забот не хватало, ей-богу.       Гаруспик рассказал про некоторые идеи, связанные с улучшением медицины и даже открытием больницы. Безусловно, планы были масштабнее, чем Данковский себе представлял, но он видел, как горели глаза Бураха. «У него большой потенциал, а он планирует оставаться здесь, а не уезжать в Столицу?..» — вопрос, всплывший у Даниила, так и не прозвучал, поскольку хирург задал встречный:       — Если ты на какое-то время останешься здесь, не хочешь ли помочь с этим? Может, так ты окончательно адаптируешься, захочешь продолжить свое дело здесь.       — Сомневаюсь в этом, — тоскливо хмыкнул Данковский, откидываясь на спинку скамьи, — но… помочь в ближайшее время смогу, — тише добавил он, чем заставил Артемия мягко улыбнуться и поблагодарить его. Последний продолжил выкладывать план, который хотел бы реализовать, пока Бакалавр отрешенно смотрел куда-то вдаль.       — Ойнон? — заставило мужчину отвлечься от раздумий.       — Прошу прощения… Меня до сих пор волнует, по какой причине ты так хочешь, чтобы я остался здесь? Почему сам не хочешь уехать? — озвучил-таки свой вопрос Бакалавр.       — Я не могу оставить Город больше, я нужен здесь. И… я беспокоюсь за тебя. Мы же больше не враги, верно? — выдал Артемий и посмотрел на Данковского. Тот слабо кивнул и собирался ответить, однако его вновь опередили: — Не стоит в одиночку справляться со всем. Как я уже говорил, тебя здесь приняли. Полюбили. И я благодарен, что ты помогаешь и доверяешь мне.       Помогает и доверяет? Данковский считал иначе. Он не мог помочь даже себе. Казалось, кто угодно помогал ему, нежели наоборот. Даниил был признателен Бураху за его поступки и слова, но полноценно принять их было тяжело. Он заглянул в голубые глаза, что внимательно изучали его, и тихо произнес:       — Это я должен быть благодарен тебе. Будь добр, повтори, что ты запланировал на завтра? — прозвучал вопрос, на который Артемий с радостью ответил. Иногда Даниил ловил себя на мысли, что у хирурга было слишком много энергии для того, кто только спас родной город. При этом он предполагал, что Гаруспику далеко не легко давалось сохранять спокойствие. Тот прошел через Бойни, смог создать панацею, на его плечи легла огромная ответственность. Это не могло не вызывать восхищение. Бакалавр был рад, что и сам Бурах открылся и доверял ему. Но признавать этого совершенно не хотел. Боялся? Вполне.       За увлекательной беседой никто не заметил, что давно стемнело; вскоре порядком уставшие мужчины приняли решение расходиться. Дойдя до входной двери дома Ян, Гаруспик неожиданно притянул Бакалавра к себе и заключил в объятия. Последний опешил и замер. Через несколько мгновений его руки неловко обвили Бураха. Данковский не был тактильным, однако в тот момент он чувствовал тепло; прикосновения, о которых он давно позабыл, были невероятно приятными. Пульс участился, а дыхание сбилось, когда прохладные губы мягко коснулись щеки, что приобрела розоватый оттенок после. Артемий с легкой улыбкой прошептал:       — Доброй ночи. Встретимся завтра, Даниил, — и медленно отстранился, удаляясь в сторону своего дома. Застывший на несколько секунд Бакалавр смог лишь попрощаться и на ватных ногах добраться до спальни, расположенной на втором этаже. В ту ночь заснул он далеко не сразу: мысли путались и мешали. Данковский стремительно проваливался в пропасть, теряя рассудок.       Утро было недобрым. Голова раскалывалась; ученый с удовольствием бы провел еще пару часов в постели и не выходил бы из дома вовсе, однако он пообещал Бураху прийти. Воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули, заставив смутиться и рвано выдохнуть. Стоило избавить от одних забот, как появились новые. Неопределенность мешала сосредоточиться, и Данковский надеялся лишь на то, что работа сможет хоть немного отвлечь его от этих странных ощущений. Даниил сменил одежду, привел внешний вид и кровать в порядок и направился к назначенному месту встречи — убежищу Гаруспика.       Светловолосый мужчина был чересчур бодрым и активным, особенно на контрасте с Данковским. Он оживленно рассказывал о планах на день, которые заключались в преобразовании заводского помещения в лабораторию. Принимать пациентов Гаруспик мог бы и в родном доме, как это делал его отец, однако в будущем следовало бы найти более подходящее место. Было целесообразно начать с малого, к тому же, для их текущей цели все имелось: оборудование, посуда, реактивы и сырье. Спустя недолгое время к обсуждению присоединился и Стах, после чего мужчины приступили к уборке пространства. Данковский моментами не поспевал за темпом коллег, которые без промедления включились в работу. Закончив с наведением порядка, Артемий попросил его принести имевшиеся лекарственные препараты и лабораторную посуду в берлогу, из-за чего Даниилу пришлось вернуться в Омут. Стеклянные колбы и палочки, склянки с растворами, штативы и другие лабораторные предметы были аккуратно упакованы. В запасах оставалось немного медикаментов, которые ученый принялся искать в ящиках прикроватной тумбы. Взгляд упал на коробочку, возле которой лежала ампула, наполненная морфием. Облегчить боль, успокоиться… Данковский быстро закрыл первый ящик и открыл следующий, доставая оттуда требуемые средства и складывая их в саквояж. Можно было возвращаться к Рубину и Бураху.        Станислав и Даниил заканчивали с расстановкой лабораторной посуды и приборов, пока Бурах убирал хирургические инструменты в металлический шкаф — ввиду отсутствия другого подходящего помещения, операционная временно оставалась здесь. День пролетел незаметно; мужчины управились с обустройством подвала заводского корпуса — первый шаг был сделан, дальше должно было быть проще. Удовлетворенный успешной работой, Артемий предложил отметить их маленькую победу, однако Бакалавр сослался на предыдущий день и плохое самочувствие. Тот попрощался с товарищами и поспешил к выходу. Бурах проследовал на улицу за ним и обеспокоенно спросил:       — Все в порядке?       — Да, просто нужно немного поспать. Тебе необязательно так сильно переживать за меня, — хмыкнул Данковский. Его настораживала подобная забота, но он не мог отрицать, что получать ее было приятно. К тому же, вчерашние действия Гаруспика знатно путали — стоило бы разобраться в этом. Возможно, позже, когда утихнет внутренний хаос. А утихнет ли?       — Ши тэнэг, ойнон, — тихо рассмеялся Бурах и протянул широкую ладонь к собеседнику, чтобы растрепать густые черные волосы. Даниил недовольно посмотрел на него и напомнил про незнание степного языка, но в конечном итоге не сдержался и усмехнулся. Артемий поспешил убрать руку, а старший мужчина неожиданно (в том числе для себя) подался вперед, притягивая его к себе. Ты сам себе противоречил и усложнял жизнь, Данковский. Тепло и спокойствие, излучаемые Гаруспиком, манили, и Даниилу было тяжело сопротивляться своим желаниям, особенно когда им потакали. Ему дарили заботу, окутывали поддержкой и любовью, и на мгновение это помогало убежать от реальности. Как бы ни хотелось раствориться в чужих объятиях, пришлось отстраниться.       — Станислав наверняка заждался. До встречи… Артемий, — произнес Бакалавр и развернулся в сторону железнодорожных путей. Гаруспик попрощался с мужчиной, пожелав тому хорошего отдыха, и вернулся к другу, что ожидал его в убежище. Улыбка бессознательно появилась на лице Даниила, а в районе груди невыносимо тянуло и болело. Все должно было налаживаться, и Данковский, по сути, должен был чувствовать себя легче, однако… неясная тревога продолжала изводить его.       Бакалавр сидел за столом в своей спальне, хотел было отметить события прошедшего дня в своем потрепанном блокноте — это помогало разложить все по полочкам, — но сформулировать мысли оказалось непростой задачей. Взгляд расфокусирован, виски пульсировали, мучительная боль охватывала все тело. Данковский оставил эту затею и переместился к спальному месту. Назойливые мысли туманили разум, а желание избавиться от них как можно скорее возрастало в геометрической прогрессии. Даниил запутался, не мог совладать с собой; его руки непроизвольно потянулись к верхнему ящику прикроватной тумбы.       День 13, 27 сентября.       День 14, 28 сентября.       «Вечером было плохо. Накопилось — не мог успокоиться. Сложно сказать точно, связано ли это… с ним или с чем-то иным. Все перемешалось. Руки дрожали. Отпустило мгновенно. Сладкий и крепкий сон не заставил себя ждать. Uti, non abuti…»       В глубине души таился страх, однако Даниил, будучи сознательным человеком с высшим медицинским образованием, был уверен, что сможет контролировать себя. Трагические события последних двух недель сильно повлияли на него, можно сказать, отравили и ранили, и ему требовалось своевременное лечение. Ментальным здоровьем, как и физическим, нельзя было пренебрегать. Ведь небольшие дозировки могли улучшить состояние, верно? Прошу, избавь меня от страданий, помоги мне успокоиться…