Черный кот

      Быть тем, кто способен зубами прокусить плоть, когти вонзить в мясо, а рогами проткнуть человеческое тело — страшно. Рики никогда не думал, что будет — себя. Разглядеть в О́ни хрупкое создание смог лишь только, тот, кто убивал подобных.

      Как же ужасно было мучаться ночами из-за запаха людской крови, ведущего дорогу от пещеры, где его бросили обращенным в демона, до ближайшего поселения.        Ужаснее было только затыкать уши и рот, слыша топот копыт кавалерии охотников на монстров. Видеть, как они отрубали головы сородичей и бросали гнить в луже собственной крови.        Нишимура был обычным парнем из деревушки близ столицы. Работал на полях, жил за счет своего же урожая, иногда помогал старикам-соседям с тяжелой работой. Двумя словами — прилежный юноша. И так было всегда.       Пока не прозвучали сигнальные колокола.        Набеги ёкаев на Японию не были редкостью, но страшнее всего было то, что они уже так близко пробрались к ядру страны.        Как и всех мужчин, Рики отправили на подмогу охране деревушки. Погибли все. Демонов было немного - всего лишь один, которого не смогли взять десяток мужей и военных. Остался жив, если так можно назвать то, что случилось с ним, только Нишимура. Он до сих пор помнит - а прошло около двух лет скитаний по близ лежащим к столице территориям, - приближавшийся, вдавливающий тела породнившихся людей глубоко в землю шаг. Как изуродованный демон наклонялся и смотрел оставшимся глазом в теряющуюся жизнь напротив. И склизкий голос, который резал уши и остаётся в подкорке сознания по сей день:       — Единственный полудохлый, — двумя пальцами поднимал за побитое подобие брони, как унизительно. Парень висел на пальцах чудовища и на волоске от смерти, ничего не мог сделать.        И он умер.        Морально, пока в него вкачивали яд, что вскоре породит в нём самого настоящего монстра.        Нишимура тогда впервые испугался лязга копыт, поздно пришедшей подмоги.        — Сегун Пак! — один из самураев спешился. — Мы пришли слишком поздно. Следы демона уходят далеко в лес.        — Войско Коги остаются помогать рёносю и опознавать тела, остальные за мной.        Толпа самураев проносилась мимо спрятавшегося за огромной грудой камней Рики. Все, кроме одного сёгуна Пака, который приказал остальным идти по следу.        — Эй, парень, — за укрытие, подобно черному коту, незаметно заглядывала сначала голова, а потом и сам сёгун. — Ты из Ханацуки? — Парень молчит. — По тебе видно, лунный мальчик, хаори с цветами, — обходит Рики вокруг. — А на спине луна. Знаю я эту традицию, представляешь, сколько лет уже это хаори гуляет по самым лучшим юношам в деревне из поколения в поколение? — Нишимура кивает. — Помню, я сам его носил, до того, как пошел на службу. Ах, это было так давно.        Новообратившегося ёкая уже дрожь начинала брать от запаха крови сёгуна.        — Не пугайся, я Пак Сонхун, — мужчина выставлял перед собой обе руки, показывая, что он без оружия и ему можно доверять. — Как тебе удалось убежать? Ты же тоже дрался, верно? Ха-ха, ну что ты так трясёшься? Я тебя не обижу, наоборот, хочу помочь.        Парень не выдерживал, он хотел вгрызться в молочную кожу главнокомандующего, истерзать её, испить, наконец, крови. Однако вместо этого, боль от укуса пронизывала собственное предплечье, ядовитая кровь хлынула в рот, облегчая жажду.        Тут-то мужчина и насторожился. Потянулся за клинком, но тут же вернул руки в обратное положение, как только увидел вместо лица безымянного юноши луну на задней части хаори.        — Тебя обратили…        В голове у Рики столько вопросов, но ответ он на них вряд ли уже получит. Больше всего его терзает то, почему же Сонхун не убил его тогда?        Пак увидел в нём человека, не чудовище. Он уже видел новообращенных ёкаев, их бешенство и жажду, но этот… он был другим, ему хотелось верить, хотелось помогать, хотелось оставить в живых.        И он оставил, закрепив во рту полку бамбука, после того, как не хилым ударом вырубил парня. И уехал. Оставил одного. Мучаться. 

《🍙》

      Два года мучений даром не прошли. Рики, хоть и мог снять кляп, оставленный Паком, но трезвым своим умом не стал этого делать, иначе не хочет стать причиной бедствий. Он стал тем, кого ненавидел и одним из тех, кто убил столько близких ему людей.        Он пытался покончить с собой, сколько раз — не сосчитать. Это так не работает. Однако и выйти с поднятыми вверх руками перед самураями не мог — боялся. В нём безумно много противоречий, они мечутся в нём уже два чертовых года, но избавиться от них, как и от себя самого невозможно.        С сёгуном за все это время он встречался не один раз, но то были в основном немые взгляды. Сонхун нёс на себе бремя знающего правду, ужасную правду, и чтобы не допустить её распространения иногда сам искал встречи, даже если для этого стоило перерыть всю окраину столицы. Тогда же он и принял решение забрать его к себе, и снять оковы.       Последние пару месяцев Нишимура живет при дворе. Никто и ничего его не смущает, и увидеть в нём демона тоже не могут. Единственное, помимо жажды человечены, отличие ёкая от человека — рога. Этого бы не было без первого признака, и так как Рики ни разу не испробовал заветную на подкорке разума кровь, рога у него тоже не выросли.        Дверь в покои тихо открывается с едва слышным стуком, и Нишимура отрывается от написания своей биографии.       По убедительным просьбам Сонхуна, что с нескрываемым счастьем из-за того, что имя безымянного ёкая стало известным, Рики начал обучаться письму и писать свою историю и детали, которые могли бы помочь исследованию ему подобных. Оказывается, сёгун Пак действительно универсальный и разносторонний человек, способный вытянуть пользую даже из малейшего.        — Здравствуй, Рики-химе, — увидев вошедшего Сонхуна, Рики разворачивается и кланяется в знак приветствия и уважения. — Как твои дела? — сёгун, недавно приехавший с охоты, устало плюхается на шитон напротив.        — Здравствуйте, Сонхун-сама, — аккуратная рука кладет маоби. — Вы только приехали, так почему же не идете в свои покои отдыхать?        — Химе, я, уже находясь здесь, напротив вас, чувствую колоссальное расслабление, — подобные фразы — частое явление при общении сёгуна с демоном, как бы это иронично не звучало. Сонхун любит вводить Нишимуру в краску, его это забавляет. — Я уже давно заметил, что мой лунный мальчик не носит свое хаори. Почему? — после недолгой паузы из-за растерянного взгляда напротив, произносит мужчина.        — Сонхун-сама, оно уже давно износилось, порвалось.        — Ты же не выкинул его?       — Нет! Как вы могли о таком подумать? Оно очень важно для меня, потому что день, когда я встретил Сонхуна-саму, был днём, когда оно было вручено. Моим первым и последним днём признания в деревне.        — Химе, — молочная шрамистая кожа приятно греет руку Нишимуры. — Я привез тебе подарок. — Сёгун достает большой объемный пакет и вручает его Рики.        В нём лежит хаори, точь-в-точь, что считалось признаком уважения в его родной деревне. Сложено было аккуратно, так, чтобы первым в глаза бросилась луна, окруженная аккуратным розовыми цветами сакуры.        — Разворачивай.        А внутри лежало золотое обручальное кольцо.