Падшие

       В полной, давящей тишине они подошли к лифту, который, скрипя полом, принял нежелательных путников к себе. Вновь заскрипел ржавый механизм, поднимая их вверх, к освещенной шахте. Свет агрессивно бил по отвыкшим глазам, а пламя на факелах в агоническом танце грозилось потухнуть от любого ветерка.        Дергая за зубья колеса, Кратос временами поглядывал на Гермеса. Тот встал там, где спартанец его оставил, и иногда покачивался от вздрагивания лифта. Вестник с пустым взглядом смотрел в никуда, отчего больше напоминал статую, нежели нечто живое… Призрак Спарты отвернулся от него, сосредоточившись на работе, и как мантру повторял про себя: «Не смотри ему в глаза». Это вызывает ненужные чувства к юноше, кои сильно мешают ему: однако он успокоил себя тем, что теперь бог-посланник на «его стороне».        Наконец-то Кратос остановил лифт у первого этажа, который был скудно освещен, а вдалеке и вовсе господствовал мрак. Схватив за плечо Гермеса, спартанец направился вглубь коридора, и вскоре достал голову бога-солнца и сунул в руки пленника. Вестник безразлично посмотрел на Гелиоса, лишь сильно вцепился в волосы трупа. Ну, и на этом спасибо, хоть не испугался и не бросил единственный источник света. Так даже было удобно: юноша освещал коридор, пока он, Кратос, расправлялся с надоедливыми скорпионами. На миг промелькнула мысль, что, будь другие обстоятельства, они могли бы быть неплохой командой. Но это так, отвлечение: перед ними открылся пустующий мрак, который потихоньку отступал от света за углом.        Свернув за него, Кратос увидел знакомые пещеры и огромные кубы, часть которых построенная по замыслу творца и на которых он встретил Гермеса. Вблизи располагался еще один блок — правда, он был закреплен, — и вполне можно было долететь. Одна проблема — это его пленник, осматривающий каменные своды с тенью узнавания. Призрак Спарты сначала отобрал голову бога-солнца, взял его за плечи, подставляя к краю пропасти, и рассчитывал, долетит ли юноша до куба или нет. Если долетит, то, скорее всего, получит серьезные травмы, и это отразится на их скорости. Растерянный взгляд цеплялся за него, словно его обладатель хотел предугадать его действия. Или же просто надеялся, что спартанец сбросит в пропасть.        Однако Кратос приблизил его к себе вплотную, наклоняясь над испуганно дышащим пленником и сказав ему: «Держись». Немедля Гермес закинул руки за его шею, скрепляя их в замок, и как только они взмыли на воздух, он обхватил ногами тело. Настоящие крылья парили над холодным пещерным воздухом, и путники постепенно приближались к поверхности. Спартанец не обращал внимание на свой груз, который рассматривал крылья и был заинтересован их механизмом работы; приземлившись, он поддался вперед и едва не упал, но успел выставить руку и опереться о неё. Вестник напрягся, отчего ощутимо сжал бока призрака Спарты, к тому же последний рефлекторно прижал к себе его, обхватывая одной рукой за талию.        Бледный воин поднялся на ноги, и в этот момент бог-посланник отпустил его и попытался отойти, но уперся в руку, которая всё ещё его держала. Кратос всматривался вдаль, где в кубе на цепях висел старец, довольно громко бормотавший себе под нос: «Дар Аида. Жидкий огонь…потом… Ага, ледяной дождь. Мне нужна сила…сила, что вернет мне сына». Очевидно, что это был Дедал — ныне заперт здесь, с туманной надеждой на то, что его старания окупятся и воскресят родного человека. Жаль, в пелене самообмана он не понимает (или не хочет понимать), что боги бывают лживыми.        Обернувшись, Кратос заметил проход, над которым нависала статуя Икара. Он посмотрел на Гермеса, пытавшего оторвать его ладонь от себя, и отпустил, перехватывая на этот раз за руку. Добираясь до пути, спартанец сначала удивился, увидев стену, потом заметил золотую пыль. Неопределенно хмыкнув, призрак Спарты подхватил юношу и перекинул на противоположную сторону, затем сам долетел до каменной стены. Вестник приподнялся, шипя, а на теле появились новые ссадины и расцветали синяки. Убийца богов заметил, что даже мелкие ранки еле заживали, не говоря уже о крупных. На них бог-посланник не обращал никакого внимания, потирая плечо, на котором расплывалось уродливое желтовато-синее пятно. Видно, потеря крови — или в данном случае ихора, — также отражалось на богах.        Солнечный луч осветил стену, рассеивая иллюзию и открывая проход. Кратос собрался поднять Гермеса на ноги, но тот уже стоял и на небольшой шаг отошел назад, говоря хриплым, низким для него голосом:        — Я сам пойду.        Спартанец нахмурился, подходя к нему, но юноша только отходил, скрещивая руки на груди:        — Не надо меня вечно тащить куда-то. Я сам могу идти без помощи.        Дойдя до края, вестник остановился. Он поднял руки, как угрозу или защиту, однако от призрака Спарты это не спасло — мужчина схватил и притянул его к себе, сказав:        — Не тебе это решать.        Гермес напрягся, пытаясь вырвать запястье из железной хватки, но Кратос потянул его за собой. После очередного дерганья он взбесился, хватая за шею и припечатывая к стене юношу. Спартанец сжал его сильнее, отчего во взгляде вестника нарастал страх, и жёстким тоном приказал:        — Успокойся. — Как только бог-посланник замер, мужчина ослабил хватку, понижая голос. — Ты подчиняешься мне и не дергаешься.        Наконец-то вдохнув, Гермес опустил взгляд вниз и моргнул в знак согласия. Кратос отпустил шею и повёл за собой, иногда раздражаясь от спотыканий вестника. Стиснув чужую руку, призрак Спарты пытался дышать равномерно в целях успокоиться: определенно юноша или хотел вывести на эмоции, чтобы он в пелене гнева убил его, или уже настолько устал, что даже не понимает, где находиться и с кем. Последнее выглядело правдоподобнее — недавняя встряска будто отрезвила бога-посланника, — а в первом предположение есть одно но: если бы Гермес и хотел покончить с собою, то вполне мог сам дойти до края и кинуться в пропасть. Зачем его доводить? «Если он умрёт от моей руки, то Зевс вполне может поверить, что его сын всё это время был верен лишь ему. За что и поплатился» — от такой догадки Кратос усмехнулся: «Подумать только, что он готов умереть мучительной смертью, лишь бы выслужиться перед отцом». Он посмотрел на вестника, который глядел себе под ноги и который вскоре почувствовал на себе взгляд, съеживаясь и нервозно то опуская, то поднимая глаза. Интересно, понимает ли юноша, что спартанец чувствует его ложь? Если бы только он мог прочитать то, что содержится в его непутёвой голове…        Коридор окончился огромным залом, где между двумя проходами стекала вода. Она падала в провал, ненамного наполняя его, и, в конце концов, стремилась в открытый люк. Кратос глянул вниз, затем перевел взгляд на Гермеса, молча приказывая спрыгнуть. Тот непонимающе и со страхом смотрел на него, прежде чем неуверенно измерить глубину провала и, резко выдохнув, броситься вниз. К счастью, юноша приземлился без каких-либо трудностей и также встал, лишь морщась от, судя по его виду, неприятного жжения, вызванного контактом воды с незажившими ранами. Следом за ним спрыгнул спартанец, который мигом стал осматривать пространство. Его взгляд упал на рычаг, явно предназначенный для поднятия платформы. Однако, подойдя ближе, он с удивлением обнаружил, что никаких механизмов для лифта не было, и, движимый любопытством, дернул его. Люк, расположенный посреди площадки, тут же закрылся, а вода потихоньку прибывала.        Призрак Спарты закатил глаза от досады и приложился к стене, наблюдая за приходящей водой. На удивление она была кристально чистой, но к тому же холодной: прохладная гладь кусала за пепельную кожу, вызывая мелкие мурашки, и уж слишком по-садистски гладила её. Как серебряное зеркало, она размыто отражала окружающую обстановку и убийцу богов — и последний почему-то был намного чётче. Красная, со временем ставшая бордовой татуировка, пересекающая все тело; обернутые в намертво въевшиеся цепи предплечья, которые кое-как были завернуты в бинты, скрытые под наручами; бледная, как у теней из Элизиума, но никак не принадлежащая праведнику, кожа — всё это вода выделяла, словно желая напомнить и без того терзаемого кошмарами мужчину перед ней, кто он такой. Проклятый смертный. Кулак Ареса. Монстр.        Кратос оторвал взгляд от воды и посмотрел на Гермеса, рассматривающего второй проход, но легче от этого не стало. Глупец, убивший своё дитя. От растущего гнева его заколотило, и этим невидимым огнём испепелял юношу, который ощутил этот взор и с опаской взглянул на него. После недолгого зрительного контакта вестник отвернулся, вновь уставился на путь повыше и едва слышимо сказал:        — А нам разве не туда надо для начала?        — Не держи меня за идиота. — Рыкнул ему спартанец, оторвавшегося от стены и направившегося к напуганному богу-посланнику.        — Клянусь, я ничего не задумал! — Он повысил голос, рефлекторно поднимая руки для защиты.        Так как Гермес даже на шаг не сдвинулся, Кратос быстро оказался рядом с ним, схватив того за руку и сжав до боли. Юноша замер и немигающим взглядом смотрел на него, приоткрыв рот, из которого пытались вырваться то ли оправдания, то ли мольбы. Спартанец опустил глаза, расхаживая по искалеченному телу и избегая чужого взора, и чувствовал нарастающую дрожь пленника. Темные мысли, которые застилали разум, пробегали, подкидывая яркие картины о том, что он сделает с ним: каждый разрез на этой нежной коже, каждую упавшую слезу ужаса из этих ярко-зелёных глаз. Вестник же прочитал в его взгляде явно другой интерес, и пролепетал, едва подбирая слова:        — Я имел ввиду… то есть я просто задал вопрос…я не хотел снова тебя куда-то загонять…умоляю, только не делай этого…не надо…        Последние слова были совсем тихими, прозвучавшие безысходно, ведь призрак Спарты пропустил всю его речь мимо ушей. Лишь ухмылялся от голоса пленника — таким надломленным он ещё никогда не был. Кратос поднял взгляд и тут же совершил ошибку, встретившись с отстраненностью в глазах напротив. Всё сознание кричало, чтобы он отвел взор в сторону или ударил вестника, но его словно приковало. Вода — это точно вода, а не…? — была им по колено, перестав обжигать холодом. Теперь она будто жгла огнём — тем самым, которым он когда-то сжег храм в той деревушке…        В один момент Кратос в ярости схватил Гермеса за плечи и швырнул его вниз. Ошарашенный юноша приподнялся, не желая нахлебаться воды, однако спартанец обхватил руками его шею и окунул под водную гладь. Вестник схватился за его запястья, пытаясь оттолкнуть, но сопротивлялся слабо. Призрак Спарты душил его, надавливая на кадык, и в гневе вжимал пленника. «Почему именно ты?!» — едва ли не ломая шею юноши, спартанец дернул его, приложив затылком об пол: «Почему ты вызываешь их?». Он смотрел на полуприкрытые глаза, которые из-за водной глади, казалось, расплывались, и сильнее сжал чужое горло, пытаясь задушить бога-посланника…или себя?        Выстрелянная мысль остудила его, и Кратос в шоке расслабил ладони на вялом теле, но не отпустил. Он встал и одновременно достал из воды Гермеса, который протяжно закашлял и вновь вцепился в пальцы. В его глазах спартанец заметил, что на миг там промелькнуло разочарование, потом взгляд изменился на страх. Вестник взял за руки и смотрел на него, явно желая попросить его отпустить. Нахмурившись, призрак Спарты повернулся в сторону прохода, задумываясь, как быстро им добраться до него, и отгораживаясь от неприятных мыслей.        Переведя взгляд на крылатые сандалии, в его голове вспыхнула идея: он подхватил бога-посланника за талию и на головокружительной скорости взобрался наверх. Кратос остановился, дожидаясь, когда зрение перестанет быть размытым — к такой скорости на продолжительное время он ещё не привык. Чего не скажешь про Гермеса, но тот был изнурён болью и недавним удушьем, поэтому бессильно повис на нем. Спартанец отпустил его, и юноша практически свалился на пол, однако мужчина перехватил его за руку и повёл за собой.        Идя по одинокой пещерной тропе, призрак Спарты пребывал в глубокой задумчивости. То, что вестник вызывал в нём — отнюдь не сочувствие, — было по самому себе странным; однако к тому же вызывал кошмары одним лишь отчужденным, потухшим взглядом. Меньше всего Кратос хотел найти в нём себя — особенно в тот момент, когда обнаружил возле своих ног убитых жену и дочь… Сжав чужую плоть, спартанец хотел свою боль передать измученному пленнику, чтобы она перестала отравлять сознание и осталась темным пятном на теле небожителя. Но боль всё равно осталась. Чужие страдания лишь на короткое время заглушали её: это как на рваную, уже гноящеюся рану наложили бы обычную, смоченную водою повязку.        — Кто здесь?        Старческий голос отвлек от мыслей, и Кратос поднял взгляд на Дедала, который висел на цепях невесть сколько. Остановившись в затемненной площадке, он наблюдал за стариком: тот прищурился, прежде чем в его глазах появились искорки счастья и на радостях воскликнул:        — Мой сын! Мой прекрасный Икар! Хвала Зевсу, свершилось!        Затем Дедал, будто опомнившись, заговорил пониженным голосом:        — Так, хорошо, хорошо. Ледяной дождь — ты должен будешь сразиться со скорпионом, — ледяной дождь, это и есть секрет лабиринта. Чтобы спастись, мы должны собрать его. Ты молодец, ты и, надеюсь, твой союзник уже начали: я видел, как перемещались кубы. Так вот, попав внутрь, используй дар Борея — он позволит тебе управлять лабиринтом.        Под конец доносящейся информации спартанец неспешным шагом выходил из тени. Старик вначале не обратил на это внимание, но вскоре, присмотревшись, он в шоке залепетал:        — Ты не…не…ты же…        Пребывая в смятении, он в справедливом ужасе оглядел призрака Спарты и бога-посланника, по чему виду и не скажешь, что он у него в союзниках. Дрожа, он с яростью обратился к Гермесу:        — Где мой сын?! Что вы сделали с моим мальчиком?!        — Твой сын мертв. — Резким тоном прервал его Кратос.        Гнев Дедала тут же потух, оставив после себя глубокие морщины и выражение чистой боли на его лице, и старик сокрушенно повис, приговаривая:        — Мой сын…моё дитя… Нет! Нет!        Спартанец с безразличием смотрел на мастера, находящегося на грани рыданий, хоть в глубине души понимал его. Однако жалеть его он не собирался, ведь Дедал сам виноват: к чему было до последнего надеяться, когда уже царь богов заковал тебя в цепи и бросил здесь, в твоем детище? Может, стоило подумать, а не молить их о возвращении сына?        Да. Кто бы говорил.        Тем временем Дедал надломленным голосом продолжил рассказывать, видно посчитав, что скрывать всё бесполезно:        — Я взял дар Аида, жидкий огонь и ледяной дождь, чтобы создать силу лабиринта. Создать силу! — Возглас эхом разлетелся по всей пещере. — Силу созидания. Силу разрушения…        Он вновь посмотрел на вестника и с печальной горечью спросил его:        — Почему владыка богов оставил меня? Вы, именно вы, зачем мне обещали вернуть сына?! — Он опустил голову, приговаривая. — Если я построю лабиринт, они обещали его вернуть… Он сказал, что если взять жидкий огонь…о, мой сын…моё дитя…        Лепет прервался безутешным плачем, переходящим в вой родителя, потерявшего ребенка. Кратос украдкой взглянул на пленника: тот без эмоций смотрел на убивавшегося старика, по большей части витая где-то у себя в уме. В принципе, другого он от него и не ожидал. После спартанец разглядывал удобно подвешенные крюки, ведущие куда-то наверх. Возможно, там и было устройство, позволяющие завести лабиринт.        — Может, нам всё же пройти по второму пути?..        Призрак Спарты с поднятой бровью посмотрел на юношу, подавшего голос. Тот испуганно осёкся, прежде чем вновь поднять взгляд, пытаясь выглядеть абсолютно искренним.        — Конечно. Почему бы и нет. — Спокойным, с нотками язвительности тоном ответил ему спартанец. — А я смотрю, тебе понравилось.        Он подошел к Гермесу, который съежился и быстро замотал головой. Удовлетворенный этим Кратос сказал:        — Вот тогда держи язык за зубами.        Затем притянул его к себе, приказывая держаться за него. Пролетая над бескрайними и бездонными пропастями, они поднимались всё выше и выше, пока не достигли вышины полого куба. Как и рассчитывал призрак Спарты, там оказался замок: потянув за собой позеленевшего пленника (хотя вроде бы он и до этого летал на сверхзвуковых скоростях над облаками), он добрался до него и воткнул ледяной дождь.        Сначала не было никакого отклика от механизмов; когда терявший терпение Кратос несильно пнул устройство, зажимы на кубе разошлись, и он перевернулся. Спартанец едва успел вцепиться в решетку, одной рукой сгребая Гермеса в охапку. Вся пещера наполнилась различными оглушительными звуками: скрежетом горячего железа, гулкими ударами кубов друг об друга, криками создателя. Через несколько минут всё остановилось.        Лабиринт был собран. Кратос на шаг стал ближе к своей мести.