Падшие

       Как только они оказались в пещере, ворота снова собрались воедино, отрезав дорогу назад. В принципе, Кратос не собирался сворачивать туда: достав голову бога-солнца, он пробирался сквозь мрак, который таял от яркого золотого луча. Шаги — тяжелые вперемешку с невесомыми, — гулким эхом отражались от каменистых стен, дополняя тишину. Временами своды пещеры содрогались, словно напоминали о войне, происходящей снаружи. На потрескавшимся расписном полу нашел свое последнее пристанище мох, скукожившийся подобно насекомому. Холодные порывы ветра врезались об путников, разбиваясь на отдельные струи, разлетаясь в никуда.        Тем не менее Кратос был крайне неспокоен: он чуял, что с этой тишиной не всё так просто. Это проход в лабиринт — а значит он будет охраняться. Но здесь даже не было обычных мертвых воинов. В конце концов призрак Спарты остановился, настороженно оглядывая пещеру, и прислушался. Помимо тихого, напряженного дыхания Гермеса, спартанец услыхал в глубине пещеры скребущие шаги, будто там собралось полчища насекомых.        Предварительно отпустив юношу, Кратос вобрал всю силу солнца, вспышкой освещая все ближайшие углы. Чутье спартанца как всегда его не подвело: в конце коридора оказались странные существа, похожие на пауков, однако их брюшко было сплюснуто и от него отходил хвост с жалом. Передние лапы представляли из себя мощные клешни, как у крабов, при этом существа имели размеры, сравнимые с гончей. Насекомые, или нечто подобное, издали клокочущие шипение, навострив жало. Призрак Спарты тем временем, убрав голову, достал бич Немезиды и взмахнул ими по тварям. Жесткий хитиновый панцирь защитил насекомых от острых лезвий, а вот от электрического тока — нет. Половина из стаи перевернулось на спину, находясь в агонии от пожирающего изнутри невидимого огня и тут же погибая, другая замерла, корчась в предсмертных судорогах. С последними он разобрался при помощи клинков Изгнанника.        Опустившись на одно колено рядом с трупом, Кратос внимательно оглядывал его. Он, осторожно подергав лапку, снова встал и посмотрел на Гермеса, взглядом обращаясь к нему с вопросом. Настороженный пристальным разглядыванием вестник обнял самого себя, но вскоре немного расслабился, отвечая:        — Это скорпионы. Они обитают в Египте, одного из них я привез сюда.        — Одного? — Спартанец рассматривал гору мертвых членистоногих, поднимая бровь.        — Ну…он…то есть она…сбежала. — С неловкостью признался бог-посланник.        Призрак Спарты посмотрел на юношу, как на малолетнего идиота. «Что ж, это всё равно лучше, чем то, что он творил со мной до этого» — напряжение немного спало с Гермеса, отчего резко и облегченно выдохнул. Кратос в последний раз взглянул на трупы и схватил его за руку, ведя к освещенному факелом механизму.        По сути этот механизм и являлся лифтом: правда, рычаг, предназначенный для активации работы лифта, сломан. Однако колесо вполне крупное, и вручную вполне реально завести подъемник. Кратос ускорил шаг, отчего Гермес едва поспевал за ним; наконец-то мужчина, добравшись до лифта, кинул рассеянного юношу на пол. Вестник отполз к углу, прижимая колени к себе и наблюдая за действиями призрака Спарты. Тот пристально проследил за напуганным богом-посланником, чувствуя нарастающее удовольствие от власти над ним. Спартанец медленно подходил к юноше, которого начинало трясти и который через раз дышал, и вскоре опустился рядом с ним. Слегка наклонив голову набок, Кратос спросил его:        — Чего ты боишься? — Он нахмурился, подавляя улыбку от вызванного ужаса в зеленых глазах. — Ты опять солгал мне?        — Нет. — Резким тоном ответил ему Гермес.        — А что?        Спартанец приблизился к нему, отчего вестник отпрянул и оказался на краю лифта. Это было призраку Спарты только на руку: он перехватил юношу и притянул к себе. Последнее действие было немного сложнее — бог-посланник попытался отползти, беззвучно хныкая. Когда вестник оказался рядом с убийцей богов, находясь в что-то вроде объятиях, мужчина разглядывал лицо напротив, однако тот отвернулся, вцепляясь в пепельные плечи в безуспешной попытке оттолкнуть. Казалось, что в любой момент Гермес мог его ударить, но он как будто про это забыл.        Кратос перехватил юношу за подбородок, поворачивая к себе и встречаясь со взглядом. Суженные зрачки закрывали от него эмоции, отчего глаза казались стеклянными. Внутри могучей груди снова неприятно заколотило от этого взора, что полностью свело на нет наслаждение; спартанец пробирающим голосом сказал вестнику:        — Ты поведешь по пути. Попытаешься указать другой — я выбью из тебя правду. Или…        Он провел ладонью от колена до середины бедра, и потянулся бы к её внутренней стороне, если бы Гермес не сжал ноги вместе с силой. В этот момент отстраненность исчезла, сменившись отвращением, и бог-посланник торопливо сбросил с себя разгуливающую руку. Призрак Спарты встал, небрежно потрепав по золотистым волосам, однако уже со злостью вестник попытался содрать с себя ладонь, отгоняя единственную издевательскую нежность. Спартанец сжал пряди, таща юношу за собой, и остановился возле колеса, сказав ему:        — Сиди и не пытайся уйти.        Едва не сорвавшись с места, Гермес замер и смотрел на своего мучителя, заведшего механизм. Лифт неспешно направился вниз, мелко вздрагивая и иногда потряхивая своих пассажиров. Вестник отвернулся от Кратоса, смотря куда угодно; мерзкая дрожь вновь гуляла по бессмертному телу, а участки, до которых касался бледный воин, неприятно покалывало. Он задумался о своем плане, понимая, что отступать ему уже некуда — если скажет спартанцу остановиться к истинному проходу в лабиринт, то тот сразу поймет, что бог-посланник попытался его обмануть, и снова будет мучить, пока он не сломается и не подчинится его воле. Но больше всего сомнений было в дальнейших действиях: как только призрак Спарты будет загнан в ловушку, и тот догадается — правда, уже поздно, — юноша не знает, какой реакции ожидать от него: убьют ли на месте, или изобьют до смерти и оставят, или…даже думать об этом не хотелось.        Из-за последней мысли Гермес вцепился в волосы, физической болью отвлекая от душевной. Со спины он явно ощущал взгляд Кратоса, который помимо работы с колесом наблюдал за сжавшимся пленником, отчего размышления, преследовавшие его с кузницы, накрепко заняли все сознание: даже если он будет представлять угрозу спартанцу, тот всегда подавит его и оставит у себя, ведь он придумал вестнику участь, которая гораздо страшнее, чем смерть — это быть его игрушкой, выражением его презрения к богам Олимпа. Здесь же вспомнились и слова Геры насчет того, захочет ли потом призрак Спарты оставить его, что вызвало непреодолимое желание кричать. Гермес притянул колени к себе, максимально прижимая их к груди, тем самым сдерживал внутренний вопль, который сотрясал измученное тело, из-за чего слёзы текли по щекам.        Тем временем Кратос всё ещё наблюдал за пленником, прекрасно слыша сквозь скрежет стали подавляемые всхлипы. В этот момент сомнение растаяло: юноша вновь лгал ему. Стоило остановиться и заставить его сказать правду, однако бог-посланник, может быть, боялся не раскрытия обмана — иначе зачем так легко выдавать себя? — а пытался показать якобы сожаление от того, что он в очередной раз «предает» отца. «Ты и не заметишь, как начнешь обманывать самого себя» — спартанец решил не препятствовать Гермесу: пусть и дальше думает, что обводит его вокруг пальца. Среди темных мыслей, как наказать за попытку солгать ему, была та, что воплощала худший кошмар вестника. Единственная её проблема — это непосредственное его участие, чего призраку Спарты совсем не хотелось. Хотя с другой стороны, это могло бы заставить юношу окончательно подчиняться и более не пытаться противостоять ему.        Вся шахта, по которой стремился лифт, была освещена, но чем глубже они спускались, тем больше сгущалась мгла. Однако Кратос продолжал крутить колесо, пока механизм не отказался работать. Их окутывал полный мрак, и даже свет факелов наверху не доставал до бездны. Спартанец осветил пространство солнечным лучом, и вскоре направил последний в проход. Призрак Спарты посмотрел на Гермеса, который не сдвинулся после остановки лифта, и поднял его на ноги.        Кратос встряхнул вестника и сказал ему:        — Помнишь, что я сказал?        Гермес из-за вопроса вышел из транса, смотря в глубь прохода и судорожно ища в памяти обращенные к нему последние слова спартанца. Ёжась, он ответил:        — Нет…        — Да ну, — Кратос ехидно поднял одну бровь. — Даже про путь?        На последнем слове юноша оживился, выдохнул и четко заговорил:        — Сейчас мы пройдем прямо, потом нам нужно свернуть налево и…        — Веди, а не трепли языком. — Спартанец нахмурился, толкнув вестника в глубь пещеры.        Бог-посланник кинул острый взгляд мужчине, но осекся, увидев в глазах призрака Спарты нарастающий гнев. Гермес направился по надуманному пути, идя не спеша, дабы приглушенная боль не стала сильной. Однако как назло Кратос догонял его, едва ли не дыша в затылок, и как только вестник останавливался, спартанец практически вплотную стоял рядом с ним. Это одновременно и раздражало, и пугало. Юноша чувствовал прожигающий насквозь взгляд, отчего его преследовало ощущение, что убийца богов знает о его лжи.        В какой-то момент, на очередной развилке, Кратос схватил Гермеса за плечо, останавливая и притягивая к себе. Вестник, сжав кулаки, со спины покосился на спартанца, который шикнул. Эта настороженность передалась юноше: он прислушался к враждебной тишине. В ней он расслышал скрежет где-то на потолке, тихое хрипение отражалось от стен. Призрак Спарты до боли сжал плечо бога-посланника, прежде чем толкнуть вперед и достать клинки.        Гермес недоуменно оборачивался, когда наступила полная тишина, а потом встал как вкопанный, заметив легкое сияние, исходящее откуда-то сверху. Отбежав к стене подальше от странного явления, юноша попытался посмотреть на тусклый свет, как вдруг земля под ногами дрогнула. Перед ними возник гигантский скорпион, который незамедлительно напал на Кратоса, хватая клешней и задевая при этом вестника. Последний врезался в каменистую поверхность, от резкой вспышки боли теряя сознание на короткое время.        Тем временем скорпион попытался запихать в пасть призрака Спарты, однако тот вонзил клинок под хелицеры, выпрыгнул из рта и, дернув рукой с закрепленным лезвием, ударил о землю. Чудовище быстро оправилось от удара, вновь делая выпад на спартанца. Маленькое пространство не давало мест для манёвра, но это было бледному воину на руку: с помощью цестусов он раздробил две конечности, от чего скорпион покосился, в бешенстве пытаясь найти мужчину. Кратос уже успел залезть на ледяной панцирь, клинками цепляя жало с целью проткнуть им его обладателя.        Но монстр дернул хвостом, отчего спартанец соскользнул с панциря, повиснув на цепях. В этот момент Гермес вернулся к реальности, заметив незавидное положение призрака Спарты. Он со всем вниманием наблюдал за застрявшим боем, в котором Кратос пытался вернуть контроль и наконец-то покончить со скорпионом. Юноша затаил дыхание, когда взмахом жала отбросил убийцу богов вначале к стене, потом об землю; однако спартанец всё же совладал своим оружием, так и не отпустив хвост, и, быстро восстановившись, потянул его на себя. Скорпион попытался ударить клешней, чем совершил фатальную ошибку: Кратос отскочил и с силой дернул цепями, из-за чего закрепленное жало прошло сквозь голову.        Чудовище в последний раз дернулось, прежде чем превратиться в глыбу льда, перекрывшего путь. Спартанец украдкой посмотрел на Гермеса, который, заметив взгляд, встал и опирался об стену. Если присмотреться внимательно, то можно было заметить, что юноша дрожал: он с опаской смотрел на убийцу богов, цепляясь за каждое движение. Вестник открыл рот и, подрагивая губами, сказал:        — Я не знал, что она будет здесь…        — И поэтому ты привел меня сюда. — Не давая ему договорить, ответил Кратос.        В мгновенье ока он оказался возле пленника, ударяя кулаком в стену, отчего тот сжался и всхлипнул от ужаса. Призрак Спарты склонился над ним, рыча:        — Хватит лгать. Говори, зачем ты завел меня сюда.        Бог-посланник, скрывая себя за руками, пытался сформулировать оправдание, но последний вопрос выбил его из колеи, из-за чего паника наполовину господствовала в сознании. Холод пещеры и тающего льда исподтишка проникал под кожу, слишком открытую и незащищенную, и особенно ощутимо пробегал по спине, вызывая сильную дрожь. Бледный воин слишком близко стоял рядом с ним, его разгоряченное после недавнего боя тело обдавало жаром и потом, который оседал на языке горькой кислотой.        Не дождавшись хоть какого-то оклика от юноши, Кратос перехватил его за руки и прибил к стене. Гермес прижался к каменистой поверхности, игнорируя боль и стекающий ихор по спине из-за открытых незаживших ран: ему плевать — только бы быть подальше от мучителя. К его несчастью, он лишь загнал себя в угол, ведь спартанец практически навалился на него, не давая ни единого шанса пошевелиться. В ужасе вестник задергался, но вскоре перестал, выгнувшись от сильной боли. Этим воспользовался призрак Спарты, припадая к открывшейся шее и несильно за нее кусая.        Гермес затараторил, переходя на крик:        — Нет, нет, нет! Не надо! Умоляю, Кратос! Делай со мной, что хочешь — избей, убей, — только не это!        Однако Кратос проигнорировал его, отпуская одно запястье, и ладонью проник под хитон, сжимая нежную кожу. Прогладив по спине, он почувствовал горячий ихор, пробегающий между пальцев, и медленно вытащил руку из-под ткани, размазывая его по бедру. Освободив другую свою ладонь, спартанец подхватил юношу под бедра, отчего тот взвыл, сильно сжав его за плечи, практически впиваясь ногтями в пепельную кожу, и перестал сдерживать икающий плач. Вжимая его в стену, Кратос уткнулся в шею и терпеливо ожидал, когда вестник все же сломается и раскроет ему правду.        Он потянулся к поясу, но его отвлек хриплый от слёз голос:        — Стой, м-молю… У с-скорпиона есть л-ледяной дождь.        Призрак Спарты отпустил и тут же перехватил его за горло, смотря в заплаканные глаза. Гермес перехватил его за запястье, невербально прося отпустить, и продолжил:        — Скорпионы н-не могут замораживать. Он-ни не обладают м-магией.        Кратос обернулся, чтобы посмотреть на глыбу, и снова посмотрел на вестника, прежде чем отпустить его и направиться к скорпиону. Юноша приложился затылком об окровавленную стену, внутренне молясь отцу и надеясь, что спартанец передумает и отстанет от него. По правде говоря, он сам не ожидал встретить потерянную зверушку здесь, считая, что её давно могли убить или что она просто не прижилась. И больше всего его смутило то, что при ударе жало заморозило труп, хотя таких способностей от южных существ он никогда не замечал. Эта деталь спасла (пожалуйста, пусть спасёт!) его от повторного изнасилования, так как его мучитель был заинтересован льдом.        Призрак Спарты раздробил глыбу, среди осколков отыскав тот самый ледяной дождь. Это точно был он — один в один с чертежом Дедала. Убирая артефакт, он подошел к Гермесу, который обессилено свалился на землю. Кратос присел рядом с ним, кладя ладони на загорелые плечи, привлекая внимание бога-посланника на себя. Тот замер, немигающим взглядом наблюдая за его действиями. «Хоть какая-то польза от тебя появилась» — хотел сказать ему спартанец, но оставил это на уровне мыслей, и заговорил с укором:        — Сразу мог бы сказать.        Юноша опустил голову, мелко вздрагивая от прикосновения к подбородку, и вынужденно посмотрел в глаза напротив. Бледный воин склонился к нему — слишком близко — и полушепотом сказал:        — Говори правду. И я отстану от тебя. Понял?        Гермес медленно кивнул ему, на что Кратос на миг мрачно усмехнулся, потрепав по волосам, отчего их обладатель испустил испуганный вздох. Спартанец вновь сжал его за плечи, поднимая их двоих на ноги, и развернул вестника, ведя назад к лифту.        Бог-посланник не сопротивлялся и вел по обратному пути. Он ощущал, что его самого словно заморозили: ничего, кроме чувства вины перед отцом, не осталось. Так или иначе, но он уже предал его, ляпнув — по-другому и не скажешь, — про ледяной дождь. Молчать и тем более врать теперь бесполезно, ведь его не убьют — убийца богов вряд ли откажется от новой игрушки.        Вспомнив об отце, Гермес боялся реакции на него. Зевс по любому знал о том, что он помогает призраку Спарты, пусть и невольно. Об этом думать вестник больше не хотел, да и что-то испытывать сил не было. Лишь в мыслях юноша умолял: «Прости, отец. Прости!»