Падшие

       Несмотря на то, что Кратос давно скрылся за зелеными стенами, Гермес ещё долго стоял и смотрел в сторону, куда ушел убийца богов. Тяжелые дождевые капли разбивались об него и щипали раны, которые неохотно затягивались или вообще не заживали. Не замечать боль было все сложнее и сложнее, но вестник боялся лишний раз пошевелиться: казалось, что бледные руки до сих пор держат его, подобно тискам сжимая за плечи.        Вскоре ноги подкосились, и, дабы не свалиться и тем самым причинить себе больше страданий, бог-посланник аккуратно сел на платформу, прижимая колени к себе. Кладя на ноги голову, он будто спрятался от всего мира. Так Гермес чувствовал себя немного в безопасности: так никто не заметит и не тронет его. Кроме спартанца.        Вновь вспомнив о призраке Спарты, вестника передернуло. Даже здесь, в этом безопасном уголке, он достанет его. Лишний раз взглянув на затянутое тучами небо, юноша безуспешно искал звезды, которые всегда сопровождали его в пути в лучшие времена. Каждый раз возникало ощущение, что там кто-то есть, что этот кто-то наблюдает за ним и своим незримым присутствием оберегает его. Может быть, из-за этих проклятых туч кто-то не видит, что происходит и что он в опасности. Если бы только кто-то мог вновь воплотиться…        Уткнувшись в изодранные колени, Гермес прекратил огораживаться от мыслей о матери. Сейчас — особенно сейчас, — она была ему нужна: если даже она не могла его защитить, рядом с ней вестник мог быть в какой-то хоть мнимой безопасности. Пусть будет хотя бы в нематериальном обличии — лишь бы он мог высказать ей всю ту боль, которую он испытывает, и страх, поглотивший его с тех пор, как оказался в руках спартанца. «Мамы больше нет. Ты не слабак, чтобы к ней обращаться!» — злобно прошептал внутренний голос. Нет… нет, нет! Ему страшно и плохо; от этих чувств его всегда спасали мысли о матери. Откуда у него такие размышления?        Метавшись в своем сознании, он не заметил движение где-то сбоку от него. Гера, оказавшись в том же месте, безуспешно поправляла цветы на стене, иногда отпуская их и всхлипывая от отчаяния. Вытерев рукой то ли слёзы, то ли дождевую воду, женщина посмотрела в никуда и заметила Гермеса. От гнева её черты лица стали грубее, менее женственными, и она подошла к нему. Однако богиня остановилась, присмотревшись к юноше: его тело было покрыто кровоточащими ранами и расплывчатыми синяками, взгляд отсутствующий, и особо выделялся укус на шее.        Гера усмехнулась, привлекая внимание вестника, и со злым сарказмом заговорила:        — Вот как. Значит, смертный пощадил тебя в обмен на твоё тело.        Гермес поднял взгляд на неё, на мгновение не понимая, о чем она говорила. Женщина продолжала давить:        — Опять перехитрил всех: видать, попытался одолеть Кратоса, но не смог, и решил отдаться ему. — Злая улыбка появилась на её губах, когда она увидела дрожь бога-посланника. — Только вот отпустит ли он тебя, если он всё же убьет Зевса? Такую хорошую и податливую шлюху?        — Это не мой выбор. — Угрожающе прохрипел Гермес.        — Да ну?! — Гера разразилась пьяным смехом. — А что же ты тогда здесь делаешь? Не так сложно уйти: беги и не оглядывайся, пока смертного рядом нет!..        За ними раздался скрежет открываемых ворот, откуда показалась бледная фигура. Разозленный Гермес отвлекся от богини, переставая дышать от ужаса и чувствовать хоть какие-то другие чувства. Гера тоже заметила спартанца, который проигнорировал её, хмыкая:        — Что ж, не успел. — Она прошла мимо призрака Спарты, кидая. — Удачи в поисках этой жалкой потаскухи Пандоры.        Неожиданно у Кратоса сорвало крышу: он в мгновенье ока схватил Геру за шею, с характерным хрустом ломая её. Словно груз она свалилась на пол, глаза безжизненно закатились; вслед за её смертью вся растительность засохла, опадая на землю.        Кратос безразлично смотрел на последствия смерти богини, затем больше с непониманием разглядывал труп. Гнев, вызванный напутственными словами, пеленой застелил глаза, отчего кошмарные воспоминания подкрадывались в разум. Но спартанец отогнал их: она виновата, она разозлила его. В конце концов оскорбила ни в чем неповинную девочку.        Он поймал себя на мысли, что ему не совсем небезразлична Пандора. Это ему не нравилось: девушка должна скоро слиться с пламенем Олимпа. И если он будет к ней привязан, то вряд ли сможет добраться до ящика, а следовательно — убить Зевса. Призрак Спарты взглянул на пленника, который полумертвым взором смотрел на погибшую растительность. И довольно гармонично входил в нынешний пейзаж.        Тем временем Гермес находился в полном отчаянии. В тот момент, когда Кратос схватил богини за горло, он закрыл глаза ладонями, потом на несколько секунд перестал дышать, услышав отвратительный хруст ломающихся костей и предсмертный хрип. Задышав и почувствовав запах сгнившей мокрой листвы, вестник оторвал ладони от лица и увидел потухший сад. Бог-посланник теперь уже не знал, как на это реагировать: из чувств остались страх и безнадёжность. Мир разрушался на его глазах, а он ничем не может помочь.        Рядом с ним рухнуло тело, и Гермес с безразличием осмотрел мертвую Геру. К ней он ничего не чувствовал, как бы не пытался: она просто не умела подбирать слова, за что и поплатилась. Долго размышлять ему не дал спартанец, подхвативший его. Юноша вцепился в руку, слабо отталкивая от себя, и призрак Спарты на короткое время отпустил его, прежде чем перехватить за плечо и повести за собой. Оказались они на лестнице, после которой вестник увидел составленные мосты.        Чем ближе они становились к вратам лабиринта, тем беспокойнее был Гермес. В разуме беспорядочно, судорожно возникали идеи, чтобы сбить Кратоса с пути. Но если он ему не поверит? Или снова начнет выпытывать из него истину? Однако времени было мало: если этот последний рывок сможет отбросить призрака Спарты назад, то он готов смеяться до конца своей непродолжительной жизни.        После последней лестницы они остановились: из-за искаженной перспективы врата казались далеко, и, как назло, мост к нему был разрушен. Кратос достал зеленый кристалл, с силой сжав его в кулаке, отчего тот стал лишь пылью. За ними мосты хаотично расположились по всему саду; также вход в лабиринт стал немного ближе, но не настолько, что можно было бы перекинуть вестника через пропасть. От планирования дальнейших действий его отвлек голос пленника:        — Кратос… я насчет прохода к лабиринту. — Когда мужчина повернулся к нему, он немного струхнул, но продолжил. — Там…на подходе к лифту…нужно спуститься в самый нижний этаж.        — Откуда мне знать, что твои слова — не ложь? — Спартанец притянул его к себе ближе, задавая вопрос.        Гермес на какое-то время замолчал, начиная раздражать убийцу богов, последний хотел высказаться об его безуспешных попытках солгать. Однако юноша, тяжело вздохнув, быстро заговорил:        — А я не хочу, чтобы ты снова выбивал из меня ответы. — Он опустил глаза, избегая пронзительного взгляда призрака Спарты. — Ты же меня убьёшь из-за этого, не так ли?        Произнесенный по-детски вопрос задел струны в душе Кратоса. Он приглушил эти ненужные чувства, вспоминая прошлые поступки вестника, и схватил того за подбородок, заставив посмотреть в глаза. Сначала бог-посланник не подчинялся, смотря в совершенно в другую сторону, но, наученный горьким опытом, он взглянул на спартанца. Мучитель с тенью угрозы сказал пленнику:        — Нет. Ты пока этого не заслужил.        Гермес опустил глаза на землю, коротко и облегченно выдохнув. Потом до него словно дошло, и вестник замер, дрожа и глядя в никуда. Дабы вновь не поддаться под его взгляд, призрак Спарты в одно мгновенье занёс ладонь и ударил юношу. Тот всхлипнул и закрылся руками ради защиты, отпрянув от мужчины и едва не упав с моста. Кратос схватил его, встряхивая, и рыкнул:        — Прекрати истерику.        Дыша через раз, бог-посланник попытался удержаться в равновесии и успокоиться. «Если я сейчас этого не сделаю, то не смогу повлиять на ситуацию» — он подавлял прорывающиеся рыдания, но долго делать ему это не дали: спартанец дернул его за собой. Гермес был ослаблен, немного спотыкаясь по пути, что сердило и без того разгневанного призрака Спарты.        Наконец-то они добрались до края моста. Кратос оценил расстояние до ворот: где-то в середине, немного в стороне, стояла колонна, на которой сидела гарпия. Сфокусировавшись на последней, он достал лук и выстрелил, специально промахиваясь. Потревоженная тварь недовольно прохрипела, взмахивая крыльями и подлетая к агрессору.        — Держись. — Кинул спартанец юноше.        Он схватил руки стоявшего позади вестника, закидывая их на плечи. Интуитивно Гермес сцепил руки в замок на бледной груди, и вовремя: призрак Спарты зацепился крюком за гарпию, оказавшись над пропастью.        Кратос каждый раз ударял полуптицу, направляя в нужную сторону. Из-за этого бесконечного болтания за спиной спартанца руки бога-посланника быстро устали. На какой-то момент ему хотелось отцепить ладони от запястий и полететь вниз к острым скалам, которые подарят быструю смерть. Однако от очередной тряски он поднял ноги и прижал их по бокам призрака Спарты, тем самым снизил нагрузку на руки. Мужчина не обратил на это никакого внимания — такое чувство, что юноша для него ничего не весил.        Из-за непрекращающегося дождя мокрый хитон прилипал к телу, отчего Гермеса преследовало неприятное ощущение обнаженности: тем более когда он в тесном контакте с Кратосом. Пепельная кожа плотно прилегала к нему, болезненно обжигая, что усиливалось трением из-за сумасшедших встряхиваний над пропастью. Вместе с вдыхаемым воздухом улавливался запах кислой гнили на пару с кровью, оседая вязкой жидкостью в горле. Всё существо вестника хотело оторваться от убийцы богов, но он был скован. Он ничем не мог пошевелить, словно в тот момент, в кузнице…        Визг гарпий, тошнотворная трясучка, постоянные нежеланные прикосновения — это сумасшествие казалось бесконечным. Бог-посланник приложился лбом к плечу призрака Спарты, пытаясь переждать и укротить внутреннюю дрожь, которая становилась видимой и отнимала последние силы. И тут наконец-то они опустились на землю, и спартанец сбросил его с плеч, затем незамедлительно направился к рукоятке, которая открывала врата.        Утомительные повороты механизма привели к открытию входа к лабиринту. Кубы спускались рядами и упорядочено, запуская путников в мрачные пещеры. Кратос вначале бросил недоверчивый взгляд на проход, но другого пути не было. До зала с пламенем Олимпа невесть сколько идти, а какие более надежные дороги — неизвестно. Он развернулся к Гермесу, который так и не встал, неподвижно лежа в той же позе; подходя к нему, убийца богов дернул его за волосы. Вестник посмотрел на него затуманенным взглядом, однако отчужденность быстро сменился на ужас. Юноша попытался отстраниться, но, один раз обессиленно дернувшись, замер.        В этот момент Кратос был не уверен, стоит ли вообще задавать ему вопрос про другие пути. Остановившись на варианте, что это бессмысленно, он разжал ладонь и, взяв за плечо, поднял бога-посланника, быстро произнося: «Идем».        Гермес шел с ним, словно его несло течением и тело было ему неподвластно. Он ожидал, что спартанец мог ударить его или вовсе начать еще одну изощренную пытку, но он просто потащил его за собой. Видимо, призрак Спарты знает, что лишь одно присутствие вызывает неконтролируемый страх у его пленника. Однако у последнего есть план, из-за которого убийца богов затеряется в бесконечных коридорах. Это его последний шанс закончить затянувшийся кошмар, даже если за это он расплатиться жизнью.