Падшие

      Не успели они выйти за ворота, как попали в засаду. Привычно отбрасывая Гермеса в сторону, Кратос взял оружие, изготовленное Гефестом. Из любопытства он взмахнул ими, вызывая разряд электричества, который за несколько минут, если не считать удары лезвиями, уничтожил солдат. Такой быстрый бой спартанцу бы не понравился, но сейчас он не обратил на это никакого внимания. В голове так и крутилась фраза Афродиты, непозволительно перетягивая на себя все внимание. Это могло сыграть печальную роль в битве: к счастью, на его пути стояли лишь разрушенные мосты.        Дойдя по ним до конца, они оказались в комнате, больше напоминающую мастерскую ремесленника: более сотни хаотично или упорядочено расположенных кубиков, разобранная статуя Пандоры, развешанные чертежи и разбросанные записи — все это заполняло небольшое пространство. Будто здесь когда-то были покоями Гефеста.        Кратос отпустил пленника, подходя к чертежам, читая, что на них написано. Видимо, после наказание бога-кузнеца, этот проект — Лабиринт, — Зевс доверил смертному Дедалу, дав обещание вернуть тому сына. И, самое печальное, тот ему поверил.        Глупец. Тысячу раз глупец. Как и он.        Сжав кулаки, Кратос тяжело вздохнул: он ведь тоже верил, что его избавят от кошмаров. Также в слепой вере выполнял их задания. И что теперь? Что ему это дало?       Из-за этих мыслей призрак Спарты никак не мог сосредоточиться на записях, отчего вскоре отошел от стола и развернулся к богу-посланнику. Тот без опоры свалился на пол, прижав колени к груди. Спартанец подошел к нему, с раздражением собираясь вздернуть того на ноги, и Гермес настороженно поднял взгляд. Это остановило Кратоса: снова столкнувшись со стеклянными глазами, он чувствовал, как возникла растущая тревога, и вскоре окружающая комната словно стала ярко-огненной. Ему показалось, что увидел себя со стороны в тот день, когда все, что он любил, уничтожил своими руками. Кошмары проникли в разум: он растеряно оглядывал жену и дочь, потом прижимал к себе Лисандру, беспомощно качая её на руках.        Моя жена…моё дитя…как? Они ведь были в Спарте…        Кратос продолжал смотреть на юношу, несмотря на то, что желал отвернуться. Однако не мог: воспоминания бесконтрольно врывались в сознании, отчего спартанец просто стоял на месте, не в силах пошевелиться. Вновь пронеслись размытые кровавые картины из прошлого: огонь, храм, люди, они…        Он отскочил от пленника, ударившись спиною об стол. Призрак Спарты закрыл рукой глаза, пытаясь снять страшный морок. Через пару мгновений Кратос резко выдохнул, взглянув на Гермеса, который, видимо, испугался его реакции и прижал колени сильнее к себе, сворачиваясь в своеобразный клубок. Самого спартанца, на его удивление, трясло не меньше, чем вестника. Что сильнее разозлило убийцу богов: он подошёл к юноше и резко дернул его за собой, игнорируя раздавшиеся всхлипы за ним.        Практически находясь у выхода из комнаты, его внимание привлекла запись, на которой крупными буквами нацарапано «секрет лабиринта». Призрак Спарты вчитывался — по правде говоря, только первое предложение было более-менее полезным, — и рассматривал рисунки, под которыми находились пояснения. «Значит, эта сила и позволяет перемещать части лабиринта» — размышлял Кратос, прежде чем быстро взглянуть на натянутого, как струна, юношу. Внутри у него всё передернуло, припоминая недавно случившееся.        В этот же миг спартанец бросил бога-посланника на пол. Держать рядом собой уже не было никого смысла: вестник из помехи стал настоящей проблемой. Пока Кратос осматривал искалеченное тело, избегая испуганного взгляда, Гермес приподнялся, пытаясь отползти как можно дальше от мучителя, и неожиданно обратился к нему с дрожащим хриплым голосом:        — Пожалуйста, не надо… Я скажу, как пройти к лабиринту. Только не опять, умоляю…        «И где же ты растерял свою дерзость, храбрец?» — так хотелось съязвить спартанцу, однако, пока юноша находится в таком состоянии, из него можно вытянуть нужную информацию. Подойдя ближе и присев рядом с ним, он заговорил с ним:        — Потом покажешь. Где спрятан «ледяной дождь»?        Вопрос выбил из колеи юношу, который на короткое мгновение замер, прежде чем посмотреть призраку Спарты в глаза и сказать:        — Я не знаю. — Когда мужчина навис над ним, он панически повысил голос. — Я вправду не знаю! Правда!        Заметив, что Гермеса пугает именно близость с ним, Кратос схватил того за бедра и дернул вниз, затем перехватил запястья. Вестник закричал, при этом пытался вырваться из хватки:        — Я знаю только то, что он где-то в лабиринте! Клянусь, я не знаю, где именно он находиться, не знаю!        Бог-посланник обессилено замер, часто и неравномерно дыша от нарастающего ужаса. Спартанец склонился ниже, ухмыляясь от рыдающего вдоха юноши под ним, и посмотрел ему в глаза. Он столкнулся с вполне знакомым взглядом, который сопровождал его всю дорогу с тех пор, как возымел Гермеса в качестве пленника. Последний отвернул голову в сторону, безуспешно дергая руками, и зажмурился, отчего слёзы побежали по щекам, случайно смывая кровь. Призрак Спарты отпустил запястье и развернул к себе лицо юноши, приказывая:        — Открой глаза. — На неповиновение вестника он обхватил его шею. — Не заставляй меня выбивать это из тебя.        Подчиняясь, Гермес открыл глаза. Бог-посланник сразу столкнулся со взглядом мучителя, замирая. Несмотря на то, что его одна рука свободна, он не попытался ею отбиться или ударить. Кратос разжал ладонь, отпуская второе запястье пленника, отчего последний напряженно следил за нею, и сказал:        — Повтори, что сказал.        — Я не знаю, где находится ледяной дождь. — Приглушенным голосом сказал юноша.        — Правда? — Спартанец сильнее сжал шею как угрозу.        — Я не знаю…        Взор вестника стал отстраненным, тусклым. Призраку Спарты становилось от этого некомфортно, и он отстранился от него. Гермес не шевельнулся.        — Встань. — Приказал Кратос.        Вестник еще лежал на полу, пока не почувствовал приближение спартанца к нему. Дрожа от боли и слабости, юноша постепенно становился на ноги. Как только он более-менее стоял прямо, призрак Спарты схватил его за плечо и наконец-то вышел из душных, давящих стен. Однако бог-посланник почти всю дорогу спотыкался, едва поспевая за ним, отчего, по мнению убийцы богов, они задерживались.        Вскоре потолки и массивные стены сменились на просторный мрачный сад и небосвод с тяжелыми тучами. На улице очевидно стало прохладнее, а из-за легкого тумана, окутавшего весь Олимп, было по-настоящему холодно. Неуютную картину дополняли пожухлые темно-зеленые листья и такая же трава, среди которой расположилась Гера. Кубок, находившийся в ее руке, она со всей силой кинула в никуда и снова приложилась к земле.        Её вид, мягко говоря, был печальным: промокшие, выпавшие из прически пряди прилипали к размытой грязи на лице, одежда, покрытая серо-бурыми разводами, потеряла свои яркие краски. Краем глаза богиня заметила подходящих к ней мужчин, поднялась и заговорила:        — Ты…вы! — Она пронзила их яростным взором. — Я говорила убить. Убить вас и других ублюдков. Но он отказался. Мой глупый муж одного полюбил, другого пожалел! И к чему это привело?        Гера ткнула пальцем в сторону цветов, глядя прямо на Кратоса и с нотками истерики говоря:        — Посмотри! Посмотри на них! Они гибнут из-за тебя! Всё, всё гибнет из-за тебя! Солнце скрылось, океан поглотил сушу, души мечутся, не находя покоя! — Женщина с пьяным всхлипом свалилась, собирая в ладони увядшие растения. — Я делаю всё, чтобы оставить их живыми.        Взгляд царицы переместился на Гермеса, и словно хотела прожечь его насквозь им:        — А ты! Я всегда знала, что кровь Атланта рано или поздно взыграет в тебе! Что ты обязательно предашь нас всех!        Она подступила к нему и ударила, отчего вестник, находящийся где-то на границе бытия, от пощечины пошатнулся. Гера развернулась к спартанцу, нападая на него:        — Это всё из-за твоей жажды мести и крови! Твоё стремление убить богов во всем виновато!        Однако призрак Спарты перехватил её за руку и кинул на землю. Неожиданно из нее вырвался смешок, и богиня с затуманенным взглядом посмотрела на него:        — Думаешь, выберитесь из этого сада? — Она, чуть покачиваясь, поднялась. — Железные мускулы помогли тебе одолеть Геракла. Но твоему недалекому уму не под силу найти выход. Ты не заметишь, как здесь умрешь глубоким стариком, к радости богов.        Царица вскоре исчезла из их виду, свернув в один из проходов. Недолго думая, Кратос спросил Гермеса:        — Как добраться до лабиринта?        Юноша поначалу молчал, высматривая что-то вдалеке, прежде чем замогильным голосом сказать:        — Вот там, за садом.        Он указал на врата, напоминающие собранный лабиринт, но те были по ту сторону от сада. Спартанец нахмурился — он и без указаний бога-посланника видел их, — но тот продолжил:        — Нужно пройти по мостам. И так пройдешь к лабиринту.        — По этим мостам?        Призрак Спарты указал на них. Они беспорядочно располагались над всем садом, абсолютно не соприкасаясь друг с другом.        — Да. — С нотками раздражения ответил вестник. — Другого пути нет.        Кратос бросил последний взгляд на мосты, прежде чем взять Гермеса за руку и потянуть за собой. Его внимание притягивала чаша, которая была брошена богиней, и спартанец направился к предмету. Отпуская пленника и поднимая кубок, он осмотрел его: особо выделялся изумрудный кристалл, отражающий едва заметный свет. Забрав его с собой, призрак Спарты схватил вестника и направился вглубь мрачного сада.        Сталкиваясь по пути с воинами Олимпа, они долго плутали среди зеленых зарослей. Даже несмотря на то, что Кратос пытался добиться от пленника верной дороги — иногда через насилие, — тот давал размытые указания. По правде говоря, Гермес не понимал, почему они постоянно сбиваются с пути: «Я же знаю этот сад как самого себя. Я не могу ошибаться» — от последнего слова он снова почувствовал съедающую его пустоту. Может. Еще как может.        Взгляд юноши то и дело падал на служанок, в отчаянии забившихся в угол и случайно погибших от хаотично летящих клинков. Смотря на распотрошенных садовниц, вестник вспомнил о словах Геры, и его неприятно осенило: она могла сообщить Зевсу о том, что он якобы на стороне убийцы богов. Горький комок застрял в горле и никак не желал проглатываться, а от ломающей слабости хотелось лечь на землю и никогда больше не вставать.        Только вот его мучитель настойчиво вел за собой, временами встряхивая, чтобы вырвать его из мыслей. Гермес вновь взглянул на приевшийся пейзаж. На этот раз было что-то новое: на земле располагалась небольшая нажимная платформа. Бывало, что из-за скуки бог-посланник вставал на эту платформу, из-за чего весь сад менялся. «Так вот почему я не мог найти правильный путь» — ясная мысль наконец-то появилась в его разуме: он всматривался в монумент и обнаружил, что второй «глаз» — такой же драгоценный камень — отсутствовал.        Тем временем Кратос обратил внимание на заинтересованность юноши к статуе. Они подошли к платформе, вставая на неё. Внезапно у спартанца закружилась голова, и на мгновенье его зрение стало размытым. Пару раз моргнув, он осмотрелся и заметил лестницу, которой раньше здесь не было: затем взглянул на монумент, увидев свечение глаза. Кажется, он уже видел подобный камень. И не ошибся: достав чашу, призрак Спарты вырвал светящийся кристалл.        Смотря то на пленника, то на лестницу, Кратос убрал камень, и встал позади Гермеса, жестко придерживая его за плечи и говоря на ухо:        — Стой здесь и не уходи. Если ты сбежишь, — Он сначала сильнее сжал его, затем прижал к себе вплотную, вырывая резкий вздох юноши. — Я поймаю тебя. И сделаю это снова.        Удовлетворенный дрожью вестника спартанец отпустил его, направляясь к лестнице.