Падшие

       Никогда воздух на Олимпе не был таким тяжелым. Несмотря на то, что Гермес хотел как можно быстрее покинуть пропахшие кровью и солью палаты, снаружи было не лучше. Моросивший душный дождь охлаждал и без того остывающую землю, отчего по коже пробегали мурашки. И только Кратоса, видно, это не касалось. Мелкие, распыленные капли смывали кровь с пепельной кожи и золотого руна.        Мосты, представшие перед ними, возвышались над огромным зеленеющим садом, приобрётшего темные тона из-за отсутствия сияния бога-солнца. Панорамную, можно было бы сказать красивую, картину портили разрушенные мостки. Как показалось вестнику, призрак Спарты был озадачен, пока тот не подошел к странному механизму. Недолго разбираясь с ним, он взялся за рычаг и прокрутил до искр, переросшие практически до размеров молний. В результате этого одна часть моста передвинулась навстречу к другой.        Гермес выглянул из-за спины спартанца, рассматривая поврежденный мост, и вдруг Кратос развернулся и схватил его. Вестник сжался и попытался отстраниться от призрака Спарты, но последний не стал его пытать: подойдя к краю, он перебросил юношу на другую часть моста. Жестко приземлившись на железную платформу, бог-посланник зашипел от боли. Вскоре возле него приземлился спартанец, направившийся к следующему механизму.        Приподнявшийся Гермес наблюдал за действиями убийцы богов, и платформа вскоре двинулась к противоположной стороне. К счастью, этот мост не имел особой пропасти между частями, и вестник вполне мог бы перепрыгнуть. Не дожидаясь Кратоса, он разбежался и точным прыжком перебрался на другую сторону. Бог-посланник приземлился на раненую ногу: вспышка боли затмила разум, но он виду не подал, лишь на секунду закусив губу.        Но он всё ещё стоял на нетвердых ногах: как только призрак Спарты толкнул его вперед, он упал. Юноша приподнялся, зло кинув взгляд на Кратоса. Дабы не портить себе и без того невеселое настроение, Гермес огляделся: взгляд остановился на воротах с изображением Афродиты. Прокравшиеся воспоминания о споре богинь немного оторвали его от реальности, вызвав улыбку; на месте Париса он выбрал бы Афину — она не просто красивая, но и мудрая… На душе словно возник тяжелый груз, и вестник снова погрузился в объятия тоски: к тому же холодный дождь и серые тучи душили его.        Тем временем платформа вновь двинулась, и Кратос остановился. Приглядевшись, он заметил, что на противоположной стороне сломанный механизм. Спартанец посмотрел на ту сторону, куда неотрывно глядел бог-посланник. Он задумался, не собираясь спрашивать пленника: возможно, через чертоги Афродиты он сможет хотя бы немного приблизиться к лабиринту.        Кратос перекинул юношу через пропасть, и вскоре сам приземлился рядом с вестником напротив ворот. Гермес обратил внимание на его действия, усмехаясь и обращаясь к призраку Спарты:        — О, так мы зайдем в гости к богине любви?        — Могу не заходить. — Спартанец вздернул его на ноги, отвечая.        Бог-посланник фыркнул, не давая никого ответа. Он смотрел, как мужчина поднял ворота, за которыми разносились томные вздохи и стоны. Сладкие ароматы из комнаты окутали их, и Гермес не особо сопротивлялся Кратосу, идя за ним. Просторные чертоги страстно приняли их, открывая довольно соблазнительный вид: сама богиня Афродита в объятиях наложниц развлекалась на своем ложе. Прекрасная женщина, заметив мужчин, прогнала рабынь и томно заговорила с призраком Спарты:        — Кратос…как давно тебя здесь не было!        Она с грациозностью направилась к ним. Гермес замер, позабыв про рваные раны и пронизывающую боль: он твердо стоял на ногах, ощущая какое никакое спокойствие. Из любопытства вестник взглянул на спартанца, который на первый взгляд казался безразличным; но взор у него был внимательный, разглядывающий прекраснейшую богиню. Афродита наконец-то добралась до них, переворачиваясь на спину, открывая великолепный вид на свое тело.        — Сейчас не до игр, Афродита. — Кратос убрал её протянутые руки.        Она нахмурилась, и уселась на свои колени, на этот раз разглядывая бога-посланника. Прекраснейшая улыбнулась, томно говоря:        — Что ж… раз у тебя времени на меня нет, то можешь оставить со мной своего союзника. Я залечу ему все раны.        — Обойдется.        У Гермеса было столько же возмущения, сколько и у Афродиты: на ее лбу проявились небольшие складки, нисколько не портящие её красоту.        — Ты хоть знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как мужчина заходил в мои покои? — Богиня любви чуть привстала, активно при этом жестикулируя. — Мосты здесь почти обрушились! Но Зевс отказывается отвлечь этого глупого смертного Дедала от работы над своим глупым лабиринтом, чтобы починить их!        Женщина посмотрела спартанцу в глаза, отчего тот их отвел. Он хотел бы остаться, но, во-первых, и так потеряно много времени; во-вторых, у него за плечами важная заноза в заднице, которая сейчас прожигает его крайне обиженным взглядом. К тому же неплохо было бы догадаться, за счет чего работает механизм этих мостов, если отбрасывать магию. Последнюю мысль Афродита будто прочитала, и легкая улыбка вновь отразилась на губах.        — А, — Протянула прекраснейшая богиня. — Вот чем ты так озабочен. Пытаешься разгадать секрет этих мостов. — Она коротко хохотнула, махнув рукой. — Мужчины и их игрушки. Починить их может только мой муж. Но он же совершенно никчемный. — Она вновь села. — Я спрошу еще раз: ты останешься или оставишь Гермеса?        Кратос ничего не сказал: он грубо схватил юношу за плечо и направился к выходу. Остановился он только тогда, когда до него донеся голос богини любви:        — Мужчины со своими глупыми войнами и местью! Поговори с моим мужем, если хочешь, раз настолько важны тебе эти мостики.        Афродита махнула рукой, прежде чем отвернуться от них. Занавес открылся, за ним оказался портал той же формы, что и у Гефеста в кузнице. Призрак Спарты направился теперь уже к нему, оказываясь из чертог в пропахшей серой пещере, посреди которой сидел бог-кузнец, увлеченно что-то мастеря. Гефест заметил движение возле портала, и, отрываясь от своего занятия, нежно заговорил:        — Афродита? Я знал, что ты придешь ко мне…        К его разочарованию, из портала вышел спартанец.        — Кратос… — Недовольно скривившись, он кратко взглянул на него, и тут же был шокирован, заметив вестника за его спиной. — Гермес?! Неужели ты со спартанцем заодно?        — Недобровольно-принудительно. — Бог-посланник отошел в сторону, чтобы хромой бог мог видеть его раны.        На секунду кузнец рассматривал их, прежде чем невесело хмыкнуть:        — Странно: раз ты не хочешь с ним ходить, то мог бы найти пути сбежать от него.        Гермес сжал кулаки, желая что-нибудь язвительно ответить ему, но его прервал Кратос:        — Прекратите обмениваться любезностями. — Он обратился к Гефесту. — Мне нужно найти лабиринт.        — Я думал, тебе нужно Пламя Олимпа. — Бог-кузнец недоверчиво покосился на него. — Зачем тебе понадобился этот…        Неожиданно в его глазах появилось осознание, и тут же повысил голос:        — Нет! Держись от нее подальше! — Удар кулаком по выступу содрогнул землю. — Не приближайся к Пандоре, Кратос! — Дальше его голос приобрел горечь. — Именно из-за тебя она в этом лабиринте! Из-за тебя я живу в таких мучениях!        Сказать по правде, Гермес впервые не согласился с этой репликой. В том, что Гефест страдает, Кратос виноват лишь частично. Дело не в нем. Далеко не в нем.        Это все из-за Пандоры. Из-за этой девчонки, созданная не из плоти и крови, а из Пламени. Из-за той, что не является ни живой, ни мертвой. То, что имитирует жизнь.        Впервые с ней Гермес познакомился случайно. Пока он ожидал возвращения Гефеста, из-за угла вышла девочка, которая с любопытством рассматривала его. Он заметил её, и она тут же убежала в тот же угол. Тогда он подбежал, заглядывая в тот угол, где она спряталась. «Ну же, выходи. Я не обижу тебя» — этим словам малышка поверила, выходя к нему. К своему удивлению вестник позабыл, о чем они говорили — но после этого они подружились. И к этому времени вернулся бог-кузнец, который почему-то нервничал перед ним: потом просил сохранить тайну о существовании Пандоры. И сейчас он не знает, что его тогда побудило согласиться: то ли дружеские отношения с Гефестом, то ли простая жалость к последнему.        Так прошло несколько столетий: при каждом посещении Гефеста Гермес приносил девочке какой-нибудь подарок. Кузнец сначала как-то осторожничал (потом он догадался почему), но вскоре позволил свободно общаться ему с Пандорой. Так было до того, как Кратос открыл ящик.        Этот день точно навсегда врезался Гермесу в память. Он не понял, отчего Зевс пребывал в гневе — хотя точнее будет сказать в животном бешенстве, — и когда он оказался в кузнице, был ошарашен: отец нещадно наносил удары по беззащитному Гефесту, крича вопрос о ключе от ящика. Вестник попытался оттащить разъяренного Царя богов, и в этот момент он встретился с его взглядом: такого гнева он еще не видел в глазах отца, отчего в ужасе замер. Из бога-кузнеца вырвалось признание, что Пандора — та девочка, — и есть ключ к ящику. Дальше все произошло быстро: Зевс захватил девочку и изначально приказал низвергнуть Гефеста в Тартар, но Гермес (видимо, по привычке) уговорил смягчить приговор, из-за чего, собственно, бог-кузнец остался в своей кузнице, в полном одиночестве. Тогда он ушел оттуда в каком-то онемении, игнорируя просьбы несчастливого.        Вестника вернули в реальность после очередного ощутимого удара Гефеста по поверхности пещеры.        — Ты не понимаешь! Если приведешь её к Пламени…        … То она вернется в свою первозданную форму. Как бы бог-кузнец желал видеть в существе (существо ли?) нечто живое и родное, это не отменяет того факта, что это часть Пламени Олимпа.        — Пойми, Гефест: я уничтожу Зевса любой ценой! — Кратос оборвал его, недослушав.        На момент Гермесу показалось, что Гефест смирился: ведь отсюда он никак не сможет помочь «дочери». Он перебирал пальцами, словно растирая между ними что-то, пока вдруг не оживился:        — Если… да, да, конечно! — Бог-кузнец посмотрел на призрака Спарты. — Мне нужен камень Омфал, тогда я сделаю тебе оружие.        Кратос пожал плечами:        — У меня есть оружие. — И смерил его недоверчивым взглядом: зная, что для убийства Зевса ему нужна Пандора, которая скорее всего не выживет, хромой бог решил ему помочь.        — А, да не такое. — Гефест усмехнулся. — Это будет тебе наградой, которую ты давно заслужил.        Спартанец взглянул на вестника, который после палат Посейдона был довольно тихим. Юноша выглядел уставшим, и казалось, что тот в любой момент рухнет без сознания. Но он продолжал стоять на ногах, осмеливаясь посмотреть в глаза Кратоса. Вскоре бог-посланник прервал на короткий миг зрительный контакт, отвернувшись в сторону Гефеста, и вновь посмотрел на него косо, поднимая руки к плечам, на которых почти что виднелся отпечаток ладони.        Внимание убийцы богов вновь было обращено к кузнецу, когда тот к нему обратился:        — Камень лежит в бездне Тартара. Принеси его мне — и я помогу тебе. — Он перевел взор на вестника. — Гермеса можешь оставить со мной. По любому он будет путаться у тебя под ногами.        Кратос бросил последний взгляд на юношу, прежде чем схватить его за плечо и поднести к краю к Гефесту. Отпустил он его только после того, как бог-посланник оказался в массивной ладони, и вскоре кузнец посадил недалеко от себя его на один из выступов. Покончив с «передачей» вестника, Гефест поспешил открыть врата в Тартар, и, когда призрак Спарты исчез за ними, также быстро закрыл, хихикая себе под нос.        Напряжение покинуло Гермеса, уступив навалившейся боли, отчего он протяжно простонал. Вестник упал на спину, на которой раны тут же защипали от контакта с каменистой поверхностью. Гефест приблизился к выступу, кротко спрашивая юношу:        — Гермес? Ты в порядке?        — А не видно?! — Гаркнул бог-посланник, закрывая ладонями глаза, словно это могло хоть как-то умалить мучения.        Через некоторое время, когда вся боль перешла на спину, он отнял руки от лица и приподнялся, прикладываясь к стене. Сипло вдохнув неполной грудью, он прижался виском к более-менее прохладному участку пещеры. Его вновь отвлек голос бога-кузнеца:        — Может, тебе дать воды. Ах, погоди, кажется…        — Отстань. — Едва слышимо и холодно проговорил Гермес. — Мне ничего от тебя не нужно.        Он почувствовал, как на него посмотрели с жалостью, и отвернулся от этого взгляда. Ребра протестующе заболели, но вестник это игнорировал: гораздо хуже было в душе.        — Не волнуйся, — Гефест мягким голосом заговорил с ним, пытаясь его утешить. — Кратос вряд ли выйдет оттуда живым.        По кузнице распространился леденящий душу смех, отчего хромой бог застыл, насторожено смотря на вестника. Прекратив смеяться, он развернулся к нему, прожигая взором:        — Он уничтожил одних из самых могучих богов и не менее сильнейшего героя, и ты думаешь, ему не под силу убить титана, лишенного сил и измученного? Думаешь, он не вырежет из его брюха этот трижды несчастный камень?        — По крайней мере я надеюсь, что он не вернется. — Гефест тоже повысил голос.        — Надейся дальше. — Грубо бросил Гермес. — Это мало, чем поможет. — Он понизил голос. — Почему до тебя все так долго доходит?        — Я также не понимаю, Гермес, почему ты обозлился на всё. — Одним здоровым глазом кузнец смотрел на него с горечью. — И что тебе сделала Пандора? Почему ты не защищал её?        Гермес хотелось вновь накричать на бога-кузнеца, но он просто коротко выдохнул. Вестник и так много раз объяснял ему, почему его «дочь» — не совсем живое творение. Либо Гефест ему не верил, либо отказывался принять эту истину.        Сам он поначалу не верил в это, пока не решил проверить. В голове зародилась жестокая, но вполне действенная идея: он взял одного слугу и пришел с ним туда, где была заперта Пандора. Девочка на мгновенье была радостной, однако вскоре её настроение сменилось на ужас после приказа Гермеса отрезать ей руку. Слуга сначала колебался, прежде чем набраться смелости и исполнить указ. Пандора плакала и умоляла не делать ей больно, но бог-посланник был непреклонен, взглядом говоря торопиться. Неожиданно, после удара меча о руку девочки, со вспышкой слуга исчез, от него остался только бледно-голубой пепел. Ошарашенный юноша посмотрел на такую же девушку, которая причитала: «Гермес…я не хотела, правда!».        Тогда для него пропала девочка Пандора. Он просто понял, что эта…это…нечто. Кощунство над природой.        — Я тебе уже это сказал однажды, и больше говорить не буду. Просто разуй глаза. — Грубо ответил ему Гермес, отворачивая голову к стене и скрещивая руки на груди.        Гефест ничего не сказал. Он отчаянно-грустно вздохнул, продолжая оставленное дело. Потом бог-кузнец опять бросил его, отворачиваясь в глубь пещеры и копаясь в ней. Вестник украдкой взглянул на него, чувствуя, как к горлу подступает ком. Подтягивая колени к себе и кладя на них подбородок, юноша вновь пялился вдаль до тех пор, пока не ощутил на горящих от боли плечах тяжелую ткань.        Он с удивлением посмотрел на Гефеста, но тот, не ожидая от него благодарностей, отвернулся, берясь за очередную работу. Пожимая в ладонях ткань, Гермес негромко, с тенью неловкости проговорил:        — Спасибо. — Услышав в ответ ворчание бога-кузнеца, он улыбнулся, мысленно оказавшись в прежних временах. До открытия ящика Пандоры. Вестник после минутного молчания заговорил. — Знаешь, если Кратос и вправду не вернется из Тартара, то отец скорее всего простит тебе всё.        Гефест оторвался от дела, взглянув на бога-посланника. В печальных глазах заиграла надежда, отчего (и почему-то) в сердце стало теплее. Пододвинувшись ближе к юноше, кузнец неожиданно спросил:        — Если так и будет, то… — На мгновенье он замолчал. — Ты можешь уговорить его освободить Пандору? Пожалуйста?        Ненадолго задумавшись о том, решиться ли Зевс отпустить ключ от ящика или нет, он смотрел во взгляд, полный надежды, и вскоре ответил:        — Попытаюсь.        Воодушевленный хромой бог криво улыбнулся, и Гермес со спокойной совестью и душой приложился к стене. Постепенно регенерация его тела заживляла раны, притупляя боль, и он закрыл глаза.

***

       — Ты послал меня на смерть?!        Задремавший Гермес вскочил от громоподобного крика спартанца. Он осторожно выглянул из уступа, застывая от пронизывавшего ужаса. Гефест, тем не менее, спокойно и по-дружески говорил с ним:        — Нет, нет, Кратос, успокойся. Я знал, что ты выдержишь бой. Мне и вправду нужен камень Омфал, сейчас увидишь.        Бог-кузнец протянул руку и смотрел с таким невинным взором, что любой бы актер позавидовал. Призрак Спарты достал камень и бросил на ладонь, грубо добавляя:        — Так шевелись, старик! — Он оглядел пещеру. — Где Гермес?        Гефест тяжело вздохнул, беря вестника в ладонь и спуская его к Кратосу:        — Вот он. Каким ты его мне отдал — таким он к тебе возвращается.        Спартанец внимательно оглядел своего пленника. И все-таки кузнец был не точен: на юноше практически все раны зажили, даже на бедре, ставшей неровной ссадиной. Бог-посланник с плохо скрываемой ненавистью смотрел на него, словно желал ею испепелить его на месте.        Тем временем Гефест окликнул призрака Спарты, протягивая готовое оружие. Гермес заметил странные искры на остриях, становившиеся ярче, когда убийца богов двигал их.        — Вот… получай свою награду!        Все произошло в мгновенье ока: от кольца Гефеста вырвался разряд, с бешеным скачком проносившийся по телу спартанца. Тот боролся с ним, корчась в неестественных судорогах. И, к сожалению для кузнеца, Кратос освободился от электрических объятий, но при этом качаясь из стороны в сторону. Это было удачным моментом, чтобы прикончить призрака Спарты, чем Гефест и воспользовался. Однако Кратос тут же неожиданно дал отпор, отбрасывая руку и нанося удар по кольцу, разламывая его.        Теперь уже Гефеста пробивало током, отчего он не мог пошевелиться. Догадываясь, что спартанец точно не оставит бога-кузнеца в живых, Гермес подбежал к нему и хватая его за руку:        — Кратос, стой! Не на…        Мало того, что убийца богов его не послушал, он ударил его новым оружием, и по телу юноши разнеся разряд. Вестник не понаслышке знал, что такое удар током: единственный раз он ослушался Гефеста, из любопытства касаясь искр. Эту боль он запомнил надолго: и на этот раз он почувствовал её вновь. Находясь в агонии, он упал на бок, мутным взглядом смотря на происходящее.        Ток вскоре перестал мучить его тело, и Гермес наконец смог нормально открыть глаза. Гефест был мертв. Юноша долго смотрел на труп, пока не почувствовал на себе взгляд.        — Это ты подговорил его против меня? — Низким от гнева голосом спросил его Кратос.        «Нет. Ты сам настроил его против себя» — мысленно ответил Гермес. Но ему это показалось удачной идеей все закончить: сейчас ему нечего терять. Лучше пусть он умрет, чем вновь поможет призраку Спарты. Вестник мрачно усмехнулся:        — Да, я. Гефест смирился со смертью Пандоры и понимал, что другого пути нет. Но какая же у него была надежда на то, что можно её вернуть, и я не мог этим не воспользоваться! — Последнее он выпалил.        Спартанец то сжимал, то разжимал кулаки от раздражения. Все заходило слишком далеко: в принципе, он знал, что бог-посланник будет сопротивляться, однако не ожидал, что настолько подлым способом. Это было для призрака Спарты последней каплей. Однако он не собирался убивать юношу. Слишком легко тот отделается.        Хватая за волосы Гермеса, Кратос потащил его в сторону портала, вновь кидая его на пол и на этот раз наваливаясь на него. Юноша в панике поднял руки, за что получил удар по лицу.        — Не дергайся. — Рыкнул ему на ухо спартанец, в ответ ему послужило только шипение.        Перехватывая запястья, убийца богов приподнялся над Гермесом, придирчиво рассматривая его внешность. Смотрящие на него с презрением и испугом зеленые глаза, скривившиеся разбитые губы, украшенные синяками и чужой кровью худоватые щеки — ничто не цепляло взгляд, и Кратос спустился к шее.        Вестник не до конца понимал, что сейчас с ним сделает мучитель, но, когда почувствовал едва ощутимые укусы, его охватила паника. Он попытался пнуть его в грудь, только мужчина перехватил его за лодыжку, откидывая её и устраиваясь между ног. Оказавшись под спартанцем, Гермес замер, глубоко дыша из-за страха и тем самым невольно вдыхая гнилостно-кислый запах. Это запах смерти.        Как только призрак Спарты приподнялся, юноша вцепился в его плечо и ударил в челюсть, отталкиваясь и пытаясь уйти от него. Кратос, несмотря на удар, не ослабил хватку, и вновь прижал вестника к земле собственным весом, утыкаясь носом в волосы. Мягкие золотистые локоны впитали только запах крови, поэтому более приятного аромата для себя мужчина не нашел.        Кратос потянулся к поясу посланника и, несмотря на яростный отпор последнего, сорвал его. Откинув нижнюю часть хитона и быстро проведя рукой по телу, он перевел её между ног, шире раздвигая те.        — Кратос, умоляю, не надо! Не надо! — Гермес перешел на крик, отталкивая свободной ладонью от себя призрака Спарты. Почувствовав вторгшиеся пальцы, он панически закричал. — Не надо! Нет! Отстань от меня! Прошу, не надо, не надо, не надо!        — Заткнись. — Спартанец, рыкнув на него, закрыл другой ладонью рот вестника.        Немедленно закончив растягивать юношу, Кратос поудобней пристроился и, отодвигая белье, резко вошел.        Приглушенный крик раздался под ним, и вестник со всей силой отталкивал его, но спартанец, убрав ладонь от рта, перехватил его руки и прижал их по бокам от головы, жестко толкаясь внутрь. От каждого движения из бога-посланника вырывался вопль. Боль была адской, к тому же острые камни задевали незажившие раны.        — Хватит! Умоляю, стой! Я всё понял! Я не буду больше так делать! — Гермес кричал, отчаянно дергая руками.        — Раньше думать надо было. Терпи. — Тихо прорычал ему на ухо призрак Спарты.        Больно. Это было больно до безумия. Больнее, чем другие прошлые пытки. Чужая кожа втиралась в него, обжигая и прилипая. Юноше хотелось содрать её с себя, но запястья были закованы в живые цепи, практически ломающие их. Сил сопротивляться уже не было: они сгорали в раскалённом агонией теле. С каждым толчком, с каждой каплей ихора, покидающей его, все в нем будто немело. Словно тело больше не принадлежало ему.        Нет. Оно не принадлежало ему с того момента, как Кратос связал ему руки.        Обессиленно повернув голову в сторону ближайшей стены, трясясь от неконтролируемого плача, Гермес бездумно смотрел на нее и ждал. Ждал, когда просто это закончится.        Кратос не собирался делать эту пытку продолжительной, двигаясь с максимальной скоростью, но при этом причиняя как можно боли. Наконец он достиг пика, прокусывая участок шеи, оставив своеобразное клеймо на боге-посланнике.        Он оставил Гермеса, отворачиваясь к трупу Гефеста, и бросил ему:        — Одевайся.        Поостыв, Кратос задумчиво рассматривал мертвеца: по любому он мог сам устранить спартанца без подстрекательства юноши, и из всех фактов это было самым логичным, к тому же бог-кузнец послал его в Тартар, надеясь, что он не вернется живым. Ну и ладно. Вестник всё равно этого заслуживал. Несмотря на это, он не получил никого удовольствия от всего процесса: однако цель оправдывает средства.        Спартанец обернулся к пленнику, который к этому времени завязывал пояс. Пальцы, утратившие всякую ловкость, то и дело теряли ткань, а их хозяин весь дрожал. Призрак Спарты подошел к нему, перехватывая пояс и сам завязывая его. Он поднял глаза и встретился со взглядом Гермеса. Отстраненность выбила его из колеи: юноша смотрел на него не из-за желания вызвать жалость — он будто глядел сквозь него. На миг промелькнула мысль, что на этот раз он был чрезмерно жесток к нему — и тут же отогнал её прочь. Кратос поднял ладонь, собираясь ударить вестника, и тот увидел, поднимая руки для защиты. Он остановился, словно за запястье его что-то держало невидимое, и опустил.        Поднимаясь, Кратос схватил сжавшегося Гермеса, на короткое время бросая взгляд на него: пленник едва мог стоять на ногах и был крайне заторможен. Спартанец перебросил его через плечо, стремительно продвигаясь к порталу, с желанием быстрее покинуть эту пещеру.        В чертогах Афродита как всегда лежала на кровати, и, заметив выходящих мужчин из портала, улыбнулась, однако потом нахмурилась. Они поспешили выйти, и ни Кратос, ни Гермес не посмотрели на неё. Она уже просто все поняла. «Это то, о чем ты пожалеешь, Кратос» — без угрозы, скорее как укор прозвучал голос богини любви в голове спартанца.