Травница

      Фэйцяо исполнилось четыре с половиной года, когда они с матушкой и дядюшкой Ли Бо отправились в большое путешествие в Долину маков. Это был ближайший крупный торговый узел от них, где их с матушкой не узнают плохие люди.       Сегодня был пятый день дороги, и уже к вечеру они должны оказаться на рынке, где и заночуют. Правда, содержимое их сумок уже почти полностью обменялось на деньги. Стоило им остановиться на ночёвку, как матушка тут же начинала предлагать всем свою помощь. Она уже четвёртый год ходит в эти путешествия, и многие её знают. Во всех местах, где они ночевали, вместо одной ночи они оставались на две-три из-за очереди страждущих помощи.       Дядюшка Ли Бо ненавидел эти путешествия, потому что ему приходилось оставлять свою любимую Пейрин и их сына Ляня. Лянь тоже просился с ними в путешествие, но матушка отказалась, он и сам оказался в этом походе почти случайно. В прошлом году, когда матушки не было, он настолько отвратительно себя вёл, что Пейрин зареклась оставаться с ним наедине. Даже злобный старик Гаошунь не мог успокоить мальца, который в три года как с цепи сорвался, но хватало одного материнского взгляда, как ребёнок тут же становился шёлковым.       — Матушка, Матушка!       — Что такое, Фэйцяо?       — Это же медуница цветёт! — мальчишка сорвался вперёд, нырнул в траву и с корнем выдрал растение.       — Ты же и раньше её видел? — матушка не стала его ругать за поведение малолетнего сорванца, хотя дядюшка Ли Бо уже набрал в грудь воздух, чтобы не него наорать.       За это он её и уважал: матушка верила в него безусловно, верила, что у него всё выйдет, на какое бы дерево он ни полез и в какой бы овраг ни забрался.       — Что за несносный ребёнок! — горестно выдал дядюшка Ли Бо. — Тебе стоит брать пример с Ляня.       — С этого идиота? — матушка улыбнулась его прозорливости одними уголками глаз. — Он только и знает, что упражняется с деревянным мечом.       — И почему же он глупец? — спросил мужчина. В дороге было скучно. Девушка, которую он сопровождал, была, как всегда, молчалива, поэтому даже разговор с четырёхлеткой казался неплохим развлечением.       — Я тренируюсь меньше, но всё равно могу победить его в схватке.       — Ты на два месяца старше, в вашем возрасте…       Мальчонка перебил мужчину.       — Не порите чушь, дядюшка Ли Бо. Два месяца между нами уже не срок. Просто Лянь очень сосредоточен на том, как махать мечем, когда надо думать о том, как движутся ноги. Только идиот смотрит на руки противника, а не на землю, на которой стоит.       Ли Бо замер на миг от такой наблюдательности пострелёнка. Он и сам видел это в своём сыне, но не ожидал такой проницательности от четырёхлетнего мальчишки.       — Идёмте-идёмте, я хочу увидеть рынок при свете дня, а не красных фонарей, — мальчонка дёрнул мужчину за штанину и, когда тот продолжил движение, выбежал опять вперёд и высоко поднял свой трофейный цветок.       — Разве я похож на этот цветок, матушка? У меня волосы только фиолетовые, а розового во мне ни капельки нет. Только на морозе щёчки розовеют. Но, может это и враки. Зимой вода замерзает, и ты не можешь в неё посмотреться. Может, у всех щёчки розовые, а у меня синие, как правый глаз? Может же такое быть?       Мальчонка посмотрел на матушку в поисках ответа, но губы той неодобрительно скривились.       — Ой, что за глупость я сказал. Синие щёчки — это же когда болеешь. А я зимой не болею.       — Ты не голодный? — спросила мальчонку девушка.       — Нет. Очень сытный завтрак был.       — Хорошо, — матушка, как всегда, смотрела куда-то поверх него и вдаль, плавая в своих мыслях.       — Так разве я похож на этот цветок?       — Конечно, ты также красив.       — Ну нет, я скорее красив, как василёк. У василька же бывают фиолетовые цветки? Я знаю, что бывают. Я как василёк: один глаз у меня синий, а другой фиолетовый.       — Хочешь сменить имя? — вопрос был странным, и мальчишка на несколько минут умолк, раздумывая над ответом.       — Нет, — строго сказал он. — Я всё-таки «медуница». Я мягок, как её лепестки, нет во мне остроты васильковых цветков.       Матушка улыбнулась его ответу уже не одними глазами, но и уголками губ. Мальчонка тут же засветился, чувствуя радость матери.       — Я смотрю, ты не пропускал мимо ушей уроки старика Гаошуня. Он у нас тот ещё словоблуд.       — Ну где же в тебе нет остроты васильковых лепестков? — встрял в разговор Ли Бо. — Язык у тебя очень острый.       — Тут он в деда пошёл, — матушка продолжала скромно улыбаться, радуясь своей шутке, хотя Фэйцяо и не мог понять, почему это смешно. Он никогда не видел никого из родственников, кроме матушки. О его отце в доме было строго-настрого запрещено говорить, только тётушка Пейрин пару раз обронила, что Фэйцяо растёт подстать красоте своего папаши. Всё, что знал пострелёнок о своём отце, это что тот был, как и он, красив. Вот только что такое красота, он не до конца понимал. Старик Гаошунь много раз пытался ему объяснить, что это такое, но он не мог понять.       Старик говорил, что Пейрин красивая, что закат красив, что красив цветок розы. Что когда ты смотришь на них, в душе становится теплее.       Но когда Фэйцяо смотрел на Пейрин, ему хотелось грустить. Ведь его матушка никогда не станет такой большой и сильной. Она рассказывала ему, что это из-за плохого питания в детстве. Когда он смотрел на закат, ему становилось тоскливо, ведь это значило, что пора идти спать в холодную пастель, ведь мама опять будет работать до утра, перемалывая и фасуя травы. Когда он смотрел на розу, ему было скучно, ведь этот цветок был бесполезен в матушкиных снадобьях.       Поэтому он не знал, каков его отец. Если он как Пейрин, закат и розы, то, наверно, и встречаться с ним он не хочет.       — Ты чего притих? — спросил его дядюшка Ли Бо. — Устал идти? Моя котомка опустела почти полностью, я могу тебя понести на плечах.       — Нет. Я сам пойду, — у него уже болели ножки от долгой ходьбы, но он чётко помнил, что когда они выдвигались в это путешествия, матушка сказала ему, что весь путь он должен пройти своими ногами, иначе он будет оставаться дома все следующие года, а дома без матушки было невыносимо скучно.       Так их троица и шла: говоря ни о чём, улыбаясь шуткам, которые были понятны лишь взрослым, Любуясь красотой сжатых полей вокруг.       К огромному сожалению Фэйцяо, они добрались до города только к вечеру. Солнце только-только спряталось за горизонт, но улицы уже были освещены красными фонарями. Он знал, что значат эти фонари, и почему-то на душе скребли кошки при виде их алого света, заливающего улицы.       — Мы опять будем в борделе ночевать? — впросил матушку Ли Бо.       — А почему нет? Там мои клиенты. Зачем усложнять? — когда они вошли в город, мама крепко взяла его за руки и приказала никуда не отходить.       Он смотрел по сторонам и только и ловил восторженные взгляды прохожих. Он знал, что у людей не должно быть разных глаз, и его, пока он был в утробе матери, поцеловал небожитель, и теперь один его глаз другого цвета. Фэйцяо всю голову сломал, размышляя, а какого же цвета у него должны были быть глаза. Даже осмелился спросить у старика Гаошуня, но тот ответа не знал. Тогда мальчонка решил найти для себя ответ позже, когда поумнеет.       Они пришли в дом, богато украшенный красными фонарями. Матушка передала его руку дядюшке Ли Бо, но мальчонка не мог дотянуться до высокой ладони и держался за штанину.       Мужчина устало зевал, вымотавшись в дороге, и думал о чём-то своём, когда мальчишка увидел, нечто невероятное. В этот миг он понял значение слова красота. Он ощутил то тепло в груди, о котором говорил стрик Гаошунь. На поясе у мужчины висела катана с богато украшенными ножнами. На ножнах были цветы маков и аконитов. Фэйцяо заворожило это зрелище. Металлические цветочки будто ожили в цвете красных фонарей. Он отпустил штанину дядюшки и сделал шаг ближе, чтобы получше рассмотреть узор. Ещё и ещё шажок. Ещё шажок и он остановится. Ещё немного и он вернётся к дядюшке, как сказала мама.       Но ножны стали уходить. Он обернулся и уже не видел заветной штанины, за которую должен был держаться, её скрыло множество ног. На миг он испугался, подумал заплакать, но не мог, звук не сорвался с его губ, и он помчался за богато украшенной рукоятью. Он бежал и бежал, пока рукоять не скрылась в карете, тогда он увидел сундук, прикреплённый сзади, на нём не было замка, и он прыгнул в этот сундук, с трудом открыв крышку.       В темноте было холодно и страшно, но Фэйцяо думал, что человек, что так богато украсил свою рукоять, никогда не станет доставать меч ради такого беспризорника, как он. Он стал корить себя за то, что отошёл от дядюшки Ли Бо. Думал, что матушка будет теперь волноваться. Он решил для себя, что завтра эта карета поедет обратно в город, а он просто просидит в сундуке всю ночь и завтра вернётся. Пускай матушка задаст ему крепкой порки, но в Долине маков ему оставаться нельзя.       Карета недолго ехала. Остановилась. Фэйцяо принял решение ждать до утра, но живот предательски начал урчать. Он ещё немного поколебался, но решил выскользнуть из сундука, тихонько пробраться на кухню и утащить чего-нибудь съестного.       Стоило ему выбраться, как он тут же шмыгнул в кусты. Осмотрелся. Он должен вести себя, как полёвка, забравшаяся в дом. Один лишний шорох и его заметят и натравят кошек. Он смотрел на всё вокруг. Аккуратно обстриженные растения, ровные дорожки и дорогое здание. Ему стало снова не по себе, но когда живот опять заурчал, он подумал, что разве полёвке есть дело, в какой дом лезть: крестьянский или во дворец?       Мальчонка продолжил осматриваться в поисках щели, в которую он сможет пролезть, когда увидел отцветший аконит. Он хорошо знал форму этих листьев, матушка строго-настрого запрещала к ним прикасаться, а ещё он знал, что она высаживала их возле тайных входов, чтобы не потерять их. Фэйцяо подумал, что если мама так делает, то и все делают, и рванул к знакомым листьям. Потрогал стенку возле них. Там и правда оказался лаз. Для него просто непомерно большой. Он мог встать там почти в полный рост.       Принюхался, пахло свежесваренным рисом. Мальчонка обрадовался, что его план незаметно стащить съестное, похоже, сработает. Стал продвигаться вперёд. Лаз вёл в каморку при чьей-то спальне. Рисом всё ещё пахло, но в комнате никого не было.       Он осмотрелся и увидел сундук из красного дерева. Очень красивый. Мальчишка не смог удержаться, вылез из своего укрытия и коснулся металлических вензелей на дереве.       Миг и он слышит шорох, кто-то идёт. Страшно. К нему идут с кошками. Крышка сундука оказалась неожиданно лёгкой, и он смог в него забраться. Когда он в него прыгал, то почувствовал, как что-то под его ножкой хрустнуло. Фэйцяо только подумал: «Вот бы ничего ценного, хотя, кажется, в этом доме всё ценное».       — Господин, сколько вы будете мучать себя? Столько лет прошло, в стране два года был голод, если она скрывалась где-то не в деревне, то, скорее всего, погибла от голода. Прошу, отпустите…       — Замолчи. — Между собой переговаривались два мужчины.       — Но, господин!       — Заткнись, Баощунь! — что-то грохнуло по столу. Голос «господина» был холоден и страшен. У мальчонки от его тембра всё внутри сворачивалось в калачик. — Дай мне последний день, последнюю ночь по ней поскорбеть, и завтра я её не вспомню.       — Господин, — голос Баощуня был испуганным и слабым.       — А теперь проваливай из дворца.       — Мы не можем оставлять вас без охраны.       — Твоя задача — сохранять моё тело не только от недоброжелателей, но и от меня, и если вы не оставите меня, я вздёрнусь. Проваливай.       Испуганный мужчина пролепетал что-то неразборчивое и удалился, громко шаркая ногами.       Оставшийся «господин» с тяжёлым вздохом куда-то опустился. Мальчонка слышал, как, по всей видимости хозяин дворца, вздыхает, стараясь унять свою тоску. Шаркнул стул, и неожиданно его прикрытие было раскрыто.       Мальчонка только испуганно поднял глаза. Он уже хотел заплакать от ужаса, но когда увидел удивлённый мягкий взгляд фиолетовых глаз, все слёзы куда-то делись.       — Как ты здесь оказался?       — Я… — Мальчонка смотрел на мужчину огромными детскими глазами.       — Не бойся, я не накажу тебя, — глаза мужчины были чистые, как капли росы на листьях, длинные ресницы обрамляли ласковый взгляд.              — Я залюбовался вашими ножнами, — Фэйцяо не отводил взгляда, хотя знал, что нельзя смотреть на господ.       — Правда?       — Мне было велено держаться за штанину дядюшки, я подошёл поближе, всего на пару шажков отошёл, а потом я не смог вернуться и побежал за вами, потом в сундук, а потом сюда.       — Ты что, через тайный лаз пробрался? Как ты его нашёл…       — Там такие же цветы, как на вашей рукояти, акониты. Их сажают там, где хотят сохранить тайну.       — Правда? — мужчина отвёл глаза, и тень скорби промелькнула на его лице. — Ты не голодный?       — Нет, — мальчишка знал, что нельзя жаловаться на голод, но непослушный живот громко заурчал.       — Слышу, что не голодный. Ну, пойдём, я тебя покормлю, — мужчина протянул к нему руки, чтобы помочь выбраться из сундука, но мальчонка выбрался сам.       — Я что-то раздавил. Вы не сердитесь?              Мужчина молча заглянул в сундук, вздохнул, посмотрел на мальчика и улыбнулся.       — Ничего, что было бы ценным. Пойдём, — мужчина протянул руку, и Фэйцяо обхватил тонкие пальцы. Когда господин встал в полный рост, мальчонка уже не мог дотянуться до его ладони, и смущённо спрятал руки за спину.       — Я вырасту, а пока не могу дотянуться.       — Конечно, вырастешь? Сколько тебе? Лет шесть? — господин протянул ему полу своего платья, и они медленно пошли по богатому дому.       — Мне четыре с половиной.       — Ого, выглядишь... Нет, говоришь, будто ты сильно старше.       — Это меня всё старик учит. Мы с ним зимой только и делаем, что говорим. Лянь вот двух слов связать не может, а я говорливый. Матушка улыбается, когда я говорю быстро-быстро, вот я и учусь.       — Чудно, а ты откуда? Наряд не из местных.       — Да разве есть разница? Это вельможи везде разные, а крестьяне всё одно.       — Так ты крестьянский?       — Ага.       — Что растите?       — Ничего.       — Как это, ты крестьянин и не растишь ничего? — они пришли на огромную кухню, где пахло не только рисом, но и сотней других аппетитных блюд. Маленький живот ещё требовательней заурчал. Мужчина указал мальчонке, куда сеть. Стул был слишком высоким для того, чтобы он смог сам забраться, и господин подсадил его, аккуратно приподняв за плечи.       — Матушка травы собирает, — мужчина на миг застыл, а потом снова продолжил возиться с посудой. — Я думал, господа не ходят на кухню?       — Вообще да, но я много где побывал и кастрюлей меня не напугать.       — А можно мне не только рис, а ещё что-нибудь вкусненькое?       — Нет, мне не жалко, но может и живот с непривычки скрутить.       — Вы прям как моя матушка. К нам когда худых ребятишек приводят, она тоже строго-настрого запрещает вкусности есть.       — Она у тебя бедным помогает? — мальчонке протянули невероятно пахнущую плошку риса с ложкой. — Или ты уже достаточно большой, чтобы есть палочками?       — Не хочу запачкаться. Ну, матушка всё больше советом помогает, у нас бедная деревня, платить нечем. Поэтому мы сюда и пришли, продать травы, и купить рис.       — Понятно, с папой, мамой и дядюшкой сюда пришли?       — Не, без папки. Я папку своего не знаю.       — А что так? Умер?       — Не, он живой где-то ходит. Всё, что я о нём знаю, что он красив, — мужчина судорожно вздохнул, почти не подав виду о своём замешательстве.       — Ясно. Кушай.       — А вы не голодный?       — Нет, я отойду на минуту, не уходи никуда.       Фэйцяо не надо было дважды просить поесть, и он принялся быстро уплетать дивной вкусности рис.       Господин вскоре вернулся с продолговатой деревянной шкатулкой.       — Взгляни, — мальчику протянули открытую шкатулку. В ней была давно завядшая роза.       — Роза. Просто роза. Я не настолько бедный, чтобы роз не видать.       — Она синяя.       — В лунном свете все синие, господин.       Мужчина отошёл, зажёг лампадку и подошёл к мальчику, подсвечивая розу огнём.       — И вправду синяя. Ну, тут особого фокуса нет. Могу и вам рассказать? — пока мальчонка рассматривал розу, господин неотрывно рассматривал глаза мальчика. Он никогда в жизни не забудет цвет этих синих глаз. Точно такого же цвета был правый глаз мальчика, а левый — фиолетовый, как его глаза.       — Вы меня пугаете.       — Почему?       — У вас взгляд поменялся, он был такой мягкий и нежный сначала, а теперь я не могу понять.       — Ты боишься меня?       — Да нет. У вас добрые глаза.       — С кем ты живёшь?       — Всё вам расскажи.       — Это плата за миску риса.       — Нет, цену назначают до сделки, а не после. Я маленький, а не дурак.       — Ты доел? — вместо ответа мальчик протянул мужчине пустую плошку, и тот, опустив шкатулку и лампаду на пол, принял её трясущимися руками.       — Твоя матушка — травница?       — Да, но она всегда грустит, когда её так зовут. Ей что-то вспоминается, но я не знаю что.       — Я дам тебе что-нибудь вкусненькое, если ты ответишь, с кем живёшь?       — Мясо? — мальчонка радостно заболтал ногами на высоком стульчике.       — Что пожелаешь.       — Ну, я живу со стариком, дядюшкой, тётушкой, их сыном и матушкой.       — А как их зовут?       — За это вам придётся отвесить мяса ещё и для моей матушки.       — Договорились, — мужчина опустился перед ним ещё ниже, свернувшись в комок на полу, чтобы глубже заглянуть в разноцветные глаза. — Только скажи. Пожалуйста, — мужчина протянул ладонь к щеке мальчонки, но не решился коснуться. Тонкие пальцы нескрываемо тряслись.       — Тётя Пейрин, дядюшка Ли Бо, старик Гаошунь и матушка…       — Маомао, её зовут Маомао?       — Ну, дома — да, а на людях она Джун Джи.       Мужчина закрыл лицо руками, впиваясь пальцами в волосы, сжал кулаки, кажется, почти вырывая локоны.       — Вы же их знаете?       Господин согласно закивал.       — Вы знаете мою матушку?       Опять согласный кивок.       — Вы красивый?       — А по мне не видно?       — Я не очень пока понимаю это слово.       — Люди говорят, что небожители прячут свои лица от стыда, когда смотрят на меня, и розы стесняются цвести.       Слова мужчины облачали в истину саму красоту, и мальчонка догадался.       — Папа.       Мужчина протянул руки к мальчику и сгрёб его в объятия. Прижал к груди. Фэйцяо был так близко, что мог слышать, как бешено бьётся сердце господина и как сильно пахнет от него благовониями.       — От тебя даже также пахнет травами. Сыночек, — мальчик чувствовал, как трясутся руки мужчины, когда тот невесомо касается его головы.       Фэйцяо не боялся своего папы, в его руках было неожиданно тепло и мягко. Даже в объятиях матери ему не было так спокойно, как сейчас.       — Чёрт! — мужчина вскочил, только сильнее прижимая сына к груди. — БАОШУНЬ!       Они так быстро бежали, что мальчику показалось, будто они обратились в ветер.              — Господин, что случилось?       — Седлай лошадей. Быстрее.       — Слушаюсь.       — Ты ездил когда-нибудь верхом? Как тебе зовут?       — Фэйцяо. Я не умею кататься на лошади.       — Будешь у меня на руках. Медуница значит, ничего другого от твоей матушки я и не ожидал, — у мальчишки только глаза на лоб полезли от восхищения, когда он увидел двух вороных лошадей, которых вывели во двор. Папка лёгким движением взобрался в седло и усадил его рядом с собой, всё время придерживая за плечо, чтобы мальчонка не свалился и спрятал его под полу верхнего платья, чтобы тот не простыл.       — Что это за мальчишка? — спросил Баошунь.              — Мой сын.       — Что? Господин, вы с ума сошли?       — Взгляни в его глаза, — мужчина приподнял полог, предъявляя слуге мальчонку с глазами, поцелованными небожителем.       — Как у вас с ней. Не может быть.       — В город, она места себе не находит. Где вы остановились?       — В доме с красными фонарями.       — Помнишь ещё что-нибудь?       — Нет, я не разглядел.       — Не переживай, мы всё равно найдём твою матушку, мне не жить, если я её не найду.       — Почему вы должны умереть, если её не найдёте?       — Подрастёшь, я тебе расскажу.       Мужчина ударил по стременам, и они понеслись вперёд.       Фэйцяо не думал, что в седле так сильно трясёт, но его держали крепкие руки отца, и ему было совсем нестрашно.       Мир вокруг озарил красный свет фонарей. Послышался чей-то крик.       — МАОМАО!!! — они опустились на землю и куда-то побежали. Мальчонка попытался выбраться из-под полы, чтобы рассмотреть, что происходит, заёрзал, и его только сильнее прижали к себе.       — МАОМАО! ОЧНИСЬ! ДУРА! — это был голос дядюшки Ли Бо.       Мальчик почувствовал, что произошло что-то страшное, сердце отца явственно пропустило удар.       — Возьми его, — Фэйцяо отодрали от отцовской груди и протянули испуганному Баошуню, который смотрел куда-то за спину господина, — идите на улицу. — Мужчина не реагировал и очумело на что-то смотрел. — Баощунь, — Слуга перевёл взгляд, — жизнь тебе свою в руки даю. Сбереги. Умоляю, сбереги.       — Да, господин. — Наконец, мальчика передали из рук в руки и быстро унесли.       — Что с матушкой? Что-то случилось?       — Нет, всё хорошо будет. Не бойся, — мужчина уложил голову мальчика себе на плечо и стал поглаживать по волосам. Человек был ему чужим, но он знал такую теплоту рук. Тёплые, как у его старика Гаошуня. — Не бойся, всё наладиться, — мальчонка почувствовал, как отчего-то на глаза слёзы наворачиваются. — Поплачьте, маленький господин, и засыпайте, я за вами присмотрю.              — Я уже большой, не надо за мной смотреть, — в слезах мальчик себе отказывать не стал и тихонечко расплакался на плече у мужчины с тёплыми руками.