Безумие играет с тобой

— Что ты тут делаешь? — агрессивно напустился Тео на Драко. Мало ему тяжб и неожиданных поворотов судьбы, так ещё и эта блондинистая заноза так невовремя вонзается в распухший воспалённый рассудок! Драко взглянул на Теодора, как на забившегося в предсмертной агонии таракана. Этот посыл был незамедлительно считан. Тео попытался тут же мысленно отодвинуть подобное оскорбление подальше от своего достоинства, запихнуть под камень, как улику, свидетельствующую о слабости. Удалось ли ему это? Проще посчитать, что да, чем честно сознаться в уязвимости. Сцепив зубы, он спрятал руки в карманы брюк. Украдкой заметил, как Драко, выпустив дым из ноздрей, скосил серые глаза к пострадавшему запястью. Всё-таки наивно было полагать что он не заметил лопнувшего сосуда у Слизнорта на уроке. Все видели. Инстинкт преступника, старающегося скрыть любые свидетельства своего преступления, едва не спровоцировал Тео запрятать забинтованную руку поглубже. Но он, сделав едва заметный, но очень глубокий вдох, смог сдержаться. Не желая терять лица, не желая терять своей власти над любыми моментами общения с Малфоем, он гордо расправил плечи, совершенно не стесняясь своего новообретённого увечья. — Вообще-то это мой личный балкон для курения, — сказал Драко. — Поздравляю. Хоть какая-то недвижимость, которую ты обрёл не благодаря отцу. Драко должен был бы оскорбиться или прийти в ярость, но вместо раздражения выдал ядовитую ухмылку, стряхнул пепел с сигареты и покачал головой. Ветер перемешал крупицы пепла со снежинками и унёс прочь. В отличии от Тео, на Драко не было мантии, белая рубашка беспощадно билась о его тело, будто оно состояло из гранита. — Что заставляет тебя так нервничать, Нотт? Драко, прищурившись, посмотрел приятелю прямо в глаза. — Я не из тех, кто нервничает, — парировал Теодор. Ему совершенно не нравился тот отрезок расстояния, который разделял его и Драко. Это именно то расстояние, которое находится на границе безопасности. Один шаг и Малфой окажется слишком близко, чтобы запустить свои пальцы поглубже во внутренность. Какой была внутренность страдальца Тео? Мазут, болото, чернила, перебродившая кровь? Значения это не имело, важно, что туда ход разрешён только образу любимого Оленёнка. Для неё там круглосуточно горит огонь. — Видимо бинты на запястье просто от того, что ты натёр ладонь о рукоять метлы. Намёки? К чему он ведёт и почему так подозрительно уверен в себе? Отвали, чёртов блондин! Я замёрз и хочу отогреться в руках моей ненаглядной вишенки. Ещё слово и я буду готов целовать Поттеру коленки, лишь бы он снова обратил тебя в хорька! Моей девочке не помешает парочка перчаток из белого меха. То что надо для её щёк цвета барбарисовых леденцов. Драко не сошёл с места, блокируя путь отступления. Понимал ли он это? Судя по самодовольству, впервые за последние месяцы заменившему тревогу, ещё как! И от этой вероятности Тео напрягся всем телом, лишь бы не смести противника с пути ударом здоровой руки. — Я одного никак не пойму, — начал Тео, отойдя на расстояние, которое бы его устроило, — с чего вдруг такой интерес к моей персоне? Ты распыляешься на беспочвенные подозрения, Драко, тогда как должен занимать свой ум несколько иной задачей, не правда ли? — Тео вальяжно припал спиной к перилам и вытянул ноги перед собой. — Друг твоего папы наверняка не в восторге, что ты тратишь своё время на болтовню со мной. — Друг моего папы? — Малфоя похоже такой укол развеселил. — Это не тот ли друг, который лечит ТВОЕГО отца? Тео крепко сцепил зубы, лишь бы не дать отвиснуть своей челюсти. Малфой прихлопнул его этими словами как жалкого комара. Отец вряд ли хотел, чтобы о его слабости стало известно кому-то ещё, но… Факт есть факт, Нотты слабее, чем хотят казаться. — У тебя с этим проблемы? — быстро собрался Теодор. Отец учил его сносить удары прямо по эго, даже если тебя застигли за постыдным занятием. — Как будто бы твоя многоуважаемая мамочка прибегла к крепкому сотрудничеству с лордом исключительно потому, что обожает, когда в её доме толпятся головорезы. Драко отстранился, скривив губы в едва различимой гримасе отвращения. Он сделал последнюю затяжку и, потушив сигарету о колонну, произнёс осторожнее, чем предыдущие фразы: — Хах, да уж… С тобой всегда не так просто, как с остальными. Тео в ответ на это выдал предостерегающую ухмылку. Но Драко её не заметил или просто не захотел замечать. — Почему ты отказываешься признать, что мы могли бы быть ближе, м? С нашими отцами произошла лютая чернуха, они оба в опасности и оба могут полагаться только на… — Драко осёкся и вместо того, чтобы продолжить фразу, приподнял рукав своей рубашки. Метка угольно-зелёного цвета вжилась в его кожу как дурное знамение. Драко показал зубы, скалясь, словно безумно гордая шавка, хвастающаяся поводком. Он хотел, чтобы Тео поразился грандиозностью такого момента. Ранился о него. Чтобы чувство собственной неполноценности заставило пасть на колени. Спрятать свои волчьи клыки, склониться к земле поджав хвост. Равенство? Нет, здесь попахивает иным намерением. Возвыситься, демонстрируя блеск ошейника. Что же, хорьковская безмозглая выскочка. Волки никогда не будут завидовать привязи. Ты правишь будкой. А я — тьмой лесов и пищевой цепочкой. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Тео, тщательно маскируя презрение. — Хм! — Драко одёрнул рукав. — Знаешь, мы ведь с тобой явно друг друга плохо переносим. Но… Посмотри. Мы стоим на одном балконе, наши отцы по уши в дерьме, и только наша верность способна вырвать их из лап страданий. — С каких пор ты стал таким рассудительным? — грубо прервал его Тео. — С каких пор ты стал таким невротиком? — Драко вопрошающе уставился на собеседника, но тот даже бровью не повёл, хотя вот кадычок немного дрогнул. Самую малость, но даже за эту малость Тео готов был дать себе по затылку. — Видишь? — продолжил Драко, вышагивая по воображаемой линии туда-сюда. — Мы и тут похожи, меняемся. Хотя я забыл, что мы любим одну и ту же марку сигарет и типажи шлюх в Одинокой Розе у нас тоже совпадают. — Ох, так вот в чём дело! — Тео усмехнулся, будто только что услышал самую низко интеллектуальную шутку, — Этот разговор — попытка сравнять нас двоих? Тебя со мной? — Что в этом смешного, мы вроде тусуемся бок о бок столько лет, Тео! Да ты лишился невинности в моём доме! — Ничто из этого не делает тебя равным мне, — Тео шагнул ближе и заглянул Малфою прямо в глаза. Ох, как же ему хотелось расстрелять этого ублюдка словами за то, что он отдалил момент воссоединения с возлюбленной, нужно будет остыть до свидания с ней. — Заметь, Драко. Это не я пришёл к тебе и начал искать точки соприкосновения. Это исключительно твоя инициатива. Значит, ты хочешь этого самого равенства. Хочешь быть Ноттом, пока на твоей руке блестит перстень, принадлежащий другой фамилии. — Ты сбрендил? — воскликнул Драко, опустившись до своей истеричной манеры разговаривать, которая была ему свойственна на четвёртом курсе. — Быть Ноттом? Звучит как полная чушь! — Нет, звучит как правда, потому ты так разошёлся. Твоё семейство вынуждено вылизывать Лорду грязное очко, пресмыкаться, как кучка эльфов-домовиков, тогда как мой отец выбрал эту участь сам и ничего не предоставил лорду на потрошение. Наш дом свободен от толпы убийц и насильников, а достоинство семьи остаётся непогрешимым. Так скажи мне Драко, что же нас с тобой делает равными? Брови над серыми глазами Драко напряжённо сошлись, в глазах залегла тень опасения, будто Тео мог вот-вот вцепиться ему в сонную артерию. — Ничего! — ответил Тео горячо, но негромко. — Тебя посадили на привязь. А у меня есть выбор, как и у отца. Оттиснув Малфоя плечом, Тео проследовал к двери. — Хм, вот Пэнси каким-то образом посчитала нас обоих достойными её. Неужели это тоже не говорит о том, что мы похожи? — проронил Драко напоследок. — Если в этом замке появится девушка, на мнение которой мне не будет плевать, я пришлю тебе сову. Тео выскочил в коридор, как сорвавшаяся с цепи смертоносная сила, он даже прорычал что-то нечленораздельное себе под нос. Если бы он был чуть более осмотрительным, если бы вспомнил о привычке наблюдать за каждым шорохом, то возможно услышал бы, как Малфой, изогнув линию рта в злорадную усмешку, бросил в поток ветра слова: — С нетерпением жду твоё письмо, Нотт.

***

Буквы, символы, чернила. А ещё перешёптывания, шелест страниц, смех и голоса. Никуда то от них было не спрятаться в библиотеке. После того, как душу многократно провернуло вокруг своей оси, после того как с мясом из жизни вырвали любой намёк на свет, после откровений с Тео было крайне необходимо занять голову. София склонилась над учебниками по ЗОТИ, перечитывала по нескольку раз одни и те же абзацы, прижимая шершавые страницы фолианта к поверхности стола. Таким образом она пыталась приковать к ним своё внимание. Впечатать себе в мозг как можно больше знаний, лишь бы они вытеснили из головы призрак Охотника! Лишь бы кожа не страдала от ощущения властной удавки. Борьба с его когтями продолжалась каждую секунду. Он поселился внутри Софии, стал её внутренним голосом, напоминал о себе, стоило на секунду забыться, расслабиться. Притвориться, что ничего не произошло. «Я люблю тебя, Оленёнок» Уйди! Исчезни, чёртов монстр! Оставь меня в покое! «Поздно, моя сахарная принцесса. Твоя сладость только для моего влажного языка!» Необходимо прокачать свои знания в ЗОТИ! Научиться за себя стоять или хотя бы попытаться! Вдруг палочка окажется в руках во время его грязных домогательств, может получится его вырубить? Вырубить… София заскрипела пером по пергаменту и вывела это слово на бумаге жирной линией. Смотрела на него сначала десять, потом ещё двадцать, потом тридцать секунд. Медитация на явление, которое, казалось, всегда будет не про неё. Ох, Мерлин! Ведь её мир был не там. Он цвёл посреди оранжереи, звучал в ласковом шёпоте, когда приходил шанс расчесать тварей. Она находила себя в засушенных травах, в спокойной прозрачной воде у берега чёрного озера, где переливались стеклянными чешуйками прикормленные карпы. И теперь вот… Вырубить. А кого вырубить? Кто тот безумец, что соорудил для неё клетку? И как он мог выследить её, если София большую часть жизни последние шесть лет проводила в замке? Подняв глаза от пергамента, она принялась разглядывать всех представителей мужского пола, находившихся неподалёку. Призраки отпадали сразу, им уже сотни лет не до мирских грязных утех. Группа когтевранцев, расположившихся у стола… Нет, никто из них не мог иметь настолько дикую животную натуру. Ещё несколько парней, которые бродили между стеллажей. Ни одного взгляда на неё. Крэб и Гойл? Этим пончики куда интереснее чем девушки… Глупо… Маньяк слишком хорошо подготовился. Кто знает, до каких границ простилается его власть? Да и смог бы простой школьник придумать такой изощрённый капкан? Даже не так… Возможно ли, чтобы человек её возраста потерял голову от извращённой любви и пошёл на преступление, когда замок полон мракоборцев? Кем бы он ни был, Хогвартс для него ни место учёбы, а охотничьи угодья. Нотт пролетел мимо и занял столик у прохода на соседнем ряду. Он появился так неожиданно, будто редкая птица с чёрным оперением влетела в светлую комнату, пронзив острыми крыльями оконное стекло. Он никого не замечал, не удостаивал своим вниманием, сохраняя широкий размах крыльев и ровную осанку. С ним, как всегда, кипа книг, взгляд направлен глубоко себя. В бездну, тщательно скрываемую от других. София всмотрелась в Тео, так как никогда не позволяла себе до этого момента. На короткое мгновение ей больше всего на свете захотелось, чтобы он позволил заглянуть за высокий забор, выстроенный вокруг своего внутреннего «Я». Хотя бы на одну минуточку. Всего-то понять, какие сокровища он прячет. Вряд ли это произойдёт. После разговора в библиотеке он наверняка посчитает её сбрендившей. Да и нет у него причин впускать в себя такую ничтожно хрупкую и чужеродную особу! Тяжело вздохнув, София вернулась к учебнику и пергаменту. Ощущая Нотта в одном с собой поле, сосредоточиться на учёбе было в десятки раз сложнее. Он снова перетянул внимание на себя от фигуры маньяка. — Можно я присяду? — раздался мужской голос совсем рядом. София подняла голову и увидела зелёные глаза за поблескивающими круглыми очками. Гарри держал в руке две книги и свёрток пергамента. — Ни одного свободного места, а мне нужно как-то закончить домашнюю работу. Парень на расстоянии вытянутой руки? От этой мысли всё внутри сжалось в липкий комок. Но разве можно вот так взять и сказать «Нет»? София остерегалась всего мужского. Энергии, силы и воли. Энергии сексуального подчинения, где женщина источник, а мужчина жадный и ненасытный паразит. Видя, каким измотанным и расстроенным выглядит гриффиндорец, София всё же сжалилась, пододвинулась в сторону, несмотря на дискомфорт. Поттер присел, с хлопком бросил книги на стол и тяжело вздохнул. Осмотрев его внимательнее, София заметила следы затяжного недосыпа. В белках пролегали красные разветвления сосудов, галстук был завязан чёрте как. — Обычно ты занимаешься с Гермионой… — проронила она, притворяясь, что тщательно пролистывает книгу в поисках чего-то конкретного. Гарри покачал головой, сложил руки в замок и, прогнув позвоночник вопросительным знаком, положил на руки голову. — Да. Просто… Не знаю, наверное, я от всех устал. А если пойду заниматься в гостиную Гриффиндора, Гермиона и Джинни меня вопросами замучают… София понимающе кивнула. Присмотревшись к Гарри, прониклась к нему глубоким сочувствием. Он никогда раньше не выглядел таким потерянным и уязвимым. Подумать только, столько всего выпало ему за шестнадцать лет. Каждый год новый удар, испытание на прочность. Один перелом судьбы сращивался, и тут же появлялся другой. Разве мог кто-то в этих стенах понять тяжесть груза, который он носит с собой? Разве мог кто-то оценить масштаб измотавшего его ужаса? София вдруг поняла, что чувствует себя последние дни так же. Сломленной и одинокой. Под незримым присмотром врага, знавшего её до последней косточки. Она взяла перо и начала рисовать в пергаменте ажурные узоры, пытаясь превратить слово «Вырубить» во что-то красивое. Заставить боль исчезнуть за чернильным цветением. Гарри открыл учебник и, взявшись обеими руками за твёрдую обложку, попробовал вникнуть в материал. Попытка была тщетной. — Чёрт… Не знаешь, что можно выпить, чтобы хорошо спалось? — У тебя проблемы со сном? — Проблемы… — горько произнёс Гарри. — Я бы назвал это трагедией. София призадумалась, сдвинув русые бровки так, что между ними залегла складочка. Она и сама страдала от бессонницы, а ещё больше от недостатка сил, чтобы бороться с ней. Она не заметила, как Гарри, повернув голову, отметил потрясающий цвет её глаз. — Отвар из корня мелиссы и гриба громовика должен помочь, — вспомнила София. — Корень мелиссы обладает успокоительным свойством, а гриб громовик помогает крепкому сну. Но это если у тебя не запущенный случай. — Громовик? — Гарри улыбнулся и оторвался от стола. — Не звучит, как что-то благодаря чему можно уснуть. София кивнула и так мило усмехнулась, что Гарри расплылся в ещё более широкой улыбке. К розовым кукольным щекам Софии спали несколько неряшливых прядей. — Он так называется, потому что отпугивает от себя опасности, имитируя раскаты грома. Обитает обычно на открытых участках у рек или озёр… Даже зимой его можно встретить. Наверняка Гермиона бы тебе тоже самое подсказала. Гарри фыркнул и оттолкнул от себя учебник. Повернулся всем телом к Софии и случайно зацепил её колено своим. — Я… Честно тебе сказать? Я устал от Гермионы, Рона… Я… Как будто бы устал от жизни. Кругом мракоборцы, все от меня или чего-то ждут, или скрывают! Некоторые из студентов перестали здороваться, Софи! Тогда как другие, наоборот, порой ходят за моей спиной и наблюдают, как за обезьянкой в зоопарке! София застыла, она никак не ожидала, что Гарри захочет вывалить ей всё одним залпом. На самом деле было в этом что-то успокаивающее. Когда ты не один в отчаянии почему-то становится легче. — Гарри… — как же ей хотелось сказать, что она сочувствует, что она тоже пережила настоящий ад. Что ей так хочется кому-то прокричать о застрявшем осколке в своих рёбрах! — Прости, я переборщил… — Гарри отстранился и тяжело вздохнул. — Я давно ни с кем всё это не обсуждал. Даже не знаю… Наверное, я просто хочу, чтобы меня выслушали, а не давали умные советы, как Гермиона, или предлагали глупые идеи, как это делает Рон, — он немного промолчал, а зачем воскликнул, будто София задала ему вопрос: — Дамблдор? Хах… Я устал быть его выручай-мальчиком. Чувствую себя дураком, которого все загоняют в капкан… Я тоже, Гарри! Меня взяли в заложники, как куклу, и мне некому об этом рассказать! — А Джинни? На моём дне рождении мне показалось, что… — Она встречается с Дином Томосом, — сердито процедил Гарри и стукнул кулаком по столу. — На вечеринке по случаю Хэллоуина они целовались у всех на глазах. Софи сухо сглотнула и замолчала. Поцелуи… Эх, Гарри… Лучше тебе не знать, какое истязающее значение может иметь это слово. Лучше видеть поцелуй, который приносит боль, чем получить поцелуй, который заразит тебя ядом. Горечь, сопровождавшая её существование, внезапно соединилась с горечью Гарри, получился единый коктейль, где безутешно страдали двое измученных людей. Какие слова будут тут правильными? Есть ли они вообще? Абсолютная беспросветность, мрачный туман вокруг маленьких уязвимых душ. София вздохнула и вдруг обнаружила, как её рука осторожно подобралась к пальцам Гарри. Его кисть всё ещё была сжата в кулак. К чёрту. Им обоим нужна поддержка. Хоть что-то! Малейшая частичка тепла, способная поднять дух. Осмелев, София проникла пальцами в его кулак, и Гарри разжал его, позволив Софии взяться за свою ладонь. — Если хочешь, я могу тебя выслушать, — предложила она. — Громовик тебе не поможет, если ты всё держишь в себе. Ей громовик бы тоже не помог. Они проговорили около часа. Вернее, говорил в основном Гарри. София временами выпадала из беседы, тонула в словах, плутала между ними, как между спокойными волнами в океане. Основной смысл доходил неё, затем ускользал. И всё могло бы продолжаться. Слова, кивки, подбадривания — тёплый дождь над холодной клеткой. Освежающий, словно летнее утро. Гарри заставлял Софию улыбаться. Улыбаться! Разве может это быть? Разговор напоминал течение холодных речных вод, уносящих с собой чёрные острые камни. Библиотека скоро должна была закрываться, столы пустели, голоса переходили со звонкого смеха и шумной болтовни на приятный шёпот, громкостью не выше шороха от перевёрнутой страницы. …Но внезапно, когда Гарри дошёл до эпичной развязки истории про слизней и Рона, что-то невидимое полоснуло руку. София выпучила глаза и схватилась за край стула, на котором сидела, стараясь сделать вид, что ничего не происходит. Но затем острая грань вновь прошла сквозь кожные ткани прямо до кровавого слоя. Она зажала зубами нижнюю губу и только когда рука заныла такой болью, словно невидимый художник расписывал её как полотно с помощью кислоты, София бросилась к выходу. — Ты куда? — забеспокоился Гарри. Вон. Прочь. На воздух. На последний корабль, который может унести дальше Сатурна. Жаль, что во время сильных зимних штормов корабли не покидают пределы порта… София забежала за угол, преодолев поток метели. Отдёрнула рукав и увидела послание, выведенное её же кровью на белой коже. «Как ты смеешь кормить кого-то кроме меня своим светом? Непослушный Оленёнок. Жду тебя в нашем брачном гнёздышке.»