Безумие играет с тобой

Тик-так… Месяц времени утекал последними песчинками сквозь натянутые мысли и твёрдость тайного намерения. Пальцы крепко держали наконечник угольного пера, которым на пергаменте вырисовывались аккуратные буквы. Какой-то сумрак навис в аудитории, тихий и пугающий. Серость конца октября и свист сквозняка в щелях оконных рам. Весь шестой курс был собран для коллоквиума, напрямую влияющего на оценку за семестр. Преддверие Хэллоуина, буквально шесть часов до праздника, а праздничным настроением профессор Снейп мало того, что не наделил себя, так ещё и отнимал его у пары десятков студентов. Он расхаживал между рядами, вздёрнув кривой нос, ловя на себе осторожные взгляды. Эдакая пастушья собака, стерегущая безголовых овец. Был, правда, среди этих овец хищник. С плотно сжатыми тонкими губами и взглядом острее ножа, только вышедшего из-под руки точильщика. Теодор уже преодолел тестовую часть, расправился с ответами на вопросы и завершал эссе. Всего-то парочка предложений оставалась до конца. Парочка предложений… А мысли запутываются вокруг иной формы повествования, разрастающейся жадной тенью за спинкой в приталенном пиджачке. За головкой, на которой повис тоненький нежный жёлтый бантик. За малышкой, наносящей пером скудные познания всего через один стол. Повествование без слов, в составе которого только голод и строгий список конкретных шагов. Если бы она знала, как проходили последние недели обладателя искорёженного сердца, возможно, тут же сбежала бы на другой конец света. Но от любви Теодора Софии Хоган было уже не сбежать, его ревностные путы плотно обвивали её кости, невидимо выдирая из рук не только похотливого недалёкого гриффиндорского скота, но и из рук каждого парня, каждого обладателя тестостерона в мире. Вот-вот, с каждым тихим щелчком секундной стрелки, приближался момент, когда клеймо собственности должно было быть впитано бледно-розоватой кожей. Когда в голубизне глаз отразится истинное значение слова «одержимость». Тео решил сделать небольшую передышку, немного отдохнуть от писанины. Пристальный взгляд приковался к Оленёнку. В кофейно-медовом переливе радужки плясали охотничьи искорки. Воздух, приносивший в ноздри едва уловимый аромат вишенки, переплетался с нетерпением, заставил лицо буквально на пару мгновений выдать странную пугающую улыбку. Так мало времени на свободу оставалось у Софии, так очаровательно для Тео было чувствовать себя богом, держащим её судьбу на тонкой ниточке своей власти. Ухватился и уже не отпустит, потянет на себя. Ближе, чем касание, глубже, чем проникновение. София сама виновата, сама из раза в раз сдирала с Ноттовского сердца кожу и тут же капала на него кислотой, топтала, била, довела до разбитого стекла! Был мизерный шанс на прорастание в больной голове моральных ценностей и барьеров… Был, но разрушился, сгорел. А из пепла показал свою личину до смерти зависимый наркоман. Наркоман, который решился… Тео переваривал её отношения с Ватсоном с большим трудом, тратя на это практически весь запас сил все эти долгие невыносимые дни. Отводил взгляд от поцелуев и приставаний, заставлял кровь пульсировать в ушах, лишь бы не слушать их сплетённых в миловании голосов. Наблюдение, однако, иногда всё же случайно происходило, и Тео подмечал — его чувствительная, как струнка, девочка как-то отчуждённо воспринимала внимание подонка. Смеялась, но тушевалась, сжималась. Эндрю не умел и, самое смешное, не пытался научиться играть на таком чувствительном инструменте. А я знаю каждую твою клавишу. Изучаю тебя сквозь время, пространство и запахи. Говорят, у пианистов есть любимый рояль, который точно передаёт нажатия на клавиши. Я одарён, Оленёнок. Одарён психозависимым умением знать и любить всё твоё устройство. Твои стоны будут лучшей симфонией, когда-либо созданной в этом мире. Удивительно для Тео перевернулся мир за последнее время. Психотерапия под названием «План» так самозабвенно сжирала любые внутренние стенания, суживая внимание только на себе, что в мире Нотта появилось место такому слову как «радость». Не в солнечном смысле слова, не окрашенное чем-то наивным и приторным. Скорее, предвкушение, странное наркотическое удовольствие от отделения совести от других слоёв своей изнанки. Горестное состояние Тео стёр с себя в тот самый полдень после кутежа. До того он очнулся лицом в канаве у моста через мелкий ручей. Помятый, в больном крике тела, объятого токсичным похмельем и памятью о просьбе своей ночной ангельской фурии. Тео подорвался на ноги, едва не поскользнулся, наступив на слипшиеся от влаги почерневшие листья. Туман устилал дымчатым одеялом окрестности и будто душил Тео изнутри. Провал в памяти был бы, возможно, лучше внезапного ледяного душа из воспоминаний. «Одинокая Роза», вкус тлеющего виски, мясорубка из прихода, галлюцинаций, сладкий спиртовой запах в собственном потном теле. Колени были измазаны грязью, как и руки. Видимо, акт проползания через Большой зал осуществлялся рядом, на дороге. И точно. Тео, чувствуя тошноту и головную боль, с трудом прошагал к колее, ведущей к домам Косого переулка. Вот они — вмятины от коленей, следы собственных пальцев… Интересно, целуя её колено, кого или что Тео на самом деле лобызал? Ответ прятался в углу обзора, на склоне канавы, оплетённый иссушенным плющом. Серый пыльный булыжник, на который присел ворон и будто в насмешку над Теодором несколько раз громогласно каркнул, разрезав пополам рассветную тишину. Птица склонила голову, заморгала и после взметнулась в мутное небо, оставив изнеможённого слизеринца сплёвывать пыль и грязь. Камень — не кожа, увы. Тео зашагал куда-то в пустоту, вдыхая и выдыхая с огромным трудом. Взор застилали болезненные вспышки в сознании, эхо ушедшего вечера и имя… София… София… София… София… Оно билось пульсом в конце и в начале каждой мысли. Даже не так. Все они произрастали из неё, вились ветвями, цвели, отрезая трезвомыслие от Тео острыми лепестками. Поход в «Одинокую Розу» — жалкая попытка сбежать от помешательства. Утонуть в водах порока, утопиться в алкоголе и веществах. Теперь и в них не найти освобождения… Даже мир галлюцинаций целиком и полностью принадлежал пуффендуйской прелести. Тео шёл, дышал сыростью с оттенками глубокой осени, такой невероятно болезненной, бросившей в сердце снаряд, от взрыва которого до сих пор не застывала кровь. Остановился, посмотрел на равнину перед собой. Шагнуть в туман и раствориться — настолько же невозможно, как и желанно. Так трусливо в Выручай-комнате был отброшен осколок от своего сердца. Дело всего трёх секунд могло стереть всю сущность агонии, стереть Софию… Почему же он остановился? Почему не насадил себя на клинок? Почему привёл себя в этот наркотический спектакль, узрел её в другом человеке — сексуально непостижимую ведьму. Госпожу своих греховных мечтаний… Союз собственного сердца с чувствами оказался сильнее воли… И вот теперь в какую точку привела жизнь. Поэтапно опуская на дно, наконец, дала коснуться его ногами, присыпала голову пеплом. Интересно… Пьяницы, утратившие последние надежды на возвращение к нормальной жизни тоже так замирают где-то в отдалённой местности? В грязи, со вкусом гниения спирта во рту, вглядываясь пустыми глазами в мир, который не оставил никакого шанса на реабилитацию? Так просто было бы наслаждаться ролью наследника чистокровного рода, в богатстве, в наличии любых забав для тела и души… Но случился Хоган-старший, случилась его магла. Случился их союз, породивший для Тео причину страшного диагноза. Тео усмехнулся, спрятав руки в карманы брюк, убедился, что палочка на месте. Приподнял брови едва ли не до роста волос, принял прикосновение безмятежного ветра к коже. В сером свете его лицо излучало такую трагедию, что можно было посчитать его за вдовца, похоронившего жену. Но в гробу было нечто иное, совершенно не материальное, — его генетическая гордость, рассудок, желание жить и дышать без Оленёнка. Пустота… Алкоголь… Боль. И светлый образ, который Тео в фантазии держал за хрупкие пальчики, ища поддержку.

***

— Какого чёрта ты с катушек там слетел? — спросил Блейз спустя полдня, когда парни восседали в гостиной Слизерина на кожаных креслах. — Перепил, — коротко ответил Нотт, вытянув ноги ближе к камину. — Дурь была лишней. Он сильно продрог, потратив несколько часов на возвращение в замок и теперь изо всех сил стремился к теплу и комфорту. Хотя внутри Титаником шёл к погибели, захлёбываясь ядовитыми волнами отчаяния. Я просто хочу её… Просто потому, что это написано в моей крови, и плевать на остальное. — Не замечал я за тобой такого, — Блейз наклонился и, сложив руки в замок между коленями, скептически уставился на Тео. — Ты правда хотел малышку Роуз? Тео чуть не зашипел змеёй, в чью нору посмели сунуть острую палку! В голове малышка Роуз слилась образом с любимым Оленёнком, и её имя воскрешало сладенькую галлюцинацию, где Тео был умопомрачительно счастливым рабом. — Правда, — без доли лжи ответил Тео и стрельнул в Блейза предостерегающим от дальнейших расспросов взглядом. — Ха-ха-ха-ха! Наконец-то я узрел живой интерес от тебя по отношению к девушке. Мда-а-а… Ты себе выбрал не ту деваху, дружище, но… Поздравляю тебя с первой любовью. Не думал, что доживу до этого. Блейз лихо вскочил с кресла, потрепав Тео за плечо, удовлетворённо усмехнулся и пружинящим шагом направился к выходу. Тео напоследок изобразил подобие улыбки. Стоило ему остаться наедине с собой, как она приобрела дьявольское недовольство. Тео прижался к спинке кресла, вытянул на подлокотниках длинные руки. Ему было уже не так дурно, он даже без особого омерзения выпил противопохмельную смесь. Противософийной, увы, ещё ни одному гению зельеварения не удалось придумать. Тео пытался пару раз — не вышло. Он посмотрел на колени и увидел запечатанный конверт с Ноттовским гербом. Письмо отца, о котором он и не вспомнил, если бы не опустил голову. Читать — меньшее, чего хотелось избитой во всех смыслах психике. Тем более, чем глубже были чувства к Оленёнку, тем дальше Тео был от отца. Дальше, но не с перерезанной фамильной пуповиной, поэтому сыновий долг таки взял своё. Тео взял со столика нож, вскрыл конверт, пройдясь лезвием точно по складке и, преодолев болезненный импульс в висках, приступил к чтению.

«Теодор, мои взгляды и планы изменились. Боль невыносима, неделю назад я даже не смог дойти до туалета, пришлось звать прислугу. Знаешь, это то ещё унижение выть от боли, когда домовик пытается стянуть с тебя штаны. Об остальном лучше вообще не думать. Терпеть не могу беспомощность, она — кратчайший путь к эпитафии на могиле. Я перепробовал всё, потратил столько галлеонов, что мог бы купить тебе отдельный дом где-нибудь на юге страны и в придачу сотню самых первоклассных шлюх. Не на ночь, а лет на пять. Впрочем, наследника в таком случае я от тебя не дождусь, так что не занимай свою голову подобной надеждой. Сообщаю тебе, что теперь мы принадлежим Тёмному Лорду. Я не пошёл на этот шаг, если бы он не осчастливил меня новостью, что знает, как справиться с этим проклятьем. Не могу больше выдерживать ощущение клинков, потрошащих меня как свинью. У него есть знания, у него есть связи и ресурсы. Одна склянка, сваренная им лично, а я уже могу быть свободным от спазмов на несколько часов. Может спустя пару месяцев смогу пойти на балет? Как раз будет годовщина свадьбы с твоей мамой. Она любила этот магловский перформанс, заставляла меня высиживать два часа на «Лебедином озере». А я терпел, потому что решил что она — лучшая женщина на свете. Молодая аристократка, погубившая сердце сорокалетнего затворника… Надеюсь, ты будешь выше этого, иначе любовь обречёт тебя на муки и сотрёт твоё «Я». Не стоит ни перед кем так преклоняться, Теодор. Но сейчас не об этом. Моя персона, преданность, хитрость, сила, чистая, незапятнанная грязью кровь оказались ему весьма полезны. И ему нужен ты. «Мой сын — моё продолжение. Возможно, даже лучшая версия меня». Так я представил тебя ему. Ты не малфоевский отпрыск. Ты ценнее, Теодор. Ты Нотт. Я вылепил тебя, взрастил ум и самостоятельность. Такой как ты не будет служителем для грязной работы. Власть — вот цель, истинная природа нашего участия в этой партии. Ты должен будешь научиться вещам, которые сделают тебя окончательно достойным места среди Пожирателей. Драко получил его, как щенок нашкодившего пса, игрушка для эго повелителя. Ты сыграешь другую роль — роль продолжения Тёмного Лорда, его главного прислужника. Да, представляю, как ты удивился. Если уж мой сын и будет втянут на эту сторону, я сделаю всё, чтобы он хотя бы в полсилы управлял игрой, а не выполнял команды, как какая-нибудь запуганная пешка. Лорд любит своё бессмертие, но я заприметил на совещаниях кое-что интересное, — глазами он ищет среди нас родственную душу, в которую мог бы вложить свои умения. Но достойных не находит, разве что останавливается на мне, и я чувствую, как в его голове что-то щёлкает. Но я стар, болен, а ты… Арктическая порода в тебе свежа и вызывает уважение. Это и есть твоё преимущество. Это и умение проникать вглубь вещей и людям под кости. Отработать запрещённые и боевые заклинания до уровня инстинкта, вот что от тебя требуется. У вас в Хогвартсе полно авроров, я знаю. Но это не проблема. К письму я приложил карту, которую когда-то украл у Мраксов твой прадед. Там подробно изображён путь в тайное убежище, где Салазар Слизерин собирал своих сторонников прямо под носом других прародителей школы. Всё-таки иногда бывает очень полезно разобрать хлам в фамильной библиотеке… Никто не знает об этой комнате, можешь быть уверен. Там ты должен отработать всё до весны, это срок, после которого мы начнём свою партию. Не подведи меня! Да, ты можешь сказать, что я поступился принципами, что боль подчинила меня. Я не спорю, Теодор. Принципы имеют силу, куют внутренний стержень, но порой приходится сделать жуткий выбор во имя самого себя, противореча себе же. Особенно, если дело касается боли.

P.S. Уничтожь письмо.»

Разум Тео зашёлся в истерической встряске. Отец пошёл на это? Преклонился перед Лордом? Видимо, боль от проклятья выдирала ему органы наживую через глотку… Мысли путались, слишком огромный пласт всего и вся свалился на похмельную голову. Тео перечитал письмо восемь раз, чтобы сообразить, в какой позиции теперь оказалась его судьба. Правая рука Лорда? Холодок в сердце прополз, и Тео поёжился, двинув плечами. Вот, значит, как… Фамилия Нотт не только является поводом для гордости, но и должна стать бриллиантом в короне темномагической Британии? Умно, отец, умно. Даже вынужденный подчиниться кому-то, он не стал послушником. Наоборот, внутри Пожирателей планировал вести свою игру. Тео не понимал, как относиться к этому. Знал лишь только, что перечить отцу не было в его привычке. Не было в его крови. Значит… Комната… Глаза Теодора вспыхнули от осознания! Тайное, секретное убежище, о котором никто не знает! Он достал карту, быстро пробежал по ней сосредоточенным взглядом, полным затаённого воодушевления. В самом низу был написан пароль, который необходимо произнести, взявшись за символ. Так же, оказалось, в комнату ведёт ещё одна дверь, спрятанная… В стволе дуба недалеко от запретного леса. Но, судя по схеме, дверь номер два открывалась только после того, как была открыта дверь номер один, ведущая в комнату. Видимо, прародитель родного факультета сначала входил сам, а потом запускал в неё своих приспешников. «Порой приходится сделать жуткий выбор во имя самого себя. Особенно, если дело касается боли». Боли… Боли от адской всепоглощающей страстной греховной влюблённости!!! Чёрт возьми, отец! Мысль о комнате и строчка из письма вдруг слились в единое целое и их уже было не вырвать из объятий друг друга. Кровь нагрелась, обожгла изнутри кожу и кости. Тео подорвался с кресла и засмеялся, тихо, как обезумевший, которому только что сообщили о том, что с него снимут смирительную рубашку. Проворачивая в голове всё ещё раз, Тео понял — сомнений, нерешительности, опаски больше нет. Госпожа из галлюцинации ясно дала понять — пора брать своё, пора распрощаться с унизительной ролью голодающей жертвы! Тео прикрыл рукой животный оскал, подошёл к зеркалу, где впервые за пару недель в своём отражении увидел жизнь, увидел воздух и энтузиазм. Что-то переключилось, поломалось, дало солнечный свет побегу коварного замысла. Отец не зря указал на связь Тео и потомка Мраксов. Теперь и Теодор собирался утащить в убежище девушку. Но не убить или высосать жизнь, а познакомить с каждой чешуйкой змея своих чувств. Наполниться ею и, что немаловажно, перелить в её кровь свою страсть, заставляя извиваться в судороге завоевания.

***

На следующий день после невероятно изматывающей тренировки по квиддичу Тео раньше всех вышел из душа, быстро переоделся в форму и, не выдав ни одним мускулом щекотку под разогнавшимся сердцем, отправился, держа в кармане мантии карту, на поиск заветной дверцы номер один — вторая должна была послужить плану чуть позже. Несмотря на вспыхивающее сигнальной ракетой желание поскорее утащить туда Софию, он всё ещё находил в себе разум не сорваться с цепи раньше времени. К их первому свиданию нужно было готовиться едва ли не тщательнее, чем к охоте на золотого оленя. Ох, Мерлин, какая ирония. Оленёнка Тео знал до последнего волоска на пятнистой шкурке, а вот дислокацию, где предстояло заявить права на собственность, — нет. Смердящий коридор в подземелье Слизерина, куда даже призраки не совались, казался абсолютно вымершим уже как несколько столетий. Даже пауки не вили тут паутину, а последний живой портрет орал неистовым воплем, когда его попытались поместить на стену. Источник вони не помогла отыскать даже магия, по итогу узенький коридор под винтовой лестницей, ведущей ещё глубже в подвалы со всяким хламом, так и остался необитаемым. Фигура Теодора пронеслась по нему тихим торопливым шагом, на запах было плевать. Тео вгляделся в очертания кирпичной кладки, свёл в сильнейшем напряжении брови, пытаясь найти его… Символ. Света было совсем мало, разве что Люмус на кончике палочки. Здесь, в темноте, можно было выдать своё нетерпение, нервно теребить карту, бросая взгляд то на неё, то на стену. Где же эта чёртова змея? На одном из слегка выдающихся вперёд кирпичей обнаружился скол в самом центре. Тео подошёл чуть ближе, сузил веки, тронул углубление пальцами, словно замочную скважину. Почувствовал, как что-то выпуклое упирается в стопу. Под ботинком обнаружил его — фрагмент со змеёй. Белые зубы блеснули под голубым свечением, исходившим от палочки. Тео вернул фрагмент на законное место и, прислонив к кирпичу руку, зашептал пароль. Только бы сработало! Пусть тайна семейства Мраксов послужит собственному благу! Стена перед Тео с глухим скрежетом обратилась в дверь с ручкой. Не медля ни секунды, он вошёл. Стоило ему оказаться внутри комнаты с высокими потолками, как тут же по всему периметру зажглись настенные факелы. Тео брезгливо съёжился, ступая по пыльному полу. Голые мрачные стены, развалившаяся от времени мебель, разве что мраморный камин выглядел более ли менее изысканно. Всё остальное — как хранилище запущенности и старости. Нет, разве можно класть малышку под себя в такой обстановке? Будто шлюху за десять галлеонов в помойной подворотне? Тео нахмурился… Помещение не соответствовало идее, отдавало скорее её порочной изнанкой. Тогда как должно было отражать её красоту, шик страсти, сияние ярких, словно брызги крови, чувств. Другая мысль пронзила череп уже спустя пару минут бесцельного хождения по секретной обители. Тео мог превратить это место в своё настоящее логово, подстроить под настроение одержимости каждый сантиметр. Царство для его переполненной доверху собственной жизнью любви, где он не должен о ней молчать, где может свободно дышать о ней. Где будет нечто иное… Иной Теодор, но всё та же София. Несмотря на облегчение в виде обретения своего убежища, остались авроры и прочие мелочи, связанные с задуманным мероприятием. Размышляя ночью о своём плане, Тео утвердился в нескольких вещах. Первое — он ни в коем случае не должен попасться. Неясно, что страшнее, — что папочка узнает о том, как сынок самозабвенно и дико влюбился в смесь хогановской и магловской крови, или заточение в тюрьме. Дабы избежать такого развития событий, нужно было быть уверенным, что малышка не расскажет, а лучше — не поймёт, о чей член порвалась её сокровенная плёночка. Из этого вытекало второе — необходимо держать себя в тайне. И третье — поработать мастером по интерьеру, превратив тоскливую комнату в любовное гнёздышко. Первым делом Тео занялся последним пунктом. Трансфигурация занимала теперь большую часть его времени. Он собрал целую коллекцию томов, изучая, как из барахла можно воздвигнуть прекрасную двуспальную кровать, спальный гарнитур, и… трон… Трон для себя, откуда удобнее будет любоваться интимными красотами. Король своего собственного безумия… Спустя неделю активных тренировок Тео таки смог возвести её — обитель, где планировал купать Софию в насильственной ласке. Спустя двенадцать попыток его наконец устроил лоск и эстетика результата. Просторная кровать с резными фигурами у подголовника. Постельное бельё Тео не стал создавать магией. Прогуливался по Хогсмиду и зашёл в магазин тканей. Его привлёк фиолетовый шёлк на самой высокой полке. Фиолетовый цвет — цвет магии, цвет ядов, цвет ненормальности, цвет, в который он сам был окрашен изнутри. Тео купил весь рулон, заранее поинтересовавшись, не будет ли новых поставок. Оказалось, такую ткань почти невозможно достать, на что Тео бросил продавцу кругленькую сумму. За углом применил уменьшающее заклинание и пронёс ткань в замок во внутреннем кармане пиджака. Пальцы гладили шёлк, пока Теодор любовался получившейся картинкой. Комната, сочетавшая в себе зловещий уют, ядовитую краску, интимность и полумрак, идеально резонировала с собственным голодом. Тео не мог несколько часов покинуть её. Восседал на своём троне и грелся о мысль о том, как же волшебно будет так скоро привести сюда малышку. Всего через три недельки. Когда весь мир празднует день потусторонних демонов и тёмной силы. Она шла перед ним по коридору, щебетала с подружками, невинная красота, нуждающаяся хотя бы в одном поцелуе на своём прелестном кукольном личике. Тео ступал по полу ровно в тех местах, где оставались невидимые следы от её шагов и смотрел… Наслаждался её беззаботностью, которой очень скоро планировал подарить клетку из своих объятий. Во время вечернего перекура на балконе одной из башен, Тео принялся раздумывать над последними двумя элементами своей головоломки — своим обезличиванием и её покорностью. Остаться анонимом и получить её преданность. Как? Взгляд приковался к хижине Хагрида… Кажется, самка лунного телёнка вчера родила… Вспомнилось отчаяние, с которым Хоган порывалась едва ли не самой лечь под секиру палача, лишь бы спасти птичку… Не зря Тео в тот день сохранил в памяти эту её особенность, — идти на всё ради спасения бедной зверюшки. В сумраке звёзд и под лаской ветра он для себя зачеркнул в голове один из пунктиков. Все детали схемы Теодор прятал в своих мыслях, чтобы никто не смог бы докопаться, никто не мог бы усадить на скамью подсудимых. — Как вы посмели? — Я был влюблён. — Оправдан! Тео весело хихикнул, держа сигарету у рта. Мда-а… Такое оправдывать Визенгамот не станет, хотя… Может им просто показать Софию и они всё поймут? Вот, смотрите, какое сокровище. Разве вы сами бы устояли, ваша честь? Тео тешил себя этой шуткой до глубокой ночи, планируя следующий шаг и заключительный — обезличивание… Да, угроза может сработать. Но нужно нечто большее, что обеспечит уход от закона, не даст никому официально назвать себя преступником. Можно было воспользоваться оборотным зельем, но был один существенный минус, — Тео не хотел терзать малышку чужими губами, пронзать чужой плотью, покрывать каплями слюны, принадлежащей другому человеку. В её теле, вокруг её тела, в жилах, в душе, в сознании должна была быть его суть, истинная. Та, которую он так долго прятал, раз за разом вытаскивая на обозрение Нотта порядочного, Нотта интеллигентного, Нотта в чистеньком костюмчике, Нотта непорочного. В секретном логове положено было появиться второй его сущности, расправить крылья, вдохнуть, избавиться от невроза, вызванного годами прозябания в душных стенах нутра. Дождливое воскресенье Теодор практически полностью провёл в своей любимой комнатке, сидя на фиолетовых простынях и глядя на пламя в камине. Куда спрятать студента Теодора Нотта, пока реальный, самый живой и самый подлинный Теодор будет наконец занят делом своей жизни? Ночью, обдурив Филча, Тео таки смог выбраться за территорию замка. Натянул на плечи серое пальто, маску на пол-лица и трансгрессировал в один из тёмных закоулков недалеко от «Одинокой Розы». Ноги сами несли по мокрой брусчатке, мимо теней других волшебников. Тео шёл на зов интуиции. Тот самый, который оповещал его о прибытии Софии в поле зрения, о звуке её шаркающих ног, о её запахе, оставленном в воздухе коридора размытым пятном. Вывеска была спрятана за тёмной магической вуалью, шторы магазинчика наглухо задёрнуты. Тео толкнул дверь и выпрямился, желая казаться взрослее, чем он есть. Фигурка гремлина не среагировала на несовершеннолетнего, вошедшего в царствие волшебной эротики. Теодор давно научился обходить подобные чары. — Добро пожаловать! — пропел журчащим тенором продавец, выражением лица похожий на довольного кота, телосложением — на щуплого подростка, чертами — на старика с приглаженными тоненькими усиками над верхней губой. — Особые товары есть? — поинтересовался Тео, положив пальцы в перчатках на стеклянную витрину, где в разном многообразии были представлены предметы для удовлетворения женских потребностей. — Ох, так господин у нас не первый раз?! — продавец выскользнул из-за прилавка и запер входную дверь. — Ну-тис. Всё зависит от ваших целей. — Хочу, чтобы мою личность не запоминали. — Господин — важная шишка? — продавец приподнял бровь. Тео нахмурился и сложил руки на груди. Он знал — его фамильная стать способна произвести необходимое впечатление. — Понял, — продавец лишь ухмыльнулся. — Слышали ли вы о золотой маске из публичного дома в Манчестере? Мужчина обогнул Теодора и подошёл к двери, ведущей в помещение для персонала. — Не бывал там, — отозвался Теодор низким баритоном. Продавец на это звонко и беззаботно рассмеялся, будто Тео упустил важнейшее впечатление в своей жизни. Спустя минуту копошений, продавец вышел, держа в руках шкатулку из гладкого металла с гравировкой. — В былые времена туда все стремились… Ох, и девочки там были самые первоклассные, и мальчики что надо. А самое главное… — шкатулка открылась, на бархатной чёрной подкладке сверкнула дорогим блеском золотая маска. — Этот предмет настолько же опасен, насколько уникален. Вы не представляете, скольких усилий мне стоило его добыть, таких сейчас почти не осталось и… — Можно обойтись без пустой болтовни? — нетерпеливо оборвал Тео. — Конечно… — услужливо ответил ему журчащий тенор. — Маска не даёт девушке, ну, или мальчику, которыми… вы воспользуетесь запомнить вашу личину, мой дорогой. — Разве подобное возможно? — Тео произнёс тихо, блеск маски уже успел пленить его своей возможностью решить столько проблем сразу. Если, конечно, этот торгаш не пытается его надурить. — Министерским особам надо было скрывать свои похождения. А это вполне неплохой способ, согласитесь? И действенный. — Что, если ты меня обманываешь? — Тео подозрительно уставился на продавца. Тот театрально оскорбился и поставил шкатулку на прилавок. — Я что, по-вашему, какой-нибудь коммивояжёр треклятый? Я свой бизнес честно веду, честно предоставляю своим клиентам весь спектр всевозможного наслаждения. Не хотите брать — не надо. Найдётся другой, кто по достоинству оценит… — Сколько? Продавец заметно просиял и тут же сменил напущенный гнев на милость. — Ну… Вообще тысяча. Но только если… — Только если что? Мужчина заметно занервничал, забежал за прилавок и, оглядевшись по сторонам, прошептал: — Давайте так. Я вам за тысячу триста отдам, если возьмёте ещё вот это. Спустя мгновение на столешнице появилось кое-что весьма интересное. Ошейник из тоненькой чёрной кожи с серебряной подвеской на колечке и письменное перо, надо сказать, очень дорогое, судя по тёмно-синему цвету и платиновому наконечнику. — На черта мне это? — возмутился Тео. — Я возьму только маску и… Но Тео вдруг остановился взглядом на представленных на покупательский суд предметах. Он уже их встречал в одной занимательной книжке о сексуальных приключениях некоего графа и его любовницы. Двое элементов, вроде бы никак не связанных между собой, играли в их забавах именно что связующую роль. К изумлению Тео, выглядели они точь в точь как на иллюстрациях. — Они работают? — спросил Теодор, погладив пальцем кожу на ошейнике. — Абсолютно. Отдаю, ибо… сами понимаете. Вещицы могут навлечь беду. Тео кивнул. Молча, не говоря больше ни слова, он вывалил на стол полторы тысячи галлеонов. На благодарность продавца времени у него уже не осталось. Шагнув в ливень, Тео тут же переместился в Хогсмид. Холодные потоки бежали по его лицу, волосы взмокли, но Тео было плевать на то, что он за несколько минут вымок до нитки. Целеустремлённый взгляд вперился в Хогвартс. Теперь всё было готово, теперь осталось только тихонько вить паутину для вишнёвой бабочки. Маска, ошейник, перо… Тео разложил предметы на кровати в логове… В них теперь был его воздух, они владели пульсом его сердца, были венцом коллекции, дороже любых бриллиантов и могущества.

***

Чёрная мятая рубашка из дешёвого хлопка, брюки без единой ровности и стрелки, зато хорошо облегающие ноги и бёдра. Ремень с массивной пряжкой. Вместо сверкающих чистотой и блеском туфель — ботинки с жёсткой шнуровкой. На плечах кобура из коричневой кожи и… маска… Золотая. Напольное зеркало отражало в себе не Теодора… Вернее, не того Теодора, к которому привык весь мир. Персонаж из горячей стали и крови, который не скрывает и не замалчивает свои грязные непристойные мысли. Теодор переродился в этот образ, выдохнул, будто только что сам себя выпустил из клетки. Маска гармонировала с ним, подпевала ему, каждой пугающей и вместе с тем завораживающей своей прочностью черте. Да, многие сочли бы за честь быть во власти такого парня, и в этом крылась та самая незыблемая сексуальность, которую незримо в мир транслировал Тео. В том, что маска действительно работает, Тео убедился за несколько дней до Хэллоуина. Надел и в отместку за то, что Малфой посмел однажды оскорбить малышку, столкнул его с лестницы. Тот ещё с неделю ныл и пытался отыскать «какого-то придурка». Маску Малфой не заметил, не узнал Тео по характерной ровной спине, россыпи блестящих кудрей и кожаному портфелю на длинном пояске. Радуясь успеху своего мини-теста, Теодор с горящими глазами принялся за дополнительные детали к своему образу «охотника». Ему предстояло разотождествить себя с собой, чтобы у малышки даже мысли не возникло подозревать Эверест под названием Теодор Нотт в чём-то настолько запретном. Прежде всего, Тео приобрёл новый парфюм — концентрированно терпкий аромат с горькими нотками тёмного шоколада. Пропитал им хлопковую рубашку и сделал с помощью магии так, чтобы запах не оставался на теле. Далее к тёмному шоколаду добавил новую составляющую — душный аромат сигар. Пришлось выкурить три штуки, заходясь от кашля и едва не впадая в обморок. Тео не замечал жжения в лёгких и подступившие слёзы. Всё ради неё, ради Оленёнка и в перспективе их общего эротического секретика. Наконец пришло время проредактировать кое-какие свои повадки. Стать, ровность, строгий аристократический облик — всё это предстояло послать к чертям собачьим. Подобное поведение столько лет являлось монолитом, под которым билось нечто абсолютно дикое. Истошно вопило, просясь на волю. Что же, воля теперь была разрешена. Сдирая с себя, словно корку с апельсина, старую оболочку, Тео улыбался, ликовал. Даже если бы хотел — не смог описать всю палитру острых ощущений, которые поднесла ему на блюдечке привилегия стать собой. Парень, который не завоёвывает, а присваивает. Парень со взглядом, способным ударить молнией и вместе с тем жадно обласкать, практически довести до взрыва оргазмических искр. Негодяй, влюблённый в свою же влюблённость. Антигерой, которого в тайне хочет каждая девочка. Вот чьё отражение проявляло зеркало. Тео игрался с этим, принимал разные, прежде не свойственные себе позы: выгибал спину, неряшливо складывал на груди руки, придерживая локти, садился на трон, закинув одну ногу на другую и отстукивал по подлокотнику сложный ритм тонкими пальцами. Те-бе у-же не сбе-жать. О-ле-нё-нок. Азбука Морзе драматичного предвкушения. Всевышний увидел мой сигнал SOS. Мчи ко мне, моё нектарное спасение, чтобы я усладился тобой, даже если при этом ты будешь бить меня в грудь. Я снесу любые увечья, потому что твоё тело в моих руках обезболит даже самую сильную агонию. Особенно сердечную. Свой ровный и размеренный шаг Теодор переделал на развязный, хулиганский. Если такой человек входит, тут же прекращаются разговоры и всё внимание концентрируется на нём, на цветущем благоухающем дьяволе. Таким он хотел быть с Оленёнком. Играючи пугать, наводить морок неведения и упиваться её реакциями. Столько лет она мучила его, первой внесла в сердце больную перемену. Соблазнила, подчинила, довела до психоза. Но теперь… Поезд под названием «Расплата» набирал разгон. Страсть должна была вот-вот уложить её на фиолетовые простыни. Тео готовился сделать её своей. И вот — последняя мелочь. Принцессе ведь положено облачиться в особый наряд для встречи с принцем, верно?