Безумие играет с тобой

Неважно, сколько было времени. Неважно, что приходилось прятаться от порывистого ветра, притащившего к башням замка грузную чёрную тучу. Влага топила землю, орошала шумевшие зловещим шёпотом листья на деревьях. Тео глубоко и жадно затянулся, стоя под каменным навесом. Всматривался в пасмурную серость, сожравшую все осенние краски. Щёки на его лице глубоко провалились, синяки под глазами свидетельствовали о ночах без сна и покоя. Всё это ничто иное, как шрамы страдания длинной в пару недель. Он выкуривал пятую сигарету за день, пуская дым из обеих ноздрей. Напряжённой челюстью давил на фильтр, стискивая его зубами. Бессмысленное занятие, которое только мешает заполучить такую необходимую порцию никотина, но ничего не поделать. Тело, пронизанное стальным напряжением, отравленное трауром по объекту вожделеющей любви, не было способно на тонкие жесты. Только сдавливание, вонзание, проникновение, имитация охотничьих тисков. За последние дни Тео переродился в плотоядное чахнущее растение с невидимыми шипами. Злой рок отбросил его так далеко от биосферы, что он не мог унять гнетущее чувство дефицита пропитания. Жалостливо расправлял лепестки, но ощущал ими только прикосновения сырого ветра. Дым притравливал болевые спазмы, перенаправлял внимание на горечь. Но всё вокруг застывало цветом ветхого сигаретного пепла. Четырнадцать дней рот знал только вкус табака и ненаглядных редких крошек ценного печенья, зализанного до состояния обмылка. В первую неделю Теодор сделал то, за что едва не был пойман школьными медсёстрами, — ночью пробрался в хранилище с лекарственными зельями. Разбить чары оказалось делом одного часа. Затем хаотичное лазанье по стеллажам в поисках то ли того, чем можно отравиться, то ли того, что поможет притупить непреходящую боль. То ли заснуть. Навсегда. Снотворный порошок, зелье, эссенция… Пока авроры напрасно пытались раскрыть тайну проникновения, Тео спрятал всё в укромном уголке излюбленного малопосещаемого мужского туалета. В секретную нишу под одной из раковин. Несколько склянок почётно разделили место рядом с крысиным скелетом. Теодор напивался целебными свойствами до беспамятства и… Ничего. Сна не было. Потолок, храпящий Блейз, ворочающийся Драко. Снова потолок. Боль переопылялась ежедневными столкновениями то тут, то там с малышкой и цвела раковой опухолью. Беспощадно пускала корни в каждый уголок тела и ночью обвивала бедную психику. Теперь Тео боялся. Боялся своего утреннего ритуала, который так любил. Потому что в первый же день после убийственного спектакля на лестнице увидел Софию в хватке вражеских лап. Она улыбалась, так ясно и светло, переплетала свои пальцы с пальцами гриффиндорского выблядка и заливалась краской, когда сукин сын наклонялся за поцелуем. Он хотел взять больше, чем она хотела дать. И Тео чётко видел это, сходил с ума, будто малышку на его глазах валили на пол и против воли стаскивали нежные трусики. Ватсон казался педофилом, кружившим над невинным ребёнком, а ребёнок даже не понимал, какой низкий во всех смыслах мотив струился сквозь неумелые и топорные прикосновения. Никакого изыска, искры, эротичного таинства. Так всякая рвань зажимает в углах поварих и доярок. Тупо, неотёсанно, одномерно. Всё равно, что бриллиантом царапать на заборе неприличные надписи. Тео хотелось написать на Ватсоне только одно слово — «Сдохни!». Пару раз ночью он вынимал из ящика складной нож, крутил в дрожащих пальцах, гладил остриё лезвия, пускаясь в тёмные противозаконные фантазии. Всего-то рассечь артерию и оставить ублюдка истекать кровью. Глупо. Разве это сократит расстояние между своей и её плотью? Приблизит сочленение душ? Нет. Умножит дистанцию, растаскает по разные стороны бытия. Хотя… Куда уж дальше? От этих несправедливых с клеймом «ошибка» отношений нельзя было продохнуть. Всё обсуждало их, шептало, пересказывало. Школьная газета поместила фото целующихся влюблённых на первую полосу. Тео выкрал нераспространённые экземпляры из типографии и устроил в одной из каморок ритуальный костёр. Часами сидел и смотрел, как лицо гриффиндорского урода глотает огонь. Разглядывая снимки, он понял одно — малышка на них чересчур напряжена. Ватсон прижимал к ней свои губы с тупоголовой жадностью, беспощадно, как если бы делал это по пьяни. Брови Софии застыли в напряжении, она принимала поцелуй так, будто у неё не было иного выхода. Будто она смиренно исполняла желание публики. Крошки… Только помещая их на язык, Тео мог на пару мгновений вернуться к жизни. Ощутить Софию в капле слюны, отправить её в путешествие по своей кровеносной системе. Миг… Один, второй, и снова ни в чём нет смысла. Тео медленно превращался в камень с кровоточащей сердцевиной. Снаружи непробиваемый монолит, способный пережить любое стихийное бедствие, внутри ожог, с которого содрали слой кожи и присыпали солью. Окружение ничего не заметило. Подумаешь, замкнувшийся в себе Нотт! Вот уж новость. Ярко выраженные эмоции вызвали бы у так называемых друзей куда больше вопросов, чем классическая маска абсолютного отчуждения. Он пытался, честно, со всем свойственным педантизмом делать всё, чтобы заткнуть голос чувств. Прекратите её звать! Хватит выжигать её имя на моих костях! Ты раб и вечно будешь носить клеймо на своём теле, даже если кто-то другой обрюхатит твой сладенький наркотик. Теодор психанул, почувствовав как ответ внутреннего голоса жёстко прошёлся по его боли. Схватил со стола лампу и швырнул в стену. Чувства перестали хоть немного его слушаться. По ночам Тео ёжился от скрежета пера внутри. Одержимость, которой в один момент запретили тянуться к Софии, царапала её имя острым наконечником на внутренностях. Каждый орган был хоть чем-то связан с пуффендуйским ангелом. Нос — с вишней, глаза — с её обликом, лёгкие — с дымом травы и сигарет, которыми Тео душил себя чаще обычного. Желудок — с печеньем. Руки — с прикосновением. Покрытый венами жезл — с желанием устроить марафон одичалого траха. Сердце? Оно хотело всё и сразу. Тео обращался с собой как с нашкодившей псиной. Ментально щёлкал себя по носу, стоило только мысли об Оленёнке протиснуться сквозь внутреннее сопротивление. Стоило только глазам сверкнуть блеском обожания в её сторону, ногам пойти по свежему следу вечно ускользающей зверюшки. Забыть… Хватит издеваться над собой! Подумай об отце, об учёбе, о судьбе волшебного мира! Вспомни, кто ты! Сколько идиоток представляют твою голову в оральной ласке между своих ног! Она не представляет. А остальные — пыль. Однажды один из украденных порошков таки подействовал, когда Тео лихо смешал его с настойкой для сна. Чтобы уж наверняка сработало, задёрнул полог кровати, оставив Драко и Блейзу возможность вести пустую болтовню без его участия. Тео смог заснуть… Впервые за восемь дней. Во сне воля притупляется, границы поглощаются бессознательным, высвобождая истину. Желаемое, вожделенное, аморальное выходит на авансцену под марш, который играют внутренние демоны. Тео вначале видел лишь тьму, такую родную, колыбель для его души… Место, где всегда спокойно, где нет даже своего имени. Но тьма отступила, боязливо поджав хвост. Потому что взметнулись русые лучики ресниц, открылось голубое свечение глазных яблок. Оленёнок бежала между деревьями. Её смех, каждая хрустальная вибрация, угощала Теодора тёплым чувством. И он тянулся за новой порцией, вдыхал розоватую дымку, улавливал следы в движении листьев папоротника. — Тео… Почему ты меня оставил? Ты что, больше не хочешь мной обладать? — Как ты могла такое подумать? Я бы умер, если бы отказался от тебя. Это тоже самое, что отказаться от воздуха. — Тогда вдохни меня, Теодор. Глубоко. На самом деле она молчала, фразы прозвучали у Тео в глубинном слое сознания. Размытый голос, подделка, порождение абстинентного синдрома. Но, вашу мать, подобный призыв устроил внутри такое страстное танго с разбитым сердцем, что пришлось заставить себя уверовать в реальность происходящего. В её развратно раздвинутые ноги, отсутствие нижнего белья под юбкой, принимающую огненную ласку шею. Ментальное тело насиловало выдуманный образ, который, казалось, погиб тогда, между актом кражи малышки из-под носа и лязгом бьющегося стекла. Тео вырывал из воображения стоны с таким усилием, будто толкал гору. Рисовал её изгибы в жадной хватке рук, но не ощущал живого тепла. Он совокуплялся не с Софией, а с безумием, с которым его в одной клетке запер результат приёма сонной смеси. Открыв глаза, Тео опешил. Потный, тело горячее, словно котелок на огне. Опустил глаза вниз и проглотил внезапно появившийся ком. Роль партнёрши в ночном приступе спермотоксикоза исполняла подушка. Спущенные пижамные штаны, боксеры и мокрое пятно в месте активного потирания. Нецензурная брань слетела с губ отчаянным шёпотом. Слишком сильно ныло, до боли, до желания отрезать к чертям собачьим! Тео рванул за ним, за любимым стаканчиком, прислонил к щеке и со сдавленным возгласом выпустил из лёгких воздух. Набросился на подушку и довёл себя до освобождения. Оргазменная судорога отдалась прямо в виски острейшей болью, неделя воздержания заставила искупать ткань в бурной эссенции из собственных генов. Вот так. Снова удрочился до обморока! Пора признать. Милую принцессу невозможно отрезать одним лишь усилием воли. Она бесплатно проживала в изнасилованном сердечке, пользовалась его ударами, лакала Ноттовскую кровь на завтрак, обед и ужин. Одной её застать теперь было невозможно. Ватсон, Ватсон и опять, мать вашу, Ватсон! Иногда Грейнджер с Поттером, младшая рыжая, Аббот. Лишь один раз, в библиотеке, она занималась зельеварением в полном одиночестве. На миг ворвавшийся луч света обласкал нежное сосредоточенное личико. Тео проследовал к стеллажу недалеко от её стола, мельком заглянул в строчки конспекта. Три ошибки… Формула эльдиновой настойки пишется иначе. Что-то потустороннее, дикое, психопатское воспаряло внутри. Зверь притаился, обратился в слух и зрение. Будто София была дичью, бродившей по лесной поляне, а Тео — голодным одиноким волком. Голодным до вкуса её кожи на своём языке. До запаха её нижнего белья, до ощущения вишнёвого нектара на распухшей головке. Он застыл, пальцы закостенели, вцепившись в полку. Зверь внутри оскалился, прицелился. Пустота и тишина библиотеки так удачно подыгрывали сочащейся слюной пасти. Есть укромное место за дальним стеллажом, известное в узких кругах как «траходром». София не видела, что взгляд, полный опасной похоти, зафиксировался на ней, мозг просчитал до секунды время, за которое её можно было бы утащить в тайную дверь. И там отыграться. За всё. Внезапно чарующая голубизна взметнулась вверх и проникла в его взгляд. — Привет, — проронила София. — Привет, — ответил Тео. — Если ты ищешь третий том справочника по ядовитым растениям, то он у меня, — невинно захлопав ресницами, произнесла малышка, подарив Теодору дозу своего мягкого тембра. Мне плевать на книжки, мне нужна ты, идиотка! На черта ты расстегнула верхние пуговицы? Ты хоть в курсе, что я вижу какого цвета на тебе лифчик? Нежно-розовый с аккуратным кружевом по краю чашки… По-другому и быть не могло. Так бы и вонзился в эту неприступную нежность! — Мне не нужен справочник, — хладнокровно ответил Теодор и поспешил ретироваться прежде, чем опрокинул бы её прямо на ковёр и насадил на остриё своей аморальной влюблённости.

***

Стакан виски в руке. Лёд, в котором плясали алые и жёлтые огни, красный бархат под пальцами. Смесь из разных оттенков парфюма, преимущественно, мускусных. Очередь у бара, бесконечные стеллажи с элитнейшим пойлом. Дым от сигар, сделавший и без того неясное зрение ещё более затуманенным. Тео был гордым обладателем расширенных зрачков и состояния горького опьянения. Наркотического или алкогольного, суть от этого сильно не менялась. Оба вещества плясали по организму и, что самое мерзкое, никак не уменьшали тоску по малышке. Всего лишь добавляли в список чувств пару малозначимых пунктов. Что и заставляло каждые полчаса присасываться к новой пагубной дозе в надежде изменить пропорцию в свою пользу. Тео не хотел даже рассуждать о том, каким чёртом его всё-таки занесло в «Одинокую Розу», несмотря на данное самому себе обещание. Он помнил и про уговоры Блейза, и про строптивого Драко, которому явно не нравилась компания кудрявого одноклассника. Но, видимо, разбитый вид послужил достаточным поводом для того, чтобы согласиться. Взятка вышибале, парочка умело сплетённых фраз девушке хостес, и вот — трое представителей магической золотой молодёжи заняли VIP-диван недалеко от освещённой сцены, где у шестов крутились пёстро одетые девушки с холёными телами. Никаких чувств ко всему происходящему Тео не испытывал. Лакал виски скорее по привычке, подпёр подбородок кулаком, уставился на дно стакана. Жидкость переливалась бронзой и… Тео усмехнулся, беспомощно, едва не расплакавшись. Внезапно она превратилась в нечто иное, красное, тягучее. Да… Знатная дурь всё же была, недаром в туалете скрутило весьма не по-детски. Теодор полупьяно рассмеялся. Это надо же было так набраться, чтобы увидеть в стаканчике кровь Софии. Галлюцинация, обман. Но есть ли разница? В тоскливой симфонии безысходности с грузными депрессивными аккордами даже такая фальшивая нота ненадолго разрушала ауру нескончаемой сердечной казни. Тео вздохнул и разрешил галлюцинации в очередной раз себя обмануть. Пусть виски перевоплотиться в новый напиток под названием «Кровавая Софи». Тео сделал жадный глоток и осушил стакан, едва не подавившись льдом. — Не желает ли милый господин сеанс танца на коленях? — ему на плечо опустилась рука в перчатке из бархата. Блейз и Драко, сидевшие по обе стороны от Тео, очарованно вскинули брови, разглядывая фигуру стриптизёрши, раскачивающей перед ним узкими бёдрами. Блондинка в наряде танцовщицы кабаре, лощённая, губы цвета фуксии, чокер из кристаллов на изящной шее. Тео впал в ступор. Посмотрел на стакан, по стенкам которого бежали придуманные багровые капли. Девушка не уходила. До неё никак не доходило, — такая «красота» для Тео была сейчас синонимом бестолковой подделки. В ней не было ничего, что хоть немного напоминало бы о любимом Оленёнке. И уж тем более самой её ангельской ауры, частички небес, высшей непорочности. Только развязное, алчное, терпко-страстное нутро. Ни капли нежнейшей, словно клубничный зефир, души. Танцовщица была десертом, поставленным на поток, для большинства. София — изысканным творением повара-гения для особого ценителя. Для того, кто понимает. И это отвращало Тео от любых контактов с местными девушками. Он, вечно жадный до секса, испытал в своём паху лишь мертвенный холод. Даже с растормошённой веществами психикой сохранял преданность своему помешательству. Будто верный супруг, которого лихие друзья утянули в злачный бар с помощью обмана. Тео прекрасно осознавал суть предложения блондинки. Она просто обнаружила в нём то, что видели многие другие. Холодную стать, идеальную гармонию черт лица, волосы с редкой кудрявой особенностью, руки, способные на нечто большее, чем просто брать. Девушка хотела использовать Тео, чтобы удовлетворить свою потребность секса с кем-то, кто приятен. Была намерена возбудить и утащить в приватную комнату, оседлать и скакать, наконец получая реальное удовольствие от работы. — Можешь даже не платить, если не хочешь, — она прошлась пальцами по его шее. — Не заинтересован, — отстранённо сказал Тео и отбросил от себя её руку. Красавица заметно огорчилась, видимо не привыкла получать отказы. А тут ещё и с таким холодом, будто она была дешёвой проституткой с обвисшей фигурой, которая продаёт себя едва ли не бездомным за глоток сомнительного алкоголя. Ушла, опустив глаза в пол. Тео расслабленно выдохнул. Налил себе в стакан ещё немного виски, пока Драко и Блейз вперились в него недоумёнными взглядами. — Нужно быть круглым идиотом, чтобы отказаться от такой малышки, — бросил Малфой и зажёг волшебной палочкой сигарету. — Она же на всё была готова! — негодовал Блейз. — Девчонка высшего ранга, между прочим! Пятьсот галлеонов за час, а ты ломаешься! — У вас нет вкуса, — ответил Тео, сделал глоток и сжал потяжелевшие веки. Разумеется, он давно хотел женского тела. Но Оленёнок забрала у него даже возможность спасительного перепихона на одну ночь с отборными горячими девушками. Будто взяла эрекцио Теодора в заложники. Слишком часто летом приходилось убеждаться в печальном конце любой сексуальной сессии. Несмотря на излияние, настоящий, тонкий, ценный оргазм застревал где-то внутри, не найдя реального воплощения. Тео никогда не был удовлетворён, а теперь и вовсе для него будто не осталось в мире других особ женского пола, кроме недоступной Хоган. — Разве мы не за этим здесь? — наклонился к Тео Блейз. — Посмотри, сколько тут всякой прелести! Мимо прошли близняшки в коротких костюмчиках медсестричек. Обе заприметили Тео. Обе получили холодный отказ в усталом взгляде. — Может у него импотенция? — заливисто заржал Малфой. Тео сцепил зубы. — Считаю, что моё тело достойно только лучшего, — ровным тоном проговорил он, сунул руку во внутренний карман пиджака в поисках заветного пакетика. Малфой закатил глаза и стряхнул в пепельницу пепел с сигареты. Его зрачки тоже были расширены, голова утратила трезвость благодаря трём или четырём бокалам красного вина. Он наклонился к столу и вперил взгляд в Теодора. — Отговорки, — ехидно сказал он, наслаждаясь своим перевесом в этой игре, в которой Тео даже не собирался приниматься участие. — Ты, конечно, тип своеобразный, но не припомню, чтобы ты отказывал себе в здоровом сексе. Тео усмехнулся, вновь наполнил стакан и высыпал в него немного красного порошка из крохотного пакетика, который вынул из кармана. Сидевший рядом Блейз заметно напрягся и сузил подозрительный взгляд на Тео. — Ты в курсе, что кровь в теле существует не только для того, чтобы осуществлять эрекцию, Драко? — обратился Тео к Малфою, размешивая порошок пальцем. — Ох, а ты что, в библиотеку пришёл? — парировал Драко, раздражённо поморщившись. — Думать тут не надо. Смотришь, наслаждаешься, возбуждаешься, платишь и трахаешься. Закон любого кабака, — сделал затяжку и, залюбовавшись официанткой с очень знакомой копной вьющихся волос, умолк на пару секунд, выпуская дым из ноздрей. — Я лично устал от этого любовного безумия в замке. Хочу насладиться отношениями без соплей, просто ради веселья. Услышав слово «безумие», Теодор едва заметно вздрогнул, по его позвоночнику прокатилось неприятное колющее чувство. — Ты о чём? — спросил он, продолжая макать палец в жгучую жидкость. В свою «Кровавую Софи». — Ну да, я и забыл, что ты из тех, кто не заметит, даже если двое у него перед носом начнут делать детей. Я говорю о Хоган и Ватсоне. Тео уронил стакан на стол. Благо, тот лишь оросил каплями поверхность и при этом не разбился. В глазах у него потемнело. Драко и Блейз восприняли это скорее как результат затянувшейся пьянки, а не как знак тотального несогласия с несправедливым до трясучки в руках поворотом судьбы. — Такие милые, такие влюблённые, — покривлялся Драко. — Аж блевать тянет. — Вчера видел, как они сосались в Большом зале, — добавил Блейз бедному Теодору вагон адских мучений. — А она ничего. Дурочка, конечно, но сиськи неплохие. — Они — идеальная парочка, — грязно расхохотался Малфой. — Дурочка и придурок. Грязнокровка и магглорождённое отребье. Нет, парни. Идеальная парочка согласно всем заветам должна выглядеть совершенно иначе. Грязнокровка и наследник одного из двадцати восьми родов с фамилией на букву «Н». Драко продолжал ухмыляться своей шутке. Откинулся к спинке дивана и, положив ноги на стол, снова начал вещать: — Да, сиськи сочные у неё. Да и мордашка неплохая. Грязнокровка, простачка, такие обычно в обслуге работают, официантками или пасут овец… Но, блин. Ватсону повезёт, когда она прислонит свои пухлые губки к его члену. Уверен, вид будет просто фантастический. Эдакая ханжа с милым личиком и с болтом во рту. У Тео перехватило дыхание, он схватился за сердце и едва сдержался, чтобы не прикончить Малфоя горлышком от разбитой бутылки прямо здесь! Отсос у Ватсона? Да лучше пусть демоны сношают его по очереди до тошноты! Под «его» Тео подразумевал себя. Если бы за содомский акт ему пообещали Софию на веки вечные, у него остался бы только один вопрос — сколько потребуется лубриканта. — Не прислонит. Пока что, по крайней мере, — Тео метнул в Блейза взгляд полный затаённой надежды. — Мне тут одна птичка напела, что мисс «я спасаю даже мух» не даёт Ватсону себя даже за грудь подержать. — Бедолага! Не добрался ещё до целочки, — саркастично выпалил Драко. — Ну, я бы такую трахать не стал. Наверное. Драко потянул из бокала вино и многозначно двинул бровями. И Блейзу, и сидевшему рядом человеку на грани сердечного приступа и приступа неконтролируемой агрессии стало ясно, что «наверное» имеет весьма нетвёрдое значение. У Тео всё переворачивалось от этого разговора. Его малышку, которую он лелеял тайным больным обожанием, просто взяли и обсмаковали собственные друзья! Раздели, расчленили, прополоскали своими грязными языками! Да ещё и Малфой додумался до столь уродливых эпитетов! Будто София была чем-то низким, грязью под ногами! Тео нахмурился… Нет… Она — чарующая нимфа, сотканная из всего самого прекрасного и светлого. Нежность в сотой степени, ангелочек и… Гнусная изменщица! Изуверка! Ходячий пыточный механизм! Человек, который может довести до исправительного учреждения просто одним умением превращать кислород в углекислый газ рядом! Тео шумно выдохнул в сторону и влил в себя половину содержимого стакана. Подмешенное в виски вещество заставило его задышать через рот и ненадолго забыться в животной эйфории. Спустя несколько секунд Теодор поставил стакан на стол и пригладил кудрявые волосы пятернёй. Его немного отпустило. — Ты с головой то дружишь или как? — воскликнул Блейз. — Красный порошок нельзя мешать с алкоголем! — Плевал я на это, — отмахнулся Тео и откинулся к спинке дивана. Может он просто хочет умереть от передоза? С разбитым сердцем всегда так. Оно провоцирует желание сделать всё, лишь бы быть дальше от боли. Даже если это грозит собственной жизни или здоровью. Или рассудку. Тео протёр пальцами усталые веки и на секунду утратил связь с происходящим. Нырнул в себя, растворился в накатывающем неврозе. Лоск и атмосфера места в момент оттеснились тяжестью в области сердечной мышцы. Тео хотел потянуться за стаканом, и… Рука задрожала, что-то уцепилось за горло, разлило в груди горький яд, ощущение полнейшего ужаса пронзило насквозь. Онемение сменялось колючей дрожью, переливалось острыми зазубринами и неприятно жгло внутри. Будто что-то было утрачено. То, без чего Тео физически не мог долго протянуть. Он узнал это чувство. Ломка. Не по веществам. По ней… Как сказал бы врач, недостаток Софии в крови. Дефицит, который может привести к летальному исходу. «Во время абстиненции организм становится настолько чувствительным, что человек испытывает боль от всего». Из состояния тревожного ступора Тео вывела волна шума. Зал оживился, аплодисменты прокатились через многочисленные столы, за которыми восседали мужчины. Свет немного приглушили и направили на сцену несколько софитов. — Сейчас начнётся! — воодушевлённо сказал Блейз, потирая ручки. — О-о-о, да! Малышка Роуз, мы все тебя ждём, — присоединился к восторгу Драко и отставил в сторону пустой бокал. Тео посмотрел на свои руки. Линия жизни, считанная когда-то Трелони после урока, сулила Теодору «абсолютный катарсис». Теперь он понял, что имела в виду свихнувшаяся профессорша. Катарсис происходил с ним уже две недели, без перерыва. Контуры пальцев и коленей двоились кислотными оттенками, дыхание заметно участилось, во рту пересохло. Похоже на обморок, только отключка не наступает. Ледяная пелена то и дело проносится сквозь ноющие виски. Реальность тонет в оглушающей пустоте. Молнией прошибло затылок, и Тео едва смог подавить болевой стон. Стиснул крепко зубы и зашипел в сжатый кулак. Оленёнок… Как ты можешь просто стоять и смотреть, как я сгораю?! Где твоё сочувствие и природа неизлечимой альтруистки? Если бы ты всего лишь позволила мне тобой обладать, я был спасён… Неужели ты не можешь совершить для меня такую невинную мелочь? Послышалось музыкальное вступление, сцена зажглась разноцветными лучами. Сосредоточиться… Если сконцентрировать своё внимание на чём-то другом, то это уменьшит симптоматику. Карие глаза принялись искать подходящий объект среди окружения. Стол, заставленный алкоголем, пепельница с пятью окурками. Красная материя дивана, Блейз и Драко сидевшие рядом и увлечённо таращившиеся на выступление. Вот! Нужно перевести внимание на сцену, тем более Малышка Роуз уже начала петь. Взгляд полный тревоги уставился на разворачивающееся шоу. Малышка Роуз, лучшая танцовщица заведения, предстала к публике спиной, в корсете из блестящей чёрной кожи, отделанной кружевом, в чёрных шортиках и высоких бархатных сапожках. Двигалась, как и в прошлые свои звёздные часы, соблазнительно и изящно, притягивая к себе десятки голодных взглядов. Тео сосредоточился на её потрясающей стрип-пластике, максимально погрузился в песню, смысл слов которой по странному совпадению резонировал с его отчаянным состоянием. Вместе с этим он попытался выровнять дыхание, но никак не выходило. Тело, накаченное веществами, болью, безнадёжной влюблённостью, алкоголем и под действием внезапной ломки отказывалось глотать равные порции воздуха. И у Теодора не было сил, чтобы с этим бороться. Ох, Мерлин… Как мне пережить этот самый… «катарсис»? Освещение подчёркивало фигуру девушки. Её виляние бёдрами могло привести к полному гипнозу всего зала. Даже Теодор поддался этой игре, которая, казалось, в такой конченый вечер никак не могла его заинтересовать. Схватился за колени, нарочно заставлял себя смотреть, не дать взгляду уплыть в сторону, рассудку помутиться окончательно. Изо всех сил старался не выпускать объект наблюдения из тисков. Припев взорвался вспышкой яркого света. Девушка обернулась и задвигалась в такт набравшей силу мелодии. Высоко задирала ноги, выгибала спинку, демонстрировала публике каждую свою прелесть. Расширенные зрачки расширились и ещё сильнее, практически свели на нет медовую радужку. Дыхание отняло мгновенно и будто бы навсегда. Тео разинул рот, застыл в приступе изумления. Руки стиснули колени до боли. Всё потому, что вместо малышки Роуз он увидел… Софию! Она танцевала на потеху искушённой публике. Красные губы, идеальная ширина бёдер в обхвате чёрной переливающейся кожи. Девушки из кордебалета на заднем плане. Оленёнок стала королевой вечера, сводила с ума в совершенно новом смысле. Царица ночи, призывающая к жизни похотливый припадок. Теодор сморгнул несколько раз, будто пытался избавиться от соринки, причиняющей жуткую резь глазу. Но Оленёнок не пропала, спускалась по ступенькам в зрительный зал под зорким наблюдением трёх телохранителей. И она направлялась… к нему! По дороге ласкала тянущиеся к ней нетерпеливые руки. Заигрывала взглядом с аудиторией. Предстала роковой красавицей из золотой эпохи Голливуда. Разбивала стуком тонких высоких шпилек по нескольку мужских сердец за раз, гнала потоки возбуждения, превращая их в неумолимую твёрдость. Тео кожей чувствовал желание других самцов заглянуть под её танцевальный костюмчик, нализаться её пóтом со вкусом вишнёвого ликёра. Она, такая невероятно опьяняющая, точно осознавала, как её образ воздействовал на умы и тела вокруг. Что за порочная игра? Неужели тот, кто столько раз бросал Теодора на съедение собственным демонам, недостаточно поглумился над его измученной растрёпанной душонкой? На смену недавней пытке, ощущавшейся привкусом разбитого стекла и тлеющих углей пришла новая. Несанкционированная. Тео обвёл взглядом Блейза и Драко. Фон вокруг их тел был немного размыт, пространство искривлялось волнами, но это не помешало понять, что они, похоже, не видели в девушке Софию. Иначе сами сидели бы с разинутыми ртами. Тео понял, он поймал самую сладкую, самую дикую, самую самозабвенно светящуюся спектром его греховного душевного расстройства галлюцинацию. Напился кровью Софии, и она выросла на плоти другого человека. Марево в сплетении интоксикаций боли, веществами, поэзией глубокого чувства. Переведя взгляд на своего милого и представшего в вульгарном образе котёнка, Тео едва не потерял сознание. Она смотрела ему глаза. Выцепила среди толпы, надвигалась в свете софита до колик желанной опасностью. Шаг, второй, третий. Сексуально заискивающий голос в песне о том, что любовь — это самый пагубный наркотик из всех. Блейз и Драко звонко свистнули, когда искусственно выведенная больным воображением София нагнулась к Тео. Её декольте практически касалось его носа, пальчики с красными длинными ноготками прошлись по горячему виску, мазнули по скуле, обхватили подбородок и приподняли затрясшуюся голову. Турмалины проглотили Теодора, даже не подавившись. Музыка била ему в уши, давление её колена на самую интимную часть заставило вдохновлённо застонать и закатить глаза, будто он только что испытал тот самый оргазм, о котором грезил столько наполненных пытками лет. Её горячее дыхание ложилось на лицо, пение расстреливало реальность. Словно они очутились в мире, представленном только для двоих. Единственное, чего Тео не доставало — её запаха. Но, учитывая двухнедельную голодовку, даже эти прикосновения миража к коже стоили того, чтобы за них страдать. Пропела последнюю фразу прямо в ухо и… Чёрт побери, отстранилась, оставив один на один с кипятком, разлившимся по всему телу. Тео разочарованно выдохнул, распахнул глаза. Парни рядом одобрительно и завистливо заголосили. Теодор несколько секунд ни на что не реагировал, просто смотрел. Просто умирал от того, что она уходила. Опять оставляла его с тьмой томления один на один, без какой-либо защиты, без частички самой себя! Внезапно Тео подскочил с места и, не отрывая загипнотизированного взгляда от танцовщицы, попытался перепрыгнуть через стол. Но вместо этого лишь разбросал коленями бутылки и стаканы, уцелел только тот, где была смесь, призвавшая вожделенный образ. — Вот дьявол! — выругался Блейз. — Держи его! Драко встрепенулся вслед за Блейзом, и они вдвоём крепко схватили Тео за плечи. У обоих глаза едва не вылетели от шока. Блейз обернулся и увидел телохранителя, с грозным видом приближавшегося к ним. — Тео, немедленно сядь! — предостерегающим тоном потребовал Блейз. — Отпустите! Хочу её! Отдайте мне её! — отчаянно завопил Теодор. — Теперь ясно, чего он отказывался от других. Особую деваху захотел, — проговорил Драко. — Тео, Малышка Роуз просто так не принимает! Их возня привлекла к себе внимание соседних столиков. Парни как могли удерживали поехавшего влюблённого, но тот продолжал упорствовать изо всех сил, ревел и сопротивлялся. — Сюда вышибала идёт! — процедил Драко, тряхнув Тео за корпус. — Успокойся! Но трезвость была утрачена окончательно. Теодор забыл обо всём мироздании, видел только Софию в лучах сцены и хотел наконец исступлённо вонзить в неё свои зубы. — Проблемы? — прогремел рядом бас. Широкоплечий мужчина с лицом бывшего заключённого уставился на подростковый психоз и приподнял бровь. Забини нервно сглотнул, пока Драко скомкал и сильно натянул ткань чёрного пиджака у шеи Тео, чтобы лишить его любой возможности для манёвра. — Возьми себя в руки! — проговорил Блейз Теодору прямо на ухо, затем обратился с тоном переговорщика к мужчине. — Он перебрал. Мы его сами урезоним, не беспокойтесь. — Будет бузить или полезет к сцене, придётся вышвырнуть. — Спасибо, мы поняли, — удерживая Тео от попытки столкнуть с себя руки, проговорил Блейз. Телохранитель ушёл. Оба опешивших слизеринца вцепившись в Тео, изо всех сил толкнули его обратно на диван. — Придержи его, — скомандовал Блейз. Драко недовольно хмыкнул, не желая исполнять чужие приказы, но ситуация требовала проглотить гордость. Он придавил плечи Тео к спинке, тот попытался вывернуться, но был возвращён одним резким движением на место. Осмотрев беспорядок, который был устроен неожиданной выходкой товарища, Блейз увидел наполовину выпитый стакан виски. Подхватил его и прижал краешек к губам Тео. — Пей! — Тео изо всех сил замотал головой. — Пей, твою мать! — Что ты делаешь? — перебил его Малфой. — Пусть его лучше вырубит, чем он разнесёт тут всё. Так было с тобой, малышка. Когда ты защищала зверушку от гибели, а я хочу защитить тебя от чужих глаз и грязных мыслей. На тебя не должны смотреть эти извращенцы! Ты создана только для моих рук и глаз! Боль пронзила запястье, и Тео вынуждено открыл рот. Несколько глотков виски, смешанных с порошком залили внутренность. Звёзды поплыли перед глазами. Тео падал внутрь себя, терял реальность, а вместе с ней ощущение от прикосновений Софии. Однако её песня, гимн его чувствам, всепоглощающей неистовой любви гремел в ушах, не прерываясь ни на секунду. Что было дальше, Тео суждено было вспоминать как череду безумных образов, вырванных из восприятия. Яркие плывущие пятна, блики на бутылках и фужерах, тела в калейдоскопе цветных вспышек, десятки пляшущих ног. Распахнутая до пояса рубашка, алкогольные брызги и пот на своей коже. Туман из неадекватного смеха Блейза, ворчаний Малфоя, какие-то провалы в тоннели из незнакомых голосов, которые повторяли смысл песни. Призрак… След Софии, по которому двигалось пьяное сумасшествие. Она была на танцполе, восседала у барной стойки, крутилась у шеста в алом бикини, предлагала себя какому-то папаше с мерзкой раскормленной ряхой. Опять вспышки, замедленные переходы между живыми картинками, между залпами согревающей жидкости, прожигающей лёгкие насквозь. Сонное зарево, где человек остаётся лишь сторонним наблюдателем и никак не может повлиять на происходящее. Со временем и эти неясные, но яркие образы стали мутнеть, оставляя в живых лишь спиртовой ожог. Тео превращался в тело своей влюблённости, он ощущал в сумерках восприятия, как наливается всеми оттенками красного, цитаты о чувствах вырастают в его горле и он расстаётся со своим «Я». Чем глубже он тонул, тем меньше слышал, тем меньше видел. В какой-то момент, когда он с искренней отдачей облепился вокруг этого безумия, стал его частью, всё вокруг погасло. Теодор стоял на коленях посреди тьмы, в полной тишине, не чувствуя ничего, кроме любовного прихода. Дышал через раз, пытался понять, куда его затянуло. Сдавленный комок вырос у кадыка, заставив Тео несколько раз сухо прокашляться. Но комок не прошёл, усилился, вдавился в тело. Тео схватился за шею и… В ужасе распахнул глаза. На ней был туго застёгнутый ошейник. Такой, какие он видел в одном магазинчике, скрытом от чужих глаз, с заклёпками и шипами. Звон цепи разрушил тишину. Тео опустил глаза вниз и увидел, как она змеёй заскользила по каменному полу. Внезапное натяжение заставило представителя древнейшего рода волшебников поползти вперёд на коленях. Он пытался подняться на ноги, но тяжёлая сила давила на тело, сила куда более влиятельная, чем гравитация. «Что за чёрт?!» — пронеслось у Теодора в будто бы прояснившейся голове. В ответ на его вопрос тьма рассеялась. Тео продолжал ползти, ибо поводок не давал ему другого выбора. Появились столы Слизерина, Гриффиндора, Когтеврана, Пуффендуя, стены Большого зала, парящие свечи. Взоры студентов были направлены на него, униженного, беспомощного, покорившегося воле незримого хозяина. Все молчали, глядя так, будто участь эта была им честно заработана. Не повели бровью даже Блейз и Малфой. Но затем нечто радикальное ворвалось в его взор. Ягодицы, которые очерчивались при каждом шаге изящными окружностями, узкое запястье, тонкие пальчики, крепко натянувшие поводок. Бант из чёрного шёлка на русой прическе, знакомый до боли силуэт фигуры песочных часиков, корсет и кожаные шортики. — Идём, мой мальчик, — произнесла София в роли неоспоримо божественной доминатрикс. Вот оно… Апогей… Теодор Нотт был доведён до состояния сабмиссива. И, чёрт побери, он уже сейчас готов был отдать себя на растерзание, страдать удовольствием, биться в конвульсиях под пытками своей хозяйки. Только она, только её фибры на своей душе, любые манипуляции с телом. Тео кончил бы даже от того, что она обратила на него свой околдовывающий взгляд! — Слушаюсь, моя госпожа, — пролепетал Теодор и пополз дальше, больше не стесняясь своего положения. Да, вы правы! Любуйтесь! Я — её зверюшка! Только я могу удовлетворить её потребность в любви! Я самый благословенный раб на свете! Когда Софи остановилась, присела на кресло, напоминающее скорее трон, Тео припал к её колену. Целовал его, покусывал, посасывал, сношал давлением влажного языка. Её рука проникала в его волосы и вознаградила ощутимым поглаживанием. — Ты был сегодня плохим мальчиком. — О да, — Тео даже не отрицал, он вёл себя из рук вон плохо. — Я заслужил наказание. — Нет, Тео. София наклонилась к нему, впилась пальцами в исхудавшие щёки. Он с недоумением взглянул в распадающийся на искры образ. Она смачно поцеловала его в щёку и произнесла: — Это я заслужила наказание. — О чём ты, моя госпожа? — Тео захлопал изогнутыми чёрными ресницами. — Ты непререкаема! — Я плохо себя вела. Я отдалась другому на твоих глазах, заставила тебя страдать и испытывать боль. Я вела себя гораздо… гораздо хуже, чем ты. Ты готов исполнить главный приказ своей госпожи? Ты ведь не разочаруешь её? — Что угодно!.. — выдохнул Тео всем своим сердцем. — Я сделаю всё! София, исчезающая, но всё ещё так ясно осязаемая, наклонилась ближе и прошептала Тео на ухо: — Я приказываю тебе меня наказать. Я приказываю тебе удовлетворить все свои желания, связанные со мной. Я приказываю тебе сделать меня своей. Тео выдохнул с благоговением, в теле будто зажёгся божественный огонь. Всё встало на места. Всё стало просто и ясно. — Твоё желание для меня приказ, госпожа. Я сделаю тебя своей…